Сестра милосердия

«Играй, играй, рассказывай,
Тальяночка, сама
О том, как черноглазая
Свела с ума.»

История эта случилась более года назад, однако, печальным образом, все это время, в каждый день моей жизни, она мне кажется произошедшей вчера. Свёл нас странный случай. Сын моих друзей попал в психбольницу, и я отправился навестить его. И вот в больнице встретил её.

Это сложно описать. Как если бы вы страдали тяжким недугом, вас мучили жестокие боли, вы были обречены до конца дней быть ущербным и, вдруг, того горя не стало, и вы внезапно, загадочно и достоверно здоровы, сильны и жизнерадостны. Таким приблизительно образом почувствовал себя и я, посреди всех жизненных проблем, неудавшейся личной жизни и невозможности обрести устойчивость. Она стояла, вернее, проходила передо мной. Выше среднего роста, пропорциональная, гибкая, шла лёгкой походкой, едва касаясь земли. Цвет волос, что называют: «клубничная блондинка».

Мы встретились взглядами. Так редко бывает, - одного взгляда было достаточно, чтобы почувствовать взаимную привязанность. Она смотрело радушно и духовно.

В ней завораживало все. Я смотрел ей вслед, её голова, шея, икры, -  были необычайно заманчивы. Под элегантным белым халатом угадывалась узкая талия и крупноватый таз. При ходьбе она покачивала бёдрами, выразительно, но не вызывающе. Сразу хотелось её любить, сразу хотелось обладать ею. Нежная, романтичная внешность. Чистое, искреннее лицо. Она была воплощением добродетели и порядочности.

Её чарующий облик сразу пробуждал романтические картины всепоглощающей любви и безоблачного семейного счастья. Радостно смеющиеся дети, её преданный, любящий взгляд.

Через время она проходила мимо в обратном направлении.
- Девушка, - сказал я, - вы мне чем-то напоминаете женщину, которую я искал всю жизнь!

Она ответила очень доброжелательно и просто, почти без кокетства:
- Вы всегда так женщинам говорите?!
- Во второй раз.
- А где та женщина, которой вы это сказали первой?!
- Мы развелись.
- Вы мне делаете предложение?!
- Да.
- Я подумаю, - сказала она, проходя мимо, - если вы не торопитесь.
- Тороплюсь, но готов ждать, - ответил я, не очень даже понимая, мы оба шутим или нет.

Я был ошеломлён этой встречей, но не знал как себя вести. Жизненный опыт подсказывал мне, что подобного рода впечатления - чаще иллюзии. Мне хотелось говорить с ней ещё. Она меня сразу и убедительно обворожила. Вначале подумал дождаться конца её работы и попробовать заговорить с ней ещё. Как-то необычно легко нам было общаться друг с другом. Но в тот день не решился.

…Моя очарованность, после второй встречи с ней, не только подтвердилось, но резко усилилось. Такого в моей жизни не было. Я уже действительно боготворил её и готов был прямо сейчас предложить ей выйти за меня замуж.

Хотя мы едва знали друг друга, между нами возникли удивительные отношения. Атмосфера особой доверительности, тепла и обаяния буквально обволакивала, дарила необычный комфорт и какую-то особую, тихую и достоверную радость. Я упивался этой атмосферой, этой девушкой. Жизнь наполнилась большим и весомым содержанием. Хотелось жить, работать, достигать, любить. Однако и в этот день я не стал пытаться назначать ей свидание.

В следующий раз мы встретились как старые, добрые знакомые, как давно, искренне и преданно любящие  друг друга люди. Я подумал: «Уж сегодня точно надо назначать свидание».

Мы приветливо поздоровались. Поговорили о пустяках. Она также явственно, как я, понимала удивительную атмосферу возникших меж нами отношений и вела себя так доверительно, будто мы уже были близки с ней. Я с любовью разглядывал её, ногти прекрасных, ухоженных рук были покрыты тёмно - бордовым лаком, а чувственные губы такого же цвета помадой.  Договорились чуть позже, минут на десять,  выйти погулять во двор больницы.

Спустя короткое время она отошла в процедурный кабинет. Я стоял ошеломлённый и почти счастливый. По коридору потусторонними тенями ходили психи. В другое время я бы с любопытством наблюдал за их поведением, - с детства для меня было что-то загадочное в сумасшедших, - страшное и одновременно и притягивающее. Как будто знали они нечто, чего я не знал, и познать не мог. Сейчас я почти не замечал их.

Однако на этого параноика я, почему-то, обратил внимание. То был мужчина лет, должно быть, под шестьдесят. Бесформенное серое лицо, с жирной, очень пористой, лоснящейся кожей. Чуть ниже среднего роста, болезненно полноватый, с брюшком, небритый, крайне неопрятный, с седыми, очень редкими, всклокоченными волосами. Он шёл в стоптанных шлёпанцах, семенящей, болезненной походкой. Взгляд его бесцветных, мутных глаз был лишён какой- либо осмысленности.

То ли случайно, то ли он все же немного соображал, но он открыл дверь процедурной и зашёл туда. «Зачем? - подумал я, - Ведь она сказала, что на это время ни у кого процедур нет».

Я представил как моя милая Нина, про себя я уже называл её «моей», объясняет этому «завёрнутому», что он спутал процедурную с туалетом. Я брезгливо поморщился, представив себе, что ей, этому восхитительному и милому созданию, приходится дотрагиваться до таких вот неприятных мужчин, когда она делает им уколы или другие процедуры.

Прошло некоторое время, а этот псих все ещё не выходил из процедурного кабинета. Непонятно, что он мог там так долго делать. Движимый некоторым беспокойством, а отчасти и любопытством, я заглянул в процедурную. Большая комната была разбита на несколько кабинок, отгороженных друг от друга занавесами из драпировочной ткани. В одной из кабинок стоял тот шизик. Штора, загораживающая вход в кабинку, была наполовину сдвинута. Он стоял спиной - вполуоборот ко мне. Она в это время поправляла что-то, на стоящей в кабине кушетке, повернувшись к нему спиной.

Он стал, странно полуприседая, тряся тазом и двигая им взад-вперёд, приговаривать:
- Ниня! ...Ниня! ...Ниня! 

Она повернулась к нему лицом:
- Ох, господи, как ты все помнишь! Ну, сейчас, сейчас! - сказала она и стала расстёгивать халат.

Она видела, что я наблюдаю за ними, я стоял в полутора метрах от них, но вела себя совершенно естественно и спокойно, почти безмятежно. Она расстегнула халат, под ним, кроме трусов, ничего не было. Я увидел удивительно груди. Тяжёлые, литые, прекрасной формы, с совершенно потрясающими, чёткого контура, как на хорошей фотографии, сосками. Я был совершенно потрясён, сначала её грудями, а потом происходящим. Не снимая халата, а только раздвинув его полы, и полнее обнажив грудь, она встала перед ним на колени, лицо её оказалось на уровне его промежности. Он сделал какое-то движение, должно быть, намереваясь приспустить больничную пижаму, однако она опередила его, сделав это сама. Затем она взяла в свою красивую, ухоженную руку его серо-жёлтый член и протянула свои восхитительные губы, покрытые дорогой темно-бордовой помадой, к его набухшей залупе. Я, обуреваемый одновременно стыдом, злостью и возмущением, не мог смотреть дальше и быстро вышел из процедурного кабинета.

Но я никуда не ушёл. Я стоял рядом с дверью. Злость, гадливость, оскорблёность окатывали меня попеременно и совместно. Я был растерян, подавлен, ущемлён. Что это было? Как это могло произойти? На моих глазах! Так нагло и цинично! Так бесцеремонно и паскудно. Меня, вроде, оплевали. Все было ясно. «Б… ****ь, ...потаскуха!» - сказал я про себя, в тоске и отчаянии. Надо было сейчас же и навсегда уходить. Но ноги словно прилипли к полу. Я не мог двинуться с места.

Тем временем дверь процедурной приоткрылась из неё вышел больной, а вслед за ним она. Он просеменил мимо, ни мало не обращая на меня внимания. Если бы это был нормальный мужчина, он мог бы торжествовать. Ему, такому старому и неприглядному, такая молоденькая красотка сосала член. А я молодой и, вроде, симпатичный, стоял за дверью и покорно ждал, когда  у него отсосут. Только после этого я смогу с ней поговорить, а так её рот занят. По счастью он ничего этого не понимал, меня, должно быть вовсе не примечал, а шёл, уставив свои, словно незрячие глаза, в окно в конце коридора. Я себя почувствовал жутким ничтожеством. Моим удачливым соперником была отвратительная, обрюзгшая, серая тень. Единственным функционирующим органом у которой были яйца.

Она подошла ко мне, как ни в чем не бывало. Доверительно и невинно посмотрела мне в глаза и сказала:
- Я освободилась, теперь мы можем выйти погулять.

Я был сражён её наглостью и вероломством, ошеломление и возмущение настолько охватили меня, что я не смог что-либо сказать  в ответ. Она сделала движение, намереваясь двинуться к выходу, я непроизвольно повернулся вслед за ней. Руки наши нечаянно, совершенно непреднамеренно, соприкоснулись. Она не отдёрнула руки, а касалась своей ладонью моей, точно была с любимым и близким человеком. Меня всего обдало жаром. Я не мог понять, -  любовного чувства, оскорбления или возмущения там было больше. Она прошла вперёд, а я, чувствуя всю нелепость и низость собственного положения, все же пошёл следом. Мне почему-то было стыдно за неё.

Мы прошли, должно быть шагов пять, как во мне произошла низкая и жалкая перемена. Я вдруг подумал, а может сейчас она и у меня отсосёт!? Я вспомнил обжёгшее меня недавнее прикосновение наших рук. Что, если попросить? На какое-то мгновение эта мысль сильно возбудила меня, я вспомнил её потрясающие груди, и представил себе, как буду их щупать, в то время как она будет мне это делать.

Однако секунду спустя я возмутился собственным мыслям. Оскорбление и какая-то детская обида, вновь охватили меня. Она шла, как ни в чём не бывало. Я подумал: «А что собственно произошло? Ведь на самом деле она мне ничего не должна. Ни верности, ни сострадания. Это ведь я придумал, что у нас роман. А она наверно общается со мной как с рядовым посетителем. Ну, не с рядовым, а с которым немного дружественные, неформальные отношения. От которого можно особенно не скрываться».

Подумав так, а никакого другого объяснения не находил, я, разыгрывая из себя «свободного человека», стараясь говорить как можно спокойнее и равнодушнее, спросил:
- Ты что, ему сделала минет?
- Да, - ответила она.

Ответ её звучал обезоруживающе просто. Она ничего не скрывала, не кокетничала. Разговаривала как с другом. Во всяком случае, как с человеком, которому доверяет.

Видимо состояние моё в тот момент было совсем плохое, я не нашёл ничего лучшего, чем задать идиотский вопрос:
- А, что губнушку с его члена ты проспиртованной ваткой стёрла!?
- Нет,- простодушно ответила она,- так оставила. Я думаю, ему будет приятно ходить с этой губнушкой.

Я представил себе темно-бордовое кольцо губной помады, оставшееся на его серо-жёлтом пенисе и мне стало нестерпимо плохо и больно.

Я с трудом сдерживал возмущение:
- Но как ты можешь!? Он такой жуткий. Старый. Он почти ничего не понимает. Ты - молодая, красивая. Он такой мерзкий и грязный.
- Он не грязный, - совершенно будничным тоном возразила она, - больных сегодня мыли.
- Но все равно это грязно!
- Ты пойми, он в больнице безвылазно находится уже восемнадцать лет! И он уже отсюда никогда не выйдет. Ему суждено умереть здесь, в жёлтом доме. К нему никто не приходит, ни родственники, ни дети. Это единственная радость, которую он имеет в жизни.
- Ты, что, регулярно это ему делаешь!?
- Да. Раз в месяц. И он всегда помнит, когда этот день приближается.

Я шёл рядом с ней в тягостном молчании. Она говорила искренне и безыскусно. Вполне можно было поверить, что в этом есть своя правда.

- У меня нет ни мужа, ни любовника, - продолжала она, - У меня нет ни перед кем никаких обязательств, я никого не обманываю... Что же здесь грязного? Я сестра милосердия.

Я был раздавлен. Мне нечего было возразить. Формально мне было обижаться не на что. Она была на работе. Я проходил мимо, заглянул, куда не следует и увидел кусок чужой жизни. Праведной или нет, не мне судить. Я просто прохожий.

С трудом сохраняя спокойный тон, насколько это мне удавалось, я мирно попрощался с ней и ушёл. Сына друзей вскорости выписали, и мне не было нужды больше появляться в больнице. С того разговора я её больше не видел.

Прошло больше года. Я никак не могу забыть её. Наверно я люблю её. Я засыпаю и просыпаюсь, каждый день, буквально каждый день, думая о ней, вспоминая её. Однако стыд и оскорблённость не позволяют мне прийти к ней, пытаться общаться. Я не знаю, что делать. Я не знаю, как жить.

________________________
*Этот рассказ, под названием «Странная любовь», в редакции издания, был опубликован в ежемесячной газете «Мистер Икс» (1996, №11).