Я не спросила: «Все это зачем?»
И не спрошу: «Как дальше жить я буду?»
Ты в сердце и тебя я не забуду
Ведь для меня ты был и будешь всем.
Посвящается сыну
Ангелами не рождаются, ими становятся…
Я уже сбился со счета, сколько столетий отрабатываю задуманную мною схему усовершенствования душ. Земля – потрясающая платформа для моего эксперимента. Когда творишь, время летит незаметно. И иногда, когда я смотрю на Землю, то не узнаю ее, потому что мои любимые создания, люди, так быстро совершенствуют и одновременно губят мир вокруг себя, что просто диву даешься. Правда, надо сказать, что над своей идеей я работаю не один – мне помогают мои ангелы. Это чудные создания, чуждые человеческих эмоций, абсолютно безропотные и невероятно трудолюбивые. Ангелы, как и я, видят людей в цветных облаках. Я наделил их этой способностью, чтобы им проще было помогать мне. И потом, на мой взгляд, цветовая гамма наиболее простая и наглядная форма восприятия. Но в отличие от ангелов, я вижу общую картину взаимодействия этих цветных облаков по всей земле. Кроме того, зачастую, я вижу развитие этих взаимоотношений далеко вперед, но иногда, к сожалению, и кое-что упускаю из вида. Тогда приходится все исправлять.
Вот и нынче так сложилось, что отношения в одной паре близились к катастрофе. Мне нужно было срочно что-то делать. Но что? Я посмотрел все связи этой пары, а их было немало, но ни одна связь не удовлетворяла необходимым требованиям. К сожалению, иногда для того, чтобы вернуть человека на верный путь развития души, необходимы жесткие, и даже по человеческим меркам жестокие меры. Я вижу, как люди злятся на меня, но я не могу на них сердиться, ведь они не знают, почему я вынужден сделать или допустить те или иные события. Люди слепы и это не их вина, это их беда.
Я стал просматривать одиночные связи каждого из этой пары и наткнулся на одну довольно тусклую, но при этом прочную связь. Прикинув, что можно сделать, я с болью в душе понял, что результат не гарантирован, а средства будут затрачены очень большие. Более того, было очевидно, что в этой схеме какую-то душу нужно будет вообще забирать с Земли. Я не хотел таких жертв и стал пересматривать оставшиеся связи с пристальным вниманием, но ни один вариант развития событий не давал вообще никаких результатов, даже призрачной надежды не давал. Пересмотрев еще несколько раз все варианты развития событий, я понял, что схема с изъятием души единственно возможная. Нужно только определиться с тем, чью душу забирать с Земли, и идти на риск.
В схеме участвовали пять душ. Души семейной пары отпадали, их забирать нельзя, иначе теряется смысл комбинации. Эти души надо учить. Душу младенца забирать бесполезно, результат нулевой. Оставалось только два варианта: юная душа или душа ребенка. Для юной души был приготовлен длинный жизненный путь с массой обучающих и совершенствующих моментов. А вот душа ребенка была практически на вершине совершенства. Да, я намечал для нее довольно весомое значение, возможно, даже в мировом масштабе, но выбор был очевиден. Из всех присутствующих в схеме душ, эта была самой законченной, если так можно сказать, и поэтому я принял решение забрать с Земли именно ее – душу ребенка.
Продумав все до мельчайших деталей, я раздал ангелам задания и начал подготовку. Начало состояло в обновлении связи. Ангелам было дано задание – обеспечить общение людей и зародить в них желание встретиться, причем в ближайшее время, благо, все этому сопутствовало. И ангелы доложили, что этот, довольно легкий этап пройден успешно.
Мы с Сашкой познакомились очень давно, более двенадцати лет назад. Я тогда была беременна, она была гостем в Питере, и остановилась у меня. С тех пор мы ни разу не прекращали общения. Сначала это были обычные письма, о которых сейчас практически никто и не помнит. Потом более частыми стали звонки. Теперь это интернет. Несколько раз я с сыном ездила к Саше в гости в Москву. Она и ее мама были в восторге от моего сына. Сашка потом передавала ему подарки и всегда интересовалась его успехами. В последние полтора года наше общение стало значительно реже. И вот однажды я узнаю, что она скоропостижно выходит замуж за украинского бизнесмена. Я была за нее очень рада. Хоть кто-то из нас нашел-таки мужчину своей мечты. Еще почти через год я узнала, что она родила дочь. Теперь и она сможет узнать радость материнства. И вот в марте этого года, наконец, более или менее наладилась меж нами переписка, тоже с перерывами, но лучше так, чем никак. Саша приглашала нас в гости на Украину, и мне очень хотелось поехать. Пушистик (так я называю своего сына), конечно, Сашку уже не помнил, но был готов ехать со мной хоть к черту на рога, лишь бы вместе. Я уточнила адрес. Затем узнала цены на билеты и сильно огорчилась, мне их было не потянуть. Ближе к лету появилась информация о том, что можно ехать на автобусе и это значительно дешевле. Я воспряла духом и начала сборы.
Каникулы уже подходили к концу. Первый месяц я отчаянно скучал в одиночку. В июле у бабушки начался отпуск, и мы поехали к тетке на дачу. Ну, а в августе, наконец-то, начался отпуск у мамы. Мне было абсолютно все равно куда ехать, важно, чтобы мы были с мамочкой вместе как можно больше времени. Надо заметить, что мама у меня строгая, но я ее очень люблю. Для меня она, как, наверное, для всех детей, самая лучшая, самая красивая, самая умная, и вообще самая-самая. И я искренне считаю, что все мои успехи именно благодаря маме и ее строгости.
Так вот мы с мамой должны были ехать в Киев. Это была наша первая поездка заграницу, и в первый же раз мы ехали на автобусе. Мы с мамой запаслись конфетами и таблетками от укачивания, уселись поудобнее и … ПОЕХАЛИ.
Места у нас оказались довольно удобными. Пушистик сразу захотел поиграть, но у меня не было сил. Рабочий день оказался довольно тяжелым, и потом сборы и отъезд – всегда очень эмоционально напряженные для меня моменты. Поэтому я сказала, что будем играть чуть позже. Но напряжение довольно быстро отпустило, да и Пушистика было жаль. Он у меня очень терпеливый мальчик, но и ему, как любому ребенку хочется поиграть, а не сидеть у окна просто так.
- Мам, давай поиграем в слова, - предложил я.
- Давай поиграем чуть позже, когда из города выедем.
Я не стал спорить с мамой. Она выглядела усталой, и, казалось, что-то ее тревожит. Не прошло и получаса, как настроение у мамы улучшилось, и она предложила поиграть.
- Но мы же еще не выехали из города, - поддел я маму, хитро улыбаясь. Мы и, правда, стояли в огромной пробке на границе города. Мама приподняла брови, как бы говоря: «не хочешь, как хочешь…». Я очень хотел поиграть, поэтому не стал препираться, а просто добавил, - Давай поиграем в Поле чудес.
Мама сразу улыбнулась. Я обожаю такую ее улыбку, веселую и немного хитрую. Полем чудес мы называли игру, когда нужно было загадать слово, дать ему какое-то обозначение и угадывать по буквам. Все, как в телевизионной версии, только в уме. Нам очень нравится в нее играть, мама говорит, что эта игра развивает память и внимание.
Счет был ничей, когда на экране в начале автобуса начали показ художественного фильма. Мы с мамой тут же прекратили игру, устроились в креслах, как в кинозале, и начали смотреть.
В автобусе стало холодать, и проводник принес мне одеяло. Оно оказалось большим и теплым, поэтому мы оба смогли им накрыться.
Ночью я открыла глаза и в ужасе увидела залитую кровью футболку ребенка.
- Котик, что случилось?
- Ничего, - спокойно ответил ребенок, - просто кровь носом пошла.
- Почему ты меня не разбудил?
- Не хотел, - серьезно ответил он, а потом добавил, заботливо глядя на меня, - Ты так сладко спала.
Я еще раз его осмотрела, поцеловала, а про себя подумала, что обо мне никто так не заботится, как собственный сын. Проводница обещала пустить меня к вещам при первой же остановке и уточнила, не нужна ли какая помощь. Я ее заверила, что все в порядке и нам нужно просто переодеться.
Ночью мне пришлось переодеться, потому что у меня, ни с того ни с сего, началось кровотечение. Маму я будить не хотел, поэтому в результате футболка, которая была на мне, оказалось испачкана окончательно и бесповоротно. Кровотечение, слава Богу, закончилось также внезапно, как и началось, а когда мама проснулась, она сразу побежала к проводнику с просьбой на первой же остановке пустить ее к сумкам, чтобы достать мне смену белья. Ближайшая остановка оказалась на границе с Белоруссией. Весь оставшийся путь прошел без приключений за исключением забавного случая на границе с Украиной. Там нам пришлось выходить из автобуса и проходить паспортный контроль, который осуществлял таможенник, сидящий за высокой стойкой, настолько высокой, что ему не было видно меня, а мне его. Поэтому, когда он смотрел мои документы, ему для проверки пришлось не только встать, но и перегнуться через стойку, а мне пришлось подпрыгнуть.
К Киеву подъезжали довольно долго. Первое впечатление было мрачным. Я, как и ребенок, наивно представляла себе царственный мультяшный город на холмах, а увидела промышленную невзрачность. Но это было не последнее мое разочарование в этой поездке.
В Киеве мы были вовремя, а вот наши встречающие немного задержались. Наконец, за нами приехали, мы сели в машину и отправились гулять по центру, попутно обсуждая, как проведем две недели маминого отпуска. В результате обсуждения было принято решение, что первые пять дней мы проведем в Киеве, затем поедем к тете Саше и дяде Боре на дачу, а там будем решать по обстоятельствам. Тетя Саша с дядей Борей периодически что-то бурно обсуждали и спорили, и моя мама, как мне показалось, чувствовала себя от этого не очень уютно, хотя и пыталась как-то шутить и немного разрядить обстановку.
Центр в Киеве совсем маленький, но ходить по нему было довольно интересно, потому что, как я уже говорил, я был с мамой и потому, что это была другая страна, и другой город, и все-все здесь было иначе.
Саша с Борей немного задержались, всю дорогу о чем-то спорили. В итоге оказалось, что первую неделю мы будем жить в городе, где-то на окраине. В выходные поедем на дачу, а оттуда уже в Москву. Нам показали кусочек центра, покормили в кафе и отвезли домой. Устроились мы довольно уютно. Единственным неуютным моментом были постоянные препирания Саши с Борей. Я вообще не очень люблю споры и ссоры - тяжело их переношу, а уж присутствовать при них в качестве третьего лица, да еще с ребенком, совсем неуютно. Поэтому на следующее утро мы, не дожидаясь хозяев, уехали в центр самостоятельно. День провели чудесно, очень устали, но остались довольны. Следующие дни, те их части, которые были в отсутствии принимающей нас стороны, были тоже очень интересными. Центр в Киеве оказался маленьким. Самым тяжелым было все время подниматься и спускаться. От этого устаешь в прохладную погоду, а уж в жару и тем паче.
Киево-Печерская Лавра была очень большой и красивой. Мама все время фотографировала, чтобы потом эти снимки подарить бабуле. За один день нам не удалось обойти все. Мы ужасно устали. Киев – город на холмах и нам все время приходилось спускаться и подниматься. И если спускаться было легко, то подниматься было тяжело, очень тяжело. У мамы был вид измученный, наверное, от жары, которую она плохо переносит, опять разболелась голова.
Когда мы были во второй – платной – части Киево-Печерской Лавры, то купили бабуле подарок, взяли карту города, которой потом пользовались и походили по множеству разных музеев. Мама опять же фотографировала все, что могла, в том числе и меня. А вечером, сидя на диване, мы просматривали эти фотографии и заметили очень забавную пару: на одной я сидел на скамейке, а на следующей меня уже не было. Нам с мамой показалось это волшебством и очень нас развеселило.
Самым потрясающим впечатлением от Киева был зоопарк. Мы гуляли по нему весь день. Мама сделала много фотографий, из которых я потом буду делать презентацию. Да, в школе, где я учусь, не пишут сочинений на тему «Как я провел лето», а делают мини-фильмы – презентации – которые потом все вместе смотрят и обсуждают. Презентация гораздо интересней и наглядней.
Следующая часть моего грандиозного плана заключалась в том, чтобы связь между юной душой и душой ребенка укрепилась, а между душами мужа и жены – натянулась, то есть ангелы должны были проследить, чтобы произошел накал отношений.
По мере общения с Сашей и Борей я поняла, что счастливой, по крайней мере, в моем понимании, эту пару нельзя назвать. У каждого, конечно, свое счастье, и не мне судить об этом, но я бы такой семьи не хотела. Борис на бизнесмена походил мало, был не очень уверен в себе, все время оправдывался, злился и ждал ежесекундной похвалы от жены за каждое движение. Это раздражало, поэтому я постаралась свести наше общение до минимума.
Конец недели! Весь день мы собирались на дачу. Ну, мы, это, конечно, громко сказано. Меня сначала послали гулять во дворе, потом попросили развлекать Снежанку (дочку дяди Бори и тети Саши). Потом приехали родственники дяди Бори, и я уже развлекал двух детей, как заправская нянька. Не могу сказать, что мне это сильно нравится, но иногда это очень забавное занятие, особенно, когда дети чуть постарше. И потом и мама, и тетя Саша так меня хвалили в конце дня, что ради этой похвалы, особенно маминой, можно было стараться и дальше.
Мы очень надеялись, что на даче сможем провести хотя бы два – три дня, но как выяснялось, дачный отдых сужался до одного дня. Нам, конечно, предложили пожить на даче неделю и уехать в Питер на автобусе, но мне очень хотелось побывать еще и в Москве, поэтому от автобуса я отказалась.
Вот мы уже сели в машину и поехали на дачу. На улице быстро темнело, а мы все ехали и ехали. Тетя Саша с дядей Борей опять потихоньку спорили, я почти перестал это замечать, а мама, видимо, устала, поэтому смотрела в окно и иногда дремала. Приехали на дачу мы уже довольно поздно, но тетя Саша очень просила дядю Борю, чтобы он, не смотря на темень, отвез нас к одному из озер – они собирались там искупаться. Мама явно не разделяла их энтузиазма. Когда мы подъехали к озеру, было настолько темно, что без фар от машины не было бы видно вообще ничего. Мы немного помочили ноги и решили ехать обратно, купаться в такой темноте никто не стал.
На следующее утро мы проснулись от того, что плакала Снежанка. Мы, конечно, с мамой пташки ранние, но после ночного путешествия очень хотелось спать. Дабы не слышать очередных семейных препираний, мы с мамой умылись, попили чаю и решили уйти в сад. Утро выдалось солнечным.
Часа через полтора дядя Боря уехал на работу, и началась идиллия. Сначала мы сходили в магазин, потом ходили за козьим молоком для Снежки, а когда она поела и решила поспать, мы отправились к ближайшему озеру.
У озера собралась толпа гусей, которая бурно что-то обсуждала. Затем обсуждение закончилось, и гуси небольшими группками отправились в плавание. В это же время на другом берегу озера другая стая гусей тоже спустилась к воде. Все это было очень похоже на людей, которые после общего собрания или после посещения кинотеатра небольшими группками расходятся, что-то обсуждая.
Мы пару раз искупались, обсохли, и пока Снежка сладко спала на руках своей мамы, с огромным интересом наблюдали за мальками, плававшими в озере, и лягушкой, у которой был очень красивый окрас. Днем, когда Снежка проснулась, и мы вернулись в дом, тетя Саша накрыла стол в саду, и мы все вместе неспешно пили чай. Приходил дедушка с соседнего участка, принес квитанции и фрукты и немного с нами поболтал. Потом меня оставили развлекать Снежку, а сами отправились собирать продукты в дорогу.
Собираясь в дорогу, мы наслаждались обществом друг друга. Нам очень понравилось на даче, и было очень заманчивым остаться, но когда я представляла себе, что нужно будет еще неделю прожить в бесконечных семейных препираниях, желание пропадало напрочь.
К сожалению, вечером, когда дядя Боря приедет с работы, мы должны будем отправиться в путь. Я с сожалением думал об этом, потому что на даче мне очень понравилось. Но, с другой стороны, нас ждала Москва и московский зоопарк, а затем домой. Я скучал по дому, где бы ни находился, потому что дома была бабуля, Кирюха (мой закадычный друг), школа – забавно, но по ней я тоже изрядно соскучился.
Вечером опять разгорелся спор.
- Ну, как вам на даче, - спросил нас дядя Боря.
- Классно! – сказал я с сияющими от удовольствия глазами.
- Ну, так, может, тогда еще недельку здесь поживете? – с надеждой в голосе (очень не хотелось ехать) спросил дядя Боря. Тетя Саша вопросительно посмотрела на маму, а я затаил дыхание и боялся дышать.
- Зачем мы тогда собирались, - недовольно сказала мама. Она очень устала, и иногда мне казалось, что она гораздо больше устала от препирательств дяди Бори и тети Саши, потому что готовить и заниматься домашним хозяйством она очень любила, я это точно знаю. Мама явно не хотела оставаться, хотя на даче ей понравилось, мы это еще днем обсуждали.
- Правда, Борь, - сказала тетя Саша, - Нас же в Москве уже ждут и срок на машину у нас уже кончается. Нам нужно ехать.
Дяде Боре все это явно не понравилось. Снежка опять стала капризничать, и я решил, что лучше мне отвлекать Снежку какой-нибудь игрой, чем участвовать в споре взрослых, все равно от меня ничего не зависит.
- Саш, давай я высплюсь и мы поедем с утра, - упирался дядя Боря.
- Боря, с утра будет не проехать, мы везде будем в пробках стоять, - продолжала настаивать тетя Саша.
- Тогда машину поведешь ты, - начал он торг.
- Проедем границу, остановимся, ты выспишься, и мы поедем дальше.
- Хорошо, до границы поеду я, а потом пусть Маша сядет за руль. (Маша – это моя мама).
- Тебе нужны проблемы с ГАИ, - еле сдерживая ярость, спросила моя мама. – У меня нет с собой прав, и я не вписана в страховку на машину!
- Да, конечно, - пошел на попятную дядя Боря, - Ладно, собирайтесь, по дороге решим.
- У нас все собрано, Боря, можешь загружать.
- Федор! (это мое имя) Бери вещи и пошли, - сказал он повелительным недовольным голосом.
Я не стал спорить, а, быстро подхватив одну из сумок, пошел за дядей Борей к машине, боясь, что мама не выдержит и сорвется. Слава Богу, мама промолчала.
После долгих вечерних споров мы все-таки сели в машину и поехали. Сначала мы наслаждались тишиной. Затем провожали освещенный фонарями город. Наконец, выехали на трассу и ждали приближения границы. Я не знаю, что со мной происходило, но мне все время хотелось прижать сына к себе покрепче и не отпускать. Если бы можно было взять его на руки и прижать к груди, я бы это сделала, но он был уже довольно взрослым, и в машине это было, в любом случае, довольно проблематичным, поэтому мы просто сидели рядом и иногда перебрасывались фразами и впечатлениями.
В дороге мы больше молчали. Правда перед тем, как сесть в машину, мама крепко обняла меня и сказала:
- Я очень тебя люблю и горжусь тобой. Ты самый лучший ребенок на свете, - и немного помолчав, добавила, - по крайней мере, для меня.
Когда я слышу такие слова от мамы, мне хочется прижаться к ней крепко-крепко и никогда не отпускать. В такие моменты меня переполняют эмоции любви и благодарности. Как я уже говорил, ехали мы почти молча, мама гладила меня по голове и иногда целовала. Время было уже позднее, но спать пока не хотелось. Мы смотрели на вечерний город, затем на мелькающие вдоль дороги фонари и то, что можно увидеть в их свете.
Машина остановилась. Мы стали вглядываться в темноту, чтобы увидеть, что послужило причиной остановки. Впереди было огромное число машин, видимо мы подъехали к таможне. К машине со стороны водителя подошел мужчина в форме. Дядя Боря опустил стекло и что-то тихо сказал, ему ответили, посветили в стекло за его спиной и ушли. Наступила тишина.
- Что он сказал? Мы можем ехать? – спросила тетя Саша.
- Не знаю, - неуверенно и тихо ответил дядя Боря.
- Но ты ведь сказал, что мы едем с грудничком?
- Ты же слышала, что сказал – начал раздражаться дядя Боря.
- И? – не унималась тетя Саша.
- И ничего. Он сказал, что впереди тоже с грудничками. Если хочешь без очереди, иди, договаривайся с ними.
Тетя Саша вышла из машины и пошла вперед, а мы остались сидеть в полной темноте и тишине. Вернулась она довольно быстро и, сев в машину, сказала только одно слово «Поехали». Дядя Боря недоуменно посмотрел на жену, завел машину и поехал вперед. Через некоторое время он не выдержал и спросил:
- Тебя пропустили?
- Там нет грудничков, им просто лень с этим связываться. Я договорилась с таможенником, нас пропустят.
На границе нам пришлось выйти из машины для паспортного контроля. На следующем отрезке таможни дядя Боря опять пытался встать в очередь, но тетя Саша настояла на том, чтобы он ехал дальше. Напряжение нарастало. На второй части границы дядя Боря довольно раздраженно сделал замечание своей жене, что она неверно заполняет документы. Они опять поспорили и пошли к таможенникам за разъяснениями. У нас забрали документы на проверку, осмотрели машину и сказали ждать. Каждый раз, как сотрудник таможни проходил мимо нашей машины, тетя Саша просила мужа выйти и напомнить о себе, но дядя Боря этого не делал. Затем к нам подошли и сказали, что нужно подойти к какому-то окошку. Опять разгорелся спор о том, кому идти.
- Ты же владелец машины! – чуть не кричал дядя Боря. – Вот ты и иди.
Тетя Саша, взяв документы, вышла из машины, но скоро вернулась. Больше она ничего не говорила. Мимо нас через таможню проезжала уже четвертая машина, а дядя Боря так и сидел за рулем неподвижно. Из дверей здания таможни вышла женщина-таможенник, подошла к машине, чтобы отдать документы.
- Мы можем ехать? – не выдержала тетя Саша.
Таможенник махнула головой и показала, куда нужно проехать. Через таможню проезжала очередная машина. То, что произошло дальше, повергло нас с мамой в шок: тетя Саша сорвалась и плохими словами стала что-то говорить о дяде Боре, он же в свою очередь терпеть не стал и ударил ее по лицу. У нее пошла кровь. В машине как будто все замерло, время стало медленным и тягучим.
На таможне произошел очередной скандал между Сашей и Борей, невольными свидетелями которого пришлось стать и нам. Возможно, Боря устал, возможно, Саша перегнула палку. Но, так или иначе, их ссора закончилась нецензурными выражениями Саши и рукоприкладством со стороны Бори. Наступила мертвая тишина. Проехав таможню, мы с Пушистиком то засыпали, то просыпались, но всю дорогу не слышали ни звука. Если Саша с Борей и разговаривали, то очень тихо.
Результат второй части я проверил сам лично и остался доволен. Все выглядело довольно красочно и четко. Связь между мужем и женой была накалена до искр, а между юной душой и душой ребенка – стала столь короткой, что облака слились практически в одно. Связь между первой и второй парами была одного цвета, но разного знака. Причем связь эту замыкала на себе именно юная душа. Ребенок этих связей практически не касался. И это было хорошо.
Следующий этап был подготовительным перед развязкой: либо все получится, либо нет. Я обязан довести все до конца, не зависимо от результата, ради призрачной надежды спасения душ, ради их воспитания и роста. Ангелам был дан сигнал особого внимания. Все причастные ангелы обязаны были неотлучно присутствовать рядом со своими подопечными. Остальные, занятые в этой схеме, ангелы должны были действовать очень точно и аккуратно, как хирурги при сложнейшей операции на головном мозге. Эту часть схемы я курировал лично, потому что любое неточное движение сводило на нет все.
Ангелы-хранители мужа притупили его чувства, из-за чего отношения с женой накалились добела. При этом ангелы юной души и души ребенка внушили им отрешенность, на фоне чего юная душа полностью вобрала в себя душу ребенка. Этот конгломерат превратился в стабильный держатель ситуации.
Таможню мы проехали. Весь остальной путь я спал. Проснулся, только когда мы остановились, и можно было выйти в лесок, а затем немного перекусить. Утро выдалось хоть и прохладным, но солнечным. Мы немного перекусили и тихонько вели разговор. Проснулась Снежанка. Она спокойно лежала в своем кресле и улыбалась. Тетя Саша сказала, что если мы будем улыбаться Снежке в ответ, она не будет плакать, а дядя Боря сможет поспать. Но у него ничего не получалось. Ему сначала было никак не улечься, потом стало ясно, что наши разговоры ему тоже мешают. Между тетей Сашей и дядей Борей опять начались препирательства. Мы сидели, молча, и старались не вмешиваться.
- Саша, садись за руль, и поехали.
- Боря, давай ты выспишься, и мы поедем.
Не знаю почему, но дальнейшее поведение Бори мне напомнило мультик «Ледниковый период», там ленивец Сид никак не мог улечься спать, и так ему было неудобно, и этак.
- Саша, я не могу так спать, мне неудобно. Давай, садись и поедем.
- Боря, я тоже всю ночь не спала. Я давно не садилась за руль. Поспи, а потом мы поедем, - не уступала Саша.
- Ничего, - продолжал настаивать Боря, - я буду тебе подсказывать. Садись, поедем потихоньку, а потом я тебя сменю.
- Боря, может, ты все-таки поспишь, - предприняла последнюю попытку Саша.
Но Боря был непреклонен. Саша достала очки, села на водительское сидение, и мы поехали. За окном было утро. Мы сидели, молча, и смотрели на убегающий вдаль пейзаж.
Пока все шло, как задумывалось. Ангелы создали условия, при которых все необходимые машины вышли на нужный маршрут. Связи пришли в соответствующее состояние. Развязка близилась.
Тетя Саша была не очень уверена в себе, потому что давно не водила машину. Дядя Боря говорил ей, что делать, и она выполняла его рекомендации. Машина набирала скорость.
- Переходи на четвертую, - начал советовать Боря, - хорошо. Теперь – на пятую. – Саша засомневалась, но Боря настоял. – Переходи, дорога пустая.
Двуполосная трасса, по которой мы мчались, действительно, была пуста. Вдалеке показался грузовик. Мы его нагнали и какое-то время ехали за ним.
- Можешь обгонять, - снова посоветовал Боря, - впереди никого нет.
Саша послушно вышла на встречную полосу и пошла на обгон. Еще через какое-то время впереди показался большегруз. За ним мы ехали довольно долго. Потом Боря сказал, что можно идти на обгон. И Саша снова вышла на встречную полосу. На встречной полосе вдалеке показались машины, стало немного не по себе.
Все это напомнило мне компьютерную игру, когда на высокой скорости кого-то обгоняешь ты, кто-то обгоняет тебя, внутри азарт. Правда сейчас азарт не чувствовался, по коже прошел мороз.
Начался отсчет. Я все проверил: ангелы на местах, другие в работе, люди готовы ….
Сравнявшись с кабиной большегруза, Саша резко вышла на свою полосу. Я выдохнула, но, как оказалось, рано. Машина дернулась влево.
- Что ты делаешь! - Закричал Боря.
Отключаем одно облако …
Я посмотрела на Сашу, и мне показалось, что она не то, что не слышит, но вообще отключилась. Машина дернулась вправо, и меня обдало холодным потом. Все, что происходило дальше, было так быстро, что единственное, что я успела – это сгруппироваться.
Тетя Саша резко вышла на свою полосу прямо перед огромной машиной, но не успел я выдохнуть, как машина дернулась в одну сторону, в другую и ….
Отключаем другое …
Мне показалось, что машина крутилась очень долго. Вокруг была оглушающая тишина.
СТОП!
Начался последний этап. В нем я не участвовал, а только ждал отчетов. Тяжело было. Столько столетий, а все никак не могу привыкнуть к боли потерь. Одну вольность в этой схеме я все-таки себе позволил. Я не мог поступить по-другому, я должен был хоть как-то смягчить боль юной души – я просто заблокировал ей чувства, не насовсем, конечно, но настолько, чтобы она не была повреждена болью.
Наконец, верчение закончилось. Машина стояла вверх колесами. Я развернулась и поняла, что в машине нет детей.
- Саша! Нет! Саша! – услышала я со стороны истерику Бори.
Я пыталась сообразить, как выбраться из машины. Передо мной было разбитое боковое стекло, но мне почему-то показалось, что я не пролезу в это отверстие. Однако, Боря, видимо, так не считал и спокойно вылез в окно. «Если вылез он, значит, и я смогу», - подумала я, схватила документы и начала вылезать. Все было не так просто, как показалось. Высунуться-то я высунулась, а дальше ничего не вышло. Рядом ходили люди, я могла видеть их ноги.
- Помогите, - попросила я. Мне показалось, что я сказала это очень тихо, но меня услышали и тут же подбежали. Когда я выбралась и не увидела детей, то смутилась. «Не могли же они исчезнуть», - мелькнуло у меня в голове.
- Там ребенок, - услышала я со стороны.
- Большой, маленький? – спросила я с замиранием сердца.
- Большой, - ответила женщина.
- Где? – спросила я и побежала в указанном направлении.
На траве лежал Пушистик. Вместо головы был окровавленный шар. Я судорожно вспоминала все, что нужно делать, оказывая первую медицинскую помощь, и поняла, что я ничего не могу сделать, потому что боюсь навредить. Все лицо было залито кровью, кожа отделялась от черепа. Я попросила платок, легла рядом, подложила руку ему под шею и попыталась очистить дыхательные пути.
- Солнышко мое, дыши, слышишь? Ты только дыши, - я не могла даже плакать.
Он судорожно вдохнул воздух. Я положила руку на область сердца, почувствовала его медленное биение. И у меня появилась надежда. «Господи, пусть скорее приедет скорая, пожалуйста» - молила я Бога.
- Дыши, заинька, слышишь? Ты только дыши, - я очень надеялась, что он меня слышит. – Скоро приедет врач, он поможет, он все исправит, ты только дыши.
Я осматривала окровавленное лицо ребенка. «Зубы сколоты», - подумала я. – «Ничего, сходим к стоматологу, все поправим, сколько бы ни стоило, лишь бы выжил»
- Дыши, слышишь, только дыши, - я не знала, что еще говорить. В голове была только одна мысль «Почему не едут врачи, ведь он может не выдержать, может умереть».
Я никогда не думал, что темнота может быть такой плотной, а тишина такой оглушительной. Стал нарастать страх, я не понимал, что делать и, вдруг, услышал мамин голос.
- Дыши, солнышко мое, дыши. Слышишь меня? Дыши, пожалуйста, дыши, только дыши
Я стал дышать, но что-то было не так. Темнота была ослепляющей, ничего не было видно, и я не понимал почему.
- Дыши, заинька моя, дыши – снова говорила мама.
Я сделал еще одну попытку, и еще, и еще, но ничего не выходило. Я старался, но ничего не чувствовал.
Я не знаю, сколько прошло времени. Вокруг бегали люди, кто-то куда-то звонил, а врачи все не ехали. Уже приехала милиция, а врачей все не было. Время стало вечностью. Я уже не верила, что врачи успеют, но в смерть ребенка верить тоже не хотела. И пока он изредка судорожно вздыхал, пока билось, пусть и медленно, сердце, я не теряла надежды.
Приехали врачи, небрежно осмотрели его тело и убежали к малышу. Тело погрузили на носилки и поставили в скорую помощь. Маленького ребенка на руки дали мне. Боря был не в себе. Потом ребенка забрали, и я смогла сесть рядом с сыном. Надежда таяла, как туман. Его положили в палату интенсивной терапии, пришел врач, я вышла, и началось мучительное ожидание. Мне казалось, что мои эмоции, кто-то отключил. Я ничего не чувствовала и от этого становилось страшно. «Надо звонить маме», - крутилось у меня в голове. «Но как я ей скажу? А если у нее не выдержит сердце? Она никогда мне этого не простит …». Я боролась с этими мыслями довольно долго. Потом набралась смелости. Сначала позвонила начальнику и сообщила о возможной задержке из отпуска. Затем позвонила маме.
- Мама … прости меня …
- Маша, что случилось? – взволнованно спросила мама. Я набрала воздуха в грудь и ответила.
- Мы попали в аварию, Федя между жизнью и смертью …
- Машенька, держись, звони мне.
- У меня могут кончиться деньги и зарядка.
- Я положу тебе деньги, только звони мне, хорошо?
- Хорошо.
Я отключила телефон. Врач то входил в палату, то выходил, но мне никто ничего не говорил. Боря истерил. Мне дали бутылочки для кормления малыша, которому в перевязочной обрабатывали и перебинтовывали ранки. У меня не было сил сказать, что это не мой ребенок и что я не собираюсь его кормить. Казалось, что все это неважно. Боре сделали замечание, призвали набраться мужества и прекратить истерику.
- Маша, прости меня, это я виноват. – Сказал он тихо, проходя мимо меня.
Я посмотрела на него и ничего не почувствовала. Мне были безразличны его слова. Мне был безразличен он. Мне вообще все было безразлично, я ничего не чувствовала.
Я не знаю, сколько прошло времени. Борю с ребенком увезли в другую больницу, и я осталась совсем одна. Вышел врач, и я поняла, что все кончено.
Не знаю, сколько прошло времени, но темнота стала рассеиваться. Я почувствовал легкость, вокруг все прояснилось, и я увидел …. То, что я увидел, повергло меня в ужас. Я столько раз слышал истории, как кто-то видел свое тело и врачей, но потом возвращался к жизни. Возвращался к жизни? Я умер?! Но …, Господи, мама, она же не переживет. Я стал судорожно биться о тело, чтобы войти в него. Прошло несколько минут, пока я понял, что все бесполезно, все кончено, навсегда. Я никогда не смогу ее обнять и сказать ей слов любви. Я не увижу своих друзей и бабулю. Я не пойду в школу. Я … меня больше нет!
Мое тело с изуродованным лицом упаковали в мешок и куда-то повезли. Мамы нигде не было. Неужели с ней тоже что-то случилось? Нет. Нет-нет, иначе я бы ее увидел. Мне непреодолимо захотелось ее обнять. Не знаю, как это произошло, но стоило мне представить ее, как я увидел, что она сидит в кабинете, рядом с ней за письменным столом сидит мужчина и что-то объясняет. Я присмотрелся к ней и понял, что вижу ее не совсем так, как привык. То есть все было, как обычно, только дополнительно к этому я увидел вокруг нее облако, цветное облако. Не знаю, откуда, но мне показалось, что я понимаю, что означают эти цвета. Мама не плакала, казалось, она вообще ничего не чувствует, ее эмоции были плотно заблокированы.
Я подумал о Кирюше и тут же оказался в такой до боли знакомой кухне. Кирюшу и тетю Таню (это Кирюшина мама) я увидел также как маму с цветным облаком вокруг, но в отличие от мамы их эмоции не были заблокированы. Они горько плакали. Тетя Таня обнимала Кирюшу и при этом краски их тел сливались. В их облаках было много точек, но только вокруг одной из них скопился большой темно-серый вихрь. Он захватывал все больше и больше пространства цветного облака. И тут до меня дошло, что точка – это я, а вихрь – это горе. Они плачут по мне? Но откуда они узнали? Может мама сказала? Мне очень захотелось их развеселить. Я несколько раз пролетел мимо них, но понял, что они меня не видят и не чувствуют. В отчаянии я выскочил в окно и пролетел сквозь солнечный луч. Пока я осознавал новые ощущения, облака вокруг тети Тани и Кирюши поменяли цвет. Во-первых, они что-то бурно обсуждали и даже чуть-чуть улыбались. Там где был серый вихрь, появился голубой цвет надежды. Я внимательно присмотрелся к лучу, потом к растениям на подоконнике и решил рискнуть. Я сосредоточился, постарался разозлиться и полетел прямо в листок. Наверное, у меня что-то получилось, потому что голубой цвет заменил желтый – цвет радости. Я улыбнулся сам себе и вернулся к маме.
- Пойдем со мной, - тихо сказал он и пошел к своему кабинету.
Я набрала мамин телефон.
- Машенька, что? – тревожно спросила она.
- Мама, Феди больше нет. – Тихо произнесла я в ответ.
- А-а! – закричала она в телефон. Я перепугалась. Мне только не хватало, чтобы ей плохо с сердцем стало. Еще одной смерти я не переживу.
- Мама! Прекрати! Возьми себя в руки, - я старалась говорить спокойно, но жестко. – Нам сейчас не до истерик. Я перезвоню и скажу, что нужно будет сделать.
Надо отдать должное, мама очень быстро взяла себя в руки.
- Хорошо. Я буду ждать.
Ждать пришлось довольно долго. Главный врач, а именно он пытался вернуть к жизни моего сына, довольно четко рассказал, что и как я должна буду сделать. Правда информация о том, где я это должна буду делать, позже немного изменилась. Благодаря его заботе и участию в моем горе, я получила в полном объеме те деньги, которые остались в машине. Более того, работник больницы отвез меня на место происшествия, чтобы я могла забрать свои вещи и дать показания. В голове моей, видимо, довольно много стереотипов, потому что, когда я увидела следователя, то никак не могла привыкнуть к тому, что это женщина.
Мама стояла между машинами на дороге среди поля. Облако вокруг нее стало тяжелым и как будто мокрым. Женщина в форме что-то писала, изредка задавая вопросы. Место показалось мне чем-то знакомым, но я не мог сообразить чем. Я стал осматриваться: машина, разбитая, на траве разбросаны вещи, мама, милиция … АВАРИЯ! Вспомнил, я вспомнил, это было то самое шоссе, где я …, где мы …. Тетя Саша!
Приглушенный свет, капельницы, неподвижные тела. Как же понять, кто из них тетя Саша? Как только в голове возник этот вопрос, меня развернуло к … даже не знаю, как описать то, к чему меня развернуло. Над одеялом на подушке лежал средней величины темно-синий рыхлый шар. Облако над этим чем-то было подобно предгрозовому небу, не по цвету, а по состоянию. И душа в этом чем-то была еще в теле, но как бы отдельно, также как люди иногда еще не вышли из дома, но в любой момент готовы это сделать.
Когда я дала показания, меня снова отвезли в больницу. Главный врач дал указание разместить меня в сестринской на время решения вопроса, где будет делаться экспертиза смерти. А также распорядился, чтобы меня накормили и дали при необходимости нужные мне лекарства, что было весьма кстати.
Все время я наблюдала за собой со стороны и ничего не могла понять. У меня погиб сын. Любая мать сошла бы с ума от горя, а я ничего, ровным счетом ничего не чувствовала. Конечно, я задавалась вопросами: «Почему не схватила его? Как так случилось, что я абсолютно цела, а он мертв?». Но ответов не было. Спать не получалось. Как только я закрывала глаза, сразу видела его окровавленное лицо и слезы катились градом. Мне так его не хватает. Я не задавалась вопросом: «Как буду жить без него?», - вероятно, потому что не хотела знать на этот вопрос ответа, а может, я просто еще не до конца осознала все то, что произошло.
Приехала милиция за телом сына. После длительного выяснения деталей, было вынесено заключение, что труп увозят прямо сейчас в морг другого города. А я в этот город должна буду добираться сама, завтра, своим ходом. Понятно, что у меня возник целый ряд вопросов: куда мне деться до завтра? Как я доберусь до нужного города? Как потом я доставлю труп в свой родной город? И, наконец, где я буду находиться все время ожидания? Я была, как потерянный ребенок. Хотелось плакать. Я понимала, что могу пойти в местную гостиницу, потом ждать в гостинице другого города, но все это деньги. Конечно, у меня они были, но я прекрасно понимала, что впереди будет еще очень много трат.
Главный врач, в отличие от сотрудников правоохранительных органов, оказался более человечным, поэтому он выделил мне отдельную палату, назначил ужин, велел медсестрам не оставлять меня своим вниманием, а на утро вызвать такси и проводить. Когда мы снова оказались в его кабинете, я задала только один вопрос:
- Вы, вероятно, уже не один год работаете и подобные ситуации у Вас, наверное, уже были. Скажите, на Ваш взгляд, он сильно мучился?
- Нет, - ответил он, почти не задумываясь, - он не мучился совсем. Для него это была мгновенная смерть. – Видимо, в моих глазах читалось недоверие его словам, поэтому он добавил, - болевой шок и, не приходя в сознание смерть, он ничего не чувствовал, для него это была практически мгновенная смерть.
Я не знала, сказал он мне правду или соврал из гуманности, но я была ему благодарна. Бог все время учит меня, что нет национальностей и цвета кожи, есть просто люди и нелюди. И в этой чудовищной несправедливости я ощущала это наиболее остро. Главный врач – осетин, в русской глубинке, ко мне, чужому человеку отнесся, как к родственнице, сделав все возможное, чтобы хоть чуть-чуть облегчить тот ужас, в котором я оказалась.
- Мам, - пора было отзвониться маме, - Федюшу увезли в Киров …
- Калужской области, - уточнил главврач.
- Калужской области, - добавила я.
- Куда? – мама, видимо, не успела сразу сориентироваться.
- Федин труп увезли на экспертизу в город Киров Калужской области. – Повторила я. – Я еду туда завтра к десяти утра. Нужно решить, как оттуда забрать его тело домой.
- Ответ нужен сейчас?
- Нет, мне предлагают помощь здесь? – Сказала я неуверенно.
- Машенька, я все решу и перезвоню тебе. – По голосу она держала себя в руках, что не могло не радовать. – Ты не переживай. Мы все решим.
- Я приму решение чуть позже, - сказала я ожидающему ответ главврачу.
Он не оспаривал моего решения, а только записал все свои телефоны и телефоны морга в Кирове. Объяснил, что и в каком порядке я должна буду делать и какие и где документы получить.
Меня накормили, предложили лекарства и отправили отдыхать. Я все еще ничего не чувствовала, кроме озноба. Сидя в кровати, я смотрела на голубое небо, на перистые облака и макушки деревьев. Мне казалось, что на дворе ранняя осень. Я вспоминала Федюшу и плакала. Начался дождь.
Мне показалось, что меня кто-то зовет. Первый, о ком я подумал, была мама. Я снова живо ее представил и оказался в палате. Мама полусидела в кровати под одеялом, смотрела на небо и плакала. Мне стало так ее жаль, что я тоже загрустил. С неба пошел дождь. Мама смотрела на небо и, вытирая слезы, стала тихо со мной разговаривать.
- Не плачь, - почему-то прошептала я, отирая слезы и глядя в небо, - не надо.
Не знаю, чувствовала ли она мое присутствие или нет, но мне стало очень тепло, и дождь прекратился.
Я перестала плакать, прекратился и дождь. Невольно на моем лице появилась улыбка.
- Я буду улыбаться, слышишь, - снова прошептала я, - я научусь, обещаю.
Выглянуло солнышко. Вспоминая последние несколько дней, я снова заплакала, и опять пошел дождь. Мне даже показалось, что это Федюша смотрит на меня и плачет, потому что не может обнять и пожалеть. Я взяла себя в руки и вытерла слезы.
- Прости меня, прости. Я стараюсь. Я буду учиться улыбаться. Мне очень плохо без тебя.
Слезы полились ручьем.
- Прости меня, - тихо сказала мама, и я впервые в жизни чувствовал истинный смысл этих слов, - Прости. Я стараюсь. Я буду учиться улыбаться. Мне очень плохо без тебя.
Она снова заплакала. Я ничем не мог ей помочь. Снова пошел дождь. Мне стало казаться, что дождь - это мои слезы. Эта мысль задела меня, и я попытался настроиться на радость.
Дождь прекратился также внезапно, как и начался. Выглянуло солнышко.
- Спасибо, - улыбаясь, тихо сказала я.
- Спасибо, - тихо сказала она.
А я мысленно ответил «Пожалуйста». И вспомнил о бабуле.
Мама положила мне деньги на телефон, поэтому я позвонила тем, кому сочла нужным. Попыталась уснуть, ничего не вышло. Меня все еще бил озноб и почему-то больно было поворачиваться на правый бок. Только ночью я осознала, что, видимо, довольно сильно ударялась при поворотах, но все это было так ничтожно по сравнению со смертью сына, что мне было неудобно даже думать об этом.
Под утро я немного задремала. Медсестра разбудила меня около восьми. Принесла мне чай и печенье. Чай я попила, а от печений отказалась. Мне ничего не хотелось. Внизу меня уже ждало такси, поэтому я оделась, собралась, поблагодарила сестер за участие и поехала.
Ехали мы довольно долго по красивой местности. Невольно поймала себя на том, что все время слежу за соблюдением водителем правил дорожного движения. Сказать, что мне было страшно, не могу. Я все еще ничего не чувствовала. Вчера звонила мама и сказала, что она приедет со спецмашиной ближе к ночи, так что у меня впереди был длинный день с прогулками по больничному парку.
Приехала я на час раньше. Погода была тихой, солнечной и я решила, что немного прогуляюсь, ожидая санитара. Однако, санитар тоже приехал раньше и был очень любезен, не только устроив меня у себя в комнате, но и напоив кофе. От печенья я отказалась. Он рассказал мне, что и где находится в их городе и рекомендовал прогуляться, так как экспертиза начнется не раньше десяти утра и закончится не раньше полудня. Я оставила вещи у него, взяла немного денег и пошла прогулочным шагом осматривать достопримечательности. Есть мне не хотелось, но я понимала, что это необходимо, поэтому решила купить орехов, они калорийные, и нектарин. Городок был небольшим, и его вполне хватило, чтобы занять необходимое для ожидания время.
Когда я пришла обратно, заключение эксперта было готово. Я подписала все необходимые документы, получила заключение, затем получила от санитара разрешение остаться в его комнате столько, сколько мне необходимо. Он показал мне, как закрываются двери, где находится труп моего ребенка, и где оставить ключи, когда я буду уезжать. Я его поблагодарила и, попрощавшись, ушла гулять.
Доклады были частыми, и пока результат меня обнадеживал.
- Она ходит и улыбается, почти не плачет – доложил ангел о юной душе.
- Хорошо, - подумал я, потом забеспокоился, - Ты хорошо проверил?
- Да, она почти ничего не чувствует, только благодарит Тебя – здесь ангел сделал нечто похожее на поклон, - и говорит с ним. Почти не плачет
На душе стало не так тревожно.
- Следи за ней, - внимательно посмотрев на ангела, я добавил – Если заметишь хоть малейшее подозрение, незамедлительно дай мне знать, - и добавил, практически для себя, - Она нужна мне там, еще так много работы …. – Я ушел в мысли и не заметил, как появился другой ангел.
- Он уже немного освоился, - доложил он о ребенке.
- Хорошо, - ответил я спокойно, - пусть осваивается дальше. Будет нужно что, подскажите ему.
Ангел тут же исчез. Вместо него явился третий.
- Младенец в порядке, - глубоко склонившись, произнес ангел. – Какие будут указания?
- Будьте недалеко. – По душе разлилось тепло. – В остальном, молодцы, занимайтесь делами.
Через некоторое время душе стало как-то не по себе. Я прислушался к ощущениям. И тут же передо мной проявились еще два ангела, и вид их мне очень не понравился. Я забеспокоился.
- Что там?
- Никак не может придти в себя. – Ангел говорил о муже. - Полный сумбур. Ничего не понимает. Мы в смятении. – Ангел говорил размеренно, от того в душе становилось холодно и больно. Ведь именно эта душа и была самой тяжелой и глухой в восприятии, именно на нее была рассчитана эта «шоковая терапия». «Неужели ничего не выйдет?» – подумал я.
- Что пробовали?
- С родственниками сталкивали, с врачами …
- И? …
- Ничего, глухо. Искры зажигаются и гаснут.
Я задумался. Нужно время, наверное, нужно больше времени. Я посмотрел на второго ангела, тот встрепенулся.
- Мы пытаемся ее удержать …
Я, было, загрустил, но потом решил, что рано огорчаться. Посмотрел на ангелов и, улыбнувшись, добавил.
- Держитесь. Дайте больше тепла. Не сталкивайте, - последнее было сказано конкретно первому ангелу. Для второго добавил, - Начинайте наступление, но очень медленно. Она должна остаться там, иначе все бесполезно.
Ангелы растворились в воздухе, а я пошел отдыхать.
Я все еще мерил земными понятиями. Здесь, то есть там, где я находился, нет понятия дня или ночи, или суток. Здесь время не имело размера, и если бы я не посещал и не смотрел на тех, кто мне дорог, я бы потерял счет времени. Сегодня мама весь день улыбалась, она почти не плакала, поэтому я занялся тем, что мне так понравилось в моем новом состоянии – посещать тех, кто мне дорог. Большинство из них еще не знали о моей смерти. И меня забавляло за ними наблюдать. Несколько раз я возвращался то к бабуле, то к маме, просто, чтобы убедиться, что они держатся. Бабуля с утра ехала на большой машине, а мама гуляла по больничному парку. Ближе к вечеру солнышко стало уходить, и мама все больше начинала плакать. Мне показалось, что она чего-то ждет. Как оказалось, она, действительно ждала – бабулю на большой машине, на которой, как выяснилось, должны были доставить мое тело в мой родной город.
Несколько раз я возвращалась в комнату санитара, пила кофе, пыталась читать, пыталась поспать, но все было тщетно. Единственным лекарством было наматывание кругов по больничному парку. К вечеру стало холодать, но о теплых вещах я вспомнила только, когда решила окончательно замерзнуть. Кофе согреваться уже не помогал. К десяти вечера начало темнеть и мне ничего не оставалось, как только наматывать круги в освещенной части парка. Помещение морга скрылось в кромешной тьме, и идти туда в одиночестве, конечно, можно было, но как-то не хотелось. К одиннадцати стемнело окончательно. Приезжали и уезжали машины, а той, которую ждала я, так и не было. Я пыталась позвонить маме, но ее телефон находился вне зоны действия сети. Я терпеливо ждала, то засыпая сидя на скамейке, то наматывая круги.
Мама приехала полпервого ночи. Труп погрузили в машину. Взяли вещи и отправились в путь. Машина ехала довольно тихо и аккуратно. Радио было еле слышно. Водитель делал его чуть громче во время новостей, а затем снова убирал звук. Мы доехали до заправки и остановились на ночевку. Я то дремала, то плакала. Мама тоже почти не спала. Рано утром я не выдержала, и у меня началась истерика. Не говоря ни слова, я вышла из машины, слезы лились градом, я буквально ими захлебывалась. Мне хотелось упасть на землю и не вставать, но я прекрасно понимала, что это неразумно. Я не смогла бы четко объяснить, что именно чувствовала в тот момент, но совершенно точно одно, я чувствовала. И чувства эти приравнивались к трем словам «он больше никогда …». Эти слова не убивали, не делали больно, они просто лишали почвы, мне казалось, что я попала в вакуум, который даже пустотой-то назвать нельзя.
Проснулся водитель. Я поняла, что нужно собраться и возвращаться в машину. Мама стояла у машины и смотрела в мою сторону. Слова были лишними, все было понятно без них. Я лишь тихо произнесла:
- Я боюсь ехать домой.
Мне не нужен был ответ, я сама понимала, что должна пройти через это, но очень не хотелось. Пока мы ехали, я еще несколько раз удивилась тому такту и аккуратности, которые соблюдал водитель. Зачастую ему приходилось ехать со скоростью, не превышающей шести – семи километров в час. Иногда складывалось впечатление, что на нашу машину как-то странно смотрят, будто понимают, что нашим грузом является труп. Только гораздо позже при очередной остановке я увидела надпись на лобовом стекле нашей машины: «Груз 200». «Так вот, что такое Груз 200», - подумала я. Это название я слышала, осознавала некую трагичность, но не знала истинного значения. Теперь мне все стало ясно.
В родной город мы приехали в десятом часу вечера. Тело оставили в морге и поехали домой.
Я снова слушал доклады. Ангелы семейной пары докладывались довольно четко и стабильно, но ничего кардинального пока у них не случилось: муж – все еще в трансе, жена – в неведении. Ангел же молодой души был не так стабилен, но его докладов я ждал с особым нетерпением. Иногда я не выдерживал и сам смотрел на нее. Ее душа начинала отходить, или лучше сказать приходить в себя, ощущать все сильнее и сильнее. Ангел передавал ее мольбы, и от них мне становилось тепло и больно. Она, в отличие от многих, не корила меня, а благодарила, но не за смерть сына, а за то, что у нее было столько счастливых часов рядом с ним. А еще она просила быть рядом с ней и помочь пройти через это испытание. Просила за подругу. А с недавнего времени, и это порадовало меня больше всего, просила помочь ей ни на кого не сердится и никого не считать виноватым. Все ее просьбы я готов был выполнить с удовольствием и выполнял по мере возможности.
Ничем особенным следующий день не отличался. Я уже освоился со своим новым состоянием и поэтому решил никуда не летать, а сопровождать машину с телом, периодически отлетая от нее чуть вперед. Сверху все выглядело довольно забавно – чем-то все это напоминало настольную игру с полем, нарисованными на нем дорожками, фишками и машинками. Наша машинка была чем-то особенной, потому что, видя ее, другие машины старались уступить ей дорогу или пропустить, или поскорей от нее отъехать. В сторону нашей машины исходили сочувствующие эмоции. Мне было любопытно почему, но я так и не понял. К вечеру, когда мое тело привезли в город и оставили в большом холодном помещении, мама с бабулей поехали домой.
Так как спать мне за последнее время не хотелось совсем, то пока на Земле царила ночь, я летал, где хотел, рассматривая красоты земли. Если б я только мог поделиться впечатлениями хоть как-то, но … хотя, возможно, я просто не знал как. Утром, когда я уже было собрался посетить своих родных, меня стало куда-то затягивать, как в воронку. Я пытался сопротивляться, но ничего не получилось. Воронка все больше сужалась, и мое движение увеличивало скорость и уменьшало сопротивление. Еще мгновение и … меня выплюнуло в мир столь необычный и удивительный, что я обо всем забыл. Вокруг была зеленая трава, деревья, кусты. Летали удивительной красоты бабочки, которые совершенно не боялись никого. К ним можно было запросто подходить и разглядывать. То же самое касалось и других насекомых. Удивлению и удовольствию моему не было предела. Я гулял по этому дивному месту и мог себе позволить абсолютно все.
Глаза разбегались от красоты и многообразия бабочек. Мне удалось с ними полетать в небе и посидеть на цветах. Потом я с упоением бегал за жуками и наблюдал за всем, что они делают. Вместе с кротами проверял их подземные ходы и запасы. А потом залез в крону дерева и нашел там птичье гнездо, где только-только начал вылупляться птенец. Я не переставал удивляться тому, сколь интересно и затейливо создан этот мир. В отличие от людей птицы, звери и насекомые явно меня чувствовали, но было также очевидно, что они меня не видят. И стоило чуть дольше задержаться рядом с ними, как они снова начинали вести себя обычно. Очень забавно было наблюдать за морскими и речными обитателями. Я открыл для себя так много нового и удивительного. Вот только поделиться мне было совсем не с кем.
Дома было хорошо. Мне казалось, что после случившегося я буду бояться машин, неадекватно реагировать на детей и не смогу жить в квартире, где столько лет бок о бок прожила с сыном. Но все оказалось не так страшно. Квартиру я свою очень люблю, а то, что в ней когда-то был мой любимый мальчик, делает ее для меня бесценной. Когда я встречаю детей, мне хочется обнять их, прижать к сердцу, как своих. Мне казалось, что вся та любовь, которую я не успела отдать сыну, готова вылиться из меня на других детей. С машинами было чуть сложнее. Сначала мне показалось, что я не боюсь, разве что на дорогах, видя приближающуюся машину, автоматически поднимаю руку. Потом я поняла, что по мере оттаивания моих эмоций, растет мой внутренний страх перед машинами. Мне страшно ехать. Это не проявляется внешне, но подсознательно это работает: я не только пристегиваюсь, но и сжимаю ручку дверцы так сильно, что белеют косточки на руке. И замечаю я это далеко не сразу.
На следующий день по приезду я отправилась оформлять документы. Мама с моей кумой добивалась разрешения на захоронение на закрытом кладбище в черте города, где у нас были похоронены родственники. Каждый день пребывания ребенка в морге ложился тяжелой плитой мне на сердце. Умом я понимала, что он ничего не чувствует, что это не он, а его оболочка, что душа его на небе, но сердце мне говорило, что ему холодно и тяжело, что он ждет от нас помощи, а мы медлим. В среду, наконец-то, все разрешилось. Похороны были назначены на пятницу на первую половину. В четверг мы с мамой заочно отпели его в церкви у знакомого священника. В Интернете я поместила его фото в траурной рамке вместо своей фотографии и написала о своей трагедии, чтобы все, кто знал его и меня, могли узнать об этом. Звонить, кому бы то ни было, не хотелось.
В пятницу утром все, кто хотел, приехали к моргу. Мне было приятно, что проститься с моим сыном пришли не только родственники, но и люди, которые, казалось бы, были посторонними. Приехала его первая учительница с мужем. Приехал мой постоянный клиент, моя подруга, начальница, мамина сотрудница. Все было тихо и торжественно. После похорон я осталась раскладывать цветы. Часть людей пошли в часовенку поставить свечки. Позже его первая учительница спросила разрешения привезти на могилу его бывших одноклассников, чтобы они тоже могли с ним попрощаться. Я разрешила. Потом набралась духу и позвонила его классной руководительнице из новой школы. Новость ее шокировала. Она попросила передать ей какую-нибудь Федюшину фотографию и разрешения привести класс на могилу попрощаться. Мне не очень нравилась идея траурного первого сентября, но учитель она, и ей виднее, как нужно поступать. Я дала разрешение, сказала, когда поеду сама и обещала передать фотографию.
После похорон я немного успокоилась, по крайней мере, теперь его душа упокоилась с миром и ему совершенно точно не холодно, мне так казалось. В воскресенье было девять дней со дня смерти. Мы отстояли службу и снова ездили на кладбище. Мама была очень плоха. Она все время плакала и ничего не хотела.
Все время пока я был в этом чудесном месте внутри меня, если, конечно, так можно выразиться, был тонкий холодный стержень, который не давал мне полноценно насладиться окружающим миром. Я уже почти привык к нему, когда он исчез, и пришло тепло. Вместе с теплом пришло ощущение необходимости двигаться в определенном направлении. Я так расслабился, что не придал значения этому ощущению, а просто поддался ему и полетел к холмам. По пути я отвлекался то на кузнечиков, радостно перепрыгивая с ними с растения на растение, то на птиц, отправляясь высоко в небо, то на мошек, которые устроили сутолоку вокруг меня, не понимая, что же делать и насколько страшно неизвестно откуда появившееся уплотнившееся пространство. Еще одним потрясающим открытием для меня было то, что я понимал язык всех обитателей этого мира. Так вот мошки, которые так меня увлекли, наперебой пищали, шутили, смеялись, и совсем, как дети, пихали друг друга в неизведанное пространство.
Дойдя до холмов, я увидел узкий проход, и мне показалось, что я обязательно должен туда зайти. Я не стал сопротивляться желанию и смело влетел в пещеру. Немного осмотревшись, а затем и прислушавшись, я стал сомневаться, что сделал правильно, но хода назад уже не было, то есть там, где только что был вход, не было ничего, кроме серо-коричневой дымки. Передо мной плотно друг к другу лежали плоские камни. Возникало ощущение, что они лежат на воздухе, получалась своеобразная воздушная тропа. Что-то подсказывало, что нужно идти по этой тропе, не плыть, не лететь, а именно идти. Было очень страшно. Я вспомнил любимую историю про Гарри Поттера и дементоров. Состояние мое было очень близко к тому, которое возникало у героев этой сказки, то есть радость и беззаботное счастье, которые были со мной только что в другом мире, бесследно исчезли, зато пришли грусть, тоска, страх, отчаяние. Все это усиливалось в десятки раз, когда снизу доносились страшные крики мучений и всполохи огня. Огонь, конечно, не доставал и не обжигал, но пугал очень сильно. Дорога имела начало, но ни середины, ни конца видно не было. В самом начале камни были очень частыми, широкими и устойчивыми, но потом оказалось, что они не все такие. Уверенности в том, что я дойду, не было никакой. Очень хотелось заплакать. Мне было так одиноко. Я шел, аккуратно и тщательно выбирая куда ступить, и тщетно пытался вспомнить что-то очень важное, но ничего не получалось. Туман, казалось, проникал всюду.
Я шел уже так долго, что мне стало почти безразлично дойду я или не дойду хоть до чего-нибудь. Плакать уже не хотелось, честно говоря, не хотелось уже ничего, и если бы не очередной всполох огня, я, наверное, и не заметил бы, что камни стали настолько зыбкими, что дальше идти было не просто опасно, а практически бессмысленно. Я вспомнил маму … и понял, что именно это я и пытался так отчаянно вспомнить. Мама! Если бы она была рядом, то обязательно что-нибудь придумала. Мне вспомнилось, как мы сидели у нее в комнате на диване. Вспомнил своих рыбок и то, как я пытался вырастить пойманного в пруду малька, чтобы потом можно было выпустить его в свой аквариум. Все это так ярко предстало передо мной, что я увидел маму. А она, увидев меня, закричала:
- Ты же умер! Зачем мне все это?!
Не смотря на то, что она кричала, я понял, почувствовал, что она не сердится, а просто очень сильно расстроена. Ей и хотелось, чтобы я был рядом, хотя бы во снах, и не хотелось, потому что это очень больно ранило. Мама…. Мамочка….
Прошло две недели с похорон. Я проснулась в истерике, слезы лились градом, я злилась.
- Зачем?! Зачем?! – кричала я, захлебываясь слезами.
- Машенька, что? Что случилось? – испуганно спросила мама.
- Зачем он пришел? Зачем такое говорит? Что я с этим буду делать?
- Маша, что случилось? – пыталась добиться от меня мама.
- Он, - начала я, всхлипывая, - он говорит, что у него есть лекарство, и он скоро вернется! – я снова зарыдала. – Какое лекарство?! Куда вернется?! – я почти кричала, истерика новой волной слез накрыла меня с головой. Мама судорожно отыскала лекарство и заставила меня принять. Минут через пять я начала успокаиваться. Не говоря ни слова, я оделась и ушла на работу. На следующий день я поехала на кладбище, мне казалось, я найду там ответы. Ответов не нашла, но стало спокойней. Вечером послала смс–сообщения еще двум семьям, в которых жили Федины друзья.
В понедельник утром пошла на службу в церковь, затем поехала на кладбище. Сегодня должны приехать его одноклассники из новой школы. В среду приедут одноклассники из начальной школы. Если бы не кошмар, пришедший в мою жизнь, сегодня у Пушистика был бы праздник – день рождения, но … он не дожил до него. Как же мне тяжело без него! Сестра сказала, что дальше будет еще тяжелее. Я не поверила, но, видимо, она была права.
Приехали все, кроме ближайших друзей: Вова болел, Кир – не смог, он вообще очень тяжело переживал гибель Феди. Я попросила ребят идти аккуратно и тихо, чтобы не беспокоить могилы. Когда мы подошли, каждый возложил цветы, а затем Ирина Федоровна попросила всех, кто сможет, сказать пару слов. Я держалась до их приезда и даже, когда они приехали, но теперь, слушая детские воспоминания и отзывы, плакала. Они помнили его таким же, каким помнила его я: добрым, веселым, любящим животных и окружающую природу, ответственным и надежным другом. Я сказала им несколько слов напутствия и благодарности, и, проводив до ворот, вернулась назад. Как же мне хотелось его вернуть! Мне его не хватало, и не плакать я не могла.
Снова туман, снова тропа, крики, всполохи, отчаяние. В какой-то момент мне подумалось, что это и есть ад, о котором так много говорят. Просто кто-то попадает туда, вниз, а кто-то на такую вот бесконечную тропу. «Ад персонален, - подумал я. - Мне досталась эта тропа. Почему? Потому что я часто впадал в уныние? Или потому, что я в любом начинании видел риск? Или потому, что изначально во всем видел плохое? Почему? Почему эта тропа досталась именно мне? И есть ли конец этому испытанию? А может это не испытание, а наказание? В любом случае где-то должен быть конец». Я больно стукнулся лбом о стену. «Больно …». Я будто пробовал это слово на вкус. «Мне не может быть больно, я ведь лишен чувств. Да и стукнуться я не мог, мне просто нечем стучаться, у меня нет лба. И стены здесь тоже нет, разве что она невидима». Я стоял на краю пропасти до тех пор, пока не увидел, что впереди опять все камни стали зыбкими и продолжать путь опасно. «Кто-то хранит меня» - подумал я и снова вспомнил маму и тут же ее увидел. В этот раз она была гораздо спокойней. Ей захотелось меня обнять. Я залез к ней на колени, как когда-то при жизни, и прижался к ее теплой груди. Она крепко-крепко меня обняла. Потом ласково гладила меня по лицу, а я смотрел в ее добрые, любящие, ласковые глаза и хотел, чтобы этот миг не кончался.
- Я так по тебе скучаю, - сказала она тихо, прижимая меня к груди.
- Я вернулся, - не удержавшись, сказал я, имея в виду именно то, что происходило в данный момент, и крепко зажмурил глаза.
Все резко исчезло. Туман снова все затянул. И только дорога снова звала вперед.
В пятницу снова проснулась в слезах. В этот раз я не кричала и не злилась, но просто горько-горько плакала. Мама, молча, протянула лекарство.
- Он приходил, дал себя обнять. Он настоящий, как живой! – Слезы лились градом. – Лицо чистое, без порезов. Он сказал, что вернулся …. Но куда? Куда он вернулся?! – это были риторические вопросы. Надо было умываться и идти на работу. Хорошо, что надо на работу – это хоть как-то отвлекает.
В субботу опять была на кладбище, опять говорила с Федюшей. Очень странно, но это помогает гораздо больше молитвы. Впрочем, в церковь я хожу довольно исправно. Я не знаю, как такое переживают другие, но, глядя на себя со стороны, понимаю, что у меня какая-то своеобразная и совсем нестандартная реакция на события. Очень переживаю за Фединого друга – Кирюшу – Таня (это его мама) говорит, что он никак не может принять случившееся, очень переживает. И хоть и нашел друзей в новой школе, никого близко не подпускает к себе. На маму совсем тяжело смотреть – потеря любимого мальчика и ненависть к Саше ее убивают. Иногда мне кажется, что она и меня считает виноватой, но я гоню эти мысли, со своими бы эмоциями справиться. Все считают, что горе должно было нас сплотить, сблизить, объединить, но, видимо, между нами уже давно очень большая пропасть, которую ничем невозможно срастить, даже потерей самого дорогого человека в жизни.
С каждым разом путь становился длиннее и впереди был виден все больший кусок. «Может когда-нибудь эта дорога закончится, и я вернусь в тот чудесный мир». Впервые за последнее время во мне возникло нечто подобное улыбке и радости. Голоса снизу стали более приглушенными, а может, я просто привык к ним. Мне показалось, что стало немного светлее, хотя конца дороги все еще не было видно, но я перестал отчаиваться и настойчиво шел вперед. Только теперь я стал замечать, что камни под моими ногами сложены в некий причудливый рисунок. За его разглядыванием я и не заметил, как прошел довольно огромный отрезок пути. Откуда-то извне донесся пронзительный крик, напомнивший мне о маме. Я испугался, представил ее лицо и понял, что крик не имеет к ней отношения, потому что она в этот раз была абсолютно спокойна и даже улыбалась. Душа моя, то есть я успокоился и продолжил путь.
Прошла еще одна неделя. И снова сон, и снова он приходил, но в этот раз все было еще спокойней. Уже не было истерики, были тихие слезы. Скоро сорок дней. Странные цифры, я стала их понимать как-то по-особенному, даже не столько понимать, сколько чувствовать. И чувства говорили мне, что в сороковой день закроются врата, окончательно разорвется нить, связывавшая нас, и нужно все начинать сначала: заново учиться жить, заново учиться чувствовать, заново учиться любить …. Все люди чувствуют по-разному.
Настал сороковой день. Я была в церкви и, вдруг, внутри что-то щелкнуло и стало очень-очень легко. Вот он, тот момент, которого я ждала, тот порог, где сходятся конец и начало: конец старой жизни и начало новой, которой нужно научиться, жизни без него.
Очень скоро я увидел вдалеке нечто похожее на свет. Это придало желания поскорее узнать, что же там, где свет. И я стал передвигаться вдвое быстрее, но мое ускорение ничего не меняло. Пятно, которое я принял за свет, не приближалось и не увеличивалось, а неизменно мерцало где-то очень далеко. Я снова вспомнил любимый персонаж – Алису в стране чудес. В ее истории была точно такая же ситуация – чем быстрее она бежала, тем дальше оказывалась от замка. Еще немного и я перестал мчаться, а пошел с обычной скоростью. Если впереди свет, то, рано или поздно, я достигну его, а если нет, то и стремиться к нему нет никакого смысла. Дорога больше не пропадала, а становилась все более плотной. Туман становился все реже, крики все тише. И мне даже показалось, что я начал различать уже не крики, а тихое мелодичное пение. Мне стало так интересно, что я усиленно прислушивался и даже угадывал отдельные слова. Чем тверже была дорога, и реже становился туман, тем явственнее я слышал пение … ангелов. Почему я решил, что поют ангелы, я так и не понял. Но я точно знал, что так петь могут только они.
Вдалеке уже было не просто светлое пятно, а четко виднелись очертания ворот. Внутри становилось с каждым шагом светлее и теплее. Туман уходил, а я растворялся в солнечном свете. Теперь я уже отчетливо слышал слова песни, и они казались мне самыми прекрасными, какие я когда-либо слышал.
Приди, приди, в наш дивный сад
И с нами спой осанну
Наш Бог тебе, о, отрок, рад
Ты будешь гостем званным…
Далее шло восхваление Богу и еще многое-многое другое. Я уже, практически, не шел, а танцевал, и мне было очень хорошо. Но все оказалось не так-то просто. Ворота, как выяснилось, были закрыты и около них стоял мужчина в белых одеждах.
- Имя твое, отрок?
Голос его оказался теплым, но строгим. Я так растерялся, что сразу и не сообразил, что должен ответить. Потом посмотрел на него и понял, что он хочет услышать.
- Феодор
- Почему ты здесь? – этот вопрос смутил меня еще больше первого.
- Я умер… - как бы оправдываясь, пробормотал я.
- Что ты успел сделать?
И снова непонятный вопрос. Я поднял взгляд на спрашивавшего, и тут же понял, что нужно сказать. И так один за другим он задавал мне еще много вопросов, а я отвечал, глядя ему в глаза. Сначала мне показалось, что он меня экзаменует, потом я заметил, что каждый мой ответ он сверяет с записями в книге.
- Ты хочешь стать ангелом?
Он так резко перешел от вопросов к предложению, что я снова растерялся. Увидев мое, смятение страж добавил:
- Твоя задача – помогать Богу заботиться о людях.
- Да! – воскликнул я, - Конечно, хочу.
Страж улыбнулся.
- Меня зовут Павел, - представился страж, отворяя врата, - Добро пожаловать в РАЙ!
Всё совсем не так …
Этот мир был не такой, как тот, в котором я оказался сначала. Тот мир был пустынным, в нем не было подобных мне, а здесь … огромное число существ, видимых и невидимых. Я шел, озираясь по сторонам, и постепенно осознавал, что совсем не так представлял себе рай и ангелов. Я вообще представлял себе все совсем по-другому.
Начнем с того, что я всегда представлял себе рай, как большое облако, на котором расположен огромный яблоневый сад и дворец. И по саду ходят красивые молодые люди. По поводу облака сказать ничего не могу, видимых его очертаний видно не было, если оно и было, то это было очень большое облако, размером с небо. На сад это место тоже не было похоже, точнее сказать здесь был не только сад, это скорее был парк, может даже лесопарк. По крайней мере, территория этого места была очень большой и видимых границ, кроме врат, не имела. Дворца до сих пор я не видел и думаю, что не увижу, потому что Бог был во всем, всюду и в любой момент его можно было почувствовать рядом, было бы только желание.
Те, кто был в этом чудесном месте, в раю, тоже были совершенно разные. Только много позже я понял, что форму каждый приобретает в зависимости от своих желаний и представлений. Дети имеют возможность форму менять, но чаще всего остаются маленькими пухленькими человечками с крылышками. Взрослые могут принимать вид человека в белых одеждах или невидимый образ или образ мифических существ. Кстати, в отношении мифических существ, кого тут только не было: крылатые кони, птицы, разные некопытные животные, даже видел одного не то дракона, не то ящера. Единственный четко соблюдаемый признак – они все были либо белого цвета, либо в белых одеждах и с крыльями. Самыми интересными были так называемые невидимки. Увидеть их можно было только, когда они двигались, в остальные моменты их можно было только почувствовать. Они единственные не имели никакого цвета, то есть были прозрачными.
И еще один интересный момент – все вместе и каждый в отдельности были заняты делом. Причем складывалось ощущение, что этим делом никто не тяготится, все делали свое дело с удовольствием, я бы даже сказал с упоением. Между собой обитатели рая не общались, но не потому, что были гордыми или наоборот стеснительными, нет. Просто необходимости в этом не было. Здесь каждый занимал свое строго определенное место, и как атомы в организме, выполняя свою функцию, делали одно общее дело – заботились о людях, проходящих свое земное предназначение. Причем задачи, которые можно было выполнять, были очень разнообразны. Каждому ангелу давалось несколько подопечных, в смысле людей. Причем в задачу ангела не входило круглосуточно присутствовать с этими людьми, просто создавалась некая невидимая связь, и ангел на любом расстоянии и в любое время ее ощущал. Реальное присутствие рядом с человеком было крайне редким, в основном, только в опасные для жизни моменты. Также в задачи ангелов входил контроль за исполнением Божьих замыслов. Суть контроля сводилась к тому, что каждый ангел направлял помыслы и действия своих подопечных так, чтобы в итоге, люди приходили к тем или иным значимым событиям своей жизни. Причем, если что-то складывалось не так, то именно здесь и вступал в действие сам Бог, и создавалась ситуация, о которой люди говорят: «Не судьба» или «Бог уберег» или «Не воля Бога» и тому подобное. Кроме того, ангелы следили за развитием науки. Это было похоже на раздачу призов. У Бога было неисчислимое множество идей, но раздавались они только определенным, предназначенным для этого людям, и только в строго определенное время при соблюдении всех необходимых условностей.
Были и забавные особенности. Каждый ангел мог видеть тех, кто его знал при жизни. Видел он их по-особенному. Так как земная жизнь к моменту попадания в рай стирается из памяти, то есть остается только чувство причастности, то ангел не помнит тех, с кем общался или был близок при жизни. Все это делается для того, чтобы у ангелов не было соблазна, к кому-то относится лучше, а к кому-то хуже. Для ангелов все люди равны, но в цветных облаках людей ангел может видеть точку. И если ангел ее видит, значит, данный человек не только знал ангела при жизни, но до сих пор помнит его. Чем сильнее память и чувства, тем ярче точка.
Но не только люди зависят от ангелов, но и внешность ангела зачастую зависит от памяти людей. Чем больше людей молятся об ушедшем из жизни, тем он сильнее, поэтому, чаще всего, дети – самые сильные ангелы. Правда, если об ушедшем из жизни перестают вспоминать и молиться, сила ангела гаснет, не совсем, конечно, так как Бог всегда помнит о своих ангелах, но ангел становится обычным или прозрачным. Кстати, о прозрачных или невидимых ангелах. Ангелы становятся прозрачными, когда на Земле не остается ни одного человека, который бы мог вспомнить об ушедшем. В исключительных случаях ангел уже в рай приходит прозрачным. Но такое бывает крайне редко.
Есть и не очень приятная особенность. Иногда ангелы оказываются у балконных перил и не могут от них отойти. Даже если очень нужно что-то делать, они не в силах отойти от перил, которые их, как будто привораживают. В такие минуты внутри разливается щемящий холод, привязывающий к Земле. Говорят, это случается, когда на Земле кто-то посещает твою могилу и плачет, вспоминая о тебе. К сожалению, со мной это случается часто. Кто-то на Земле никак не хочет меня отпустить, и я ничего не могу с этим поделать.
В остальном жизнь ангела – это череда событий и путешествий.
Безумно интересной является та часть, которая касается душ отправляемых на Землю для рождения и прохождения определенного пути. Занимаются этим не все ангелы, а только те, которые не имеют человеческого обличия. Это очень сложная программа. Сначала отбирается ангел, которого отправят на Землю. Потом ему оговаривают условия и ставят задачи: чему он должен будет научиться. Всех его подопечных распределяют между остающимися ангелами. Потом отбираются ангелы, которые будут сопровождать его по жизни. Дальше начинается кропотливая работа по подбору основных черт характера, разработка нескольких линий развития и подбор специальностей, в соответствии с чем определяется значение этого будущего человека в общемировом масштабе. Конечно, основная часть рождающихся людей, обычные и цели их очень просты. В общей массе каждая душа должна обучиться определенным понятиям, таким как: доброта, любовь, сочувствие, служение. Таких понятий довольно много, и обучаются им с разной скоростью. То, чему обучилась душа, остается как обязательная черта характера для нового человека. Особое внимание и особая тщательность соблюдаются при подготовке душ гениев, тех, кто совершает открытия в различных областях.
Все, что было вокруг, было захватывающим и интересным. Сначала я, если мерить человеческими понятиями, смотрел на все широко открытыми глазами, не закрывая рта. Затем, когда я немного пришел в себя от впечатлений, стала формироваться моя нынешняя внешность, и к моему удивлению я остался в образе человеческом и даже со своим хохолком волос на голове. К крыльям пришлось привыкать – это как учиться ходить, за тем лишь исключением, что в раю отсутствуют такие чувства, как усталость и сердитость, поэтому я планомерно двигался вперед, все лучше и лучше осваивая свою новую часть тела. С самого начала у меня сложилось впечатление, что за мной кто-то наблюдает, но это только вначале вызвало желание обернуться и найти того, кто наблюдает. Затем я не то, чтобы перестал чувствовать этот взгляд, нет, но он, как ни странно, помогал мне определиться в этом новом мире. Когда я совсем освоился с крыльями, мне захотелось увидеть своих подопечных. Откуда я узнал, кто мне назначен в подопечные? Не знаю, здесь, как я уже отмечал, вообще никто ни с кем не разговаривает, видимо именно потому, что все понятно и без слов.
Кстати, о богослужениях. Ангелы обязательно присутствуют на них. Действо это очень интересное. Так как так называемые Божьи дома находятся по всему миру, то и присутствовать можно в любом храме в любое время. Мне очень нравится посещать богослужения в храме в одном северном городе. Он кажется мне родным и теплым, как настоящий дом. Более того, глядя на прихожан, я неоднократно ловил себя на мысли, что некоторые люди, приходящие в него, чем-то мне знакомы. От их молитв мне становится так легко и радостно, что хочется, образно говоря, горы свернуть. При этом надо учесть, что в раю мне и так очень радостно и легко.
Так вот к началу богослужений ангелы слетаются и через купол храма опускаются в луче света на хоры. Там мы проводим всю службу. Задача ангелов состоит в том, чтобы все молитвы дошли до Бога, а восхваления согрели его душу. Для того чтобы в полной мере передать прошение Богу, ангел должен коснуться человека и забрать его чаяния, будь то печаль или радость, боль и горе или благодарность за счастье. Как я уже говорил, глазами ангелов люди выглядят, как цветные облака, поэтому не составляет труда определить, о чем именно просит человек или за что благодарит. Вопрос скорее состоит в том, что радость – это субстанция легкая, а вот беда очень тяжела, и одному ангелу ее не унести, поэтому, когда человек благодарит Бога, достаточно и одного ангела, чтобы передать эту благодарность. Зато для печали, горя, отчаяния необходимо несколько ангелов. Каждый, касаясь человека, забирает частичку боли, и человеку становится легче.
Ангелом быть нелегко…
Первым, кого я увидел, был маленький мальчик лет пяти. Жил он в небольшом городке в обычной ничем непримечательной семье. Еще было три женщины и двое мужчин. Но самым интересным моим подопечным оказался 80-тилетний старичок. Он довольно хорошо выглядел, полностью себя обеспечивал, жил отшельником, но не чуждался общения с людьми. В его сердце было много доброты, и сначала я не понял, почему он до сих пор на Земле, а не в числе ангелов. Ведь по правилам умирают либо те, кто усвоил свои уроки, либо те, посредством которых учат других. Последние, обычно, умирали не своей смертью, как было со мной. Так вот за этим старичком мне пришлось довольно долго наблюдать, чтобы, наконец, определить его основную цель присутствия на Земле. Каково же было мое удивление, когда я понял, что этот старичок никак не может научиться сочувствию. За всю свою долгую жизнь он ни разу никому не посочувствовал. Я решил, что задача определения помощи своему подопечному интересна, но нужно все тщательно продумать и просчитать, поэтому я отложил этот вопрос и включился в разработку интересной и очень сложной комбинации. В мою задачу входило обеспечить присутствие одной из моих подопечных в определенное время в определенном месте, потому что по общему замыслу ей предстояло спасти маленькую девочку и впоследствии удочерить ее.
Я еще раз спустился на Землю и пристально всмотрелся в свою подопечную. Ее звали Нина, она была одинока, но очень преданна Богу. Не скажу, что она была святой, нет, просто все, что она делала, она открывала Богу в своих молитвах и принимала события своей жизни, как волю Божью. Конечно, я был не единственным ее ангелом-хранителем, но сопровождать ее в комбинации выпало именно мне. Почему? Я не задавался этим вопросом, просто был рад, что мне доверили столь ответственное задание и хотел выполнить его на сто процентов.
Нина уже больше года жила одна. Родители умерли, мужа нет, детей тоже. Ей иногда казалось, что она в чем-то провинилась перед Богом, раз он не дает ей мужчину и детей. Она хотела хотя бы просто ребенка родить, но и это ей не удавалось.
Нина давно работала в городской больнице. Была внимательной, отзывчивой, умела сочувствовать. Неоднократно получала благодарности от больных. Некоторые даже заигрывали с ней, но дальше заигрываний ничего не шло. Ее близкие подруги давно устроили свою жизнь. Анька была замужем уже десять лет и растила дочь. Лилька замужем побывала уже дважды, а нынче жила со своим новым хахалем. Они искренне жалели Нину и всячески пытались ей помочь. То у Лильки на даче вечеринка. Нину приглашали и пытались познакомить с неженатым кавалером. Кавалер весь вечер ухаживал, а потом резко исчезал. Бывали и такие случаи, когда кавалер не исчезал, а провожал ее до дома и даже брал телефон, но … сколько бы Нина ни ждала, звонок так и не раздавался. То у Аньки собирались знакомые, но история с кавалерами Нины повторялась из раза в раз. Иногда Нина впадала в отчаяние. «Меня, наверное, кто-то сглазил или наложил венец безбрачия», - говорила она в такие моменты и отказывалась от попыток познакомиться.
По выходным она ходила в церковь. Всю службу пела в церковном хоре, ибо голосом Бог ее не обделил, а затем усердно молилась, молилась о суженом, о ребенке. Иногда даже плакала перед крестом. Выходила из церкви с надеждой, но вскоре эта надежда гасла и приходила череда отчаянию. «Бог не слышит меня», - думала она в отчаянии, но все равно продолжала молиться.
Мне давно говорили об этой женщине, Марьяне. Она не верила в меня, она не верила никому, она делала, что хотела, и получала соответствующий результат. Сколько бы раз я ни пытался сделать что-нибудь, чтобы ее изменить, все было тщетно. Даже когда родился ребенок, она ничуть не изменила себе и своим занятиям. Ребенок был для нее обузой, но что-то человеческое в ней видимо еще осталось, поэтому бросать его она не бросала, но и материнские обязанности исполняла по минимуму. Я бы, наверное, и не обратил внимания на эту окончательно заблудшую душу, если бы не одно вопиющее происшествие – она собиралась втянуть свою маленькую дочь в свои грязные мерзкие дела. Я не мог этого допустить. Нужно было что-то решать, и тут неожиданно для меня пришла помощь. Молодой ангел, я назвал его Хохолок, удивленно глядя на меня, спросил:
- Почему ты не даешь Нине детей и мужа?
- Какой Нине, Хохолок? – я еще не успел привыкнуть к его манере по-детски непосредственно, но при этом очень серьезно, задавать вопросы.
Он сделал жест рукой, как делают, когда протирают запотевшее стекло, и показал вниз.
- Вот этой.
Я внимательно вгляделся, и тут меня озарила мысль. Хохолок указывал на женщину, живущую в том же городе, что и Марьяна. Я внимательно посмотрел на ангела и улыбнулся.
- Собери-ка ангелов. – Еще одна прелесть работы с ангелами была в том, что им не нужно никаких дополнительных объяснений. Они понимают все с полуслова, а иногда с полу-взгляда.
Пока я слушал доклады, у меня созрел план. Ангелам были розданы задания для сбора более конкретной информации. А пока они собирали нужную информацию, я вырисовывал в голове план более детально. Затем были розданы схемы действий и отданы указания с вариантами решений. Начался обычный для нас процесс. Марьяну я дал распоряжение с Земли забрать и отправить в Чистилище для прохождения очистки души. «То-то там порадуются, - с грустью и даже тоской подумал я, - любят они такие души». Хохолку, который так переживал за свою подопечную, было дано задание не только доставить ее в нужное время в нужное место, но и зародить в ней желание оставить ребенка у себя. Еще нескольким ангелам было дано задание помочь Хохолку, так как он был еще совсем юным ангелом и не со всем мог справиться. Для Хохолка это было первое серьезное задание, и он очень старался.
Сначала я всмотрелся в распорядок ее дня, потом изучил круг ее общения, и, наконец, стал наблюдать за теми, с кем я должен был ее столкнуть. В результате всех этих наблюдений, а их было немало, я понял, почему Бог не отвечает на ее молитвы о муже и детях. А также понял, как должен действовать сам, чтобы помочь ей принять верное решение. Конечно, нельзя сказать, что я следил только за Ниной, ведь в моем ведении еще шесть человек, среди которых есть ребенок, одаренный ребенок, а также есть масса других интересных занятий, в том числе и богослужения.
В последнее время мне пришлось посещать богослужения именно в тех местах, где находились мои подопечные, как того требовало дело. Но я не расстраивался, потому что помогать Богу и людям – это радость, которую невозможно ничем заменить, а в храме северного города я побывать еще успею. Нина в последнее время была в отчаянии, но мы знали, что скоро в ее жизни будет много забот, которые принесут ей долгожданную радость, поэтому просто старались поддержать ее дух: то кто-то ее похвалит, то кто-то улыбнется, а то просто хорошая погода и солнышко согреют ее сердце.
Сегодня должно было все свершиться. Все, что готовилось столько дней, недель, месяцев огромным числом ангелов. Нина закончила свое дежурство. Конечно, устала, но настроение ее было сродни просыпающемуся утру, когда находишься на пороге чего-то прекрасного, удивительного, волшебного. Для этого, безусловно, пришлось поработать. Ночью к ним в больницу доставили мужчину средних лет. Сначала его хотели везти в госпиталь для военных, но стараниями ангелов это стало невозможно, и его привезли в больницу, где дежурила Нина. Она, практически, спасла ему жизнь, не без наших, конечно, стараний и не без Божьего соизволения. А утром пришлось его разбудить, чтобы он в конце Нининой смены успел ей улыбнуться, и эта улыбка смогла разбудить в ее сердце зарю.
Выйдя на улицу, она посмотрела на небо без единого облака, а я, ловя момент, прихватил с собой солнечный лучик и, как нитка с иголкой, проскочил сквозь нее в области сердца. Она судорожно вдохнула воздух и, прижав руку к груди, улыбнулась. Дежурство, конечно, вымотало, но погода была столь прекрасной, да и торопиться Нине было не к кому. И она решила прогуляться, чего мне и требовалось.
В это же время другие ангелы готовили своих подопечных и выводили их к точке события. Нина шла прогулочным шагом и, практически, ничего не замечала вокруг себя. Пока это не мешало делу, но через некоторое время мне придется вывести ее из этого облачного состояния и я заблаговременно прикидывал, как действовать. Было несколько вариаций с солнечным лучом, облаками, увеличением звука, но самым действенным, что я и использовал, оказалось притупление внимания. Нина встряхнула головой и увидела молодую женщину с ребенком. На этом моя роль в этой комбинации, практически, закончилась – Нина была в нужном месте в нужное время. Но пока я наблюдал за происходящим, во мне родилась идея, как помочь еще одному своему подопечному – старичку. Я ненадолго отлучился, чтобы проведать старичка и проверить свою идею на возможность осуществления.
Этот день ничем не отличался от других. Разве что дежурство было чуть более тяжелым. И Нина после работы решила пройтись пешком. Начинало светать, уличное освещение выключили. На улицах начиналось оживленное движение. Но Нина жила в районе новостроек, где движение машин было где-то менее оживленное, а где-то и вовсе его не было. Она шла тихо, перебирая в голове свое дежурство и о чем-то мечтая. В это дежурство к ним в больницу поступил красивый молодой мужчина, который, придя в себя, мило улыбался Нине и шутил. В такие моменты в душе у нее расцветала надежда. «А может он и есть мой принц» - улыбаясь, думала она. Что-то назойливо стало отвлекать ее внимание, что-то начало ее тревожить.
На противоположной стороне дороги притормозила большая красивая машина. Со стороны водительского сидения опустилось стекло, и красивый мужчина, явно не русский, а откуда-то с юга, весь в золоте, седой, движением руки кого-то позвал к себе. Впереди шла молодая женщина с маленькой девочкой.
- Жди здесь, - сказала она девочке и побежала через дорогу.
Нина сама не заметила, как замедлила шаг и почти остановилась. Молодая женщина подошла к машине и хотела уже было наклониться к водителю, как из-за угла выскочила на большой скорости другая машина и сбила ее. Дальше все происходило так быстро, что Нина и не вспомнила бы деталей. Машины скрылись из вида. Девочка бросилась к маме. Нина бросилась за ней и чудом успела вытащить ее из-под большегруза, который ехал по маршруту и был настолько близко, что не смог бы затормозить. Девочка вырывалась, но Нина крепко прижала ее к себе и что-то ласково нашептывала на ухо. На улице никого не было, а кто был, проходили мимо. Нина вызвала скорую помощь, взяла рыдающего ребенка на руки и направилась к ближайшему пешеходному переходу. Девочка уже не вырывалась, но горько рыдала на плече у Нины. Перейдя дорогу, она опустила малышку на землю и с болью в сердце заговорила.
- Тебя как зовут?
- Маруся, - прорыдал ребенок и снова попытался дернуться к маме. Но Нина была начеку и удержала ее. Прижав девочку к своей груди, Нина стала тихонько говорить ей на ухо.
- Марусенька, я доктор, я должна посмотреть, что с твоей мамой, ей нужна медицинская помощь. – Она оторвала девочку от груди и посмотрела в ее заплаканные глаза. – Ты постоишь здесь, подождешь меня?
- Нет! – закричала Маруся и стала опять вырываться. – Я хочу к маме!
- Маруся! – строго призвала к вниманию Нина. – Так ничего не выйдет. Если ты не послушаешь меня, мы не сможем помочь маме, а ей нужна помощь, срочно. Так что, постоишь, пока я проверяю?
Маруся кивнула головой и снова зарыдала. Нина еще какое-то время гладила Марусю по голове, а затем отпустила девочку и еще раз строго сказала ей.
- Марусенька, ты хорошо меня поняла? – Маруся ничего не ответила. – Заинька, если ты побежишь на дорогу, с тобой тоже может приключиться беда, а я этого не хочу. Ты хочешь помочь маме? – Маруся кивнула и снова зарыдала. – Послушай меня, ты должна стоять здесь и не двигаться, и очень, очень внимательно следить за машинами. – Нина посмотрела Марусе в глаза. – Ты поняла меня? – В этот раз девочка кивнула головой, а Нина повторила – Стоять неподвижно здесь и следить за машинами. Если увидишь машину, с места не двигайся, а просто кричи: «Машина!». Хорошо?
Маруся ничего не ответила, а снова разрыдалась. Нина прижала ее к себе, погладила по голове, а затем оторвалась от девочки, поцеловала ее в лоб, и подошла к краю проезжей части. Внимательно посмотрев, нет ли приближающихся машин, вышла на дорогу и подошла к телу женщины. Пульс не прощупывался, жизнь покинула эту молодую женщину, это было очевидно. Но как сказать это Марусе? Она позвонила по телефону, не отходя от трупа, чтобы Маруся ничего не слышала, и все время смотрела то на дорогу, то на девочку. Затем вернулась к Марусе, обняла ее и … не смогла сказать правду, соврала.
- Не плачь, Марусенька, приедет доктор, и все будет хорошо.
- Когда он приедет? – не переставая рыдать, спросила Маруся.
- Скоро, моя хорошая, скоро.
Машина с санитарами приехала минут через пятнадцать. Они осмотрели труп, дождались, пока милиция закончит свою работу, положили тело на носилки, накрыли и уехали. Маруся было дернулась за матерью, но Нина ее крепко держала, и все что-то нашептывала.
- Вы родственница? – раздалось неожиданно за спиной. Нина испугалась, но виду не подала.
- Нет, прохожая, - ответила она, а потом задумалась и добавила – мимо шла.
- Документы есть? – строго спросил милиционер.
- Да, - Нина засуетилась. Одной рукой придерживая рыдающую Марусю, другой доставая паспорт.
Милиционер внимательно посмотрел на Марусю, а затем стал проверять Нинины документы. Записав все необходимые данные, в том числе Нинин телефон, он вернул документы, снова внимательно посмотрел на Марусю, развернулся и пошел.
- А что с девочкой? – вдруг очнувшись, вдогонку спросила Нина.
- А что с девочкой? – спросил, развернувшись, милиционер, будто не понимая к чему вопрос. – Родственники у нее есть?
- Не знаю, - растерянно ответила Нина, а затем отняла за плечи Марусю и, посмотрев в ее заплаканные глаза, спросила – Марусенька, а бабушка у тебя есть? – Но Маруся еще горше разрыдалась. Нина снова крепко прижала ребенка к себе. – Можно я пока себе ее заберу, - спросила она милиционера, а чуть позже добавила, - Ну, пока не найдут кого-нибудь из родственников.
Он снова их осмотрел, махнул рукой «Забирай, мол, только отстань», и ушел в свою машину. Нина взяла Марусю на руки и пошла домой, теперь уж было недалеко. Девочка горько плакала, но потихоньку притихла. «Заснула», - подумала Нина, и в душе стало немного спокойней.
Придя домой, Нина положила девочку на диван и накрыла пледом, а сама стала срочно звонить в морг. Сначала трубку никто не брал, но Нина не отчаивалась и набирала снова и снова, пока в трубке не раздался тихий далекий голос. Нина впервые звонила в морг по городскому телефону и поэтому не ожидала таких ассоциаций – ей показалось, что голос был с того света. Пауза затянулась, но Нина взяла себя в руки и заговорила, стараясь не разбудить Марусю.
- Добрый день, врач Петрова говорит
- О! Ниночка, - раздался с другого конца теплый голос балагура Славки, - чего это тебе не спится, ты ж с дежурства? Или я ошибся?
- Нет, Славик, не ошибся, - выдохнув, ответила Нина. «Слава Богу, Славка – свой человек, проблем с информацией не будет», - подумала Нина и задала свой вопрос. – К вам сейчас должны были молодую женщину привезти.
- Ты стала интересоваться женщинами? - пошло съехидничал Славик.
- Прекрати! – Смутившись, сказала Нина. - При ней документы какие-нибудь были?
- Не знаю, еще не смотрел.
- Славик, будь другом, посмотри. У нее ребенок маленький остался, нужно узнать хотя бы фамилию, чтобы родственников найти.
- А что мне за это будет? – продолжал шутить Славик.
- Что ты хочешь, вымогатель?
- Поцелуй, о, прекрасная дева! – мечтательно заявил Славик.
- Обойдешься, найди информацию, я позже перезвоню. – Оборвала его Нина.
- Вот так всегда, - запричитал Славик, - я к ней с любовью, а она ко мне … с трупом. Не любишь ты меня, Нинка, не любишь, - Славик изобразил страдание.
- Не люблю, - шутливо призналась Нина, - но ценю, как профессионала, - добавила она сладкую пилюлю.
- И на том спасибо. Ладно, звони, узнаю я о твоей девушке все, что смогу.
- Спасибо, Славик. Пока. – Сказала Нина и повесила трубку.
Нина заглянула в комнату. Маруся спала. Нина взяла книгу и пошла на кухню. «Спать сегодня не придется» - подумала Нина, - «Хорошо, на дежурстве удалось прикорнуть». Через полчаса Нина снова набрала телефон морга.
- Ну, что тебе сказать, Нинуль? - Начал Славик. – Документов нет, но Петрович говорит, что это Марьянка – проститутка, она с ним в одном доме живет. Родители, говорит, у нее померли еще в позапрошлую весну, спились. Так что выходит, ребенок ничей остался.
- Спасибо, Славик.
- Да не за что. Что делать-то думаешь?
- Не знаю пока. – Нина ненадолго задумалась, а потом попросила, - Слав, когда хоронить будут, скажи мне. Девочке надо с матерью попрощаться, а то как-то не по-человечески выходит.
- Скажу, - Славка замялся, а потом добавил, - а ты нешто ребенка себе оставить надумала?
- Надумала – не надумала, тебе-то что? – вдруг засмущалась Нина.
- Да ладно, Нинка, не сердись, я ж так, по-дружески. – Сказал он, будто оправдываясь.
Повесив трубку, Нина задумалась. «А правда, может взять девочку себе? Ну, что ж она не справится что ли? Все равно мужа нет, может и не будет, а так хоть ребенок будет. Будет о ком заботиться. Может Бог специально так сделал? Нет-нет, грех так думать».
Нину настолько захватила эта мысль, что она не заметила, как пролетели два часа. Очнулась она от того, что услышала всхлипывания, сердце ее сжалось, мысли заметались, руки и ноги стали ватными. Она постаралась взять себя в руки, и пошла в комнату.
Маруся лежала под одеялом почти так же, как оставила ее Нина, и горько плакала в подушку.
- Марусенька, что ты? – Нина попыталась присесть рядом с девочкой на край кровати, но Маруся, глядя на Нину испуганными глазами, резко вжалась в угол, превратившись в маленький комочек. – Марусенька, - Нина убрала руку и села на колени рядом с кроватью, - не бойся меня, я не сделаю тебе ничего плохого. - Маруся немного расслабилась, но все также следила за Ниной испуганными глазами из своего уголка, как запуганный зверек. – Ну, хорошо, может, ты чего-нибудь хочешь? – Маруся на мгновение задумалась, но потом медленно помотала головой из стороны в сторону. – Ладно, - примирительно сказала Нина, - тогда мы сделаем вот что: я пойду в другую комнату и займусь своими делами, а ты можешь осмотреться здесь и сходить на кухню. – В глазах Маруси вместо страха появилось сомнение и неуверенность. – А если захочешь, что-нибудь взять, возьми. Ладно? – Нина посмотрела еще раз на Марусю и тихонько вышла из комнаты. «Надо, позвонить Аньке», - подумала Нина, - «Может, у нее остались, какие-нибудь детские игрушки или книжки».
Прислушиваясь к тому, что происходит в другой комнате, Нина набрала Анин телефон.
Алло, - раздался в трубке приятный баритон.
Боря, привет, - волнуясь, начала она. – Это Нина.
Привет, Нинуль, что-то ты совсем про нас забыла. Все дела у тебя, все дела. Ты б заходила.
Зайду, Боренька. – Нина все время смущалась от мягкого голоса Анькиного мужа.
Вот и прекрасно, - не дал он договорить Нине, - Так, когда нам тебя ждать?
Борь, - Нина отчего-то раскраснелась, – я сейчас не могу, ты попроси Аню позвонить мне, - и как бы оправдываясь, добавила, - Мне с ней переговорить надо … срочно.
Случилось что, Нин? – серьезно переспросил Борис.
Нет-нет, - поспешно ответила она, - просто мне с ней посоветоваться надо.
А-а, женские секреты – полу утвердительно произнес Анькин муж, - ты не волнуйся, Анька придет, я скажу, чтоб тебе позвонила.
Спасибо, пока, - сказала Нина и бросила трубку, как будто та обжигала ей руки. Сердце бешено стучало в висках и не хотело успокаиваться.
Аня позвонила спустя полчаса, и начала тараторить в трубку, как только Нина ее подняла:
- Нина! Что случилось?! Боря сказал, что у тебя что-то стряслось, что ты взволнованна и ничего не объясняешь? И не смей меня успокаивать! Говори, что случилось?
- Ань, - Нина поняла, что если она начнет ходить вокруг да около, ничего не выйдет, - ты можешь ко мне приехать? Прямо сейчас.
- Нина! Что случилось? – требовательно спросила Аня.
- Анечка, я не могу по телефону, - как можно тише сказала Нина, - Пожалуйста, приезжай, я все расскажу. Честно. – Нина очень надеялась, что Аня ей не откажет.
- Хорошо.
Аня повесила трубку, а Нина выдохнула с облегчением и прислушалась к тому, что происходит в комнате. Там была абсолютная тишина. Ей очень хотелось заглянуть, но она понимала, что этого делать нельзя. Оставалось только мучительное ожидание. Через некоторое время она вдруг осознала, что тихо поет одну из молитв. Мысленно улыбнувшись этому, она закрыла глаза, прислонилась к стене и запела другую молитву. Прошло еще какое-то время, и дверь в комнату открылась. Нина приоткрыла глаза и увидела на пороге комнаты Марусю. Допев молитву, она вопросительно посмотрела на Марусю. Та постояла, а потом тихо попросила:
- Спой еще.
Нина широко улыбнулась и начала петь другую песню чуть громче. Время как будто перестало существовать, но раздался дверной звонок. В глазах Маруси появился страх и уверенность, что ее предали. Если бы она могла, то убежала, но сейчас ей некуда было бежать. Нина поспешила ее успокоить. И как можно спокойнее и дружелюбнее объяснила:
- Это моя подруга … Аня. – И с трепетом открыла дверь.
Анька влетела, как ураган, и резко остановилась, увидев Марусю. Маруся не выдержала напряжения и, захлопнув дверь, спряталась в комнате. Нина закрыла входную дверь и подтолкнула опешившую подругу к другой комнате. Анька вопросительно обернулась на Нину.
- Я все объясню, - тихо пообещала Нина.
Нина вкратце рассказала Ане все, что произошло утром, а затем, будто решившись на отчаянный шаг, попросила:
- Ань, узнай, пожалуйста, что нужно для удочерения. – И как бы оправдываясь, добавила, - У тебя ведь есть связи, знакомые. – Видя, что Анька сейчас разразиться нравоучительной тирадой, Нина безотлагательно начала наступление. – Ань, я ведь не маленькая, я не питаю иллюзий по поводу своего семейного счастья. Так пусть у меня будет хотя бы ребенок. Я все обдумала, все решила. Если ты откажешься мне помочь, я не отступлюсь, просто мне будет гораздо сложнее добиться желаемого. – Аня на глазах менялась, и Нина предприняла еще одно наступление, но более мягко. – Анечка, помоги мне, узнай, что сможешь. – И пока Аня пыталась переварить информацию, добавила, - И еще. У тебя ведь остались детские книжки, игрушки – можешь попросить Борю привезти их … сегодня.
Аня очнулась, внимательно посмотрела на Нину и, ничего не сказав, резко встала и ушла. Нина осталась в замешательстве. Она не знала, как понимать Анькину выходку. Поможет ли та ей или придется все делать самой. И с чего начинать? Пока Нина думала и планировала, снова раздался дверной звонок.
- На, - сказала Аня, входя в квартиру и протягивая Нине несколько детских книжек и игрушек, - Потом посмотрю, что осталось у нас. – И уже уходя, добавила – Может, подумаешь еще?
- Нет, - тихо, но решительно сказала Нина, - я уже все решила.
Аня ушла, обещав позвонить. А Нина, ошарашенная поведением подруги, минут пять стояла в оцепенении, а потом, будто вспомнив о чем-то, нерешительно постучалась в дверь, где находилась Маруся. Никто не ответил, но Нина на это и не надеялась. Девочка напугана, не знает от кого и что ждать, находится в чужом месте. Войдя в комнату, она старалась не делать резких, пугающих движений.
- Марусенька, - обратилась она к девочке, сидящей в дальнем углу комнаты, - тетя Аня принесла тебе немного игрушек, - она протянула их Марусе, но та даже не пошевелилась. Тогда Нина положила их на диван и, не приближаясь, чтобы не напугать девочку еще больше, добавила – И книги. Хочешь, я тебе почитаю. – Маруся вопросительно посмотрела на Нину, и та решила, что ей просто нужно начать читать. Она выбрала небольшую книжку сказок, села на пол, оперлась о стену и начала читать. Так они просидели около часа.
- Может, поедим? – спросила Нина, закрыв книжку. Маруся не очень уверенно кивнула головой, и Нине захотелось подпрыгнуть от радости. – Я сейчас приготовлю, - радостно заявила она и убежала на кухню.
Вернувшись из кухни, Нина увидела, что Маруся рассматривает игрушки. Увидев Нину, она растерялась, а затем положила игрушку и немного отошла.
- Ну, что ты, Марусенька, - сказала Нина, улыбнувшись, - это все твое.
Далеко отлучаться мне не пришлось. Старичок жил в пригороде того городка, где жила Нина. На первый взгляд ничто не подсказало мне решения, но я не отчаивался, а решил поближе познакомиться со своим подопечным. Что значит поближе познакомиться? Да все очень просто – я решил внимательно изучить всю его жизнь, надеясь найти в ней то, что могло бы мне помочь.
Не знаю почему, но просматривать жизнь старичка я начал с конца. Я проверял все факты, тщательно перебирал все события, все встречи, даже незначительные, пытался нащупать то, что дало бы мне идею. Ничего. В момент, когда я уже был готов все бросить … нет, не бросить, отложить, то почувствовал тепло и легкость. Бог всегда приходит на помощь, он всегда поддерживает. У меня было ощущение, что во мне зажегся свет. И я с новыми силами продолжил свои изыскания. У людей есть такая поговорка «Кто ищет, тот всегда найдет», вот и я, все-таки, нашел то, что искал, и нашел бы давным-давно, если бы начал не с конца. Теперь дело оставалось за малым. Необходимо было проследить за Ниной и чиновниками, чтобы похороны Марьяны – Марусиной мамы – прошли в нужную дату. И чтобы старичок именно в этот день в строго определенное время пришел навестить могилку своей матери. И тогда, возможно, все получится – и душа старичка, наконец, сможет исполнить свое предназначение.
Все последующие дни я занимался похоронами Марьяны.
Завертелась машина оформления документов. Нина на работе сказалась больной, чего с ней не случалось никогда. Анька, как ошпаренная бегала от одного официального лица отдела опеки до другого. Несколько раз пришлось сходить в милицию, и в это время за Марусей приглядывал Боря, Анькин муж, у которого именно в это время случился отпуск. Пару раз Нине пришлось наведаться в морг, чтобы уточнить детали насчет похорон. Не забывала Нина при этом забегать и в церковь. Ей было так страшно, волнительно и одновременно безудержно радостно от того, что ее жизнь вот-вот окончательно и бесповоротно измениться. Подруги все время давали ей советы, рекомендовали хороших детских психологов и лучшие детские сады. В общем, свалилось на Нину счастье, правда, с целым возом проблем, но Нину это ничуть не смущало. Для нее трудным был только один вопрос – как сказать Марусе о смерти матери. Девочка итак пережила жуткий стресс. Судя по слухам, жизнь у нее была несладкая, но дети к этому относятся проще, чем взрослые. Все советовали ей разное, а она только молилась и просила сил у Бога.
Наконец настал день похорон. День был пасмурный, но теплый. Нина уже обо всем договорилась: на кладбище в маленькой часовенке их должен был ждать священник, который согласился отпеть погибшую. Машину, чтобы доставить гроб в часовенку, Нине дали по знакомству. Гроб, самый простой, конечно, оплатило государство, как и погребальный саван. Нина одела Марусю в красивое, на днях купленное, новое платье, повязала платочек и, присев перед девочкой, сказала:
- Марусенька, - Нина очень волновалась, но отчетливо понимала, что она должна взять себя в руки. - У нас с тобой сегодня очень ответственный день … - Маруся, молча, смотрела на Нину. Она так до сих пор ни с кем и не заговорила, только молча кивала или мотала головой. Но Нина не отчаивалась. – Мы должны быть с тобой сильными и мужественными. Что бы в жизни не происходило, мы должны помнить, что все по воле Бога, и что Он всегда с нами, понимаешь? – Маруся кивнула, и Нина крепко прижала ее к груди.
На кладбище никого не было. На отпевании Маруся стояла тихо: то ли не поняла, кто лежит в гробу, то ли решила, что мама спит. Перед тем, как опустить гроб, Нина подвела Марусю к изголовью и присела рядом с ней.
- Марусенька, мама … - Нина запнулась, не зная, как объяснить девочке, что мамы больше нет в живых, что перед ними только тело. – Она теперь с Богом. – Маруся никак не отреагировала. – Ты можешь попрощаться с ней. – Но девочка будто не слышала Нину. Было впечатление, что она окаменела.
Нина дала знак рабочим, что они могут закрыть и опустить гроб. И здесь произошло то, чего Нина так боялась – Маруся закричала и бросилась на гроб.
- Маруся! Марусенька! – Нина тщетно пыталась оторвать девочку от гроба, она кричала, била кулачками любого, кто пытался ее увести в сторону. Нина попросила рабочих немного подождать. Гладя Марусеньку по голове, Нина пыталась уговорить девочку. – Марусенька, мы должны предать мамино тело земле, иначе ей не будет покоя. Мы должны помочь ей. Она ждет нашей помощи. Если мы не похороним тело, ей будет очень больно и плохо. Пожалуйста, Маруся, послушай меня, помоги маме стать ангелом. Дай ее похоронить …
Так или иначе, но Нине удалось оторвать девочку от гроба. Она взяла ее на руки. Маруся горько плакала, но уже не сопротивлялась. Рабочие, пользуясь моментом, быстро, и максимально тихо, постарались завершить работы и уйти. Еще какое-то время Нина постояла у могилы, потом положила на могилу цветы и тихонько пошла к выходу. Только здесь она заметила, что недалеко от них стоит очень пожилой мужчина, смотрит на девочку и плачет. Сердце Нины разрывалось от жалости к нему, но у нее на руках была Маруся, и поэтому она постаралась опустить глаза и пройти мимо. Но, когда она поравнялась с этим человеком, он, вдруг, как очнулся, подошел к Нине, посмотрел прямо в глаза, а затем обогнул ее, чтобы посмотреть на Марусю. То, что произошло дальше, Нину поразило до глубины души.
Мужчина провел рукой по Марусиным волосам. Девочка подняла голову и посмотрела на него, а он указал рукой на небо. Стоило Марусе поднять голову, как среди туч пробился солнечный лучик. Подул теплый ветерок. Маруся оторвалась от Нининого плеча. Нина поставила ее на землю, оправила платье и пригладила волосы. Они снова посмотрели на небо, где, в образовавшийся просвет, спускался уже целый сноп солнечных лучей. Слезы на Марусином лице высохли. Нина оглянулась, но никого не нашла. В этот день больше не было ничего необычного, разве что тучи рассеялись.
Глобальное обновление населения настолько увеличило скорость принятия решений, что даже я стал замечать это. При этом упускались мелкие, но очень важные для меня детали, и это печалило. И все же массовые притоки душ не будоражили меня так, как некоторые, прошедшие полный круг обучения и давно желанные. Как я уже говорил, за потоком событий я и не заметил, как Хохолок сделал то, чего никак не могли добиться другие ангелы. Конечно, он сделал это не один и не без помощи других ангелов, но все говорило за то, что это была его идея. Вообще надо сказать, что он так старательно и с упоением выполнял все задания, что на душе становилось тепло и радостно.
На небесах был переполох. Все ждали нового ангела.
- Ты молодец, - раздался тихий голос прямо за спиной Хохолка. Хохолок непонимающе воззрился на Бога. – Такое дело провернуть! – Хохолку показалось, что Бог улыбнулся. – Скоро один из твоих подопечных будет с нами. – И тут до Хохолка дошло из-за чего весь сыр бор. Он не считал, что сделал что-то невероятное, более того, он до конца не был уверен, что у него вообще что-то получится, но, тем не менее, его план сработал. Он сам лично наблюдал, как старичок, увидев Марусины слезы, преисполнился сочувствия к девочке. Его сердце впервые за многие десятки лет почувствовало боль, боль совершенно чужого ему человека ….
Вскоре документы на удочерение девочки были готовы. Нина определила Марусю в садик и вышла на работу. Теперь в ее жизни появился новый смысл, но это были еще не все сюрпризы, которые Бог приготовил для нее.
Теперь у Хохолка стало на одного подопечного меньше. Более того, самые сокровенные мечты его другого подопечного тоже стали явью. Ведь Нина, благодаря всему произошедшему, обрела дочь, а на днях еще и выйдет замуж. Хохолок доподлинно знал, что в ближайшую пятницу должно состояться венчание. И он был этому очень рад. Ведь в этой истории одно несчастье способствовало счастью сразу четырех человек: Нина обрела дочь и, чуть позже, мужа; у Маруси появились очень хорошие родители, которые души в ней не чаяли; мужчина, поступивший в Нинину смену, накануне того страшного события, в больницу, нашел в Нине преданную спутницу, а в Марусе благодарную дочь; и, наконец, старичок, научился-таки сочувствовать и теперь его душа стремилась пополнить ряды ангелов.
Мысли Хохолка перенеслись к его самому маленькому подопечному.
- Пойдем, - позвал его с собой Бог. И Хохолок отправился вслед за Богом, который, как оказалось, прочитав мысли Хохолка, привел его в хранилище даров. – Ты знаешь своего подопечного лучше других. – Начал Он. – Ты превосходно справился со своим первым заданием. – Бог сказал это с таким теплом, что Хохолку стало жарко, если, конечно, так можно сказать. - И ты помог томящейся душе обрести покой. Полагаю, ты достоин того, чтобы самостоятельно выбрать для своего подопечного дар. – Хохолок растерялся. Увидев его растерянность, Бог добавил. – Ну, я оставлю тебя на некоторое время. Походи, посмотри, примерься и … выбери для него то, что ему больше всего подходит.
Хохолок сначала немного растерялся и от такого доверия, и от такого изобилия даров. Еще какое-то время волнение не покидало его, но потом он сосредоточился, вспомнил все до мельчайших подробностей о своем маленьком подопечном и приступил к рассмотрению даров. Одни из них были в виде снов, другие в виде чудесных находок, третьи составляли мысли, четвертые являлись объединителями, так называемых, природных данных, пятые срабатывали, как озарения, шестые …, седьмые …, восьмые … перечислять можно было бесконечно. Но Хохолок уже четко знал, что именно нужно мальчику – технический последовательный объединитель. У малыша уже были заложены с рождения все необходимые данные, теперь нужно было просто запустить объединитель, но не одновременный, а последовательный, потому что то открытие, а точнее изобретение, которое ему было суждено создать, требовало определенных знаний и навыков. И давать их сейчас не было никакого смысла. По мере приобретения им определенных данных будет срабатывать объединитель, который и даст в определенный момент нужный толчок к реализации изобретения. Сложность заключалось только в том, чтобы найти строго определенный объединитель, потому что не каждый приведет к необходимому результату. Упорства ангелам не занимать, поэтому Хохолок методично, скрупулезно перебирал объединители до тех пор, пока не нашел нужный.
Следующий шаг в этом процессе состоял в том, чтобы выбрать соответствующее время, иначе объединитель просто не сработает или даст сбой. Поэтому все последующее время Хохолок проводил около мальчика, ожидая нужный момент. Этот этап мог длиться годами, но результат стоил ожиданий. К счастью, Хохолку не пришлось ждать так долго.
- Мам, пожалуйста, пойдем в тот магазин, - канючил Володька уже битые полчаса. Мать была не в настроении, но она итак уже целую неделю ему отказывала под разными предлогами, поэтому отступать было некуда. Она любила своего сына, но со стороны иногда казалось, что ей гораздо интересней посидеть со своим приятелем и выпить пивка, нежели провести время с сыном. Володьку это ничуть не смущало, он всегда находил, чем заняться и очень любил, чтобы его не трогали. И он не канючил бы у матери поход в магазин, если бы Серега, его друган по садику, не рассказывал ему всю неделю взахлеб какие «потрясные» игры в этом новом магазине. Друг его был из зажиточной семьи, и позволялось ему довольно многое, по крайней мере, создавалось такое впечатление. Но Володька никогда не завидовал, он искренне дорожил отношениями с другом. - Мам, мы ничего не будем покупать, я хочу просто посмотреть, - предпринял Володька еще одну попытку.
- Ладно, - лениво ответила мать, - дай мне час, дела нужно доделать.
Володька не спорил, хотя точно знал, что никаких дел матери делать не нужно. Важно, что они, наконец-то, дойдут до магазина. Он и один бы сходил, но ему было всего 5 лет и одного так далеко его не пускали.
Весь час Володька сидел, затаив дыхание. Наконец, мать собралась, и они отправились в путь. За всю дорогу Володька не проронил ни слова. Он так боялся, что мать передумает, что он что-нибудь не то скажет, и все сорвется. От переживания у него вспотели руки, а сердце, казалось, бухает с такой громкостью, что слышит вся округа.
Магазин действительно оказался потрясным. В нем было неимоверное количество игр и у Володьки, в буквальном смысле слова, разбегались глаза. Но самое удивительное то, что в этом магазине был маленький детский уголок, где можно было поиграть в некоторые игры. Володька шел от стеллажа к стеллажу, разглядывая самые разные игры. Сердце выпрыгивало от счастья, мир вокруг превратился в сказку, где нет никого и ничего, кроме него, Володьки, и маленьких механизмов.
- Владимир, - донесся откуда-то издалека усталый серьезный голос. Но Володька будто прирос к витрине с конструктором, в его голове уже крутились колесики и механизмы, он внутренним зрением уже видел, что и с чем можно сложить, чтобы получилось … он еще четко не представил, что именно должно получиться, но точно знал, что это нечто невероятное. – Владимир! – голос оказался уже гораздо ближе и явно злился. Нужно оторваться от витрины, нужно … но как?! Володька повернул голову в сторону голоса и увидел мать, а чуть поодаль молоденькую девушку-продавца. Сердце сжалось, а по телу прошел мороз. – Сколько можно тебя ждать? Ты уже полчаса стоишь у этой витрины, - отчитывала его мать. – Пойдем. Посмотрел и хватит. – Вовка опустил голову и понуро поплелся за матерью.
- Может, - раздался со стороны робкий голос молоденькой девушки-продавца, - Вы оставите его здесь ненадолго … поиграть? – Она указала на игровой уголок. – Володькино сердце забилось с неистовой силой, и он был готов умолять мать на коленях и обещать все, что угодно, лишь бы она разрешила остаться здесь. – Я присмотрю за ним. – Пообещала продавец и добавила – А Вы пока можете пройтись по магазинам. Мать недоверчиво посмотрела на продавца. – У нас так часто делают, - добавила продавец последний весомый аргумент.
- Ну, хорошо, - ответила мама, - но только на полчаса, - это она уже говорила только Володьке, а для него и пять минут были бы счастьем, а уж полчаса ….
Получаса, который выделили Володьке, было достаточно, чтобы закрутились колесики вновь открытого в нем таланта. Он, конечно, ничего не подозревал, но Хохолок это знал точно. Он был благодарен ангелу-хранителю девушки-продавца за помощь и с самым хорошим расположением духа возвращался с задания.
Он только что вернулся с удачно завершившего задания. Тот детский восторг, которым он светился, лишил меня всех сомнений.
- Тебе пора, - сказал я, укутав его своей любовью. Хохолок удивленно посмотрел на меня.
- Пора? – Он явно недоумевал. Потом снова озарился изнутри и спросил – У меня новое задание?!
- Нет, - ответил я, улыбаясь, - тебе пора обратно на землю.
Он смотрел на меня, и я чувствовал в его душе тысячи вопросов, но ни один из них так до конца не сформировался, и Хохолок так ни о чем меня и не спросил. Мы прошли в отдел подготовки и прежде, чем передать его ангелам, я мысленно передал ему только одну мысль, в надежде, что она согреет его и вдохновит – «Я очень тебя люблю».
Новый виток
Шли дни. Я знакомилась с новыми людьми, радовалась общению со старыми знакомыми. Мне было приятно, что люди помнят обо мне, не смотря на то, что я довольно сильно замкнулась. Друзья не оставляли меня, стараясь занять мое время чем угодно, лишь бы я как можно реже думала о горе. И я не сопротивлялась их заботе, мне, действительно, это было нужно.
В октябре у меня была неделя отпуска, и я решила провести ее в деревне у тети Вали – матери моего бывшего друга. Так случилось, что у нас сложились с ней хорошие отношения, и большая заслуга в этом была с ее стороны. Глухая деревня – это то, чего требовала моя душа. И она это получила. Конечно, я не только отдыхала там, пришлось и поработать, но и для себя я оставила время: резала по дереву, иногда вязала и даже успевала кое-что писать. Но больше всего мне нравились утренние и дневные прогулки по глухим дорогам. То, что многие называют унынием и тоской, вселяло в меня покой и умиротворение. Я чувствовала себя частью этого мира, мира, где нет людей, нет цивилизации, а есть только потрясающий пейзаж, наполненный еле уловимыми для людей запахами и звуками, тем, что можно увидеть и услышать только полностью растворяясь в окружающем тебя мире.
Как ни странно, но недели было вполне достаточно для того, чтобы набраться душевных сил и отдохнуть. В любимый город я возвращалась отдохнувшая и довольная. Все-таки хорошо иногда вырываться из этого суматошного цивилизованного мира.
Осень закончилась. Пришла зима, снежная, морозная – как в детских мечтах, но эмоционально – безумно тяжелая. Началось все со следователя, который вызвал меня на уточнение фактов и сбор документов. Затем нотариус – там тоже нужно было начинать собирать документы. Перед новым годом мне дали прочитать медицинскую экспертизу моего сына, Саши и ее дочери…. Я не знаю, как это вынес следователь, но мне казалось, что из меня выливается океан слез. Я старалась вести себя, как можно тише, но ужас, переполнявший меня от прочитанного, захлестывал, как девятый вал. Я плакала, а в голове стучалась только одна мысль «Он не заслужил такой смерти!».
Исходя из экспертизы, получалось, что все его тело было своевременно и правильно развито. И вот в этом своевременно правильно развитом теле были травмы, несовместимые с жизнью. Я читала и думала «Соврал или не соврал мне тогда врач?» и «Благодарение Богу, что его не спасли». Если бы его спасли, он мог стать только растением. И я была благодарна Богу, что он не позволил так страшно мучиться мне и ему. Тогда я впервые почувствовала, что у меня есть проблемы с тем, чтобы простить Сашу. Умом я понимала, что то, что произошло, случилось не по ее желанию, не специально, но эмоции матери заставляли меня скорбеть о сыне, о его безумно страшной смерти. Смерти, которую не может заслужить ни один ребенок. Мне хотелось кричать на весь мир, упасть на землю и выть, сдирая в кровь свои руки о наст. Ничто не могло меня утешить в тот момент. Я прорыдала весь вечер и полночи. И последующие несколько дней прошли в борьбе за то, чтобы никто не видел моих слез. Мне казалось, я никогда не смогу их выплакать.
Новый год я встречала у кумы, чтобы хоть как-то отвлечься. Затем заполняла свои дни лыжами, коньками, прогулками, гостями, бассейном, чем угодно, лишь бы быть на виду у людей и не позволять эмоциям завладеть мной. Старалась везде брать с собой маму. Ведь то, что я испытывала сейчас, она несет в себе со дня его смерти. Я восхищаюсь ей и ее силой духа. Я бы так не смогла….
Выйдя после новогодних праздников на работу, я жила мыслью о дне рождении и отпуске. Все это помогало мне немного отвлечься и забыться. День рождения прошел на ура: множество подарков, красивых слов, цветов, положительных эмоций, а затем резкая тишина – отпуск. Я пыталась заполнить каждую минуту отпуска, но ночь принадлежала сну, а сон не всегда был желанным.
Три ночи подряд я видела его глаза, глаза, полные боли и тоски. Он не говорил со мной, не подходил, не позволял себя обнять. Он просто стоял и смотрел. И мне ничего не оставалось, как только точно также стоять и смотреть в эти до боли родные, любимые глаза ребенка. После третьей ночи такого стояния я не выдержала и позволила эмоциям взять надо мною верх. Горе и безысходность топили меня в себе, и по прошествии нескольких дней я сдалась. Мне ничего не было нужно, я ничего не хотела. Я понимала, что жить мне придется еще очень долго, но вот ради чего или ради кого? На этот вопрос у меня ответа не было. Не было в данный момент в моей жизни того, ради чего или кого можно жить. Но жить все равно надо, это я понимала. Поэтому делала все, что намечала и надеялась, что это состояние скоро пройдет.
Время – забавная штука – его нельзя измерить одинаково для всех. Там, где для меня проходит мгновение, для людей уже пролетают столетия. Вот и теперь для меня не прошло и дня, а на Земле был уже конец зимы. Я бы и не заметил, но внутри что-то больно кольнуло. Я посмотрел вокруг и увидел Хохолка, стоящего у перил. Он пристально смотрел вниз. И когда я оказался у него за спиной, то увидел, куда он смотрит. Он смотрел на ту, что когда-то была его матерью, на юную душу. И складывалось ощущение, что и она смотрит на него. Я уже отвык от таких вещей. Очень редко, но так случается, что не только люди на Земле помнят ушедших, но и ушедшие, став ангелами не могут или не хотят разорвать связь. Ангелы не помнят свою жизнь, только причастность к ней, именно поэтому такая связь является редкостью.
Я посмотрел на Хохолка и понял, что он так стоит довольно давно. Он как бы пропускал ее боль через себя, поэтому резко выводить его из этого состояния было нельзя. Я немного отошел, чтобы связаться с ангелами юной души. В последнее время ее состояние было нестабильно – она, то закрывала дверь в прошлое, то резко проваливалась в него. Ничего нового ангел мне не сообщил. На данный момент был очередной провал в прошлое.
Вернувшись к Хохолку, я нежно окутал его своей любовью и теплом. Прошло какое-то время, и он обернулся. В его душе был океан любви и боли, от потери этой любви. Мне ничего не оставалось, как затопить эту боль своей любовью и отправить его на очередное задание, благо и предлог был. Он безропотно взялся за дело. Сейчас его задачей было открыть для подопечного ребенка идею создания будущего открытия. Такие задания были не частыми и требующими предельного внимания и четкости выполнения.
В понедельник было полгода со дня гибели сына. Была в церкви. Это был как раз первый день Великого поста. Служба была довольно простой и понятной. И от этого мне стало вдруг как-то тепло, по-домашнему уютно. Я подняла голову вверх и посмотрела на хоры, а затем на крест. И впервые за последние полгода не заплакала. Внутри меня разливалось тепло подобно солнечному свету. Я поняла, что Бог не оставил меня, это я повернулась к Нему спиной и чего-то хочу, как надутый ребенок, обиженный на жизнь. Мне не было стыдно, мне не было больно, мне было настолько хорошо, что хотелось визжать и прыгать. С каждым разом я обожаю этот храм все больше и больше. Мне хорошо здесь, но только тогда, когда я не жду от него чуда. Когда иду просто так, тогда мое сердце согревается, ему становится легче дышать, и хочется снова творить. После таких посещений я смотрю на мир так, будто первый раз его вижу. И каждый раз я умудряюсь замечать что-то новое, которое почему-то не замечала раньше. Вероятно, мне нужен был этот день, мне нужен был этот толчок, мне нужно было это теплое солнце любви, чтобы я смогла снова вдохнуть жизнь в легкие. У меня не появилась цель жизни, но появилась радость восприятия, а это иногда гораздо важней.
Их появление я всегда ощущал, как дуновение бриза на закате или рассвете, который обостряет восприятие мягких пастельных тонов окружающего мира. Я люблю всех своих ангелов и каждый из них мне дорог, но эта особая группа была для меня улыбкой, если, конечно, так можно выразиться. У них была особая роль в моем глобальном эксперименте – в их задачу входило отслеживание обновления душ на земле и своевременное оповещение о готовности той или иной души к новым урокам или испытаниям. Они сами находили объекты и сами о них докладывали. Они были как индикаторы, и их появление проливало тепло в мою душу.
- Пора …
Это были даже не слова, а ощущение, которое люди называют предчувствием. Прозрачные ангелы никогда не были многословны, их и малословными трудно назвать. Безмолвные. Вот то определение, которое подходило им больше всего. Принося информацию, они передавали ее с отпечатком той души, о которой шла речь. Возможно, именно поэтому у меня никогда не возникало вопроса, о ком или о чем они сообщают. Получая от них сигнал, я уже совершенно точно знал, что и кому нужно поручить.
Сегодня сигнал говорил о том, что юная душа окончательно оттаяла и даже прошла некий восстановительный период. Теперь можно было начинать ее возрождение и направлять ее в нужное русло.
Зима в этом году закончилась в апреле. И с окончанием зимы из моей жизни ушел холод. Правда, заметила я это не сразу, а лишь многое время спустя. Как только сошел снег, я, наконец-то, смогла добраться до кладбища, до могилы сына. Что бы ни говорили, но иногда мне очень хочется побыть рядом с ним, и кладбище единственное, кроме снов, конечно, место, где это возможно. Я сидела у могилки, смотрела на то, как пробиваются цветы, и вспоминала, как он любил природу: жучков, паучков, муравьев, всякую живность и растения. Мне не с кем теперь замечать причуды природы. Он умел чувствовать, он умел видеть. Сквозь кроны деревьев пробивался солнечный луч, и мне казалось, что это он, мой любимый сын, в незримом образе рядом со мной. Он хочет, чтобы я улыбалась. Он так любил, когда я улыбалась. Будет ли в моей жизни еще кто-то, кто будет также любить меня, как это делал мой сын? Это был риторический вопрос, потому что никто из нас не знает, что ждет впереди. Прошло столько времени, а мне так сильно его не хватает.
Он опять стоял у перил и смотрел вниз. Каждый раз, когда я видел его у перил, меня пробирал мороз. Я видел гораздо больше, чем мог видеть кто-либо другой, и, конечно, не единожды видел и ангелов, глядящих вниз, и людей, взирающих в небеса. И всегда эти взгляды были очень по-разному эмоционально окрашены. Единственное, что я видел крайне редко – так это единую окраску событий и эмоций. Но даже не это волновало меня. Глядя на Хохолка, у меня возникало ощущение, что его связь с той, что была его матерью, только крепла. Было такое чувство, что она постепенно вбирала его в себя.
- Помнишь ее? - Спросил я, задумавшись о чем-то своем
- Нет, - спокойно ответил он. А чуть позже добавил, - Она красивая …
Я пристально взглянул на Хохолка, а он, не отрываясь, смотрел на нее.
- Она была твоей матерью, - Хохолок посмотрел на меня, не понимая, зачем я это говорю. А я, вдруг, понял, что должен вернуть его на землю, должен вернуть их друг другу. И теперь нужно было лишь добиться того, чтобы и Хохолок захотел вернуться. Эта задача кажется легкой только на первый взгляд. На самом же деле, нужно учитывать, что ангелы не помнят своего земного существования и очень любят тот процесс, в котором участвуют здесь, в Раю.
Время шло, началось лето. Мама занималась установкой памятника, который мы заказывали еще в прошлом году. Я стала чаще ходить с работы пешком, иногда подолгу простаивая у воды и глядя на солнце. И в этот раз я тоже стояла у воды.
- Не надо, - услышала я тихий голос за спиной и, вздрогнув, оглянулась. Видимо во взгляде у меня читалось непонимание. – Не надо, - повторил молодой человек снова и показал взглядом на воду, как будто это все объясняло. – Ты ведь прыгать собралась, - сказал он полувопросительно. Я улыбнулась и покачала головой. Теперь удивленным оказался он. – Я же видел, как ты наклонилась, - сказал незнакомец, будто доказывая мне что-то. Мне стало смешно. Он напомнил мне ребенка, который пытается доказать взрослым, что видел приведение, а они ему не верят. Но, чтобы его успокоить, я подальше отошла от воды.
- Задумалась, наверно, - не прекращая улыбаться, пожала я плечами.
- У тебя что-то случилось? – Его взгляд снова стал довольно серьезным, а я растерялась, не зная, что ответить. – Ты не первый раз здесь стоишь, - пояснил он, - мне даже казалось, ты плакала как-то. – Я опустила глаза, понимая, о чем он.
- Ты часто здесь ходишь? – Вместо ответа задала я вопрос (дурацкая привычка).
- Да … нет, - он немного замялся с ответом, - живу недалеко, а ты?
- Работаю … рядом.
- Я не представился, - спохватился незнакомец, - Стас. – Он выжидательно посмотрел на меня.
- Маша, - тихо ответила я.
Наверное, никогда в жизни я не была так счастлива. Впрочем, каждая история любви несет в себе такие чувства. Не прошло и месяца с нашего знакомства, а Стас стал неотъемлемой частью моей жизни. Оказалось, у него свое небольшое дело – оружейная мастерская, но это в свободное время, а в остальное время – он тренер по скалолазанию. Он веселый, компанейский, легкий на подъем. Мне иногда казалось, что он – ангел, данный мне Богом в утешение.
- Мне так хорошо с тобой, - сказал он однажды за ужином, взяв меня за руку, - Я не знаю, как ты воспримешь мое предложение … - Он явно нервничал. – Ты не хотела бы переехать ко мне? – Пришла моя очередь говорить, но я не знала, что сказать. В последнее время я очень часто мечтала засыпать и просыпаться рядом с ним, но ни разу не задумывалась о том, где это будет происходить. И вот теперь мне нужно было дать ответ, а я не знала, что сказать. Неадекватная реакция – мой конек – я заплакала. Стас растерялся, он не знал, как реагировать и что говорить, что думать. А я никак не могла остановиться: плакала, извинялась, утирала слезы салфеткой, а в конце сказала:
- Обними меня, - он безропотно пересел рядом со мной и нежно прижал к себе. Я почувствовала тепло и защиту. Стало стыдно. – Мне страшно, - тихо произнесла я.
- Чего ты боишься, глупенькая, - Стас немного отстранил меня и посмотрел мне в глаза.
- Что ничего не получится. – Стас лучезарно улыбнулся и крепко прижал меня к своей груди.
- Все у нас получится, и не надо ничего бояться.
Он был так уверен, что эта уверенность передалась и мне. Весь оставшийся вечер мы шутили, смеялись над случившимся и утопали в ласке друг друга.
Мое решение переехать к Стасу маму не очень обрадовало, но, с другой стороны, делить жилье с незнакомым мужчиной ей тоже не хотелось, поэтому ей пришлось смириться и принять мое решение. Совместная жизнь со Стасом, несмотря на все препирания и притирки друг к другу, оказалась легкой и очень приятной. Время летело незаметно. Снова наступила зима, а я почувствовала изменение в себе.
- Солнышко, - Стас любил меня так называть, - хочу отметить с тобой начало зимы.
- Начало зимы?! – Мне стало смешно. У Стаса всегда такие неординарные предложения.
- Да, - весело ответил Стас. – Именно начало зимы!
- Но, уже середина декабря, - пыталась я его поддеть.
- Это не важно, я заказал столик в ресторане и заеду за тобой после работы.
- Хорошо, - ответила я, а в сердце, будто солнце зажглось.
Мы сидели в ресторане, весело обсуждая прошедший день и планы на новогоднюю ночь.
- Маша, - Стас взял меня за руку и очень серьезно посмотрел мне в глаза. Честно говоря, я испугалась. Сердце замерло в ожидании удара. – Мы знакомы с тобой всего полгода. – Кровь прилила к щекам и сердце снова забилось. – Но это были самые счастливые полгода в моей жизни. – Я опустила ресницы и улыбнулась. «Кажется, … даже страшно подумать … неужели со мной такое возможно …». - Я люблю тебя. - Эти слова я слышала сто раз, но они всегда меня грели. Стас пытался что-то достать из кармана брюк. «Неужели он решится и сделает мне предложение?» - Выходи за меня, - произнес он, будто услышав мои мысли, и достал коробочку с кольцом. Я с трепетом ее открыла. И … о, да, это не было магазинной покупкой. Стас знал мою любовь к ручным работам и сделал кольцо своими руками. Оно не было из золота. Это был довольно простой металл, но разве дело в металле. В этом кольце было столько любви, столько нежности и изящности, что оторвать глаза от него было просто невозможно.
- Стас … - это все, что я могла выдохнуть. Он одел мне кольцо на палец, а я оторвалась от кольца и посмотрела ему в глаза. У меня не было слов, меня переполняли эмоции. Слава Богу, Стас был менее эмоционален, чем я.
- Так ты выйдешь за меня? – Повторил он свой вопрос.
- Да, конечно, - мне показалось, что я кричу на весь зал. Чуть тише я добавила. – Конечно, выйду.
Следующие полтора месяца прошли в эйфории свадебной подготовки. Мы подали заявление в ЗАГС, и бракосочетание было назначено на конец марта. Но под Новый год обнаружилось, что я беременна, и дату бракосочетания перенесли на начало февраля. В этот раз беременность принесла мне столько счастливых минут, что иногда мне казалось, что я попала в сказку. У меня иногда складывалось впечатление, что Стас рад этой беременности чуть ли не больше меня. Он заботился о том, чтобы в доме всегда были фрукты, выполнял чуть ли не все мои капризы, очень трепетно относился к моему самочувствию. А как он ждал первого толчка в животе, как слушал сердцебиение ребенка, как радужно строил планы и ездил по специальным магазинам, покупая все, что необходимо малышу. Все это казалось нереальным и невозможным.
Хохолок явно нервничал. Он разрывался между желанием остаться здесь и снова ощутить ее любовь. Я долго держался, но потом позволил ему навестить ее.
Я снова проснулась в слезах. В сердце была невыносимая боль, мне хотелось кричать, выть, крушить. Стас не на шутку перепугался, пытаясь добиться от меня хоть каких-то членораздельных объяснений. Но я ничего не могла объяснить, я лишь плакала и кричала «Зачем?». Спустя полчаса, усилия Стаса увенчались успехом. Он держал меня в своих объятиях, укрывал одеялом, гладил по голове и тихонечко качал.
- Стас, я не буду рожать, мне страшно … - слезы снова полились ручьем.
- Ну, что ты, девочка, что ты, - пытался он меня утешить, ничего не понимая.
- Он пришел, он сказал, что скоро мы будем вместе. Вместе! – Выкрикнула я. – Я боюсь, Стас, мне страшно.
- Не надо бояться, мы через все пройдем вместе, я буду рядом, слышишь, - он пытался на меня посмотреть, но я еще плотнее прижалась к нему.
- Стас, Он заберет меня. Я не хочу, мне страшно. – Мне было все ясно, но Стас недоумевал.
- Кто заберет, солнышко, я никому тебя не отдам, - и только теперь до меня дошло, что я должна все ему объяснить. Я собралась с духом и попыталась все ему рассказать, все свои сны, начиная с первых, после гибели и заключая свой рассказ последним, сегодняшним, сном. Стас слушал меня очень внимательно, а в конце улыбнулся, так тепло и ласково, как будто солнышко меня пригрело.
- Глупенькая моя, сын пришел сказать, что он возвращается к тебе. – Видя мое недоумение, он добавил. – Не ты уйдешь к нему на Небеса, а он вернется к тебе на землю.
- Но как? – Его теория была интересной, но непонятной.
- Не знаю, - честно ответил Стас. – Возможно, его душа будет душой нашего малыша. – Он нежно погладил меня по животу.
Оставшиеся два месяца я провела в тревоге. Конечно, мне нравилась теория Стаса, но страх настолько меня захватил, что я, набралась смелости и рассказала сон маме, заручившись ее обещанием помочь Стасу в случае неблагополучного исхода родов. Несколько раз была в церкви, говорила со священником, прошла причастие и исповедь, но это меня не утешило. Ездила на могилу к сыну и впервые уехала оттуда с тяжелым сердцем. Чтобы хоть как-то успокоиться, начала пить мяту.
Роды начались внезапно, чуть раньше срока, когда Стаса не было дома. Я вызвала скорую и позвонила Стасу. Телефон не ответил. Ничего удивительного в этом не было – у него тренировки. Я отправила смс-сообщение и начала собираться. На удивление скорая приехала быстро, а вот с документами было много возни, так как всю беременность я наблюдалась не в районной консультации, а у частного гинеколога. Наконец, с горем пополам, со всем разобрались, и меня отправили в родовое отделение. Роды протекали значительно быстрее, чем в первый раз, но не менее тяжело для меня. Сразу после родов я потеряла сознание и все происходящее дальше помнила смутно и то по рассказам. Окончательно пришла в себя я уже в палате. Рядом стояла банка с цветами, и лежала открытка. В открытке было всего два слова: «Любимая, спасибо!». Я отложила открытку и заплакала.
- Ты чего плачешь, - раздался голос санитарки, - Смотри, какого тебе здорового малыша несут. – В дверь палаты действительно вошла медсестра с малышом на руках. Я села, взяла его на руки и с трепетом в сердце посмотрела на него. То, что произошло дальше, я никак объяснить не могла. Младенец открыл глаза … глаза моего сына, моего первенца, те же штыри-реснички, тот же разрез, тот же цвет …. Мне показалось, что малыш улыбнулся.
- Хорошая здоровая девочка, - сказала медсестра, о существовании которой, я уже успела забыть. Я посмотрела на медсестру, потом на малыша и заплакала, но уже от счастья – мой сын вернулся, но теперь это девочка …
Все прошло, как по маслу. Конечно, мне немного было жаль расставаться с Хохолком, но у него впереди было столько открытий. О юной душе мне теперь можно было не волноваться – у нее есть смысл и цель, и теперь все так, как положено. А с душами семейной пары, судя по докладам ангелов, впереди было еще много работы, но они изменились, а значит, все было не зря!
Один день из жизни Бога
© Copyright: Светлана Машкова-Федорова, 2011
Свидетельство о публикации №211060400571
Свидетельство о публикации №211060400571
Рецензии