Коса

               


                -Нонна  Михайловна? Ну  што  Вам сказать… Нонна Михайловна  теперь москвичка.  Во-он ее дом, прямо через дорогу. И никакой он не новый, просто недавно покрашенный. А сам дом, наоборот, очень старый, больше ста лет ему. А если  выглядит как  новый, так  это уж точно  НоннМихалны  заслуга. И еще наш знаменитый  лужский  климат помогает. Здесь  у нас, среди сосен корабельных, воздух сухой-сухой, под ногами - песок, ништо не гниет, не портится.  Здесь  и  дома  держатся  долго,  и люди.
   Посмотрите, сколько у нас стариков кругом, тут  все  долго живут и ничем не болеют.
Ну разве что пьют много, так кто щас не пьет…
    А Нонну у нас никто не понимает. Ну скажите, что за радость такая  тащиться из Москвы в Лугу на перекладных, через Питер, с вещами…   Да еще несколько раз в год! Живешь в Москве, так купи там себе  дачу, и не мучайся. Что, говорите?  Ну да, значит, что-то  такое есть,  за  ради чего она  туда-сюда  скачет. А  уж как приедет, сразу все  в порядок приводит,  огород копает, чинит-строит… Молодец!  Как ни глянешь, она  с  утра  до  вечера  на  участке, все хлопочет.  Раньше, отец ее покойный  так же, совсем уже старый был, а все работал, работал…  Бывало, посмотришь, а он на грабли обопрется, значит, устал уже, сам дли-инный такой, стоит и слушает как листья по осени шуршат…   

  …Так у нас на даче судачат о людях. Каждый  под  прицелом людской молвы. Про каждого  все  знают, все  помнят. И судят строго.
И  эту историю   тоже  все  знают, не могу понять откуда.


     В тот год   рослая   июньская трава  вымахала   аж  до  груди, заполонив  все кругом. Утренняя роса еще не высохла, и Нонна Михайловна, только с поезда,  еле пробралась по заросшей тропинке  к своему домику, ругаясь на  холодные и колючие стебли. Все стало мокрым - и платье, и  обувь, и  чемодан, а  новая  клетчатая сумка  и  вовсе  застряла  изящными  колесами   в  густой   жесткой  осоке.
    Время триммеров  еще не подошло. Это сейчас утреннюю благость выходного дня   сводит  на  нет  треск  соседской газонокосилки.   А   раньше  по утрам было тихо, лишь  приятное  вжиканье косы  мирно вплеталось в  сон. Услышав его, можно было  повернуться на другой бок, и подумать, сладко засыпая: вот дает сосед,  шесть утра, а он уже траву для кроликов косит, пока роса; понимает, что  мокрую траву  легче косить…
   Вот и Нонне Михайловне пришлось лезть  за старой отцовской косой. Заржавевший за зиму замок наконец поддался, петли заскрипели, уютный полутемный сарайчик открылся глазу. Настоявшийся  древесный  запах  всколыхнул память. Нонна Михайловна зажмурилась, вспомнила. Осень, они детьми играют здесь, в сарае. На улице дождь, а  в сарайчике сухо и уютно. Отец, высокий, ладный, в  мокром дождевике   копошится  на улице под дождем, что-то чинит.
          -Здоров, Михаил! - кричит ему сосед через забор. – Слышь, ты в этой шляпе   ну прямо как тот артист, вчера по телевизору показывали…Николай Гринько, вспомнил, - и весело смеется. Отец тоже улыбается в ответ. Дождь становится сильнее, отец прячется от него на пороге сарайчика… Потемневшая соломенная шляпа, серый брезентовый дождевик, вот они и сейчас висят на гвозде…
   Нонна Михайловна вздохнула, не глядя протянула руку в нужное место, нащупала в темноте сарая косу. У отца во всем был армейский порядок, все инструменты   на своих местах. За зиму коса  сильно заржавела, затупилась. Нонна Михайловна провела пальцем по бурому лезвию, покачала головой, опять  вздохнула и отправилась к соседу.

     Есть у Нонны Михайловны  сосед,  Петрович. Старый уже человек, из местных. Круглый год живет  он безвылазно в своей избушке рядом  c Нонной. Огород у него- загляденье,  на участке- полный порядок. Сразу  видно, умеет человек   все делать своими  руками.
С Нонной они друзья, он и за  домом присмотрит, и по хозяйству, если надо, поможет.

           -Петрович, как жив-здоров? - Нонна Михайловна  в старой отцовской шляпе стояла над ним. Старик, наклонившись над грядками, смотрел на нее снизу вверх.   
            -Привет, Нона, с приездом, -прокряхтел он и с трудом выпрямился. –Вишь, радикулит совсем замучил,- пожаловался Петрович. –А на даче у тебя все в порядке, все тихо, только заросло все… А я пока тебе не помощник, покосить никак не могу, поясница не дает.
           -Да я сама все скошу, я же умею, Петрович. Ты  мне  только  косу  наточи.
           -Не разучилась еще? Ну ладно. А косу я тебе, конешно, отобью. Только не сейчас, вечером. Грядки надо успеть прополоть до дождя.
Отполированный годами темный  черенок  косы  ласково грел руку.  Нонна Михайловна передала Петровичу  отцовский  инструмент, еще раз почему-то вздохнула.

     А потом на  нее  навалилось столько дел, что она и  думать про эту траву забыла. Вернуть дачу  к жизни после долгой зимы - это вам не шутка. Протопить, вымыть окна, разобрать вещи, починить  потекший  за  зиму  кран, подключить  газ, забежать  к  соседям, со всеми поговорить, поздороваться… А к вечеру пошел дождь, не обманул Петрович, значит, нужно достать бочку из сарая, поставить ее под желоб, чтобы дождевая вода  не стекала зря…
   К вечеру Нонна устала так, что чуть не заснула перед стареньким телевизором. А когда, наконец, улеглась, сон  на  нее  напал особенный,  лужский.  Это  такой  здоровый  сон, в полной лесной тишине, когда  воздух  после  дождя  напоен  сосной, и ты  им   дышишь, и спишь, и спишь, и тебе не проснуться никак, а когда  просыпаешься, то чувствуешь себя богатырем.
    Только Нонне не дали выспаться всласть. Петрович, вредный старик, притащился  с самого утра и сейчас барабанил в дверь своим здоровым кулачищем.
          -Вставай, Нона, поздно уже, восемь часов, - распевал он своим окающим говором.
 - Утро какое на дворе, давай просыпайся!
   Щурясь от яркого утреннего солнца, заливавшего комнату, Нонна спросонья накинула какой-то старый халатик и, запахнув его, выбежала к Петровичу на крыльцо.
         -Ты что кричишь, старый? – накинулась она на Петровича. – Отдохнуть не даешь с дороги. Ну что случилось?
          -Ничего не случилось,- Петрович оглядел с одобрением ее фигуру в халатике. – Вон, косу тебе принес. Хорошая коса, можно косить
   Петрович провел по острому лезвию пальцем, улыбнулся  щербатым ртом.
        -Так что забирай, Нона, инструмент, работы у тебя невпроворот, -добавил  он  с сочувствием и передал ей косу.
        -Правда, есть одно дело, - добавил он и замялся, глядя в сторону.
        -Какое дело, Петрович? Деньги, что ли, нужны? – спросила Нонна.
        -Да не, Нона, какие там деньги, - отмахнулся Петрович. – А дело такое, что  косу  я тебе насовсем  не  отдам.
   Теперь Петрович говорил серьезно, даже сердито, и смотрел на Нонну Михайловну цепким тяжелым  взглядом  исподлобья.
         -Что такое? – испугалась Нонна.
          -А вот такое дело, что коса это моя!  – заявил Петрович, натянул кепку до самых бровей и посмотрел Нонне  прямо в глаза.
         -Петрович, не сердись, - всполошилась Нонна, - ты объясни толком, что случилось.
         -А ты на косовище  смотри, только внимательно смотри,- Петрович тряс косой у нее перед глазами.
          -Косовище- это что такое, ручка?
          -Ну да, у вас в Москве будет  ручка, а по-нашему косовище. Ты давай, смотри.
          -Петрович, ну что там, говори, - взмолилась Нонна.
          -А то, что знак  мой  на  ней, здесь  вот  и здесь. Клеймо. Я вчера стал ее править, гляжу - моя!
    Действительно, на старом потемневшем черенке можно было разглядеть  в разных местах   выжженные буквы  «П», разлапистые и старые, как сам Петрович.
           -Я уж и не припомню, кто у меня ее брал. Может, ты, Нона, прошлым  летом, а может, еще Михаил, - обиженно рассуждал Петрович.  – А только свой инструмент- это  дело серьезное. Попользоваться можно, конешно, взять, а потом – верни!
     Нонна молчала. Она-то точно знала, что ничего не брала у Петровича прошлым летом. И вообще это была старая любимая отцовская коса, только вот Петровичу это никак не докажешь…
    Решение пришло быстро. Оно было  современным и по-городскому  деловым.
           -Так, Петрович, все. Это твоя коса. Я у тебя ее покупаю. За двести рублей.
           - Ну ты, Нона, даешь! – выдохнул Петрович.  – Как у вас  теперь все быстро…
     Нонна Михайловна  ждала.
            - Продать, конешно, можно…  - Петрович тягуче советовался сам с собой.  –Только как честный человек  я, Нона, должен тебе сказать…
    Петрович  щурился  и  смотрел на Нонну, прикрываясь рукой от солнца.
             - Ну давай, Петрович, не тяни, - Нонна Михайловна уже теряла терпение.
            -Коса эта столько не стоит. Ты можешь новую совсем купить в магазине за сто семьдесят…  А на рынке так вообще за сто пятьдесят.
            -Нет, Петрович. Мне нужна именно эта коса. Старая.
   Не давая старику опомниться, она быстренько сбегала в дом, принесла деньги.
            -Вот, Петрович, забирай. И спасибо, что косу в порядок привел.
    Петрович неловко повертел деньги в руках и засунул их глубоко в карман теплой клетчатой рубашки.
            -Ну ты не сомневайся, Нона,  - сказал он еще раз.  –Коса точно моя, я даже у Кольки сегодня утром спросил. Он тоже говорит -моя.
            -Вот неугомонный какой, - подумала Нонна. –Значит, он  утром  рано сначала   сбегал к  дядьКоле, а потом  уже   ко мне. Вот  дотошный старик! 

    Надо сказать два слова и про дядю Колю. Это Петровича друг, и лет ему примерно столько же. Во-он там он живет, через два дома. Тоже мужик  добрый, хозяйственный.
Но если выпьет - беда! Не уймешь, не остановишь. Это  у нас все знают.

    День простоял всем на радость –жаркий, солнечный. К вечеру, когда июньские мошки закружились  в лучах  заходящего  сквозь   сосны  рыжего солнца, старики сели гулять. Одну сотню Петрович предусмотрительно запрятал подальше, а на вторую они с другом Колькой гульнули на всю катушку. Из-за высокого забора  сначала  доносились громкие и нестройные стариковские пересуды, а потом  пошли  старые добрые песни. Петь друзья  любили, и тщательно вытягивали  любимые  слова  надтреснутыми старческими голосами.
             -Гуляют старики,  – усмехались люди, проходя мимо по улице. -Значит, есть еще силы… Молодцы!
    Утихомирились гуляки  только к ночи. Дачники  с  малыми  детьми  стали громко возмущаться   концертом, пришлось свернуть праздник.

    Ночью Петровичу не спалось. От проклятой бессонницы   плохие мысли лезли в голову. Он  вспомнил, как  неделю назад у  него   ночью  сняли   весь лук, целую грядку. Он потом целый день лежал, не мог отойти от обиды.
             -Тут  ро`стишь, ро`стишь, спину  гнешь, -с горечью думал он, шевеля губами от обиды. –А им что, пришли и забрали  чужое… Что за люди теперь пошли…
    А  старые-то  уходят. Вот Михаил, Ноннин отец, с ним они тоже дружили.
    Петрович вспомнил, как в самый чемпионат по футболу  у него сдох телевизор. Мастер, молодой и грубый, сказал, нет у него такой лампы, ищите сами, или телевизор выбрасывайте, старый он уже. А с ними, старыми, никому неохота возиться.  Молодые, дай им волю, все старое повыбрасывают… 
   А телевизор  у него до сих пор работает. Он тогда побежал к соседу, Михаил -тот в радио  разбирался, был у него свой запас ламп, тут же вытащил нужную и Петровичу  дал попробовать. И ожил телевизор!
   Петрович  после   пришел к нему благодарить, спрашивал, ну что, Михаил, тебе хорошего  сделать  за  такой  подарок. Михаил  ведь  денег  никогда  не возьмет. Точнее, не брал. Потом видит Петрович, лежит  у Михаила  коса сломанная по рукоятке, он сбегал домой, поменял человеку косовище, свое поставил за такое хорошее дело. Еще тогда Колька пришел к нему футбол смотреть, а он хвастался, мол, телевизор за старое косовище починил.
     Стоп! Петрович резко выпрямился, охнул, схватился за спину и согнулся обратно.
Да это же и есть  Нонина  коса, точно! И Колька, старый  дурак, не напомнил. И деньги, выходит, он зря тогда  у Ноны взял…
    Остаток  ночи  Петрович  не сомкнул глаз. Чуть свет он уже барабанил в Колькину дверь, вызывая друга наружу.
            -Тебе что надо, старый охламон, - взъелась на него баба Клава. –Ты зачем моего  вчера водкой поил?  Будто  не знаешь, ему совсем  пить нельзя.
            -Клавка, буди мужика, у меня дело к нему срочное, - затопал на нее ногами Петрович.
             -Как же, добудишься его с перепою,  - ворчала баба Клава. –Это ты только, козел старый, у нас прыгаешь с утра, людям спать не даешь.
Но будить  все же  пошла. Петрович топтался на крыльце, хмурился и ждал.
   Наконец, Николай показался на крыльце, поежился от утренней прохлады, накинул фуфайку на плечи.
             - Тебе чего, Петрович? Случилось что?
              -Та-ак, давай-ка быстренько сюда в сторонку.
   Петрович стащил его с крыльца, усадил на скамейку, а сам уселся напротив, глаза в глаза. Сейчас, когда они сидели рядом, видно было, какие они разные. Петрович- маленький, коренастый, живой, а дядя Коля высокий, спокойный, светлый.  Да и вообще видно было, какой он  был  раньше  красавец. Ох  и намучилась с ним  баба Клава по молодости, но это уже совсем другая история…
   Петрович критически оглядел заспанного друга, с нечесаной головы до босых ног. Тот, зевая, спокойно глядел на приятеля,  моргая пушистыми ресницами.
             - Слышь, Коля, сейчас нужно будет одну важную вещь вспомнить. У тебя как, голова  с утра ясная?
   Дядя Коля изобразил  плечами что-то непонятное.
              -Ну ладно. А чтобы тебе вспоминалось лучше, я тебе премию приготовил, вот.
 Петрович достал из кармана заготовленные сто рублей и положил на скамейку. Тот удивленно  посмотрел на них, потом на Петровича.
   Они сидели голова к голове, кулаки к  кулакам, и Петрович обстоятельно рассказывал Николаю всю историю, помогая себе руками.  Руки у них были совершенно одинаковые  -  сильные, грубые, с огромными корявыми пальцами. На середине истории дядя Коля  выпрямился и схватил Петровича за рукав.
               -Точно, Петрович. Ошибка с косой вышла. Михаила это коса.
   Петрович  переспросил недоверчиво:
               -Николай, подумай. Ты  это точно помнишь, или, может, за премию стараешься?
   Дядя Коля  весь  покраснел.
               -Ты что же, Петрович, думаешь, я за  тут сто рублей  тут стараюсь?  Я еще совесть не пропил. А коса точно не твоя.
               -Ну, все. – Петрович вскочил, охнул и опять согнулся крючком.  –Я к Ноне побежал, нехорошо получилось.
               -Деньги свои забери, - крикнул ему вслед дядя Коля. Тот в ответ махнул рукой :
              - Cказал премия, значит, забирай, - и заковылял быстренько к Нонне Михайловне.

              -Ну что, изверг, ты опять мне с утра спать не даешь, - кричала  Нонна на  Петровича. В этот раз она не на шутку рассердилась.
              -Не шуми, Нона, не шуми,  - миролюбиво   замахал на нее руками  Петрович.
              -Тут такое дело, - начал он.  И  пересказал Нонне всю незамысловатую историю.   - Так что твоя это  коса, Нона, твоя!
   Петрович опять замялся.
              -Только денег  тех   вернуть тебе  уже  нет, - Петрович виновато и серьезно смотрел на  Нонну. – Но  ты, Нона, меня знаешь. По дому, по участку я тебе все сделаю, отработаю, не сомневайся.
               -Дурак ты, Петрович. - Нонна обняла его и поцеловала в щеку. – Старый дурак!
     Она чуть не плакала.


     Вот и конец всей истории.
     В заключение надо сказать, что  премией  дядя  Коля  распорядился   по-свойски. Сегодня вечером старики гуляли уже за его счет. Опять из-за забора  доносились громкие голоса, а  люди неодобрительно качали головами и говорили:
               -Ну вот, опять разошлись старики, невесть что творят…
   Старики не обращали на это внимания. Одно они знали точно, жить на этом прекрасном свете им осталось совсем недолго. Тем задорнее неслось из-за забора:
  -А помирать  на-ам  ранова-ато, есть у нас еще  дома  дела-а!



                Март 2009г