ГЛАВА I
В ШКОЛЕ
Учительница вышла и оставила следить за классом Мишку Плетенкина. Обычно наблюдать за поведением одноклассников доверяли примерным учениками или отличникам, что чаще всего было одно и то же, а тут, вдруг, хулигану. Плетенкин приободрился: вон как ему доверяют. Значит не такой уж он и плохой человек, вон какое ответственное дело поручили. Хотя язвительно-насмешливое молчание класса его настораживало. Учителя всегда ругали его. И класс всегда был согласен с учителями. Все не одобряли его плохих поступков, а теперь, когда у него появилась возможность заработать учительскую похвалу и стать хоть на миг хорошим, все ополчились против него. К предательству примерных мальчиков и девочек класс привык. Такова уж их натура. Их учат старшие, что так поступать хорошо, но вот от Мишки Плетенкина такой подлости никто не ждал. Даже отличники.
Мишка криво записал мелом на доске фамилии мальчишек с предпоследней парты, которые разговаривали вслух. Записал также и Жанку, которая обозвала его дураком.
- Че, Плетёнка, выслужиться хочешь, - спросил Толька Карамелькин, прославившийся среди одноклассников тем, что много читал разных книжек, здорово играл в шахматы и был очень ехидным. Учился он средне.
Плетенкин гордо и с достоинством промолчал и вывел рядом с Жанкиной Толькину фамилию.
- Ты хоть без ошибок пиши, - сказала Жанка, - которой уже нечего было терять, две целых в моей фамилии сделал. Не Рокитена, а Ракитина.
Мишка исправил. А класс стал дразнить Жанку ракитой, ивой и вербой. Мишка растерянно озирался - не знал, чью фамилию записать первой. Потом написал: «Все кричали».
Класс затих. Потому что большинство второклашек боялось все-таки гнева учительницы, а также и родителей, если вдруг Карина Дементьевна напишет им замечание в дневник.
- Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит – тот и съест, - сказал кто-то из мальчишек. Все притихли еще больше. Наступила такая тишина, что стало слышно, как жужжа, ползет по классной доске муха.
«Нет, чем они тут занимаются, - подумала Катька, - ее разбирало зло, - совсем еще дети». Она сидела на второй парте, в третьем ряду и злилась непонятно на что. Ей стал противен и Плетенкин и весь класс. Их проблемы казались ей глупыми и никчемными. О чем они вообще? Что значит замечание в дневнике, когда на небе есть звезды?
Васенков уронил ручку и встал, чтобы поднять. Плетенкин, мгновенно отреагировав, повернулся спиной к классу и стал записывать провинившегося Васенкова. Вдруг кто-то нарочно громко хлопнул крышкой парты.
- Кто? – повернулся Плетенкин.
- Мишка кошку съел, - прыснули с последней парты, давясь смехом.
- Кто? – переводил он взгляд с одного одноклассника на другого, не делая исключения и для девчонок.
Когда его взгляд остановился на Катьке, она, заглянув в самую глубину его глаз, вдруг лукаво и неожиданно улыбнулась. Плетенкин сначала опешил. Катька никогда никого из мальчишек не баловала своим вниманием, но потом пришел в себя: «Так, Каткова, запишем».
- За что? За то, что она улыбнулась? – съехидничал Карамелькин.
- А кто хлопнул крышкой? – спросил Плетенкин.
Все молчали.
- Кто не хлопал, тот и не улыбался, а раз улыбнулась, значит, виновата, - добавил тогда он.
Класс молчал. И тут вошла учительница.
- Ого, как сегодня много нарушителей дисциплины, - сказала она, - спасибо, Миша, славно ты мне сегодня помог. Итак, Миша со своей задачей справился. Заменил учителя, пока мне некогда было, а теперь каждый из вас, чьи фамилии записаны на доске, скажет, в чем он виноват.
- Я только ручку поднял, - сразу же заорал Васенков, - что же мне было Вас дожидаться, чтобы разрешения спросить, она бы укатилась куда-нибудь – потом новую покупай, или, может, я у Мишки разрешения должен спрашивать?!
- Конечно, ты бы мог поднять руку и спросить у Миши, ведь он замещал меня, - ответила учительница.
Остальные стали рассказывать, в чем виноваты они.
Жанке досталось за то, что она, не задумываясь, обзывает всех подряд всякими словами вроде «дурак», «гад ползучий» и другими. Дошла очередь и до самой Катьки, ее фамилия была написана на доске последней.
- Катя, а ты что сделала? – удивилась учительница.
Катька встала и торжественно-победно произнесла: «Плетенкину улыбнулась». Реприза была мастерски сыграна. Класс смеялся.
Учительница недоуменно уставилась на Плетенкина, желая получить объяснения.
- Она крышкой хлопнула, от парты, изо всей силы, - растеряно пролепетал он.
- Это не она, - взорвался класс новой вспышкой смеха.
- Что же ты, Катя, не сказала Мише, что это не ты, - укоризненно спросила учительница.
- Да я говорила, но ему так понравилась моя улыбка, что он решил записать мою фамилию, чтобы не забыть, кто так хорошо улыбался.
Класс хохотал. Несчастный Мишка не зал, что ему делать. Он был готов убить эту противную Катьку.
- Ну, ладно, разобрались, - сказала Карина Дементьевна, - готовьтесь ко второму уроку, сейчас будет звонок на перемену, надолго меня сегодня отвлекли, ну ничего, после четвертого урока задержитесь, раз вы так плохо себя вели.
О, сколько ненавистнических взглядов впились в бедного Плетенкина. Впервые он удостоился учительской похвалы, но почему-то тут же стал терять уважение класса. Может, они завидуют? Хотя нет, когда выполняют эту роль другие. Все совсем наоборот. Нечему тут завидовать. Ни за что, ни за что больше Мишка не согласиться заменять учителя таким способом.
ГЛАВА II
ВАЛЕРКА
Вторым был урок математики. К доске вызвали Валерку Леденцова. И большинство девчонок оторвались от своих тетрадок и уставились на него. Катьке он тоже нравился, но она не собиралась выставлять свои чувства всем напоказ. Поэтому она усердно решала пример в своей тетради. Леденцов запинался у доски. Учительница вдруг вызвала Катьку помочь Валерке. Катька не верила своему счастью. Она вышла из-за парты, и, не помня себя, подошла к классной доске. Она не помнила, как она шла, ей казалось, что она перелетела к доске по воздуху. Мел что-то отстукивал на доске, подчиняясь ее руке, голос что-то говорил. А сама она вся была сосредоточена на том, как смотрит на нее Валерка. Странно, обычно Катьке нравились мальчишки с черными глазами и светлыми волосами или еще больше, когда наоборот, темные волосы и голубые или зеленые глаза. В общем, контрастные сочетания. А Валерка был настоящий блондин. Бело-желтые волосы. Голубые глаза. Завитые кверху, как у девчонки, густые ресницы… Катька закончила решать. Написала ответ.
- Садитесь, - сказала учительница. – Кате – 5, Валере пока ничего не ставлю, потому что не хочется ставить два, но смотри, еще один такой ответ и плохая отметка появится в журнале.
Понурый Валерка пошел на свое место. Он сидел на первой парте второго ряда. И Катьке было удобно рассматривать его на всех уроках.
ГЛАВА III
КОШКИ
Радостная Катька шла вприпрыжку со школы домой, предвкушая, как она будет есть вкусный обед, приготовленный мамой, как вдруг ее остановила девчонка из параллельного класса – у них было 3 урока сегодня и поэтому сытая, умытая и переодетая стояла она перед Катькой.
- Надо спасать кошек! – сказала она.
- Каких кошек?! – спросила Катька.
- Собачники приехали, - помнишь, ты сама рассказывала, как они четыре года назад, когда мы маленькие были, дворовую Пальму увезли.
Пальма. Сколько же воспоминаний с ней связано. Нет, это не была Катькина собака. Она была общая для всех ребятишек из трех пятиэтажных домов. Черненькая, маленькая и беззащитная бегала она по двору, а они ее подкармливали. Взять ее к себе домой никто не мог, потому что у одних уже дома были какие-то животные, другим не разрешали родители.
Впрочем, родители не разрешали даже подходить к бездомным собакам, а тем более уж трогать их. «Но какая же она бездомная, если живет в их дворе», - рассуждали дети – и смело ее гладили и играли с ней в разные игры. И она очень любила ребятишек. Потом она ощенилась, и ребята играли с ее щенками, как ни ворчала на них Пальма, заступаясь за своих детенышей. Потом все щенки куда-то делись и никто не знал куда. А потом приехали собачники и увезли Пальму. Это было очень давно, когда Катьке было четыре года и когда она была влюблена вовсе не в Валерку, а в Лешку, который жил в ее подъезде, двумя этажами ниже. Ему было тогда целых семь лет. Он дразнил ее беззубой, ставил подножки, а она била его по голове игрушечным КамАЗом – своей любимой игрушкой, которую ей подарил сосед. Другие взрослые ничего не понимали в жизни и дарили ей кукол, а тот очень хорошо понимал детей и знал, кому из них чего хотелось и как раз на день рождения, когда ей исполнилось 4 года, подарил эту машину. Он был очень веселый и жизнерадостный человек. Взрослые говорили, что у него шизофрения. Это такая болезнь. И считали, что у него не все в порядке с головой. А дети дружили с ним и знали, что уж с чем-чем, а с мозгами-то у него лучше, чем у всех остальных взрослых вместе взятых. Он учил детей делать вертушки, похожие на пропеллер от вертолета или на вращающиеся белые звезды. Принимал участие в их играх, разбирал их ссоры. Водил к себе домой целые толпы ребятни и угощал чаем с разными сладостями. Только его жене это не совсем нравилось.
Нет, детям-то она ничего не говорила, а вот их родителям… В конце концов, Катьке, как и остальным ребятишкам, было запрещено принимать его приглашения. Но запреты для того и существуют, чтобы нарушаться. Этот человек и теперь возится с малышней, да и с ними, ребятами постарше, тоже общается, правда, уже не так часто, потому что учеба занимает у них много времени. Он вместе с ними тогда заступался за Пальму, но отстоять не удалось…
.. . – А собачники и кошек ловят?
- Кто их знает, может, они кошачники называются, но животных все равно жалко.
Катька возмутилась жестокости взрослых и, забыв про обед, пошла с подружкой к месту действия. Возле подвала дома, где она жила раньше и который приходился как раз напротив того, где она жила теперь, стояла громоздкая машина. В ней сидели взрослые дядьки. В кабине.
- Что вам здесь нужно? – Деловито, по-взрослому, поинтересовалась у них Катька. Мужики с любопытством воззрились на нее.
- Кошек ловим, - сказал один из них, - чтоб заразу не распространяли.
- Неужели вам не жалко бедных животных, вы понимаете, что вы живодеры, - голос Катьки от волнения зазвучал пронзительно.
Второй дядька, видимо, лучше понимающий детскую душу, что-то смекнул в уме и сказал: «Девочка, понимаешь, мы их отлавливаем вовсе не для того, чтобы убивать. Вот ты читала рассказ Куприна «Слон»?
- Да.
- Ну, помнишь, там девочка болела и просила, чтобы ей привезли слона. Так вот, у нас тоже есть девочка и ей необходимо увидеть много кошек, она очень сильно болеет и находится при смерти, и если ей их не привезти, то она умрет, неужели тебе не жалко девочку?
- Жалко, - сказала Катька, - только вы врете, вы их на живодерню будете сдавать.
Поняв, что мужчин не переубедить, дети отошли в сторону и стали держать совет.
- Надо отпускать кошек, которых они поймали, - сказала Катька, - и назначила ответственными за это дело отчаянную Милку и двух мальчишек. Половину ребят оставили помогать им.
- А остальные, - пойдемте со мной (Катька сама не могла понять, откуда в ней взялся этот командирский пыл, обычно она старалась избегать первых ролей ), - надо предупредить кошек.
Они облазили все чердаки и подвалы, помогая кошкам укрываться от собачников в самые дальние углы, они распугивали их на помойках, чтобы кошки удирали, не оглядываясь, от приближающейся опасности. Опомнившись, когда уже наступил вечер, Катька встретилась с Милкой (у которой на самом деле было совсем другое имя: Нина, но она любила, чтобы ее называли именно так: Мила).
Милке с компанией все-таки удалось освободить четырех кошек. План освобождать кошек из машины не удался, потому что в машине все время оставался один из мужчин, выходил из нее покурить и подозрительно косился на ребят. К тому же, собачники плотно закрывали «кошачье помещение». Тогда ребята придумали другой способ. Они бросались навстречу собачнкиу, толкали его, он от неожиданности выпускал из рук кошку – и та убегала. Но все-таки собачникам удалось некоторых переловить. Потом они уехали, пообещав ребятам, что больше никогда не приедут в их двор.
Правда, ребята сомневались, что им можно верить. Ведь про больную девочку они тоже очень правдоподобно рассказывали. И почему взрослым дети кажутся такими дурачками, которых запросто можно обмануть?
И все-таки это была победа. Над собачниками. Неполная, но победа. Большинство диких дворовых кошек удалось отстоять. Катька вспомнила, что еще не была дома. К тому же ужасно хотелось есть.
Дверь открыла мама: «Где же ты была?! Мы уж тут места себе не находим! Господи, где же это ты так уделалась?».
Катька, привстав на цыпочки, посмотрела в зеркало, висевшее напротив входной двери в прихожей, и увидела, что ее лицо посерело от пыли и сажи – след ее путешествия по чердакам – а прямо посередине лица растянулась длинная черная-пречерная полоса грязи.
- Ты почему так поздно? – снова спросила мама.
И Катька, возмущаясь и негодуя на собачников, рассказала родителям о своих приключениях.
Тогда мама стала объяснять, что собачники тоже, по-своему, правы, потому что бездомные животные распространяют очень много заразных болезней и если их оставить на свободе, они могут заразить даже людей, а все это не шутки и может привести к повышенной смертности населения всего города, а затем и страны. А малонаселенные страны рискуют быть порабощенными или вообще исчезнуть с Земли.
«Опять какая-то бесконечность, - мелькнуло у Катьки в голове, - один большой народ может заразить другой большой народ, исчезнет все население Земли, заразная Земля заразит другие планеты Галактики, они все тоже исчезнут, но ведь бесконечность-то, в которой они пропадут, все равно останется, как это странно».
- Конечно, кошек очень жалко, но так уж печально устроен наш мир, - объяснила мама, - человек должен обезопасить себя. Это инстинкт самосохранения. Ведь и кошки с собаками нападают на людей стаями и люди тоже гибнут от них, так же, как и они от рук людей. Бывают случаи, что собаки разрывают и загрызают ни в чем неповинного беззащитного человека. И ребенка и взрослого…
Да, все в этой жизни сложно. Получается, Катька с приятелями были и правы и неправы. Правы, потому что животных надо любить, жалеть и спасать, а неправы, потому что помешали взрослым людям выполнять свою работу по обеззараживанию окружающей среды. Это точно так же, как делать опыты над лягушками с целью спасти человечество: и жестоко и благородно одновременно…
ГЛАВАIV
«НЕ ДОРОСЛИ»
Карина Деменьевна на уроке внеклассного чтения во 2 б была в возбужденном состоянии. Она рассказала ребятам, что ее душу потрясла поэма про генерала Карбышева, которого фашисты в концлагере живьем залили ледяной водой. Она сказала ребятам, что прочтет эту поэму вслух. И прочитала. В сердца ребят ворвалась неприукрашенная жизнь с ее настоящими проблемами. Их обрадовало, что учительница считает их равными себе в сопереживании другому. Знает, что они тоже могут все понять в этом «недетском» произведении. Вся горечь вечнонеразрешимых проблем надвинулась на них. В то же время они завидовали силе духа генерала и каждый думал: а он бы сам на месте генерала такое выдержал?
Но на беду мимо кабинета шла завуч. Ни ребята, ни учительница не знали, когда именно остановилась она у дверей. Но когда Карина Дементьевна читала последние строки, Графиня (таким прозвищем ребята наградили заведующую учебной частью за то, что она своим совиным взглядом, горделивой осанкой, высокой прической и пристрастием к тяжелым громоздким бусам, неизменно облегающим ее шею, чем-то сильно напоминала свою «тезку» из «Бронзовой птицы» Рыбакова) вплыла в класс.
- Карина Дементьевна, пройдемте, пожалуйста, ко мне в кабинет, - сбив ребятам впечатление от прочитанного, строго сказала она учительнице, словно та была еще ученицей.
Учительница вышла вслед за завучем в коридор и ребята услышали, как Графиня выговаривала ей, что это безобразие вести уроки не по программе и что ей понятно, что захватило саму Карину Дементьевну в книжке, но что детскому возрасту соответствуют совсем другие книжки и что здесь вряд ли что могут понять второклассники. Карина Дементьевна звонким от волнения голосом возражала, что хорошую книгу можно читать в любом возрасте, а плохую – не стоит ни в каком.
- Вы считаете, что в школах нашей страны несовершенная программа? Но, моя милая, над ней работали профессора. И то, что положено изучать во втором классе – и тут вместе с удаляющимися шагами стало невозможно разобрать голоса.
- Значит внеклассное чтение тоже запрограммировано, - подумала Катька, и ей стало грустно. Мало того что есть программа, которую они изучают на уроках чтения, то оказывается и то, что называется внеклассным, тоже по программе. А она почему-то всегда думала, что внеклассное – это то, что они самостоятельно читают дома, а потом приходят в класс и делятся содержанием полюбившихся книг, чтобы другие тоже не прошли мимо них и тоже прочитали. Судя по сегодняшнему эпизоду, Карина Дементьевна, очевидно, была согласна с Катькой. А теперь любимые книги придется читать дома, а здесь говорить о тех, о каких надо, а вовсе не о тех, какие тебе нравятся на самом деле. И причем тут их возраст? Катьке вдруг вспомнилась бестолковая библиотекарша из детской областной библиотеки. Катька, пойдя в первый класс, сразу же записалась в школьную, и туда, хотя и дома у нее было полно книг – что она любила в жизни – так это читать. И вот совсем недавно ей вдруг захотелось перечитать «Приключения Чиполлино» Джанни Родари. Когда-то давно мама читала ей эту книжку вслух, она брала ее у кого-то из знакомых – теперь мама не помнила, у кого, а не так давно по радио прозвучал отрывок, и подзабыв некоторые подробности, Катька решила освежить свою память, перечитав книгу. Она пошла в библиотеку и спросила об этой книжке у библиотекаря. Та недоуменно воззрилась на нее:
- Ты в каком классе учишься, девочка?
- Во втором, - просто ответила Катька.
- А эту книжку мы начинаем выдавать читателям, которые учатся в третьем, тебе еще рано, - был вынесен приговор.
- А если я ее уже читала? – растерялась Катька.
- Ну и плохо сделала, все равно ты в ней ничего не поняла, вот подрастешь и в следующем году перечитаешь, а пока выбери себе другую книжку.
Катьке было обидно до слез. Она не понимала, почему, учась во втором, нельзя читать «Чиполлино», а в третьем можно. И почему кто-то решает за нее, что ей читать, а что – нет. У нее было много знакомых девчонок-третьеклассниц и она бы не сказала, что они намного развитее ее. Точно такие же. Если не глупее. Возраст ума не прибавляет и не убавляет, если мне сегодня 8 лет, и я чего-то не понимаю, это не значит, что как только завтра мне исполнится 9, я это пойму, а если что-то понимаю сейчас, для чего ждать девяти лет?
Катька часто слушала по радио «Взрослым о детях». И запомнила выступление какого-то то ли педагога, то ли врача, который говорил о том, что дети ранимы и впечатлительны, что в возрасте 8 – 10 лет надо читать веселые книжки вроде «Карлсона, который живет на крыше», а такие как «Мышонок Пик», где описана страшная колючая ветка или «Оливер Твист» Диккенса, не дадут впечатлительному ребенку спокойно заснуть. Катька зло ухмылялась, спорила с ним в уме, как же тогда приучать людей к состраданию, если им будут говорить только о хорошем и веселом, а страдания и болезни прятать, они не научатся сочувствовать и сострадать и будут жестокими. Никто не станет жалеть другого, а если от ребенка прячут правду, он все равно ее узнает, как Спящая Красавица нашла вязальные спицы, только узнает вовсе не так, как хотелось бы взрослым, и выйдет для всех только хуже. «Карлсон» - очень хорошая книжка, и если следовать советам этого дядьки из радио, то, в конце концов, придется запретить детям читать и ее, потому что «впечатлительный ребенок», представив наяву мужика с пропеллером на спине, влетающего в окно, может просто-напросто умереть от разрыва сердца. И что тогда делать со стихами: «зайчик бежал по дорожке и ему перерезало ножки»? Это для взрослых они страшны, а детей приучают к сочувствию.
Интересно, почему рано. Она (библиотекарша), наверное, считает, что Катька еще не понимает, что там имеются в виду люди, борющиеся с государственным строем своей страны, только это может не Катька не понимает, а до библиотекарши уже не доходит, что овощи, фрукты, травы и цветы действительно живые, у них свой язык, свои дела и проблемы, в чем-то отличные от людских, а в чем-то сходные. Она, наверное, ни разу в жизни не поговорила с живым цветком, а может и разговаривала в детстве, да все это позабыла. Катька же прекрасно знает, что даже если, прочитав книжку, перечитать ее тут же во второй раз, то много в ней поймешь уже по-другому. Не говоря о том, если читать то же самое через год или два. Каждый раз находишь для себя что-то новое. И интересно сравнивать эти твои же собственные разные понимания одного и того же. Причем тут возраст? И как взрослая библиотекарша не понимает таких вещей, которые так ясны для нее, Катьки, девочки восьми лет.
- А если я второгодница? – вдруг зло выпалила Катька.
- Тем более, - сказала пустоголовая женщина, - раз ты не можешь освоить за один год программу второго класса, то тогда вовсе не поймешь такого сложного художественного произведения.
- Я пошутила, - поспешила добавить Катька.
- Со взрослыми нельзя так дерзко шутить, - наставительно произнесла библиотекарша.
- А если бы Пушкин в 6 лет не читал взрослые книги, пробираясь в кабинет отца, он бы не был Пушкиным, - не обратив внимание на ее замечание, продолжила спор Катька.
- Ну, ты же не Пушкин, - пригвоздила ее к позорному столбу строгая тетенька.
Катька вздохнула и выбрала какую-то книжку, предназначенную для ее возраста. «Значит если я не Пушкин, то не могу иметь свое мнение», - грустно подумала она.
Библиотекарь записала срок, когда нужно вернуть книгу.
- А если я возьму «Чиполлино» у знакомых? Вы же не сможете этого проконтролировать? – насмешливо сказала Катька библиотекарше вместо до свидания, - и еще «мушкетеров» возьму, которые у вас для шестого класса…
Домой она пришла в слезах и рассказала обо всем родителям. Они сказали, чтобы Катька не расстраивалась, потому что еще не раз будет сталкиваться с такими людьми. Их очень много таких, которые «знают» что и кому нужно, а что «не следует». Такие не только детям, но даже и взрослым указывают.
А потом папа принес ей откуда-то книжку, где была замечательные повести «О Маленьком принце» Сент-Экзюпери, о неунывающей Мэри Поппинс Памелы Трэверс, о приключениях Чиполлино Джанни Родари.
… Вот и Карине Дементьевне сегодня не повезло, как тогда Катьке.
ГЛАВАV
ПРОТИВНЫЙ ДЕРГУНОВ
Катьку зачем-то посадили с Дергуновым. Голова этого противного мальчишки забита разного рода пакостями, гадостями и пошлостями. Он мешает Катьке слушать учительницу. То он сидит и говорит, что любую девчонку может поцеловать и ее в том числе, то дразнит ее, а то дошел до такой наглости, что посмел пригласить в кино, но у Катьки на все один ответ. Она берет его желто-коричневый портфель (что она дура – портить свой?) и бьет его со всей силы по голове. А он при этом блаженно улыбается, точно она его не ударила, а поцеловала, и это окончательно выводит ее из себя.
- Пересадите от меня Дергунова, - просит она Карину Дементьевну прямо на уроке. Катька никогда не скажет «пересадите меня от него». Почему это она из-за какого-то идиота должна уходить со своего законного места, пусть его пересаживают.
- До конца четверти посидите вместе, а в следующей я вас по-новому рассажу, - говорит Карина Дементьевна. Это она специально делает, чтобы каждый был в равных условиях с остальными и не испортил зрения из-за того, что весь год просидел в темном углу класса. «И почему меня никогда не посадят с Леденцовым?» - мечтательно вздыхает Катька.
ГЛАВАVI
В ЛЕСУ
Сегодня выходной. Катька решила съездить в лес. Она часто совершала подобные вылазки. А потом придумывала, как объяснить родителям, где она была. Потому что, если рассказать правду – не станет никакой жизни. Родители будут каждый раз, как она выйдет погулять и немного задержится, думать, что она ушла в лес и там ее съели волки или растерзали люди. Во всех остальных случаях она предпочитала никого не обманывать.
У Катьки было 12 копеек, и, чтобы сэкономить время, она решила не идти пешком, как делала обычно, а доехать до своего лучшего друга – так она называла лес – на автобусе. Решила и сделала. И вот она под покровительством зеленых сосен, с жалостью ступает по местами еще зеленой, местами уже желтой траве. Если бы сейчас был хотя бы август, сбросила бы надоевшую обувь и смело бы зашлепала босиком по нагретой за день земле. А сейчас уже холодно. Зато воздух так свеж, как не бывает и летом. Ощущение приятной истомы пронзает ее тело, когда она вдыхает в себя запах сентябрьского леса. Ярко-голубое небо с редкими белыми облаками приветливо синеет над ней. Пробежала по тропинке и со скоростью стрелы забралась на дерево белка. Уже стало темнеть. Катька повернула домой. Знакомые тропинки в сгущающихся сумерках выглядели таинственно. Поспевающие ягоды брусники, вырастающие прямо под ногами грузди, подосиновики и моховички отвлекли ее от намеченной цели: как можно скорее добраться домой. Катька наклонялась и собирала их, потом, заругавшись на себя, прибавила шагу и старалась не смотреть на разноцветье и разнотравье. Когда она перешла шоссе и до дому оставалось еще приличное расстояние, из лесу выскочил щенок и потянул ее за подол платья (Катька не любила переодеваться в лес в специальную одежду, а ходила туда в нарядных платьях). Щенок тянул ее вдоль шоссе. Видимо, соображая, что по дороге, где снуют машины, быстрее попасть к людям или просто в город, поближе к еде. Что щенок голодный, Катька поняла вскоре. Он бросался к каждому грибу, к которому она наклонялась, пытался прокусить Катькину сумку с ягодой и грибами, пока она не убедила его, что там ничего съедобного нет, показав ему содержимое. Щенок еще не оголодал настолько, чтобы есть сырые грибы, но вот Катькин нож и саму Катьку съесть пытался. Но она надрывно заорала на него. И он, поджав уши, отбежал от нее. А потом опять нагнал. Она не сразу согласилась идти с ним. Сначала она, еще на трассе, кричала ему «фу», когда это не помогло, то «брысь». Катька давно заметила, что собаки очень обижаются, когда с ними обращаешься, как с кошками, но этот щенок не обиделся. Он затопал на Катьку правой передней лапой, как человеческий ребенок ножкой, когда хочет чего-то добиться. Катьку это рассмешило и немножко даже понравилось.
Когда она вместо того, чтобы идти по дороге, стала углубляться в лес, щенок забеспокоился. Глупый, он не знал, что всего через два перелеска и будет город. Он тянул Катьку к дороге, на которую, очевидно, с большим трудом вышел. Видимо, он потерялся, долго блудил по лесу, а когда выбрался и встретил человека, то есть ее, она вдруг повела его обратно в лес, из которого он выбрался.
Щенок сначала ей очень обрадовался, лизал руки, просил есть и повизгиванием умолял выйти к дороге, но, когда понял, что все доводы бесполезны и что он еще больше проголодался и что у Катьки нет еды, стал нападать на нее. Катька пыталась от него избавиться. Он ведь ей был ни к чему. Оставить дома не разрешат – у мамы аллергия на шерсть животных. Жалко щенка, но мамино здоровье, конечно же, дороже. Он удлинил ее путь на бесконечный отрезок времени. Стало почти совсем темно. Уже Катька топала на щенка со слезами на глазах то той, то другой ногой попеременно. Проклиная его за то, что он к ней привязался. Причитала о том, что она из-за него неизвестно когда попадет домой, что ей завтра в школу, что она не успеет выспаться, если ей вообще ни придется спать из-за него в лесу. Щенок слушал, но не понимал. Он знал одно: Катька уходит от дороги, которую он нашел, он голоден, Катьке он не нужен. Тогда она не друг, а мясо, - подумал щенок и захватил Катькин перочинный ножик вместе с Катькиным кулачком в свою пасть. Но ножик был острым, а Катькин визг пронзительным и щенок испугался. Он продолжал бежать за ней, но уже в отдалении. Когда Катька вышла на второе шоссе и хотела зайти в последнее на ее дороге царство-государство зеленого леса, щенок снова приблизился к ней вплотную и стал топать лапой и тянуть зубами за платье.
- Ну, навязался же ты на мою голову, - Катьке вдруг стало страшно одной заходить с ним в лес, который под покровом набежавшей темноты стал казаться хмурым и неприветливым. Хоть и щенок, а вдруг броситься и загрызет. И она пошла вдоль этой дороги, где тоже ехали куда-то машины, но она совсем не знала, как по ней добраться до города. Так они и шли минут 10, щенок не отставал, так и норовил схватить Катькин ножик.
Видимо, ножик так привлекательно блестел, что показался ему съедобным. Спросить, правильно ли она идет в город, или вовсе в противоположную сторону, было не у кого. Машины проезжали, не останавливаясь, а прохожих в этом месте вообще никто никогда не видел. И вдруг, о, спасение! Она увидела на обочине шоссе остановившуюся воинскую машину и стоящего возле нее солдатика. Катька пошла побыстрее, щенок тоже ускорил темп. Катька, с непонятно откуда взявшейся смелостью поравнялась с солдатом и спросила, далеко ли до города.
Солдат объяснил, куда надо свернуть и где сесть на автобус, чтобы побыстрее попасть в город. Ведь уже темно и негоже такой маленькой девочке в такое позднее время одной бродить по лесам, а то мало ли какие люди бывают и заблудиться можно.
- Да я бы не заблудилась, - засмеялась Катька, - если б не это чудо.
И она вдруг, почему-то доверившись этому симпатичному молодому взрослому парню, рассказала про свою историю с незнакомым щенком.
- Забавно, - сказал солдат, - а он породистый.
- А что это за порода? – спросила Катька.
- Немецкая овчарка. Слушай, давай я его заберу, чтобы он больше не увязывался за тобой, будет у нас при кухне столоваться, откормим, на учебу отдадим, еще какая полезная обществу собака получится.
Катька кивнула головой в знак согласия. Распущенные по ее плечам волосы качнулись из стороны в сторону и замерли снова. Солдат заторопил ее домой, сказал, что немного ее проводит, но так, чтобы машина его была все время видна, он не имеет право бросать ее без присмотра.
По дороге, он рассказал Катьке, как еще до армии ехали они с приятелями на машине, а навстречу выбежала кошка, держа в зубах за загривок маленького котенка. Встала прямо напротив машины и не хотела никуда убегать – видимо, решила с собой покончить: то ли молока у нее не было, чтобы детеныша прокормить, то ли какие другие кошачьи проблемы, но пришлось шоферу затормозить. Вышел он, а кошка котенка выпустила, а сама наутек, видно поняла, что люди его в беде не оставят, а сама одичала – не захотела с ним, или больна была – подыхать в лес убежала. «Я котенка того подобрал. К знакомой одной пристроил, она его выкормила, а потом забрал – она одинокая, работала – смотреть за ним некому – и к бабке своей в деревню увез – ему там раздолье. До сих пор живет там. На мышах да сметане деревенской раздобрел».
- Ну, беги, вон отсюда уже остановка видна. Деньги-то есть на дорогу?
- Есть, - весело отозвалась Катька, - спасибо Вам большое.
- Да не за что. Счастливо добраться, да гляди, чтоб от родителей не попало.
- Не попадет.
Солдат повернулся, щенок не отставал от него, и они дружно направились назад к машине.
Взрослые в добрых людей не верят. А вот Катьке, к счастью, на них везет.
А Катька села в сразу же подошедший автобус и поехала в город. Она уже знала, что скажет родителям. Она была в гостях у Райки. Проверить они не смогут – Райка далековато живет, а телефона у нее нет. Ее отец часто ходит в лес за грибами. И вот Райкина мама поделилась с Катькой. Вообще-то Катька почти никогда никому не врала, тем более родителям, но она представляла, как бы они переполошились, узнав, что она до самой темноты бродила по лесу одна, да еще разговаривала с незнакомым мужчиной. Да еще солдатом, зачем их так лишний раз волновать, еще чего доброго перестанут вообще отпускать гулять, а она без леса не может, а у них времени нет - так часто в лес ездить. Все родители порядочные эгоисты. Они рады привязать своих детей возле себя навсегда, лишь бы самим родителям спокойно было, а что этим они ломают судьбу ребенка, которому в это время нужно быть совсем в другом месте и выполнять свое собственное предназначение, родители не понимают. Лишь бы собственный покой сохранить. Примерно так рассуждала восьмилетняя Катька. Катька не любила обманывать. Она часто слышала выражение, что лучше горькая, но правда, что правда одна и что всем и всегда нужно говорить правду, но Катька не совсем была с этим согласна. Разве можно подойти к калеке и вот так запросто сказать ему в глаза: «Ты калека». И это будет правда, но ОСКОРБИТЕЛЬНАЯ правда. Нужна ли такая правда? А если бы разведчики говорили немцам правду, одолели бы разве тогда фашизм в войну. Или вот в ее ситуации. Скажи она родителям, что была в лесу, они начнут валерьянку пить, заболеют. А соврет, что у подруги – и здоровье родителям сохранит и свою свободу передвижения сбережет. Правда правде все-таки рознь. А истина может быть как раз в фантазиях и содержится. И вообще, правда - это то, что чувствуешь сердцем, а в данном случае сердце ей говорит, что родителям не надо знать о ее сегодняшнем приключении. Родители верили Катьке беспрекословно, потому что привыкли, что та всегда говорит правду, поэтому обмануть их ничего не стоит. Но Катька не хотела злоупотреблять их доверием и обманывала в очень редких случаях. Да и не было необходимости врать. Родители ее всегда понимали. Вот с лесом бы, кончено, не поняли. У других родители вскрывали письма, читали их дневники. Катька же могла оставить письмо открытым на столе и его бы никто не прочитал. Поэтому в семье никто не подозревал, что она пишет стихи. Пишет и выбрасывает или складывает в стол, показать кому-то стеснялась, слишком уж они ей временами корявыми казались. Катька не представляла, как живут ее сверстники в семьях, где не признают права на их личную жизнь, на какое-то частное пространство. Катька сама была свидетелем монолога одной мамаши, которая говорила, что она обязана читать дневник дочери, чтобы вовремя принять необходимые меры, если вдруг дочь задумала самоубийство.
«Но ведь это не твое решение, а дочери – заклокотало что-то внутри Катьки – и даже если Бог есть, отвечать за это на том свете не тебе, а ей». А может, она никогда и не задумает самоубийство, зато под этим соусом можно оправдать свое необузданное желания покопаться в сокровенных тайниках души другого. Сунуть непрошено свой нос куда не надо, растоптать чужую жизнь.
Конечно, Катька понимала, что эта мать беспокоится за создание, которому подарила жизнь с таким трудом, но все равно никто не имеет права без разрешения врываться к человеку в душу. Даже мать.
Катька очень радовалась, что ей достались именно ее родители, иногда она с ужасом думала: а что если бы она родилась у тех или даже вон у тех, боже, какой ужас, или если бы у ее родителей родилась вовсе не она, а кто-то другой, с другим характером, другой внешностью, как бы было? И ее ли сознание, ее ли дух сидел бы в этом человеке, только считал бы себя не Катькой, а Иркой или Васькой? Или совершенно какой-то другой, а ее бы дух так бы и не объявился на Земле? У Катьки даже мурашки по коже бежали от этих мыслей. И она еще больше укреплялась в своей радости, что родилась именно в своей семье, у своих родителей. Это, наверное, и есть счастье – родиться именно у тех людей, у которых хотел бы родиться, - считала Катька. А что в лес она одна ходит, тут вины родителей нет. Они-то ее правильно воспитывают, а это уж она самовоспитанием занялась, как их в школе учили…
ГЛАВА VII
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
От кого угодно могла ожидать Катька предательства, но только не от своей учительницы. Но вот стоит ее тетрадка, на небольшой подставочке возле классной доски, куда обычно кладут мел, среди тетрадок самых отъявленных двоечников, их выставляли им же на позор, а остальным в назидание. Катькина тетрадь попала туда исключительно из-за ее почерка. Да не виновата ведь Катька, что у нее мысли опережают ручку. Никак не поспевает ручка под еще не совсем послушной рукой за быстротой сменяющих друг друга мыслей, мыслишек и мыслищ, населяющих Катькину голову и рвущихся наружу. Это у кого в голове пусто, у того есть время сидеть и выводить красивые буквы, а Катьке такой ерундой заниматься некогда. Ей так много интересного хочется узнать. Записать все быстрее. А пока будешь одну букву с нажимом и правильным наклоном выводить, попустишь 33 интересных вещи. Это все равно, что обед варить, когда можно пойти вместо этого в цирк или просто побегать во дворе : обед - скучно, а во дворе - и интереснее и веселее.
Про себя Катька давно сделала вывод: чем глупее человек, тем красивее его почерк. Правда, попадались ей исключения, но редко-редко, так редко, что не стоит о них и говорить. А потом, с чего это они все считают, что красивый почерк – это который им кажется красивым, может, на самом деле, наоборот, эти так называемые красивые почерка – вовсе не красивые, а вот такой, как у нее, корявый, расползающийся, где спешащие буквы налетают ненароком друг на друга, и есть самый наикрасивейший почерк. И что грязь в тетради – это плохо, а не хорошо. С чего они это взяли? И опять это: «Ты же девочка!». Но ведь, если она девочка и у нее такой почерк, значит именно девочки так пишут, значит именно девочки имеют право так писать. Пусть мальчики аккуратно пишут. А ее пусть оставят в покое.
«Кто им сказал, что именно такая тетрадь называется неаккуратной, может, это и есть сама аккуратная тетрадь в мире? А их чистенькие, завернутые в обложку и сверкающие какой-то казенной свежестью тетрадки, на которые так и хочется плюнуть, может, есть самые неаккуратные во всей Вселенной»
А потом, почему у нее должна быть аккуратная тетрадь и красивый почерк? Ведь тогда это будет совсем и не она, а какая-то другая девочка. Дергунов уже схватил ее тетрадь и машет ею, как победитель знаменем врага. Кто-то из мальчишек тихонько умыкнул свою опозоренную тетрадку. Но Катька никогда так не сделает. Пусть стоит ее тетрадка, будто это она стоит, пусть все смеются. Вот и фашисты так же пытали пленных, истязая их не только физически, но и морально. И хотя в душе у Катьки все бурлит от гнева и досады, она остается внешне спокойной и хладнокровно молчит.
- Как тебе не стыдно, - ехидничает Ольга Шонкина, - одна девочка среди мальчиков. Тьфу. Совсем уже дошла Каткова. Как двоечница.
Но Катьке было не стыдно, а обидно. Она силилась и никак не могла понять, в чем ее обвиняют. Измени почерк. Это все равно, чтобы она подошла к той же учительнице и сказала: «Измени цвет глаз или форму ушей», - интересно, как бы та отреагировала. Вряд ли их возможно изменить. Если только путем хирургического вмешательства. И Катьке было также невозможно изменить почерк.
После уроков учительница разрешила забрать тетради. Катька пришла домой и вот здесь ее покинули последние силы.
Она закатила истерику родителям, что завтра в школу не пойдет. Родители едва допытались, в чем дело. Мама сказала, что сходит в школу и поговорит с учительницей.
Еще не хватало, чтобы в классе решили, что она пожаловалась родителям.
И Катька взяла с мамы обещание, что та никуда не пойдет, а сама обреченно отправилась в школу на следующее утро. Ей вдруг расхотелось туда ходить. Расхотелось узнавать новое. А в тетради назло всем она решила писать еще более грязно. А после уроков пошла на речку. Она всегда бегала туда, когда ей становилось слишком грустно, бегущая вода успокаивала ее своими мерными переливами. На берегу рыдал тальник, верный ее спаситель. Когда прошлой весной лед треснул и она провалилась в реку – утонуть-то бы она вряд ли утонула, поскольку дело было недалеко от берега, но сильно испугалась и ухватилась за тальник, который стоял вросшим в толщу льда, и, встав на твердую поверхность, Катька дошла до берега, удивившись, что замерзшие хрупкие ветки не сломались. А за лето река обмелела и тальник, который ее спас, оказался на суше. Катька гладила его веточки. А еще из этих веточек можно сделать замечательную удочку. Не такую хорошую, как продают, например, в магазинах, из бамбука или как делают взрослые мужчины с целого деревца, но все же. Только жалко. Да и времени нет. Начни удить рыбу – не заметишь, как время прошло, и родители тебя потеряют и всполошатся, и дел всех переделать не успеешь. Поэтому она просто сидела на берегу, подстелив собственную куртку – земля была уже холодной. И смотрела, смотрела, пытаясь понять, о чем таком таинственном и неповторимом нашептывает ей вода.
Катька пыталась представить бесконечность…
Перед глазами проносились небо, облака и звезды с такой скоростью, что Катька в итоге начинала себя чувствовать, словно долго покачалась на качелях и проехала несколько кругов подряд на карусели, и все же представить бесконечность до самого-самого конца было невозможно, конца-то этого не было. И это было так непостижимо, что начинала сильно кружиться голова. Потом Катька думала, что такие дикие мысли лезу в голову, наверное, только детям.
Взрослым все ясно и понятно. И когда она будет взрослой, вряд ли она будет пытаться объяснить бесконечность или происхождение других планет, а также тараканов. Хотя взрослые только мнят себя всезнайками, на самом деле в их объяснениях столько запутанного. Они говорят, что Бога нет, что сначала появилась материя – Катька уже знает, что материей, оказывается, называют не только ту ткань, из которой шьются платья и рубашки, но и все, что можно пощупать, потрогать или хотя бы разглядеть через микроскоп, как микробов, что душа человека продукт этой материи, что, развиваясь, материя преображается и на более поздних стадиях развития человеческого общества у человека появляется душа. Это она прочитала в одной книжке про древний мир, кое-что объяснила учительница, кое-что родители, кое-что другие взрослые. И в книжках, и живые взрослые все объясняли вроде бы правильно, но что-то во всех их объяснениях было не так. На конкретные вопросы они или не отвечали или начинали запутываться в ответах. Но ведь лично у Катьки тело подчиняется душе, а не душа телу. Хотя иногда, конечно, бывает так, что чувство голода мешает пойти туда, куда хочешь, и приходится идти домой, чтобы поесть. А некоторые взрослые говорят, что душу вообще придумали и объясняют все инстинктами, как у животных. От таких людей у Катьки всегда какой-то осадок в душе.
И тут Катька улыбнулась, вспомнив рыжую Ритку с длиннющими косами, которая украла на пришкольном участке кабачок, когда они ходили туда всем классом на уроке природоведения и приговаривала: «Боженька, если ты есть, ты не допустишь, чтобы его у меня отобрали».
Стало быть, отношение к Богу может быть спекулятивным. Если ты есть, то не допустишь, а если допустишь, то тогда тебя нет. Вот тебе…
- Ты веришь в Бога? – спросила Ритка.
- Не знаю. Нет, наверное.
- А я верю.
- И воруешь?
- Беру заработанное, нам же не оплачивают труд на пришколке, а мы пашем не меньше взрослых, они-то свои денежки получают, - тоном своей матери, злой, языкастой тетки-матерщинницы, которая день-деньской околачивалась во дворе, на лавочке, пересуждая и костеря всех без разбора – сказала Ритка. А Катька почему-то подумала, что прозвище «ржавая» Ритка получила не только за рыжие волосы.
Впрочем, Катька вовсе не осуждала Ритку. В какой-то степени она права. Просто Катька не смогла бы так поступить и все. Почему – это не объяснишь, так же как не представишь до конца бесконечность…
Катька перевела взгляд на другой берег. Сосны, березки, тоже тальник. Солнце заливает все своим светом. Небо голубое-голубое. Конец сентября. Скоро это блаженство закончится. Облетят последние листья с деревьев, наступят свирепые морозы.
Катька перевела взгляд под ноги. Оказывается, еще живы какие-то мошки. Она думала, что они уже позамерзли все. Существование мошек ей было понятно – корм для пауков и птиц, пауки – для птиц и некоторых животных, животные – для хищных животных и для людей, а вот тараканы? Тараканы, по Катькиным понятиям, в эту схему не укладывались. Ну просто никак. Если они для птиц, то почему живут в домах. Может, они выращивают и откармливают людей себе для пищи? Опять не вяжется. Человеческую кровь сосут клопы. Тараканам, когда есть чем поживиться, на человека начхать. Однажды в подвале пятиэтажки, где она жила, произошла какая-то авария, и тараканы оттуда стали подниматься вверх, в квартиры. Из-за темного необъяснимого происхождения тараканов, Катька их очень боялась. Она боялась даже давить их, потому что они противно щелкали, и от этого по позвоночнику Катьки пробегала какая-то нервная дрожь и ее передергивало. Когда она читала книжку, а в это время на середину комнаты выбегало страшное, усатое, рыжее насекомое, она бочком на расстоянии от него, пробиралась в другой конец комнаты и выбегала за дверь, не забыв ее прикрыть. Через полчаса, осторожно приоткрывая дверь и заглядывая в покинутую комнату, убедившись, что таракан тоже сбежал, она садилась на прежнее место. Хорошо, если он больше не появлялся. Но у тараканов тоже, видимо, были разные характеры и почерка. И среди них попадались противные, которые с неизвестной целью выползали по 10 раз на одно и то же место, а изнемогающей от этой борьбы Катьке приходилось по 10 раз перемещаться туда-сюда. Если дома были родители или сестра, было проще – можно было их позвать и они его просто давили насмерть. А потом покупали отраву, тараканы месяца четыре не появлялись, а потом снова откуда-то приходили, вернее приползали. Потравят одни соседи – они переползут к другим, потравят эти – уползут обратно. Но, в конце концов, последствия аварии устранили. И тараканы исчезли.
А противный Женька Ардин, узнав однажды от девчонок про ее страхи, бросил ей на перемене таракана (в школе они тоже периодически появлялись, хотя сюда их травить приезжали даже с эпидслужбы) прямо на волосы. Он ждал, что она будет визжать, как другие девчонки, которых он уже пугал и они, вереща, разбегались в разные стороны. Но Катька промолчала и даже бровью не повела, но только она одна знает, чего ей стоило преодолеть свой страх и сохранить после этого случая нервную систему в целости.
Мишка Плетенкин снял с ее волос таракана и бросил на самого Ардина, который отскочил, осыпая всех ругательствами. В конце концов, бедный таракан был раздавлен.
… Странные воспоминания навевает на нее сегодня река. Надо идти домой, а то родители подумают, что с ней что-то случилось. И Катька отправилась домой.
ГЛАВАVIII
СЕСТРА
А ночью произошло радостное событие. Приехала с шахматных соревнований старшая сестра Лиза. Вот с кем Катька делилась большинством своих проблем и забот. Правда, часть все же оставляла в себе, считая, что человек обязательно должен держать в себе что-то нераскрытое другими.
Лиза тоже с ней всем делилась. Своей восьмилетней сестре она доверяла намного больше, чем некоторым подругам. Вообще у Лизы с Катькой было настолько мало друг от друга секретов, что, можно сказать, вообще их не было.
Лиза стала описывать, как весело было на соревнованиях, как они ссорились, мирились, дружили, выигрывали и проигрывали партии, в какие приключения и забавные истории попадали – Катька не заметила, как наступило утро, а она и глаз сомкнуть не успела, но пришлось вставать и идти в школу. Катька все же успела вставить в Лизину восторженно-взволнованную речь свой рассказ про злополучную тетрадку. Лиза посочувствовала горю сестры и сказала, что в их школе учителя по крупице к десятому классу полностью убивают в человеке индивидуальность.
«Со мной это не пройдет», - усмехнулась про себя Катька. Но тут же собственная самоуверенность показалась ей слишком глупой. Она ведь всего второклассница. И сейчас у них одна учительница, любимая, а вон какая оказалась, а потом в старших классах, когда разные учителя по каждому предмету будут, как она будет отстаивать себя? Но думать было некогда – надо было спешить на уроки.
К Катькиному удивлению, ей совсем не хотелось спать. И она спокойно высидела четыре урока, домой она шла с приподнятым настроением – ведь теперь вся семья в сборе, и ее ждут не два, а три человека. Хотя иногда, когда они с Лизой слишком надоедали друг другу, Катька даже мечтала, чтобы та поскорее уехала на соревнования и даже кричала ей об этом вслух. Но, когда сестра уезжала, Катька успевала соскучиться. И поэтому приезд Лизы всегда был праздником. И Катька даже не пошла гулять во двор, а пробыла в этот день дома, до самой ночи, а потом сладко уснула раньше, чем обычно – сказалась предыдущая бессонная ночь.
ГЛАВА IX
РАЗРУШИТЕЛИ КРАСОТЫ
В этот день после школы Катька с Наташкой пошли проверять: не разорили ли их секретики – красивые фантики под стеклышком, зарытые в землю или песок в самых неожиданных местах. Изблюбленная игра девчонок такого возраста. Скоро будет октябрь, земля замерзнет и невозможно станет посмотреть на сверкающее и переливающееся на солнце диво под прозрачным кусочком стекла. Нужно успеть. Они сделали в земле пальчиками круглое отверстие на том месте, где вчера зарыли секретики и полюбовались сначала каждая своим, а потом подружкиной диковинкой. Потом снова зарыли, увидев приближающихся мальчишек – этих разорителей красоты – вот за что Катька их терпеть не могла и глубоко презирала. «Красоту от них надо прятать, чтобы они не могли ее разрушить», - ворчала она, засыпая стеклышко с фантиком землей.
ГЛВА X
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ВСТРЕЧА
Сегодня суббота. Жанка пригласила ее после уроков покататься на велосипеде. А мама с папой, как назло, собрались в гости к хорошим знакомым, к которым Катька очень любила ходить. Вечная проблема выбора. Но ведь она пообещала Жанке. А свое слово надо держать. Родители отпустили ее и дали ключ, чтобы она могла попасть домой, если вернется до их возвращения. День был солнечный. С деревьев опадали оставшиеся листья, которые весело шуршали под ногами. Жанка жила в деревянном доме, двор их был небольшой, зато можно было покататься на велосипеде, не опасаясь, что тебя собьет машина. И вот Катька в Жанкином дворе. Двор этот возле школы. И поэтому Жанка никогда не опаздывает. Стоит ей за две минуту до урока перелезть низенький кирпичный заборчик с дырочками между одним и другим кирпичом, куда очень удобно, словно на ступеньки, ставить ноги, - и Жанка все равно успевает до звонка прийти в школу. Катька же почти никогда не опаздывает, потому что не любит опаздывать, и потому что тоже живет недалеко от школы: Школьный двор, проезжая дорога, Катькина ограда – и она дома. За 5-10 минут хоть при быстром, хоть при медленном шаге все равно дойдешь.
Катька озиралась вокруг. Жанки почему-то не было. Ну вот, Катька ради того, чтобы сдержать обещание, отказалась от приятного похода в гости с родителями, а Жанки почему-то нет. Минут 15 ждала Катька. И тут вышла Жанка, растерянная и немного рассерженная.
- Жанка, ты что забыла, о чем мы с тобой договорились? – спросила Катька.
- Ты извини, Кать, - ответила Жанка, - но мама отправила меня за хлебом и по другим магазинам. У взрослых свои планы.
- А ты бы ей сказала, что ты сегодня не можешь, что ты же другому человеку пообещала уже, - недоумевала Катька.
- Ну, ее мои проблемы мало волнуют. Она скажет: подумаешь, велосипед, еще и отругает зазря.
На крыльцо Жанкиного дома вышла женщина. Катька несмело с ней поздоровалась, потому что догадалась, что это Жанкина мама, но, видимо, очень тихо, потому что женщина не ответила, наверное, не услышала.
- Жанна! Уйдешь ты за хлебом или нет – долго я буду ждать? Совсем от рук отбилась.
- Видишь, - вздохнула Жанка и побежала за хлебом. Катьку почему-то она с собой не позвала. А в ограде у Катьки девчонки обычно вместе бегали по магазинам, а потом вместе играли, особенно если близкие подружки, как Катька с Наташкой, чтобы у того, кому поручили не вовремя всякие скучные дела, вроде хождения по магазинам, осталось время для такого важного дела, как игра.
- Эти взрослые все-таки очень странный народ, - думала Катька, - неужели и я такая буду потом, - похолодело у нее где-то в области сердца, но тряхнув головой, она тут же отбросила прочь эту мысль. Во-первых, эта взрослость еще за большими горами, во-вторых, даже став взрослой, она постарается не забыть, как была ребенком и сколько много у детей настоящих горьких проблем, гораздо более важных, чем у взрослых с их кастрюлями, работой на производстве и магазинами. Нет, конечно, взрослые тоже разные. Вот ее родители, зная о том, что она с кем-то о чем-то договорилась, никогда бы не стали мешать ее делам. Ее дела для них так же значимы, как свои собственные. И в магазин именно тогда, когда ей некогда, ее бы не отправили. Попросили бы сходить позже. Или бы даже в этот день сходили сами. У нее были замечательные, все понимающие мама и папа. Они никогда с ней не сюсюкали, с тех пор как она себя помнит (лет с двух с половиной –трех и отрывочными моментами еще раньше), а вполне серьезно говорили с ней обо всех вещах. Такими же точно голосами и тоном, какими говорили друг с другом. А людей со слащавыми голосами, которые кидались к ней с паточными словами, и, очевидно, принимали ее за круглую идиотку, Катька терпеть не могла и упорно молчала, ничего им не отвечая или вовсе убегала от них и забивалась куда-нибудь в угол. Она чувствовала фальшь в каждом слове.
- Какое дикое воспитание, можно подумать, что она росла в лесу, - говорили такие люди ее родителям. «Какие глупые, - думала трехлетняя Катька, - ведь у меня ни корней, ни стебелька нет, только ноги».
А родители улыбались. А после того, когда эти гости уходили, говорили о каком-то свободном становлении личности ребенка. Теперь-то Катька знала, что это такой метод воспитания, а тогда только смутно догадывалась, что это означает. Очень редкие люди относятся к детям с уважением, считая их равноправными собеседниками. Но такие люди встречаются. И Катька вспомнила, как ее подружка Таська пригласила ее к себе в гости. До этого Катька и Таська забегали друг к другу просто так, без приглашения, а тут как будто на день рождения пригласили, хотя никакого праздника в ближайшие дни не предвиделось.
И к Катькиному удивлению, Тасины родители накрыли богатый стол для нее одной, как если бы принимали у себя в доме взрослого человека, и сами уселись с девчонками. За столом было весело, все шутили. Катька перестала стесняться и вела себя, как обычно наедине с Таськой. А еще Тасины родители тоже не скрыли от них «взрослых» проблем. Тасина мама рассказывала, как шофер такси обозвал ее еврейской мордой, как ей было обидно, и как она ему ответила, что гордится своей национальностью, а он как был хамом, так и помрет и его данные в паспорте и русская морда от этого не спасут.
Катька никогда не понимала, что люди делят, и почему один ненавидит другого за то, что тот не похож на него цветом волос или разрезом глаз. Дома и в школе им говорят, что все равны, что в стране межнациональное взаимоуважение, но в реальной жизни так не всегда. И все равно у Таськи было тогда здорово. С Таськиными делами и желаниями родители тоже считались, стоило ей заикнуться, что пригласит в гости подружку, не стали не только противоречить, но даже сами организовали праздничный обед и чаепитие, хотя остальных ребятишек Таське почему-то запрещали приводить домой. Почему? Кто разберет этих взрослых…
… То, что они не смогли с Жанкой покататься на велосипеде, расстроило Катьку, - но тут же она приободрилась – ведь теперь она успевает с родителями в гости. Она столкнулась с ними на пороге.
- Ты что, уже? – спросила мама, - так быстро накатались?
- Да, - коротко ответила Катька, не желая вдаваться в подробности. Она любила рассказывать все сама, а когда ей задавали вопросы, предпочитала уходить от ответов.
- Тогда пойдем с нами, - предложила мама. И Катька с радостью согласилась
ГЛАВА XI
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Катька вышла на школьное крыльцо – и не поверила своим глазам – еще с утра ничем не примечательный двор, теперь выглядел празднично и нарядно. В ритме медленной музыки кружились в воздухе мохнатые, разлапистые снежинки, очень похожие на звездочки, удивительный, ни с чем несравнимый запах первого снега наполнил ее душу радостью – и тут из состояния волшебного оцепенения ее вывел прилетевший в нее крупный комок снега, больно ударивший в грудь.
Катька удивленно приподняла правую брось и посмотрела в ту сторону, откуда прилетел снежок.
- Я не в тебя кидал, - закричал привыкший врать и оправдываться за свои поступки перед всеми, начиная с учителей и милиционеров и кончая нормальными людьми, хулиган Федька из их же класса.
- Я в Жанку хотел попасть, а ты вышла.
Катька поняла, что Федька на самом деле всегда говорит правду, а остальные ему не верят, потому что испорчены хуже, чем он, только умеют эту испорченность скрыть, а он слишком честный, а вслух сказала:
- Думаешь, тебя это спасет? – и тоже слепила из звездочек, подобранных с земли, круглый и крепкий комок и кинула в Федьку, но не попала. Вокруг шла борьба – не на жизнь, а насмерть. Мальчишки и девчонки стреляли друг в друга снежками, как заправские бойцы вражеских лагерей пулями. И только Катька никак ни в кого не могла попасть. Кто-то из девчонок уже плакал, потому что снежок попал по голове, кто-то наоборот смеялся, получив снежком в глаз, и гадал: будет завтра синяк или нет. Катька заметила, что в нее не очень-то целятся, то ли она не очень завидная мишень, то ли связываться боятся (Катька – скандалистка известная), то ли просто жалеют, потому что она не сумеет ответить как следует – меткость как-то не очень в этом плане развита. Федька даже убегать от нее не стал. Остановился напротив. И она на близком расстоянии все-таки попала в него снежком.
- Вот видишь, и у тебя получилось, - приободрил он, - а то уж чуть не плакала.
- С чего ты взял?
- А ты когда расстроишься, у тебя нижняя губа оттопыривается.
- А с чего это ты за моей губой следишь?
Но Федька уже не слышал ее, а погнался за Жанкой, чтобы натолкать ей снега за шиворот, потому что она больно ударила его снежком в спину.
А потом, набегавшись и устав, стали расходиться по домам.
ГЛАВА XII
ЗИМА
А после была настоящая зима. С другим снегом, из которого ни снежки, ни снеговики почему-то не лепились, подарками и новогодней елкой. Это дома. И в клубе от папиной работы. Там был и Дергунов. Он ерничал, читал стихотворение: «Маша варежку надела», и вообще изображал из себя малыша младшей группы детского садика. Все над ним смеялись. Потом он стал хулиганить и Дед Мороз пообещал его выгнать – только после этого Дергунов успокоился и пошел вместе со всеми смотреть спектакль про крокодила Гену и Шапокляк. А потом он дразнил Катьку, что в старости она будет вылитая старушка из спектакля, только в сумке у нее будет не крыса, а какой-нибудь водяной пистолетик. Катька покрутила ему в ответ пальцем у виска. Дергунов ретировался.
А на школьный утренник Катька попасть не смогла, потому что заболела, а заболела опять все из-за той же бесконечности. С приходом зимы не только на центральной площади, но и во всех дворах понаставили горок, и гулять на улице стало очень интересно. Днем Катька ходила кататься с горок на центральную площадь, а вечером мама не разрешала ей уходить далеко, во дворе – гуляй, сколько пожелаешь, до самой черной темноты, но чтобы мама видела, что с ней ничего плохого не происходит. Катькины окна как раз выходили во двор. Но простудилась Катька не далеко, а именно во дворе. На площади она только несколько раз падала, два раза подворачивала ногу, и сильно ушибла руку, но это все как-то быстро прошло еще задолго до Нового Года.
А простудилась она так: катались они все по очереди с горки: и мальчишки, и девчонки – кто на санках, кто на картонках, кто без картонок, а кто и вовсе на ногах. Катька перепробовала все способы, но когда второй раз стала съезжать на ногах, то не удержала равновесия и упала на спину, а потом, так и скатившись с горки, по инерции проехала еще немного. И оказалась прямо в синем вечернем небе. Да, да… В вертикальном состоянии, опираясь на две ноги, небо видишь совсем не так. Иное дело - лежа навзничь, окунуть всего себя в бездонную синь неба, которое у тебя перед глазами. Многие так делают летом, к примеру, лежа на пляже, но это немного не то, потому что зимой и летом звезды разные. Летом тепло, можно сколько угодно лежать на земле и глядеть в небо до бесконечности, даже в самую прохладную ночь, и то не будет так холодно, как зимой, а зимой, если бы не случай, она бы не догадалась лечь, но теперь, оказавшись меж вечерних зимних звезд, она не видит никакой возможности встать. А может именно сейчас откроет ей бесконечность свою тайну? Но тут с горки скатился Дергунов:
- Ты кого разлеглась-то, мешаешь другим, наверное, как думаешь? Че лежишь-то, ударилась че-ли?
И вот уже что-то пахабное говорит его дружок Сашка Кузовков. У которого, кроме пошлых и скабрезных тем, для разговора не находилось никаких других. У старших парней, собственных родителей набрался он всякой дичи или сразу же родился сквернословом и пошляком, которому большего не дано и исправиться ли он, когда повзрослеет – не до этого сейчас Катьке. Перепрыгивает сейчас Катька со звезды на звезду.
- Не, она новую звезду открыть хочет. Думает, ее именем назовут, - съязвил Толька Карамелькин. Но не понять тщеславному, как и все мальчишки, Карамелькину, который по его же собственному признанию мечтал когда-то погибнуть в справедливой войне только для того, чтобы одной из улиц присвоили его фамилию. Катька просто смотрит на звезды и все.
Катьку затормошили девчонки: Кать, правда, ты что встать не можешь?
- Могу, - печально сказала Катька, поняв, что не дадут ей сегодня прогуляться по небу.
А на следующий день заболела ангиной, потому что, как это ни печально, долго лежать на снегу зимой нельзя даже в одежде.
ГЛАВА XIII
ПРАЗДНИКИ
Скоро день Советской Армии, - сказала учительница, - а это значит День защитников Родины, а мальчики – это хоть и будущие защитники, но их все равно надо поздравлять.
Катьку бесило, что 23 февраля (день армии) раньше чем 8-е марта . Получается, что они первые должны поздравлять мальчишек. Но женщина не должна подходить к мужчине первой – из книг или от родителей усвоила она эту дурацкую истину и истину ли – Катька уже не помнила. Но гордячка была еще та. Да и вообще мальчишек глубоко презирала. Она встречала девчонок, которые хотели быть мальчишками, считая, что тем легче живется, ведь даже учителя, журя мальчишку за хулиганство, никогда не упрекнут его полом, но девчонке обязательно скажут: ведь ты же девочка.
А что это ее вина или недостаток? А если достоинство, то какое-то сомнительное, почему тогда нельзя хулиганить? Хулиганить Катька была не против. Но быть мальчишкой все равно никогда не хотела. Во-первых, они казались ей глупыми. Во-вторых, слишком грубыми. Было и в-третьих, и в-четвертых, и даже в-пятых. Нет, конечно, она мечтала также хорошо лазить по заборам, как некоторые озорники. Или даже разбираться в технике, как взрослые мужчины. Но она знала, что некоторые женщины разбираются в этом даже лучше. Только Катьке-то не хотелось затрачивать время на то, чтобы научиться.
Раз бы – и само по себе все узналось. Проснулся утром – и все знаешь. Да еще и свистеть умеешь и по заборам лазить. Хотя последнее ей удавалось, но не с такой ловкостью и быстротой, с какой бы хотелось. А самое страшное было то, что ее сердце совершенно не хотело считаться с ее мнением о мальчишках и влюблялось то в одного, то в другого.
Не остыло еще чувство к Лешке, а тут Валерка Леденцов, да еще с полчищем соперниц, а это куда интересней. Вот и теперь Жанка кричит, что это она будет дарить ему подарок. «Сейчас она добьется своего, ей поручат это сделать, а ты, Катька, со своей неуместной гордостью, останешься с носом», - нашептывало ей коварное сердце.
И Катька не выдержала: «Почему это ты, я тоже хочу». И другие девчонки заорали: «И мы хотим Валерке подарок дарить». Можно было подумать, что других мальчишек в классе не было, но мальчишки были, просто большинство девчонок были влюблены в Валерку.
- А вы вытянете жребий, кто кому будет дарить, - посоветовала учительница. Так и сделали. Бумага с именем Валерки досталась совсем другой девочке и не Жанке, и не Катьке, а Светке. Это означало, что именно она счастливица, которой предстоит одарить Валерку. И все равно Катька почувствовала какое-то облегчение, когда узнала, что все-таки не Жанка. Самое интересное, что с Жанкой, в отличие от всех остальных девчонок, они никогда не ссорились и не ругались, правда, и не дружили с ней, у них были крепкие приятельские отношения, и вот эта размолвка была единственной в их жизни, и они тут же поспешили забыть про нее.
А потом было 23-е с поздравлениями, конкурсами и чаепитием. А Жанка мало того что подарила положенный подарок мальчику, которому ей выпало дарить по жребию, так она еще сделала-таки подарок Валерке и более дорогой, чем Светка.
«Совсем нет гордости, - подумала Катька, - я бы ни за что так не сделала». Хотя на самом деле ей тоже хотелось что-нибудь подарить Валерке, чтобы он тоже обратил на нее внимание.
Время промчалось быстро. Наступило Восьмое марта. В этот день все отдыхали. А перед этим в классе было предпраздничное торжество. Катька мечтала, чтобы ей сделал подарок Валерка, но вскоре была разочарована. Валерка сделал подарок той девочке, которая делала ему подарок на 23-е по жребию, и еще один – Жанке.
Катька злилась на себя. Да и на него тоже. С цветными воздушными шариками за спиной к ней подошел Васька Шампиньонов. Катька первый раз в жизни заметила, что он учится в их классе. До этого он как-то ускользал от ее внимания. Он вывел руку из-за спины, в ней был какой-то сверток, а в другой руке, которую он тоже вытянул вперед, были воздушные цветные шарики, надутые и прозрачные.
- Катя, поздравляю тебя с праздником, - краснея от волнения, сказал он, - желаю, чтобы ты была здоровой, такой же красивой, счастливой, а главное, не была такой вредной, - выдал он под конец.
Катька весело фыркнула:
- Ты считаешь меня вредной?
Васька засмущался:
- В общем-то, да, - заикаясь, пытался уточнить он, - но я желаю тебе исправиться, а в остальном, ты хорошая девчонка.
- Ладно, спасибо, - сделала ему одолжение Катька, приняв подарок. И развернула: это были две книги, цветные карандаши и сувенирный брелок для ключей.
Потом было чаепитие. Игры: море волнуется, ручеек и другие. Ребята вдоволь порезвились и разошлись по домам.
Удивительно, но сегодня Катька не поругалась ни с одним из мальчишек. Может, правда, перестала быть вредной?
В хорошем настроении заявилась она домой и стала делиться с родителями своими впечатлениями. А потом был настоящий праздник. Когда она рано утром проснулась, мама и Лиза еще спали, а папа закрылся на кухне. «Он хочет сделать маме сюрприз, - догадалась Катька, чтобы мама хоть 8 марта у плиты не стояла». И Катька проскользнула в зал, чтобы ему не мешать. В зале стояли книжки. Забравшись с ногами на диван, вместе с Осеевской «Динкой» она погрузилась в увлекательные приключения.
- Что это ты здесь закрылся, - донесся до Катьки рассерженный мамин голос, - что это ты разбросал ложки? – после тишины мамин голос немилосердно отвлекал Катьку от чтения. Но тут папа поздравил маму с праздником и мама затихла. Но читать настроения уже не было. Что же там папа накудесничал? Торт они вчера взяли покупной. Стряпать он не должен. Войдя на кухню, она увидела посредине стола настоящий дворец: бело-желтая гора, выложенная из круглых золотистых кирпичиков, зауженная кверху и расширяющаяся к основанию.
- Из чего это? – спросила Катька.
- Это называется картофельная горка, это я вчера в передаче одной услышал, как она готовится, - гордо сказал папа.
- Значит, мы должны сломать это чудо? – ахнула Катька.
- А что же любоваться на нее? – спросила мама.
Катька бы любовалась. Ведь так красиво. А на вкус, наверное, обычная картошка. Катька оделась и пошла покупать маме цветы, на деньги, которые получила от отца. Катька выбрала самые красивые – тюльпаны. Когда она пришла, семья уже садилась завтракать. Горку-дворец хотели сначала оставить на обед, а потом не удержались и решили немножко попробовать на завтрак. Катька поняла, что ошибалась. Блюдо было и на вкус такое же изумительное, как на вид. Никогда еще Катька не ела так вкусно приготовленную картошку. Это вовсе не правильно, что в семьях постоянно готовят женщины, зря это считается женским делом, варить должны мужчины, - пришла она к окончательному выводу, и стирать тоже, у них руки сильнее, легче белье выжимать.
Родители Катьке подарили альбом для рисования и акварельные краски, а Катька сделала сама для мамы и Лизы открытки и подписала их. А к обеду пришли гости и надарили ей, маме и Лизе целую кучу подарков. Катьке – от платьев, игрушек и бантов до хороших книг. Знакомые и родственники привели своих детей. И Катьке некогда было скучать.
ГЛАВА XIV
ВО ДВОРЕ
Во дворе они играли в разные игры. В прятки и футбол. Но в футбол Катька могла играть исключительно с девчонками. Мальчишек в футболе она не признавала (Впрочем, и они не очень радовались, когда девчонки изъявляли желание играть в футбол с ними). В Светофор, в города, в съедобное-несъедобное, хорихоло, краски, в сыщик и вор, в чепуху, испорченный телефон, в войнушку – с захватом пленных и без, но самой интересной была такая игра: присутствующие делились на две команды, у каждой выбирался командир, каждая должна была иметь свой штаб и тайники, в этот тайник нужно было спрятать секретный план, а задача противников этот план отыскать. Вроде игры в футбол, надо и чужое поле атаковать и свои ворота защитить. Так и тут: у врага план обнаружить и свой сохранить. Команды иногда делились на девчоночьи и мальчишечьи. Иногда были смешанными. У девчонок обычно командиром была Милка. Ей было легче обмануть противника. Пацаны, засматриваясь на ее миловидное лицо, часто напрочь забывали про игру. И плохо соображали, где они находятся и зачем сюда пришли. Но сама-то Милка была целеустремленной и игра обычно доводилась до победного конца.
Вот и сегодня решили играть так. Катька в своей команде в отряде разведчиков. Она бежит по двору и вдруг видит плачущую Ленку Бубенчикову, девчонку, которая учится в их классе и живет в их дворе. Обычно активная участница подобных игр.
- Ты чего, Лена?
- Да я хлеб домой купила, а про маргарин забыла, мне мама сама не сказала, а меня же буханкой по голове ударила, прямо, которая в сумке была, а знаешь как больно – иди, говорит, бестолочь, за маргарином. Надо еще было пачку маргарина купить, но откуда же я знала? Сама же не сказала.
- А она, что не знает, что людей, тем более детей, по голове бить нельзя? – опешила Катька, - навсегда дураком остаться может или косоглазие получить, - продолжила она.
Ленка мгновенно перестала плакать:
- А у меня глаза нормальные? – испугалась она.
- Нормальные, - успокоила ее Катька.
- Ладно, я в магазин, - грустно сказала Ленка и помчалась за маргарином, чтобы угодить своей неуравновешенной мамаше.
Как можно бить человека, который слабее тебя, тем более, если это твой ребенок – Катька не понимала.
Она-то как раз могла потягаться с теми, кто был в 10 раз сильнее ее. Но она побеждала их своей вредностью и упрямством. Так что, дорогой Шампиньонов, подождем мы избавляться от вредности – для самозащиты, ой как пригодиться может. У ее подружки Наташки, с которой они разгоняли кошек, ситуация не лучше, если не хуже. Хлебом по голове ей, конечно, не достается. Ее бьют за двойки. За тройки, правда, только ругают. Когда Наташка получит двойку, она старается до прихода матери, натянуть на себя как можно больше колготок и рейтуз, чтобы не так чувствительны были удары ремнем . Когда Катька об этом узнала, она была вне себя от гнева. Наташка тогда так же с опущенной головой уселась посреди двора и никак не хотела заходить в свой подъезд после школы. Катька к двойкам относилась с прохладцей. Единственное, что ей говорили родители, подписывая дневник с двойкой – «ну что же ты», когда видели тройку, замечали: «могла бы и лучше» - и все. Учеба – это ее личное дело, ее путь, ее разумение жизни и грубое вмешательство она бы не потерпела, да и родители бы никогда себе такого не позволили. Когда ей одноклассники жаловались, что боятся идти домой, потому что родители опять будут орать из-за двойки, она отшучивалась, - ну, поругают тебя, ну, не убьют же, двойка не страшнее же смерти. Но это когда ругают. А когда бьют, выходит – страшнее. Наташка завидовала Катьке, что той не надо изворачиваться, врать, подтирать резинкой или бритвочкой в дневнике оценки и переправлять их, вырывать и вклеивать страницы, а вот ей, Наташке, на какие только уловки ни приходилось идти, чтобы отсрочить или смягчить гнев родителей или старшего брата.
Почему брату-подростку разрешали наказывать маленькую девочку - было совершенно непонятным. Катька где-то слышала, что физические наказания развращают не только того, кого наказывают, но в большей степени того, кто наказывает. А потом ведь человек не виноват, что не обладает какими-то способностями. Катька сказала Наташке, что может поговорить с ее матерью.
- Ты что, - переполошилась Наташка, - мне тогда еще больше достанется, что науськиваю своих друзей на родную мать.
А Катька-то, наивная душа, раньше думала, что родители, избивающие своих детей, остались где-то там - до революции. Но ведь если у Наташкиной матери что-то не ладится на работе, Наташка же не берет ремень, а наоборот, старается посочувствовать.
Способности человека от ремня не прибавятся, а вот последние здоровые крупицы мозговой деятельности выбить можно. Да и физическому здоровью ребенка навредить.
Но кто будет слушать Катьку. Взрослые не слушают и друг друга. Кому нужно считаться с мнением ребенка. У Катьки возникло какое-то неприятное внутреннее чувство от осознания собственного бессилия и невозможности помочь. Вот и случай с Ленкой Бубенчиковой. В школе говорят, в газетах пишут, что с насилием над детьми покончено, что человек растет в свободной стране и развивается в полноценную личность, а что же на самом деле?
А на самом деле Наташку бьют за двойки; А Ленку, попавшую не вовремя под руку, не под настроение, колотят по голове тяжелыми хлебными булками. У Катьки даже интерес к игре пропал. Она как во сне выполняла свои игровые обязанности и все-таки их команда победила.
Ребята радовались, а Катьке было грустно. Считается, что Наташка и Ленка живут в благополучных семьях. А что с ними делают внутри этой «благополучной» семьи никого не интересует.
И что может сделать Катька? Формально считается, что нужно, если ты настоящий друг, помогать товарищу в беде и что для этого существуют октябрятская, пионерская и комсомольская организации в школе, но обратись Катька туда – на собрании скажут правильные слова, заклеймят родителей девчонок позором, а на деле над ними же начнут смеяться и издеваться, а те сочтут Катьку предательницей. Они с ней поделились, а она… Нет уж. А беседовать с ней «умные» взрослые не захотят. Кто она для них – такая же микроскопическая кнопка, у которой «надо ремнем выбивать дурь», как и у их собственных детей. Угнетает все это Катьку. Особенно угнетает, что ничем-то она не может помочь Наташке и Ленке, кроме сочувствия на словах.
ГЛАВА XV
ШКОЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ
Катька благополучно, без троек, перебралась в третий класс. На улице палило солнце конца мая. Вся природа настраивалась на торжественный лад в предвкушении лета. Белым ковром стлались по асфальту и земле осыпающиеся цветки черемухи. Яблоневым ароматом были полны улицы. Скоро и с них опадут цветки и станут появляться первый завязи диких сибирских яблочек, величиной с маленькую градинку.
Катька пришла из школы. Сегодня всех учеников распустили на каникулы. «Теперь я все лето буду распущенной», - шутила Катька. Родители, посоветовавшись с Катькой, решили, что первый сезон лета, она будет отдыхать в школьном лагере. Ехать в загородный Катька наотрез отказалась, потому что ее приводила в ужас мысль о том, что там даже в столовую надо ходить строем и без вожатой нельзя никуда выйти. Ей, привыкшей к свободе, это будет как удушье туберкулезному больному. Она и в детский сад не ходила. Ей становилось противно при одной мысли о том, что днем, когда вокруг происходит столько интересного, ее будут укладывать спать.
Наивная Катька думала, что в школьном лагере будет посвободней. Ведь в течение учебного года она запросто заходила в школьный двор и выходила из него без указки взрослых.
И вот начало сезона. Первый день. Катька отправилась в школьный двор вместе со своими друзьями Таськой и Наташкой. Теперь это был не простой двор, а лагерь «Орленок». Когда она вошла, уже выступала директорша Лариса Филипповна. Она повышенным тоном, чтобы все могли ее слышать, срываясь иногда на надрывный крик, объявляла:
- Дорогие дети! Сегодня день открытия нашего лагеря «Орленок». Ребята, наш лагерь – это здание школы и школьный двор. За ограду не выходить! Гуляйте во дворе. Границы нашего лагеря – вон те ворота, а другая – где заборчик кончается и лесенка, по которой вы поднимались в школьный двор. За эти границы не выходить!!! По заборам не лазить. Вот, прошу вас выполнять эти два условия (хотя они с ней ни о чем не уславливались). Ну вот и все, ребята, здесь мы будем проводить разные игры, ходить в кино, делать по утрам зарядку, совершать походы мы будем тоже, но нечасто.
- Вот и все, а теперь пройдемте в столовую – завтракать! – и она со скоростью кометы пронеслась мимо ребят. Про ее суматошную и заполошную манеру ходить и говорить по школе ходили «легенды», особенно среди старшеклассников.
«Так, - размышляла Катька по дороге в столовую, - кажется, я влипла в какую-то скверность. Уйти из лагеря нельзя – родители взяли путевку – не хочется их расстраивать. Да и что тут начнется. Забегают учителя, да еще Карине Дементьевне чего доброго выговор объявят, как в прошлом году за Игоря Красильникова, который своровал на вокзале посылку летом, учительница была в отпуске, гостила у своих родителей. Его же родителям не было дела до собственного сына, а выговор почему-то объявили учительнице.
Когда позавтракали, Лариса Филипповна сказала всем идти во двор, теперь уже не школьный, а двор лагеря «Орленок».
Главный воспитатель Людмила Ивановна стала распределять отряды. В первый отряд входят те, кто перешел во второй класс, во второй – кто перешел в 3-4 классы, в третий – в 5-6, в четвертый – перешедшие в 7 и 8 классы. Так Катька оказалась не Катькой, а рядовым членом второго отряда. Здесь были девочки из бывших 2а и 2б классов и 3-а, 3-б классов. Катька почти всех их знала.
Среди подавленного ощущения темной, навязанной кем-то извне несвободы, в душе шевельнулось что-то светлое. Валерка Леденцов! Ура! Он тоже пошел в этот дурацкий лагерь. Его родители заставили. А она-то, дура, добровольно в плен сдалась. Скажи она родителям, что не хочет сюда – бегала бы сейчас по городу – от цветущих яблонь к зеленым черемухам и нахохлившимся тополям, готовящимся сбросить на головы горожанам непрошенную очередную порцию пуха.
Дак нет, сиди теперь в этом лагере, хорошо хоть Валерка здесь, а то бы совсем отчаяться можно было.
Но самое ужасное ждало Катьку впереди. Во-первых, оказывается, в городском лагере – тоже есть сончас.
Кто придумал пытку укладывать человека спать, когда ему этого совсем не хочется и не давать спать, когда хочется (например, зимой на уроках она бы согласилась поспать, но нельзя).
Но это было еще не все. Самое страшное было во-вторых: Клавдия Никитична не очень считалась с личным достоинством учеников. Она думала только о том, чтобы ей было спокойней, да как бы себе труд облегчить, чтобы много лишней энергии не затрачивать. Чтобы не надрывать голос и не бегать, собирая ребятишек вместе, по школьному двору (а женщина она была тучная), она приказала им собираться возле нее по свистку. Ребята недоуменно уставились на нее. Кто-то насупился, кто-то захихикал, а Катьку взорвало:
- Я Вам не собака, чтобы на Ваш свист бегать.
- Это, деточка, ты перед своей мамой дома будешь фендебоберы выкидывать, а у меня, как миленькая, будешь слушаться.
- Вы должны нас не дрессировать, а воспитывать.
Девчонки дергали Катьку за платье, наступали на ногу, но ей уже «вожжа под хвост попала».
- Ты, я вижу, слов не понимаешь?
- А если Вы руки распустите, то мои родители на Вас в суд подадут, - если первые фразы Катька выкрикивала звенящим от негодования голосом, чуть ли не со слезами, то теперь она постаралась сказать, как можно ровнее и спокойнее.
- Ах, ты, соплячка такая, ты кому угрожаешь? Наплодят всякие щенят, а мы тут с вами возимся, возимся – и никакой благодарности. Брысь гулять! И по свистку чтоб как штык.
Но Катька никогда не ходила на свисток. Она ждала, когда все соберутся. А потом, в последний момент, шла независимо к толпе – не потому, что ее свистнули, а потому, что она САМА РЕШИЛА присоединиться к остальным. Воспитательница старалась ее не замечать.
Дома Катька рассказывала, как ей не нравится в лагере. Мама говорила, что может, тогда лучше не ходить, но отец говорил, что все-таки взяли путевку, и какой-то ребенок из-за Катьки, наверное, туда не попал. Что прекрасно понимает Катьку, но там игры и воздух, и она под присмотром, а они с мамой целый день на работе, да еще потом 2 месяца Катьке дома сидеть – самой надоест. А, кроме того, в жизни происходит не всегда то, что нам нравится и надо привыкать к этому. Катька знала, что дома ей не надоест, но жалела отца, он путевку специально для нее брал. Сразу надо было отказываться. Но ничего, теперь хоть знает приблизительно, как себя люди в тюрьме чувствуют.
ГЛАВА XVI
СТАНОВИТСЯ ИНТЕРЕСНЕЕ
Клавдия Никитична куда-то уехала и на ее место прибыла их любимая Карина Дементьевна. Ура, закончились унижения и дрессировка по свисткам.
А сончас не так уж и страшен. Там, оказывается, разговаривать можно – только тихо. Или книжку читать. Просто не мешать тем, кто спит. К тому же, раздеваться не надо. Ребятам сказали принести раскладушки. Всем, у кого не было, как у Катьки, выдали казенные. Все раскладушки поставили в спортзале и отдыхали все вместе и девочки и мальчики. Если бы не было Валерки, Катьку бы, конечно, возмутило, что ее заставляют отдыхать в одной комнате черт знает с кем, а так она была даже рада, тем более их раскладушки оказались рядом.
С другой стороны от Катьки была раскладушка Наташки, а с другой стороны от Валерки – Петьки Солодова. Девчонки дразнили мальчишек, те в свою очередь не оставались в долгу – и было весело. Катька узнала, что отец Валерки – военный, что сам Валерка интересуется боксом и что в третьем классе он проучится всего одну четверть, а потом родители переедут и ему придется уйти в другую школу, а очень не хочется. Но разговаривать с ним Катьке мешал Петка. В первом классе он был влюблен в Катьку и рассказал об этом своей матери, та рассказала зачем-то Катькиной, Катькина мама при Катьке рассказала об этом Катькиному отцу.
«Еще не хватало», - подумала тогда Катька про Петьку. Он никогда ей не нравился. С той поры они друг друга возненавидели. Катька чувствовала, что она ему вовсе разонравилась. И, слава Богу, но он, к сожалению, лучший Валеркин друг, и постарается приложить все усилия, чтобы Катька не смогла подружиться с Валеркой.
Но не всегда было мирно. Часто ссорились. И мальчишки из их и не только их отрядов доводили девчонок до слез и даже лезли в драку.
Защиту от мальчишек Катька изобрела сразу. Это было прочнее и эффективнее кулаков. Кулаками они могли справиться с ровесниками, а вот с мальчишками постарше вручную справиться было невозможно. На заявление, что девчонок бить нельзя, они не реагировали. Таськино: «Кто с бабой связывается – сам баба», - действовало в течение первых пяти минут ссоры.
И тогда Катька открыла в себе совершенно странную, можно сказать, верблюжью способность. Она стала плеваться. Причем не так, как остальные. Она с любого расстояния могла попасть в точно намеченную цель. Наметит левый глаз противника – попадет, наметит правый – еще точнее, губы, шея, брюки, свитер, ботинки.
Уже через два дня с Катькой пацаны предпочитали не связываться. А девчонки соседних отрядов обращались за ее подмогой. Виталька М., мальчишка из параллельного класса и неизвестно откуда взявшийся во дворе городского лагеря Кузовков, который был двумя годами старше, не поверили Катькиным одноклассникам, с восторгом рассказывающим о Катькиных феноменальных способностях. И стали специально доводить. Разозленная Катька, воспользовавшись отсутствием во дворе школьной директрисы, которая обязательно бы подняла панику, увидев это, стояла на невысоком заборчике. Остальные воспитатели, понимая, что энергия детей должна куда-то выходить и что с заборчика такой небольшой высоты, по которому, кроме того, как по лесенке можно спуститься на землю, не обязательно прыгая (он был высотой всего 70-80 самнтиметров, из кирпичей и проемов между этими кирпичами), никто никогда не упадет, а если и упадет, то не получит ни одной царапины, не обращали на Катьку особенного внимания. Катька сначала высокомерно ухмылялась, стараясь игнорировать наглых мальчишек. Но они стали ее оскорблять, не стесняясь произносить гадкие слова, слышанные когда-то от пьяных, а то и от трезвых взрослых.
Катька хотела обозвать их подонками, но потом подумала, что это не слишком точно о 9-11-летних сопляках, а потом может из них еще и гении выйдут или просто хорошие люди. Мало ли кто каким в детстве бывает. Но они не успокаивались. Нет, если они сейчас такие, вряд ли когда-нибудь изменятся. И, потом, живем-то мы сейчас, может, завтра они уже умрут, а ведут-то себя похабно именно сейчас, с какой стати ждать будущего – плюнула Витальке в лицо. Он стоял метрах в трех от забора.
- Дура, чемпионка мира по плевкам, - крикнул он.
- Я говорил, к ней ближе трех метров подходить нельзя, - заржал кто-то и старших парней.
- А у тебя и таких достоинств нет, - заступилась за Катьку Таська.
А Кузовков закричал:
- Люди, люди, идите представление смотреть, чемпионка мира по плевкам выступает. Попадание в цель на любом расстоянии. Ее рекорд не побил еще никто.
Катька на всякий случай плюнула и в него. И попала. Кузовков замолчал.
-Катька, ну и дура же ты, - сказал Валерка, - Виталька – мой лучший друг.
Но в Катьку уже вселился бес, кроме того, с забора было гораздо удобнее плеваться, чем с земли.
- Как ты смеешь так говорить со мной, да еще и обзываться, - высокопарно-величественно, как царица у подданного, спросила она, - и тут же превратилась из королевы в палача и плюнула ему на голову.
- А если я в тебя плюну?
- Попробуй, - спокойно сказала Катька, спрыгивая с забора и подойдя к Валерке вплотную. Но он почему-то этого делать не стал.
- У тебя то Солодов лучший друг, то Виталька – ты уж определись, - посоветовала тогда Катька.
А потом появилась вожатая - и все забыли о том, что ругались, и стали играть в прятки, в цепи-цепи кованы и другие игры.
ГЛАВА XVII
БРАСЛЕТ
Катьке и еще некоторым девчонкам надоело играть со всеми, и они отъединились, но так, чтобы быть на глазах у вожатой, иначе бы она их не отпустила, стали играть сами по себе. Красивая голубоглазая девчонка Валька с длинными золотистыми косами ниже пояса, которая перешла уже в 5-й класс и была в 3-м отряде, вызывала откровенный восторг и тайную зависть почти у всех девчонок из 2 отряда (и Катька, кажется, попала в общий хор), придумала какую-то своеобразную игру. По считалке выбирают двух человек.
Один прячет какую-нибудь вещь, второй в это время отворачивается, а затем ищет. Играли долго. Каждый выступал и в роли водящего и в роли прячущего. И вот Катька снова прячет. Куда бы спрятать так, чтобы вообще никто не догадался? И вдруг Катьку осеняет – а проем в заборе?!
Положить туда браслет – его никто и не заметит.
Катька положила на середину кирпича, но браслет бросался в глаза, тогда она пододвинула его вбок, так хорошо – теперь не видно. Она потрогала нагревшийся на солнце браслет, он был на месте. Катька крикнула водившему, можно поворачиваться. Девчонки искали долго, но никому в голову не приходило – обратить внимание на заборчик. Потом, засчитав поражение водившему, сказали Катьке, чтобы она показала, куда так удачно спрятала браслет. Катька уверенно подошла к забору. Девчонки засмеялись, что они были такими недогадливыми – не могли сообразить, что можно и туда прятать. Катька затолкала руку в проем между кирпичами – и похолодела от ужаса: браслета не было.
О, Господи, чтобы она сейчас ни отдала за то, чтобы никогда не играть в эту игру и не держать в руках Валькин браслет, и чтобы не приходила в голову дурацкая идея про забор или чтобы это какая-нибудь ее вещь потерялась, она бы тогда знала, что потеряла свой браслет, но браслет был Валькин.
Было ужасно стыдно. Катька стала сбивчиво объяснять девчонкам как, когда и куда она положила чужой браслет. Валька расстроилась. Правда, кто-то из девчонок ехидно ей на это заметил, что украшение – не игрушка, а прятать можно было что и попроще. Катька, растерянная еще больше, чем Валька, мечтала провалиться сквозь землю.
- Может, ты путаешь, что именно сюда, - сказала Таська, - надо весь забор осмотреть . Девчонки принялись за дело. Но браслета не было. Потом кто-то обнаружил щель в проеме, куда Катька догадалась положить браслет.
- Смотреть надо было, - зло сказала Валька Катьке, - теперь покупай точно такой же. И перестала быть кумиром у девчонок второго отряда. Вечером, дома, Катька поделилась своей проблемой с родителями. Мама дала ей денег и сказала, что завтра Катька после лагеря может сходить в магазин, посмотреть, продают ли там подобные браслеты. И пообещала, что сама тоже посмотрит в магазинах после своей работы. Но таких браслетов в магазинах не было. Катька предложила Вальке деньги, но та, почувствовав, что нельзя терять у друзей свой авторитет, сказала: «да, ладно, брось, он же не золотой и не серебряный, потом купишь, да и что мне деньги, если браслетов нет. Появятся в магазинах - купишь да отдашь».
И до конца сезона оставался у Катьки осадок на душе из-за этого браслета, расплатиться бы за него скорее, да отделаться от этого досадного чувства, словно камень тебе на грудь положили. Катька поняла, что к тем людям, которые доверяют тебе свои вещи, надо относиться в три раза осторожнее, чем к тем, кто тебя подозревает в чем-нибудь и боится дать что-нибудь свое в твои руки. А лучше вообще не соглашаться даже просто в руках подержать чужую вещь – вдруг она сломается. А про Катьку и так говорили разное. Кто-то, что она из зависти специально браслет в щель сунула, кто-то, что он и не падал никуда, а она его прикарманила, и только близкие друзья знали, что она действительно его честно прятала, без всякого злого умысла, а щель ту вообще не заметила в азарте игры.
Но кому-то что-то доказывать было бесполезно. Главное, что Таська, Наташка и сама Валька ей поверили.
ГЛАВА XVIII
НА РЕЧКЕ
После того, как воспитателем в их отряде стала Карина Дементьевна, жизнь в лагере для Катьки прошла оживленнее и интереснее, и хотя Катьку по-прежнему угнетали границы и ограничения, той подавленности, как при Клавдии Никитичне, она не испытывала. Вот и сегодня они едут на Никишиху – горную быструю речушку, усеянную сплошь каменными глыбами.
Ждут автобус. Все высыпали во двор. Таська сидит на крыльце школы и читает книгу «Чудак человек и Вика», Наташка скачет попеременке с другими девчонками в скакалку. Мальчишки, укрывшись от назойливых глаз воспитателей, играют на деньги не поймешь в какую игру. На пристенок не похоже, потому что стена не задействована, к ним пристроилась Жанка, и сейчас же рядом с Катькой раздался зловещий шепот, что девочке не пристало заниматься подобными делами, да еще водить столь тесные и сомнительные компании с хулиганами. Это Таська отвлеклась от книги и перешептывалась с подошедшей к ней Милкой. Шепчет громко – так, чтобы Жанка услышала и уж тем более пацаны, которые с ней играют, и поняли, какая Жанка недостойная и какая Таська распрекрасная и примерная, какой и должна быть настоящая девчонка, а не пацан в юбке вроде Жанки. Но Катька сегодня никого не осуждала. Ей даже лень, как обычно, воспитывать пацанов, что играть на деньги нехорошо. А Жанке она никогда не завидовала, а искренне радовалась ее успехам и в учебе и в дружбе с мальчишками.
Катьке, честно говоря, плевать было на всех пацанов, ну, может быть, кроме Валерки. Но Жанка последнее время к нему охладела, больше они не соперницы, к тому же, Валерка скоро уйдет из их класса, вроде им делить больше нечего.
Брат Мишки Плетенкина – уже семиклассник, подошел и сказал: «Малышня, - вам воспитатель сказал, чтоб вы шли к автобусу».
Катька, погрузившаяся в мечтанья и раздумья, очнулась и увидела, что во двор действительно въезжает автобус, но это не помешало ей обидеться на Мишкиного брата – Аркадия на всю оставшуюся жизнь. Слишком уж ей не понравилось слово «малышня». И вообще ее можно было и персонально как-то пригласить.
- Сам-то больно взрослый, - крикнула она ему.
Аркадий остановился, но потом, видимо, рассудив, что с «малышней» связываться не стоит, махнул рукой и ушел.
Потом Катька весело подумала, что ее голова забита ерундой, интересно, что там у остальных – глубокие мысли или еще большая ерунда?
С песнями и шутками они доехали до реки. Речка встретила их свежестью и прохладой. Все говорили, что вода там прозрачная, а потом кто-то заспорил: белая или голубая, но солнце купало в ней свои лучи, и Катьке она казалась золотисто-желтой и никакой больше. В воде им разрешили только бродиться, но не купаться, потому что был июнь, довольно прохладный месяц, а кроме того, они еще маленькие. «Противные взрослые, - думала Катька, - когда им надо нас использовать в своих целях – мы большие. А когда нам удовольствий от жизни хочется – мы сразу маленькие». Катька пошла бродить по лесу, выслушав строгий наказ воспитателей и вожатых – не уходить вглубь, а бродить по краю. Приключения не заставили себя ждать. Катька почти сразу же наступила на что-то острое и заковыляла обратно. Когда она добралась до своих, то увидела, что все воспитатели стопились над Сережкой Вантусовым, который сидел на земле и из его ноги текла кровь.
- Смотри, Карина Дементьевна, кажется, еще одна твоя, - поднял голову кто-то из воспитателей, заметив хромающую Катьку.
- О боже, что за наказание, - запричитала Карина Дементьевна, - больше никого никуда не отпущу. Милые вы мои, не могу же я с каждым из вас за ручку ходить, а отвечать кому придется? Что-то с вами произойдет – ваши родители меня же обвинят, не вас. А я в тюрьму из-за вас попадать как-то не хочу.
- Катя, иди обработай ногу йодом, - добавила она.
Но у Катьки был свой метод. Она опустила ногу в холодный бурный поток Никишихи, подержала так минуты две. Все. Вылечилась. Но медсестра все равно смазала ей йодом места возле ранки.
Потом все обедали на свежем воздухе, играли в волейбол и другие игры. А Катька все-таки уединилась и тихо беседовала с Никишихой. И сами по себе, да и не без подсказки речного журчания, зарождались в Катькиной голове стихи:
Волны – желтые от солнца
У реки красивой горной,
Словно косы у девчонки
Странной, гордой, непокорной.
Пока Катька любовалась солнцем, сопками и речкой, прошло много времени, и нужно было возвращаться в город.
Катьке хотелось остаться, но вынуждена она была подчиниться этой дурацкой дисциплине, хотя понимала, что сейчас гораздо важнее побыть наедине с речкой, чем послушаться воспитателей. Но при мысли о том, что будет с мамой и папой, когда они узнают, что воспитатели оставили ее на Никишихе, Катька, никому ни слова не говоря, нехотя поплелась садиться в автобус…
И еще одна неприятность произошла с Катькой в лагере. Она брала с собой из дома книжку «Выступайте с нами» (по ней можно было ставить школьные спектакли), ее позаимствовала вожатая, но потом сказала Катьке, что книжка пропала… Так книжка к Катьке больше и не вернулась…
А вообще Катька, Таська и Наташка любили обмениваться книжками, детскими и не очень, и потом делились впечатлениями от прочитанного. Больше всего книг было дома у Катьки. Но и у Таськи с Наташкой было много интересных.
ГЛАВА XIX
НАСТОЯЩЕЕ ЛЕТО
Когда родители спросили Катьку, будет ли она ходить в школьный лагерь второй сезон, Катька категорически отказалась. Опять чувствовать себя рыбой в аквариуме? Сама мысль о том, что в городе, где у нее есть право на свободу передвижения, ей вновь очертят границы весьма маленького квадратика школьного двора и не будут выпускать из них, приводила ее в ужас.
Поэтому Катька в июле осталась дома. Она бегала на речку одна, с девчонками ездила на озеро на автобусе, ходила в лес, когда хотела, была там сколько хотела. Главное было – в 18.00 быть дома, а потом, поужинав, можно было еще долго играть во дворе, пока мама не позовет домой.
Правда, подружки ее постепенно разъезжались кто-куда. Кто уехал на второй сезон уже в загородный лагерь, кто к родственникам в деревню, кто в Москву, а кто даже в Чехословакию - мир посмотреть, себя показать. Таким образом, Катьке пришлось все-таки остаться с мальчишками, как она их ни недолюбливала. Однажды, когда они с Таськой играли в классики, к ним подошли два мальчика, которые учились в их школе и жили в их дворе, только они были на целый год младше девчонок.
- А я знаю один двор, где растут скороспелые ранетки, их уже собирать можно, и смородина там вкусная, только забор высокий, мы с пацанами туда уже лазили, а вот Олег боится, а вам, девчонки, слабо?
- Почему это? – возмутилась Катька.
- Ну вот, я ему и говорю, девчонки и то не забоялись бы, а ты трус – на ходу перестроился Семка, не желавший портить отношения с девчонками на время отсутствия разъехавшихся мальчишек.
В Катьке проснулся какой-то неведомый ей доселе разбойничий азарт, побуждаемый интересом к житью людей в деревянных домах, ей всю свою недолгую жизнь прожившей в городской пятиэтажке, было любопытно, как и чем там живут люди. Кроме того, почему-то страшно захотелось попробовать расхваленные Семкой ранетки и ягоду.
- Ну, веди нас, - сказала она командирским тоном.
Мальчишки оживились. Олегу почему-то Катькина готовность отправиться с ними придала смелости. А Таська сказала: «Я не пойду. Еще не хватало, чтобы я с мальчишками по заборам лазила да коленки обдирала». Сам же факт задуманного воровства детей нисколько не смущал, не удивлял, не возмущал, хотя каждый из них прекрасно понимал, что есть ягоду в чужом саду, когда тебя туда никто не звал – занятие не из самых благородных. Но жажда риска и желание испытать свою смелость сделали свое дело.
- Ну и не ходи, - ответила Катька Таське, - тоже мне подруга.
- Только не вздумай проболтаться, а то…, - пригрозил Семка.
- Вас бы я, конечно, выдала, но Катька мне все-таки подруга, думай своей головой маленько-то, - и Таська гордо удалилась в свой подъезд. А Катька пошла с мальчишками через какие-то дворы многоэтажек, потом мимо деревянных домов, и, наконец, возле высоченного забора одного из них они остановились. Катька поняла, что вряд ли когда-нибудь одолеет этот забор.
- Ну, Семка, ты же смелый, давай, покажи пример.
Семке ничего не оставалось. Он стал карабкаться на забор. Два раза срывался, но на третий ему удалось взгромоздиться на него и с помощью ранетовых веток попасть во двор. Залаяла собака. Послышался мужской голос. И вскоре в калитке, держа Семку за шиворот, появился мужчина. Катька оглянулась, Олега почему-то нигде не было. Катька же стала кричать на мужика, чтобы он перестал мучить ребенка из-за каких-то поганых ранеток и обозвала его сквалыгой. Мужчина же в ответ обозвал их воришками, хулиганами и жуликами, и добавил, что уж девочке-то вообще не след участвовать в подобных делах.
- В нашей стране равноправие, - ляпнула ему Катька, в душе осознавая, что он в чем-то прав.
- Скажи спасибо, что я в милицию вас не сдаю, собаку на вас не спускаю и в школу не сообщу, - парировал мужик и зло захлопнул калитку, щелкая замками со стороны двора. Из соседней калитки вышел седой старичок и сказал:
- Ребятки, идите сюда, что же вы к нему полезли, у меня и забор удобнее, и ягода у меня не хуже, а ранетки у него пока зеленые, как у всех, и не ври, мальчик, что они спелые. Приходите ко мне во двор, когда захотите, хоть через калитку, хоть через забор – собаки у меня нет, только грядки не топчите – и все.
Во дворе у старика было так здорово. Пышные кусты смородины и крыжовника, ранет, полевые и садовые цветы. Воздухом, совсем непохожим на воздух их серого пыльного асфальтового двора, повеяло на ребятишек. Запах поспевающей на солнце первой малины дурманил сознание. Катьке стало казаться, будто все происходит во сне. Двигаясь как в замедленных кадрах фильма, срывала она черные звездочки со смородинового куста – это от солнца круглые ягоды казались лучистыми, как звезды. Катьку снова посетили странные мысли, которые периодически одолевали ее. Как же все-таки появились люди на земле, зачем человек живет, что его удерживает на земле, можно ли не условно, а на самом деле с метром в руках измерить расстояние до звезд, почему некоторые добровольно расстаются с жизнью и еще множество подобных вопросов.
Почему одни люди – женщины, другие – мужчины. Почему земля вертится вокруг солнца, а не вокруг чего-нибудь совершенно другого. Катька закрыла глаза и представила, что падает в бездну без дна, дна нет, нет, нет, нет, нет, все хватит – так и с ума сойти можно. И так голова закружилась. Катька придержалась за куст и устояла на ногах.
Катька с Семкой наелись смородины досыта и еще добрый старик дал им с собой крыжовника и немного малины. Олег в этот день на улице не появлялся – видимо, стыдился своей трусости. А Таське и другим они нафантазировали, как лазали через забор, как успешно завершилось их похождение. Семка во избежание рассказа о собственном позоре, возвел Катьку в ранг отважных героев, все выглядело правдоподобно, тем более были предъявлены ссадины и царапины. Катька, когда они с Семкой возвращались обратно, как-то умудрилась упасть на ровном месте и в кровь разбить коленку. Разглядывая окровавленную Катькину коленку, никто из ребят не засомневался в правдоподобности Семкиного рассказа.
Катька общего восторга не разделяла. После разговора по душам с тем старичком, ей почему-то было стыдно за свой не очень-то правильный поступок, но ей ничего не оставалось, как поддерживать Семку, иначе его бы засмеяли. Целую неделю они были героями. А потом случилось несчастье. Пьяный Семкин папаша поджег собственную квартиру и сгорел вместе с Семкиной матерью. Семку увезли в больницу, а потом его старшая сестра увезла Семку и его другую сестру Любку куда-то к родственникам навсегда. Катьке было и жалко Семку, и с другой стороны, будто камень с души упал – можно больше никому не врать. История их «налета» на чужой сад подзабылась. И вспоминать о ней было некому. Семка уехал. А обычно он любил похвастаться своими «подвигами».
ГЛАВА XX
СТАРИК
А с тем дедушкой Катька завела дружбу. Она иногда, когда уж было совсем тяжело на душе, пробиралась к его домику и часами могла слушать его истории.
Они говорили о Боге. Старик утверждал, что люди не верят, потому что слишком упрощенно понимают Бога. Некоторым кажется, что это реальный старичок, сидящий на облаке, как на кресле, и болтающий ножками, но это на самом деле не так. Бог – это дух, которого нельзя увидеть, он вдохнул жизнь во Вселенную, все твои мысли, хорошие, добрые позывы – это Бог. Твоя совесть – Бог, а вот то, что ты пыталась влезть в чужой огород – это уже от дьявола, все, что есть в нас злого – дьявол. Бывает у тебя такое чувство, словно ты не одна, хотя, кроме тебя никого в комнате или на улице нет? Это с тобой Бог. Ты иногда говоришь с ним, только не замечаешь, думаешь, будто сама с собой говоришь, но совета ты спрашиваешь не у себя, у Бога. Вспомни все твои удачи, которые казались тебе случайными, но они не были случайны. Тебе помогал Бог. Вот и то, что ты не боишься одна по темным улицам ходить и думаешь не о том, что в это время на тебя кто-то напасть может, а о звездах – это тоже от Бога. Он тебе уверенность дает. Ты не осознаешь, но чувствуешь его защиту, - так объяснял дед.
- А почему Бог лишает жизни маленьких детей?
- Это не Бог, это происки дьявола. Кроме того, значит их родители грешили против других людей, а когда наказывают за твои злодеяние не тебя, а самого близкого тебе человека – это страшнее. Это как бы двойная доза наказания. Чем страшнее грех, тем страшнее наказание. Но Бог добр, он многих прощает.
- То есть невинных за других наказывает, а виноватых потом прощает?
- Подрастешь, поймешь. В детстве я тоже максималистом был, - не очень понятно для восьмилетней Катьки выразился дед.
Но Катьке больше нравилось, когда говорили не о страшном, а о хорошем, и она спешила перевести разговор на другую тему. А еще дед рассказывал удивительную историю Лилии, влюбленной в Ландыш. Росла на его участке Лилия, а за калиткой рос Ландыш. И так он был прекрасен, что сердце бедной Лилии (а у цветков тоже есть сердце, - убежденно говорил старик, опровергая доводы школьных учителей) было сражено навсегда. Как хотелось бежать ей навстречу любимому, да вот беда, ног-то у нее не было, всего один хрупкий стебелек и тот в землю врос, а без земли ей нельзя – погибнет. И ему нельзя. А возле Ландыша каких только цветков ни было: и лютики, и ромашки, и васильки, и многие тоже были влюблены в Ландыша, но ни на кого, кроме верной Лилии, не хотел смотреть Ландыш, все стоял за калиткой, грустно качая своими цветочками – похожими на белые колокольчики, и лишь издали любуясь своей единственной. Но вот налетел сильный ветер. Испугались Лилия и Ландыш, что вырвет ветер их с корнем и не будет у них больше возможности даже видеть друг друга, но вместе с ветром прилетела старуха-ведьма и сказала цветам:
- Есть у меня одно средство, чтобы помочь вам соединиться, но для этого вас срежут ножницами, счастье ваше будет недолгим, а расплата за него – смерть, - и противно захихикала ведьма.
Задумались Ландыш и Лилия. Ведь так хорошо было жить на свете. И небо над ними голубое, и птицы над ними высоко-высоко поют какие-то радостные песни, и золотые пчелки прилетают в гости, и совсем не хочется умирать, не успев как следует познакомиться с этим миром, но очень уж сильно любили они друг друга. Когда еще представиться возможность побыть вместе, да и представиться ли, а смерть рано или поздно все равно наступит. Чего доброго так всю жизнь врозь и простоят. Подумали они и дали ведьме свое согласие. Срезала она их ножницами и поставила в вазу с водой. Погрустневшие было цветы, в воде ожили, и как же они были счастливы. Они нисколько не жалели, что согласились пойти почти на верную гибель, зато сколько нежности и тепла смогли они дать друг другу, находясь рядом, но недолгим было их счастье. Через четыре дня цветки завяли и ведьма их выбросила. Зато умерли они в один час и никому из них не пришлось тосковать по другому.
- А я вот в прошлом году старуху свою схоронил и куда теперь себя деть – не знаю.
- А куда ведьма делась? – спросила Катька.
- Ушла. Не сошлись мы с ней характерами. Ну нет на земле никого лучше моей бабки. Понимаешь?
- Да, - ответила Катька. – Грустно.
- Еще бы.
- Я пойду, а то дома потеряют. Спасибо Вам за сказку.
- Хороша сказка, это ж гольная правда.
- Я поняла, до свиданья.
- До свиданья. Бывай.
И Катька убегала.
ГЛАВА XXI
РОДИТЕЛИ
Родители были у всех разные. И к ребятишкам тоже все по-разному относились. Таськина мать, кроме Катьки, никого ей приглашать домой не разрешала: натопчут, запачкают, своруют…
Катькины родители разрешали приглашать кого угодно и ей самой ходить к кому угодно, только обязательно разрешения у них спрашивать и от посторонних угощения не принимать, только от близких друзей вроде Таськи с Наташкой – можно, а у остальных лучше отказываться.
У одних родители вообще не разрешали никого приглашать, другим запрещали к кому-либо ходить. В общем, не очень-то веселую жизнь устраивали своим чадам. Но вот у Надьки Шумовой - другое дело. Мама у нее была медсестра, папа – милиционер, но дело было даже не в этом, а в том, что ей разрешали приводить всех, хоть весь двор, и не сидеть чинно-мирно, как это обычно бывает при взрослых, а играть в разные интересные игры. Причем Надькина мама не только не уходила заниматься своими делами, но и накрывала на стол и кормила ребятишек, и принимала самое горячее участие в играх. Она почему-то не мешала. Другие взрослые придут, вмешаются в игру, всю игру разорят, дети их начинают стесняться, а тут совсем наоборот, только веселее делается. Вот и сегодня Надька уговорила ребят пойти к ней домой, пошла и Катька. Надькина мама усадила их всех за стол и принесла каждому по тарелке вареников со сметаной, внутри одних вареников был творог, другие – с картошкой. Целых десять вареников на каждой тарелке. Когда съели вареники, принесли чай с конфетами и вишневым вареньем. А потом началось самое интересное – игры. Играли в чепуху и испорченный телефон, в больницу, ходили к Надьке на балкон и увидели там целую кукольную страну. Как там все было аккуратно, чисто, маленькие столики и стульчики, посудка, игрушечные шифоньеры – целое царство. Мальчишки повосторгались, но вскоре потеряли интерес к куклам. И стали с Надькиной матерью играть в очередную занимательную игру.
А потом все заметили, что уже стемнело, расходиться не хотелось, но пришлось.
Катька с восторгом рассказывала родителям, как всегда у Надьки весело бывает.
ГЛВА XXII
МИЛКА И НАТАШКА
Вернулись из деревни от родственников Милка и Наташка. Они, оказывается, были в одной деревне. И теперь каждая в своей интерпретации рассказывали Катьке про какого-то мальчика. Наташка говорила, что он был безумно влюблен в нее, дарил ей цветы, а потом появилась Милка и стала его охмурять, тогда Наташка с ним поругалась, и он очень расстроился, умолял на коленях о прощении, но она осталась непреклонной.
Милка рассказывала, что она в деревне подружилась с очень красивым мальчиком, он влюбился в нее с первого взгляда, но Наташка ей позавидовала и стала по всей деревне разводить сплетни, с Милкой из-за этого перестали разговаривать все девчонки в деревне, а Наташка стала заигрывать с Санькой – так звали этого мальчика, и Милка с ним из-за этого поругалась и как ни старался он с ней помириться, она его не простила.
Катька ясно понимала, что обе безбожно врут, но мальчик, видимо, действительно был. И красивый. Только вряд ли он вообще на них обращал внимание. Но Наташка пыталась рассорить Катьку с Милкой, а Милка – рассорить Катьку же с Наташкой. Только из этого ничего не выходило. А потом Наташкина мама почему-то запретила Наташке дружить с Милкой, решив, что та портит ее дочь. Но ведь жить в изоляции от других людей невозможно. Подумала тогда Катька. Сейчас уберегут дочь от Милки, а ведь бывают люди и похуже и если Наташка не научится с ними общаться сейчас, потом она просто будет бояться таких людей, а это плохо. Бояться нельзя никого. Это Катька усвоила твердо. Даже хулиган на улице, если его не испугаешься, отвернется от тебя и уйдет, а вот если испугаешься, тогда плохо тебе придется. И вообще если всю жизнь опасаться всяких там Милок, стоит ли жить? Да и чего там опасаться-то, подумаешь, Милка переписывала откуда-то к себе в тетрадку матные стишки и выдавала их за собственно сочиненные. Каждый день они выслушивали новую порцию. Содержание было наипохабнейшим. Откуда она их брала? Может, у старшей сестры? Кто ее знает, но писала явно не сама, зато очень обижалась, когда кто-то позволял себе усомниться в ее авторстве. Про это-то и прознала Наташкина мама и запретила своей дочери общаться с Милкой. А Катька общалась, она твердо знала, что если человек не захочет, никто его с путной дороги не собьет.
А еще Милке и Наташке снились красочные, цветные сны с продолжениями. Им неделю мог сниться один и тот же сон с продолжающимся сюжетом. Катька с Таськой смеялись над ними, а они обижались. И еще много занятий было в летние каникулы. Почему-то какие-то работники : то ли строители, то ли кто еще нарыли по всему двору и на дороге за Катькиным домом какие-то глубокие канавы. Ребятшки называли их траншеями. На дне можно было найти белые, сверкающие разными красками на солнце камушки. Кто-то сказал, что это слюда.
В этих канавах очень удобно было играть в войнушку. Что с успехом и делали. Мальчишки, надоев самим себе, приглашали в игру девчонок. Делились на отряды, устраивали штабы. Все как на настоящей войне. Даже был лагерь для пленных. Но мальчишки-мальчишкам, а у девчонок был свой штаб – тайный. Во дворе двухэтажного деревянного дома. А кроме этого, на одной из строек у Таськи, Катьки и Наташки был свой тайный штаб, где их никто не мог обнаружить. Конечно, был официальный Дом пионеров и там пионерский штаб, но они еще октябрята, а потом про этот штаб знает весь город и что же это за штаб со взрослыми? У Катьки с Таськой была своя тайна и от Наташки: у них был тайный, шифрованный язык который могли понять только они двое. Каждая буква русского алфавита, на пример «а» - ^, «б» - * и так далее. И Катька с Таськой часами сидели, выводя друг другу письма. Чтобы придумать такой алфавит, у Катьки ушел целый день. Потом у нее еще два дня его переписывала Таська. Катька же переписывалась также, но уже несколько по другой системе (также разработанной ею самой): а - =, и – X (Чтобы даже Таська не смогла прочитать) с другой девчонкой из соседнего двора – Маринкой. А еще играли в бадминтон, и воланчик часто застревал в верхних ветках самого высокого дерева в палисаднике. Приходилось просить достать его взрослых мужчин, которые карабкались на дерево, проклиная всех детей на свете и собственный ревматизм, но воланчик доставали.
Когда девчонкам все это надоедало, они просто бегали на реку и, вдыхая ее прохладу, блаженствовали. На речку Катька ходила и с родителями. Они с отцом удили рыбу. А мама отдыхала на берегу, а потом все вместе коптили рыбу над костром.
ГЛАВА XXIII
СТРАШНЫЕ ИСТОРИИ
… а девочка не послушалась и вплела черную ленту в волосы, - донесся до Катьки Веркин голос, - и она ближе подошла к лавочке, - мать ушла на ночное дежурство, на работу, она в госпитале работала, а к девочке ночью в дверь постучали, она взяла и открыла – пришла какая-то незнакомая женщина, девочка пригласила ее пройти, а женщина зашла и стала девочку душить, но девочка не растерялась – схватила топор и отсекла ей левую руку. А утром мать приходит с ночного дежурства, а одной руки, левой, у нее нет. Говорит – врачи отрезали, гангрену у нее нашли, наступает вторая ночь…
С замиранием сердца и дикими вскриками от расползающейся по всем членам леденящего страха слушают девчонки Веркину версию страшной истории «про черную ленту», а Катька думает: «Сюда бы того дядьку, который по радио про впечатлительных детей рассказывал, после таких историй уже никакая колючая ветка из «Мышонка Пика» не страшна. И если из школьных учебников печальные картинки и рассказы можно изъять, кто же оградит ребенка от таких историй, кто сумеет изолировать его от рассказов его же сверстников. От самой жизни. Безобидный «Мышонок Пик» меркнет перед ужасами «страшных детских историй». Катька сама целых два месяца испытывала тревогу при чтении вывесок и боялась разговаривать со старушками после того как услышала историю про синий ноготь:
Жила была девочка и был у нее синий ноготь. Мама всегда отправляла ее в магазин за котлетами, только говорила, чтоб она по дороге не читала вывесок. И девочка ее всегда слушала. А однажды забыла предостережение матери и прочитала вывеску про магазин. Подходит к ней откуда ни возьмись старушка и говорит: «Девочка, девочка, пойдем ко мне, у меня котлеты гораздо вкуснее магазинных. Девочка пошла. Старушка ввела ее в свой дом, а там мясорубка стояла большая, с человеческий рост, и говорит ей: зря ты мне поверила, девочка, говорила тебе мать, не читай вывесок, а ты не послушалась, а я ведь котлеты-то из людей делаю. И перемолола девочку в мясорубке и сделала котлеты. А мать ждала-ждала девочку. Искать стала. В милицию обращалась. Но поиски ни к чему не привели. Однажды идет она по улице. Смотрит – старушка сидит – котлетами торгует. Купила котлеты. Домой пришла, надкусила одну, а там синий ноготь человеческий. Поняла женщина, куда ее дочь пропала. Сообщила в милицию. Арестовали старуху.
А еще рассказывали настоящие случаи, которым верить или нет, Катька не знала. Жили мать с дочкой вдвоем, мать ушла в ванную комнату мыться. В это время в квартиру ворвались бандиты, а шестилетняя девочка сидела в коридоре на стуле. Они ей глаза выкололи, чтобы она их в милиции опознать не смогла и квартиру ограбили. Мать на крик дочери из ванны выбежала – да поздно – бандитов и след простыл, а дочь-инвалид.
Или, что появились какие-то люди, которые заманивают детей в машины, берут у них там кровь с помощью медицинских инструментов, берут больше, чем можно у человека брать без вреда, а потом куда-то продают, а дети те или болеют или даже умирают. Но реальные истории пугали почему-то меньше, чем мистические ужасы.
И хотя Катькина мама часто говорила ей, что ведьмы, бродящие мертвецы и вся остальная жуть – выдумки и что бояться надо реальных людей, Катьке почему-то становилось не по себе именно не от реальных, а от фантастических историй. Хотя бояться так, как другие, она не боялась. Когда мальчишки пытались их пугать, ей вовсе не было страшно. Она сама могла изобразить кого угодно и напугать всех до полусмерти. Ей было тревожно именно из-за того, что ей хотелось приблизиться к неразгаданному и непознанному. Она специально оказывалась тогда возле вывесок и старушек, но ее почему-то никто никуда не заманивал.
ГЛАВА XXIV
ОЧЕНЬ ВКУСНАЯ ЕДА
От страшных историй их отвлек Артем, который позвал играть в прятки. Когда надоело и это занятие, девчонки пошли в песочницу строить на песке замок, а все тот же Артем говорил, что здорово бы было, чтобы из города исчезли все взрослые и что бы можно было тогда вытворять безо всяких ограничений, а потом показал на Катьку и сказал – вот только бы ее с собой забрали, ей среди нас делать нечего.
Но Катька даже не обиделась. Во-первых, она вовсе не хотела, чтобы из города исчезли ее мама с папой, а во-вторых, свобода в ее представлении была совсем другой: свобода – это просторная степь или бескрайнее поле, возможность бесконечно стоять на таком месте и любоваться открытым небом, слушать пение и крики летающих над головой птиц, и никуда-никуда не уходить и чтобы мерзкое чувство голода никогда не отвлекало тебя от задуманной цели…
Антон Грачев притащил откуда-то что-то черное. И сказал, что вар, что его можно жевать и что он намного вкуснее пенопласта. И все дружно стали пережевывать во рту твердые, черные кусочки непонятного происхождения, постепенно от слюны становившиеся вязкими, как жевательная резинка. Дома их всех сытно кормили, но то ли от недостатка каких-то витаминов, то ли еще от чего, они постоянно жевали на улице все подряд. Весной – очищенные ветки яблони и тополя, розовенькие цветочки багульника (так в народе называют рододЕндрон даурский, а настоящий багульник болотный, или розмарин, не так здесь распространен, ядовит, и цветет белым, его цветки есть нельзя), ближе к лету – цветы желтой акации, летом выбор был богаче, но тем не менее жевали и вар, и считали его одним из самых вкусных лакомств.
А Дергунов с другими мальчишками стащили каким-то образом с конфетной фабрики фантики от ирисок и бегали по двору, а фантики неразрезанной длинной лентой волочились за ними.
XXV
АЛЕШКА
Катька подговорила Таську и Наташку обкидать камнями своего давнего лютого врага Алешку. Когда Катьке был года 3-4, а ему 6-7 лет, они часто дрались и ссорились, он ее обижал, и теперь в Катьке вдруг взыграла жажда мести. А кроме того, он красивее Валерки. У Алешки светлые волосы и круглые черные глаза. В общем, обязательно надо в него хотя бы один камень кинуть. Он тоже раньше к ней не один лез, а всегда еще друзей своих на нее науськивал. Как она умудрялась одна в четыре года с ними справиться, для уже девятилетней Катьки оставалось загадкой.
Это был тот самый Лешка из дома, в котором она жила раньше. А когда Катька плакала и жаловалась на мальчишек родителям, они ей говорили: сама разбирайся. И сестра так же говорила. Поэтому Катька иногда жалела, что у нее нет брата. Правда, нужен он ей был только для того, чтобы бить морду ее обидчикам, а в остальных случаях без него вполне можно было бы обойтись.
Девчонки, открыв на втором этаже в подъезде окно, обстреляли Лешку камнями. А потом, Катьку родители отправили за молоком. Отказаться идти было нельзя – не рассказывать же им о своих «подвигах» и как назло она нос к носу столкнулась с Алешкой. Смущенный 12-летний мальчик спросил:
- Че кидались-то?
- За старое зашло, - ответила Катька, - помнишь маленькую девочку, которую ты когда-то обижал, вот это я, и запомни за каждый злой поступок приходит возмездие.
Лешка ошарашено смотрел на нее.
- Но отмщение состоялось и в ближайшие пять лет обещаю тебя не трогать, если ты, конечно, не нарвешься.
- Нужна-то ты мне, - и Лешка сплюнул в сторону.
- А это уже твои проблемы, - ответила Катька и пошла восвояси, очень удивленная Лешкиным весьма невоинственным поведением, окончательно покорившем ее сердце.
А Валерка, да ну его, он в лагере вставал на сторону ее противников и вообще из их класса уходит, еще не хватало думать о нем.
- Все-таки неорганизованным ребенком быть лучше, чем организовываться в стенах лагеря, - думала Катька.
ГЛАВА XXVI
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Но все хорошее когда-нибудь кончается – завершились и летние каникулы. Теплые желтые дни сентября украсились нарядными школьниками и пестреющими повсюду астрами, георгинами и пионами.
Веселый Толька Карамелькин обкидывал всех первыми опавшими листьями. Но деревья, сбросив с себя кое-что лишнее, стояли еще во всей красе в своих еще пышных очень ярких нарядах.
Девчонки с визгом гонялись за Толькой. А Катька не стала этого делать – ей очень даже понравилось быть осыпанной листьями. Она вообразила себя стройной березкой с золотыми листьями. А потом Толька насыпал ей в карман школьного фартука две огромные горсти красных, спелых и вкусных ранеток.
В первых числах сентября был день рождения Даши Меркиной. Все еще помнили, как в прошлом году Танька Черкасова перед своим отъездом, с отцом-военным, насовсем, справляла свой День рождения в школе. Она принесла зефир в шоколаде. Хватило на весть класс, всем досталось по две штучки. Конфеты и торт. Но Танька никого не пригласила к себе домой, а вот Дашка принесла только карамельки, но зато пригласила нескольких человек, которым она симпатизировала, к себе домой, решив устроить настоящий День рождения. Среди этих людей оказались Жанка, Мишка Плетенкин, Таська, Женька Ардин, Катька и некоторые другие.
Катьке говорили, что Дашка живет с матерью в двухэтажном деревянном доме, в квартире типа коммуналки – общежитие что ли?
- Нет, не общежитие, типа коммуналки.
С Катькой просилась ее маленькая племянница, но мама сказала, что на день рождения, если пригласили только тебя, невежливо приводить кого-то еще. И Катька ушла. А вот Жанка прихватила с собой маленькую племянницу – Вику и Катька пожалела, что не взяла Ингу. Викой все восхищались. Катька с любопытством разглядывала коммуналку. У Дашки с матерью одна комната, посередине перегородка, разделяющая комнату на кухню и спальню. Им накрыли большой стол в спальне. Дашка сказала, что обычно этот стол разбирают и ставят к стене, чтобы он не мешал. Дашкина мать накрыла на стол и чтобы не смущать ребят, удалилась к соседке. На горячее было картофельное пюре с сосисками. А на сладкое большой торт.
Женька сказал, что желудок – это такая большая сковорода, которая, когда полная, переворачивается, а чтобы ее наполнить, нужно очень много времени. Он вовсе не шутил, а вполне серьезно так считал. Катьке это показалось настолько забавным, что она решила его не разочаровывать, хотя обычно добивалась справедливого поиска истины. Остальные же стали потешаться над Женькиным высказыванием, так же не желая его ни в чем разуверять. Потом они танцевали, пели песни, играли в разные игры, а потом Дашка сказала, что ей надо сходить на рынок, чтобы что-то купить. Она пригласила всех с собой. Дома духота, а на улице свежий воздух. «Это тоже программа моего Дня рождения».
Таська сказала: «Рынок – это далеко, я не пойду и тебе, Катя, не советую ходить.
- Почему это? – спросила Катька, и добавила:
- Я обязательно пойду.
Как хочешь, - пожала плечами Таська и ушла.
А все остальные пошли на рынок. Идти было очень весело. По дороге пели хором, шутили, смеялись. А Катька раздумывала, чем же отличается коммуналка от общежития, но так и не смогла понять, ей все время мешали думать. Потом Дашка, купив, что ей было нужно, отправилась домой, а Жанка, ее племнница, Женька, Мишка Плетенкин и Катька решили еще немного погулять. День был очень яркий, ослепительно светило солнце, от земли шел густой августо-сентябрьский аромат. Асфальт не был раскален по-летнему. Зашли в какой-то чужой двор и долго качались на качелях-лодочках до головокруженья. Потом потеряли Женьку, искали его по всем подъездам, а когда нашли, поняли, что уже пора расходиться по домам.
Когда Катька вернулась, мама почему-то хмуро встретила ее:
- Где ты была?
- Ты же знаешь где, на Дне рождения, - удивилась Катька.
- День рождения уже давно кончился. А ты вон только когда заявилась.
- А кто тебе сказал, что он кончился?
-- Тася со своей матерью приходили и сказали, что ты ушла с какой-то сомнительной компанией неизвестно куда. Катька поняла, что Таське нельзя доверять, а раз человеку нельзя доверять, то он не может быть твоим другом.
- Да мы все с Дашкой на рынок ходили. У нее же день рождения, мы же все вместе ходили, я же не одна, - сказала Катька.
- Так ты с одноклассниками ходила?
- Ну, конечно. На рынок. А потом еще погуляли немного.
- О, Господи, что за люди, мне тут уже Бог весть чего наговорили, - сказала мама.
- А ты их больше слушай. Это Таська почему-то не пошла с нами. Все пай-девочку из себя изображает. А было весело. - Катька знала, о чем говорила, потому что это Таська на самом деле связалась действительно с сомнительной компанией во дворе дома своей двоюродной сестры. Но ее мама об этом и не догадывалась. А вот на Катьку за обычную прогулку жаловаться пришла.
А еще через неделю Катька решила сходить к своему знакомому дедушке. Но в доме почему-то были другие люди. Когда они узнали, зачем Катька пришла, то сказали ей, что старика похоронили на прошлой неделе. Ненадолго он пережил свою бабку. Почти совсем как в сказке про Ландыш и Лилию. Неужели вот так же оборвется, улетучится с этой земли и ее жизнь? Когда это произойдет? Как? Почему? Зачем умер этот хороший старик? Но почему-то плакать Катьке не хочется и не горькая горечь разъедает ее сердце, как это обычно бывает, когда видишь смерть близких тебе людей (она помнит, как пять лет назад умерла ее бабушка, как ей было горько). А переполняло его светлой печальной грустью. Похожей на ту, когда жалко расставаться с любимым произведением, но ведь ты уже прочел его до конца. А может человек покидает мир именно в тот момент, когда ему все-таки удается вообразить бесконечность, и постигнув непостижимое, замирает навсегда его сердце.
Когда-нибудь и она уйдет, но пока ей вовсе не хочется думать о смерти. Она стоит, запрокинув лицо к голубому небу, прислушиваясь к щебету птиц , и думает. О чем думает? Кто знает, о чем может думать человек в девять лет?
Но жажда жизни сквозит в каждом ее движении. Ведь столько еще надо успеть на этой земле.
Написано в 1992 году
Вообразить бесконечность
© Copyright: Татьяна Покатова, 2011
Свидетельство о публикации №211060500250
Свидетельство о публикации №211060500250
Рецензии