Курорты. Глава 9. Невидимый город

При беглом взгляде, вокзал города Сочи напоминает  Вестминстерское аббатство. На юге вообще  темнеет очень рано, а в городе Сочи особенно.
Снегопад в субтропиках довольно редкое явление. Странно было наблюдать в полнейшей темноте, падающие с небес белые хлопья, которые, достигнув  земли, тут же становились чёрными. Пальмы в снегу возрождали, какое-то смутное, знакомое ещё с детства, новогоднее воспоминание. Такую картинку я когда-то уже видел на поздравительных новогодних открытках.
Пока поезд двигался вдоль перрона, вокзал был пуст, но стоило только  ступить на платформу, как тут же,  будто по команде невидимого дирижёра,  включился духовой оркестр, и со всех сторон к составу ломанулись бомбилы, толкалы, пихалы и бандерши, сдающие в аренду комнаты с девочками. Взяв нас в коробочку, они наперебой предлагали свои услуги. Сквозь коридор, образованный из торговцев, мы прошли к автобусу. Всю дорогу до вокзальной площади нас сопровождали крики: «Такси, такси, квартира, пиво, водочка».
У бордюра, перед вокзалом припарковались тонированные «шестёрки». Рядом армяне в чёрных пропитках и спортивных «адидасах» наперебой предлагали «довести хоть куда». Минуя «бомбил», проходим к автобусу.
Автобус заполнен до отказа. В последний момент в автобус вскочил человек в яркой куртке сноубордиста. Рукава сноубордиста переходили в чёрные, эластичные перчатки без пальцев. Такие перчатки я видел на блейзере от Лагерфельда. Поверх перчаток на руке у человека блестела стальная луковица часов «Сейко». Он тут же занял переднее место руководителя, и, вытянув из внутреннего  кармана куртки плоскую металлическую фляжечку, сделал солидный  глоток.
- Это для сопровождающего, -  прокричала  полненькая тётенька сзади. Её попросили попридержать место, пока сопровождающий пересчитывал людей на улице.
- А перо в бок, - спокойно спросил человек, оборачиваясь к даме.
Полненькая сначала замолкла от неожиданности, а потом как взвизгнет с придыханием:
- Вы кто такой? Почему так разговариваете?
- Я режиссёр больших и малых театров, - спокойно ответил человек, и диспут иссяк, но  дама сзади всё продолжала вполголоса бормотать: «Что вы себе позволяете?».
Тут все расселись по местам, и очаг скандала, не успев разгореться, сам собой угас. Сопровождающий ещё раз пересчитал людей по головам, и автобус тронулся.
В городе Сочи я бывал три раза, но города не видел.   Сколько раз, отдаляясь от Ривьеры, я брёл тенистыми кипарисовыми аллеями, вдыхая пряные ароматы южной ночи, всё дальше и дальше от моря, а города не видел.   
Нет, какие-то приметы, свойственные городскому ландшафту, конечно же, наблюдались: дома-хрущобы, оперный театр без труппы, парки с ручными орлами и привязанными ослами, почта, телеграф, высотные гостиницы «Спутника», гостиница «Интурист». Однако города не было видно, не хватало главного  – людей, объединённых общностью бытия.
Меня преследовало ощущение скопления отдельных тел, случайно сталкивающихся в броуновском движении жизни.
Впервые я попал в Сочи с папой в глубоком детстве. Тёмной, южной ночью мы оказались у моря без крыши над головой. Хотя, возможно, было не так уж и поздно, просто очень темно, а времени тогда я ещё не знал. Конечно, если б не я, отец, скорей всего, устроился бы под южным, звёздным небом, у моря, но с ребёнком не решался, и потому мы, тщетно рыская по узким улочкам, принялись искать жильё.
Надо сказать, что искать в Сочи жильё, это всё равно, что искать сегодняшний день. Жильё здесь сдаёт буквально всяк и каждый, но мы умудрились, пробежав ряд белых мазанок, вновь оказаться на Ривьере  ни с чем. 
Затерявшись среди праздношатающихся парочек,  мы, в конце концов, вышли к дому творца Павки Корчагина Николая Островского, в котором он провёл последние годы жизни. Рядом с домом нам повстречалась сердобольная женщина. Старушка, бегло глянув на нас, пожалела бедных дикарей и предложила поселиться у неё. Как добрались до дома, не помню, наверное, устав от впечатлений, я по дороге уснул, и папа донёс меня до нового жилища на руках.
Проснулся я от жуткого гомона. Я лежал на деревянном топчане в тесной каморке на заднем дворе. Сквозь единственное окно доносились звуки характерные для плотного скопления людей. Дом казался  вавилонским столпотворением. Добрая женщина, разбив всё своё хозяйство на клетки, заселила каждый метр отдыхающими. Так мы и зажили: папа фланировал по набережной с отдыхающими дамами, меня же поручали их дочкам, которые ласково называли меня Мишка с Севера.  Почему-то я врал всем, что приехал с Мурманска. В человеческий муравейник мы возвращались только на ночь. В конце концов, я отравился немытыми фруктами, и мы улетели домой.
Второй раз я оказался в Сочи лет в двадцать.  Самолёт из Ленинграда приземлился в аэропорту поздним вечером, и к Сочинскому вокзалу я добрался лишь поздней ночью. Я направлялся в посёлок Лоо, где отдыхала тётушка с кузиной. Последняя электричка показала хвост, и я всю  ночь провёл на сочинском вокзале.
Поначалу  решил побродить по ночному городу, но вскоре выяснилось, что идти- то, кроме как к морю некуда, и я вернулся на вокзал. Там я познакомился с уркой.
Урка   был родом из Воркуты и только что откинулся с зоны.  У него имелся спирт в грелке, и все карманы буквально вспухли от денежных котлет. Выпив, урка, как он сам это называл, начал подписывать марцефаль. На языке урок марцефаль - это любая женщина.
В зоне сидельцы годами не видят женщин и потому любая представительница противоположного пола для них, как форель с марципаном. Самое интересное, что он находил массу желающих подписаться, правда, следует признать, что это были в основном вокзальные шлюхи и местные опойки, но всё равно популярность у него была колоссальная.
Урка, как и я направлялся куда-то в предместья Сочи, жильё там сдавалось значительно дешевле.  Потом он, каким-то образом разведав, что я живу с тётушкой и сестрой, наведался в гости, но я не рискнул представить его, такого расписного и приблатнённого, родственникам.
Тётушка снимала комнату на втором этаже у греческой семьи Попандопуло. Греческие поселения были здесь ещё с античных времён. Во время войны Сталин выслал греков в Ашхабад, а после смерти отца всех народов греки вернулись. Греки были чёрные и слишком  турки. Впрочем,  изредка попадались старухи, с пронзительно-синими, как море, глазами и прямыми, продолжающими линию лба, античными носами. Старухи целыми днями стряпали во дворе острую греческую еду, а с утра торговали на рынке какой-то необычной, остропахнущей, фаршированной сладким перцем и луком, капустой.
Из Лоо в Сочи мы обычно добирались на «Метеоре». По пути заходили в Дагомыс, где на «Метеор» садились немцы, отдыхающие в ими же построенном санатории.
Здание санатория выделялось среди низких саклей аула, как экзотический цветок в степи, среди ковыля. Строение  действительно напоминало цветок. Стальные и бетонные опорные конструкции служили стеблями,  воздушные стеклянные витражи –
листьями, а спускающиеся прямо к морскому прибою прозрачные крылья, напоминали лепестки.    
Сейчас, сквозь горный серпантин мы направлялись к зданию- цветку. По прямой, вдоль линии прибоя от Сочи до Дагомыса  всего лишь пара остановок на электричке. Однако горными дорогами выходит  дольше. 
Приблизительно через час прибыли в Дагомыс. На рессепшен нам сразу  выделили номер на восьмом этаже. Режиссёр больших и малых театров в спортивной куртке оказался завсегдатаем. Его встречали двое мужчин.
- Привет, Толян, - хором гаркнули они, - третьим будешь? Толяна тоже поселили  на восьмом этаже.
Наш номер оказался с балконом.  Рассмотреть в кромешной тьме ничего невозможно. Проснувшись, обнаружили, что широкие окна выходят к морю. На улице в полный рост весна. От вчерашнего снегопада не осталось и следа. В город решили пройти по железке, полагая, что рельсы куда-нибудь да выведут.
Электрички здесь теперь   не ходят. Железная дорога от Туапсе до Сочи имеет одну колею, и потому раньше дополнительные поезда и электрички подолгу стояли, пропуская основные составы и скорые поезда. Колею делят между собой две железнодорожные организации: северо-кавказская и юго-восточная.
Сочи имеет самую длинную протяжённость береговой линии в Европе. Вдоль Ривьеры расположены курорты с небольшими поселениями,  обслуживающие инфраструктуру домов отдыха и санаториев.
До революции семнадцатого года здесь жили адыги и черкесы. Царская семья и российская знать не очень-то жаловала эти болотистые места. Они предпочитали более сухой климат Крыма. Однако в этих краях проходил торговый путь на Босфор, и царь поручил черкесам охранять дорогу. Черкесы поняли эту миссию весьма своеобычно. Прежде всего, они начали грабить обозы с зерном, собирая с каждого проезжающего дань, а после навязывать себя в сопровождение.
В двадцатые годы часть черкесов иммигрировала в Турцию и Палестину, а оставшихся Сталин депортировал в среднюю Азию. Новоявленному императору Иосифу не давала покоя слава Петра Великого, и он замыслил  создать город на болотах. Казалось ,что может быть общего у непостижимого Петербурга и Сочи с его тёмноночием? Оба города умышлены волей  человека. Петра ведь тоже поначалу потянуло на юг. Первым его славным делом было взятие Азова, впоследствии Жданова, а ныне Мариуполя. Однако, внезапно Пётр рванул на самые задворки империи в приют убогого чухонца, дабы воздвигнуть там столицу.
Одной из причин, по которой Пётр основал Петербург, считают, то, что местность была подвержена наводнениям, и императора зело веселило, как чухонцы, скрываясь от воды, забирались на крыши своих хижин. Только в отличие от Петра, Сталин замыслил создать город солнца, радости и счастья. И действительно, в Сочи почти нет промышленности и крупных портов, а солнечных дней до трехсот в году доходит. Впрочем, несмотря на многочисленные дачи в районе Мацесты, где отец народов лечил суставы, отдыхать он всё-таки предпочитал в соседней Абхазии, где правил его соратник Нестор Лакоба.
Сталину за свой век так и не удалось возвести целостный город. Сочи не стал городом праздником. Впрочем, в отличие от времён сталинской империи, при Хрущёве и Брежневе Сочи из царства номенклатуры превратился в самый массовый курорт страны. Каждый трудящийся имел право хотя бы раз в жизни побывать в Сочи, а некоторые деловые люди летали сюда чуть не каждую неделю на выходные. Зачастую после подобного  вояжа их брал ОБХСС, но как говорится, кто не понтуется, тот не пьёт шампанского.
Ныне большинство домов отдыха опустели.   Отдыхать в Сочи, всё равно, что проводить зимнюю олимпиаду в субтропиках. Дорого и абсурдно. Впрочем, если бы в наглой пропаганде, изливающейся на людей из глупых ящиков для идиотов,  была хотя бы доля абсурда, это было бы ещё ничего. В любом деле должна быть доля абсурда.
В пропаганде зимней сочинской олимпиады нет ничего, кроме воровства и потока наглой лжи: «Строятся новые дороги к олимпийским объектам, земля десятикратно дорожает». Дороги, как были, так и остались разбитыми, и никаких объектов в обозреваемом пространстве не наблюдается. Может, думаем, мы чего-то не замечаем? Может, объекты уже успели исчезнуть, так и не возникнув? А может, чинуши просто рассчитывают, на предсказанный  жрецами Майя конец света?
Говорят, что все основные олимпийские трассы находятся в Красной поляне, а олимпийская деревня будет строиться в районе Адлера,   в нескольких часах езды  по горному серпантину, да и то лишь при благоприятных погодных условиях. Так это какая- то подводная лодка в степях Украины получается!
Впрочем, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать, и потому решили съездить на экскурсию в Красную поляну. Однако соседка по столу отговаривает нас от этой затеи:
-  Что вы, зачем? Вы там внизу всё равно ничего не увидите!
- Внизу не увидим, так поднимемся на подъёмнике, - бодро парируем  мы.
- Что вы! Там цены на подъёмник подскочили десятикратно! -  отвечает она.