Из хроники года Святого Марка. Гл. 37

Глава тридцать седьмая

ИЗ  ХРОНИКИ  ГОДА  СВЯТОГО  МАРКА

Воскресенье, 7 октября 1973 г.
    Сегодняшняя дата соответствует 27 дню месяца мескерем 1966 года по эфиопскому календарю, года Святого Марка, который начался 1-го мескерема, или 11 сентября 1973 года по календарю нашенскому. Получается, что я, будучи в Эфиопии, вступил в год Святого Марка во второй раз, и тем самым завершил полный круг чередования эфиопских лет, соответствующих именам Евангелистов-Апостолов.
    А 27-го сентября, или 17-го мескерема, мы отмечали праздник Мэскаля, причём, уже в пятый раз! (Ничего нового, всё возвращается и повторяется на круги своя). В глубине души надеюсь, что это – мой последний «Крест» в Эфиопии: всё чаще думаю о возвращении на родину.
    Как бы в предчувствии расставания написал ещё одно стихотворение, посвящённое этому, самому красочному, эфиопскому празднику; своего рода дань моей остывающей влюблённости в атрибуты местной экзотики.

Если в молчание ты погружён,
Если уста устали,
Кто с твоим сном спит в унисон?
Это цветы Мэскаля.
Если мечты как темь пустоты,
Если погасли дали,
Кто тебя вызволит из темноты?
Это цветы Мэскаля.
Незавершённой поэмы листок,
Жёлтые листья, цветка лепесток...
Жизни моей африканские сны,
Вас позабыть мне едва ли,—
Дети благой абиссинской весны,
Жёлтые звёзды Мэскаля!

    По мере своих возможностей я как-никак своё журналистское любопытство удовлетворил: с Эфиопией познакомился! А познать эту страну, как говорится, до конца - практически невозможно, особенно ференджам. Меня забавляет, когда Вартан, сын Элиаса Джеррахяна, восклицает, бия себя в грудь: «Я – эфиоп!». Ему никто не верит, особенно - аборигены, несмотря на то, что он родился и вырос в их стране. Всё равно он для них чужак. Эфиопия никогда не откроет свою душу ференджу. Для этого нужно быть частицей её «темнокожей» земли, плотью от плоти её!

Воскресенье, 21 октября.
    Вчера утром позвонил Аба-Дегу, пригласил в национальный ресторан «Аддис-Абеба», пообедать. «Есть повод», - сказал он.
    В назначенное время мы с Ириной подъехали к зданию… Нет! Это слово в данном случае не подходит. Мы подъехали к большому тукулю, похожему на традиционную эфиопскую церковь. Только навершье конусообразной крыши – не коптский крест, а нечто в виде юлы.

    Интерьер «тукуля» напоминал этнографический музей. Между окнами, по всей окружности стены, висят боевые щиты, копья, львиные гривы, народные музыкальные инструменты, лубочные картины… Вместо столов - так называемые мессобы. Это - сплетённые из разноцветной соломы и прутьев бочки с крышками вроде тукульных крыш. Под каждой скрывается соломенный же поднос, на который кладут «блин» кислой инжэры, а на инжэру – острейший уот, куриный или говяжий.
    Мы сидели вокруг мессоба на чёрно-белых обезьяньих шкурках, лежащих поверх табуреток о трёх ножках, концы которых загнуты кверху, как санные полозья. С выпуклого потолка свисала люстра - подобие огромного кадила.
    Ирина сразу предупредила: есть ничего не будет, так как пища с берберой ей противопоказана. Отказалась она и от местных спиртных напитков, и от кофе, приправленного солью и ещё какой-то жгучей экзотикой. Весь огонь перчёных блюд мы с Аба-Дегу взяли на себя. Пожар во рту я пробовал тушить сладким тэджем, но  медовуха не пошла, горьковатая тэлла  («пиво» со вкусом браги)  в подобной ситуации явно лучше.
    Насладиться эфиопской разблюдовкой по полной программе нам хотела помочь «Мадам Мария», так зовут респектабельную распорядительницу заведения. Но наш друг вовремя ей объяснил кое-что по-амхарски, иначе пришлось бы мне раскрыть рот и принять из её пальчиков, как знак уважения, кусочек мяса в  блинном лоскутке с выползающей из него бурой подливой.
    Но главное: каков же был всё-таки повод для этого пёстрого застолья?.. Оказывается, Аба-Дегу недавно произвели в сан епископа Хоссаны и Хайкоча! Теперь наш друг – не просто Отец «Церковная Музыка» (так переводится Abba Deggue). Теперь он зовётся Right Reverend Samuel. Теперь «Его Преосвященство» стал тезоименитом библейскому пророку, испрошенному от Бога!
    - Наверное, теперь у тебя собственная вилла? – спросил я с надеждой, памятуя о том, что обитал Аба-Дегу в маленьком, словно шалаш, тукуле, едва заметном среди зелени патриаршего двора. (Однажды мне довелось заглянуть в его «келью»).
    - Монаху роскошь противопоказана, - ответил он.

31 октября.
    Когда наступает хандра, самое время отправляться в путешествие. Но… былой к новым землям интерес безнадёжно, увы, исчез. Я ощутил угрозу этой метаморфозы во время своей недавней поездки в Аксум и Лалибэлу. Наверно, рано или поздно наступает предел познания «страны пребывания», потому как желание дальнейшего познания само по себе убывает.
    До окончательного наступления «оскомины» - что ещё? какая часть эфиопской земли оставалась мной «неизведанной»?.. Конечно же, Каффа!.. И тут мне повезло! На прошлой неделе выпала возможность совершить  в компании с четырьмя работниками ЭФСО однодневный визит в Джимму, на их «Волге». Они – по своим делам (обслуживание сельхозтехники), а я – из любопытства (по инерции). Всё-таки хотелось, хотя бы краем глаза, увидеть «таинственную Каффу», о которой так экзотично писал австриец Отто Бибер, пересказывая содержание двухтомной монографии своего отца - Фридриха Бибера, исследовавшего Каффу в 1905 году. (Bieber F.I. Kaffa. Ein Altkuschitisches Volkstum in Inner-Afrika.. Bd 1-2, Munster – W., 1920 – 23.
  Отто Бибер, Таинственная Каффа. В стране царей-богов. М., 1961.)

    Джимма – нынешняя столица Кэфы (о, эта нынешняя транскрипция!) находится в 350 км и в семи часах езды от Аддис-Абебы. Чуть более одной трети пути – асфальт, остальная часть – гравийка. Дорога от площади Мехико идёт мимо Балча-госпиталя сначала на запад, потом резко на  юго-запад, по улице фельдмаршала Яна Смэтса (1870 – 1950), Сколько раз я упоминал это имя в своих статьях, разоблачающих южно-африканский расизм! В Эфиопии его чествуют, видимо, не потому, что он был философом и одним из «архитекторов» расистского государства на юге Африки, а за его вклад  в создание Лиги Наций и осуждение итало-фашистских агрессоров.
    Итак, дорога… Восемь дней понадобилось Александру Булатовичу, чтобы добраться из Аддис-Абебы в город Джерен. 6-го января 1898 года после полуторасуточного отдыха в тогдашней столице провинции Джимма его отряд выступил в Каффу, чтобы воссоединиться с войсками раса Вальде Гиоргиса и вместе продолжить завоевательный поход к берегам озера Рудольфа. Там эфиопский военачальник, покоривший Каффу в 1897 году, водрузил флаг империи Менелика II, обозначив тем самым её южную границу, а русский путешественник раскрыл ещё одну из «неразгаданных до того времени на земном шаре географических тайн»: куда впадает река Омо? (А. К. Булатович, С войсками Менелика II. Дневник похода из Эфиопии к озеру Рудольфа. СПб., 1900.) 
    Где-то на подступах к Абалти мы пересекли глубокое ущелье этой реки. Она образуется недалеко отсюда, если судить по моей карте, в результате слияния двух рек: Гибе (Gibe), текущей с северо-запада на юго-восток, и Гибье (Ghibie), текущей с юго-запада на северо-восток. За мостом через Омо, остающейся слева, дорога до самой Джиммы идёт вверх по долине Гибье.
    Когда за курортным местечком Гийон с горячим минеральным бассейном исчез главный атрибут цивилизации асфальт, наша «Волга-21», превратившись в «машину времени», вернула нас, можно сказать, в далёкое прошлое, о чём свидетельствовал первозданный пейзаж: лесистые горные склоны, полупустынные скалистые плато и всё те же первобытные веточные хижины, время от времени возникающие по сторонам красноземного тракта, словно коричневатые бусинки на красном шнурке.
    «Прогресс» обнаружил себя снова… в уже знакомых мне треногих табуретках! Впрочем, не в них самих, а в том факте, что местные жители притащили эти изделия, вырезанные из цельной древесины, к обочине… для продажи туристам!
    Погода нас не жаловала. Почти всю дорогу было душно и пасмурно, иногда моросило. Но однажды в ветровое стекло ударила серая туча… жирных крылатых насекомых. Щётки-дворники едва справлялись со своей работой, таким густым было это облако гигантских подёнок. Наверно, это был рой крылатых термитов-однодневок. Окружающая местность богата термитниками. Но не только ими…
    Основное богатство провинции Каффа – кофе! Густые заросли дикорастущих кофейных деревьев порой подступают здесь вплотную к дорожным обочинам. Эти нерукотворные «плантации» служат доказательством того, что именно Эфиопия – родина растения, известного в мире как Coffea Arabica. Но «арабским» оно стало называться лишь потому, что торговлей кофейными бобами изначально занимались арабские купцы, преимущественно из Йемена. Благодаря им «кофе арабика» попало в другие страны и превратилось в агрокультуру. На плантациях в Каффе плоды кофе снимают по мере их созревания круглый год.

    Мне рассказывали, что местные жители смешивают размельчённые поджаренные бобы с мёдом и маслом, делают из этой смеси шарики, затем кипятят их и пьют с разными специями. В Эфиопии существует множество экзотических рецептов приготовления кофейного напитка. Однако в Джимме, в гостинице «Гийон», где я остановился, меня ничем не удивили: подали обычный кофе «эспрессо», «выжатый» из кофейного агрегата.
    Мы приехали в Джимму во второй половине дня. Мои попутчики тотчас поспешили, пока не стемнело, отправиться на какие-то фермы, где им предстояло заняться ремонтом поставленных туда тракторов. Приглашали и меня с собой. Но перспектива ночёвки в деревенской хижине меня отпугнула. Правда, прежде чем вернуться в прохладу кондиционеров  тихой пустующей гостиницы, я сделал снимок на память о живописных окрестностях.
    Признаться, поначалу я хотел было совершить самостоятельную вылазку в город, но вовремя раздумал. Чем, какими достопримечательностями может удивить эта типично провинциальная «столица» с 10-тысячным населением? Своим сельхозтехникумом  и аэропортом где-то за городской чертой? Или султанским «дворцом», находящимся в близлежащей деревушке?..
    Оставшись в своей «резиденции», я сделал кое-какие записи в путевом блокноте и вскоре задремал, развалившись на широченном ложе, стоящем прямо напротив двери в мой «люкс».
    К полудню следующего дня возвратились наши спецы с местными провожатыми. На память об «экспедиции», столь «содержательной» для меня, я запечатлел на фото одного из моих соотечественников с современным «каффичо», представителем племени, происходящим из Древнего Египта (по мнению Ф. Бибера).
    На обратном пути в Аддис-Абебу мы наткнулись на стадо коз и овец. Пастух-галлас, размахивая длинной палкой, отгонял своих подопечных не столько от дороги, сколько от подступавших к ней кофейных кустов: животные жадно тянулись к порозовевшим плодам, испокон веков прельщающим не только человека.
    Поездка в Джимму особых впечатлений не оставила. Впрочем, откровенно говоря, я и не ожидал увидеть «таинственную Каффу» с её «царями-богами». Страны, о которой писал и Булатович, и Бибер, уже давно нет.

Где ты, сонно-дремучая Африка:
С выкипающим ядом болот;
Со светилом, что красная паприка,
Обжигающим жаждущий рот;
С лихорадочной дробью тамтама;
С ливнем, точно всемирный потоп;
С пастью розовой гиппопотама;
Со змеиным шуршанием троп;
Со стрелой, прозвеневшей над ухом;
С тёмным танцем при свете костров;
С колдовским в каждом промысле духом;
С позволительной щедростью львов;
С женской грудью, доступной для взоров;
С неосознанным культом страстей;
С бескорыстием всех договоров;
С белозубым лукавством вождей?..
Дымный день, как табак в сигарете,
Будет трубами, домнами тлеть.
Ночь без звёзд - в электрическом свете
Заблестит, как разменная медь.

(Продолжение – «Остановись, мгновение!». Гл. 38)