Врачеватели

- Опять считываешь мамину матрицу памяти? – дочь осторожно подкралась сзади и крепко обхватила меня за шею. – Помочь?

-  Кто-то опять не сделал уроки и отвлекает отца? –  Повернув голову, я заглянул в прищуренные голубые глаза. – Почему решила, что вмешиваюсь в биополе мамы?
 
-  Па, сам ведь учил, как «раскачивать» ауру, делать «элементарную подстройку» и вообще, распознавать людей с пси-потенциалом, – Алена невинно улыбнулась.
 
   Знаю я эту улыбочку - дочь становилась похожей на задумавшую очередную хитрость лисичку. Я понял, что загнал себя в ловушку. Надо выкручиваться...

- Понимаешь, Лёнчик, я не смогу пробиться к маме, если она этого не захочет, не снимет барьер…

- Плохой из тебя конспиратор! – Алена разжала объятья и слезла с дивана.– Ты, может, и не в курсе, но мне-то давно известно, что мама утратила способность ставить барьеры.

   «Что поделаешь? У девчонки большое будущее», -  подумал я, а вслух произнес:

- Не обижайся, а то возьму и прищемлю курносый нос. - Я взъерошил светлые локоны.

- Не прищемишь – любишь очень! – Алена сменила гнев на милость.

-  Люблю, а теперь, с твоего позволения, сосредоточусь…

   Переход напоминает погружение под воду, но в слегка замедленном темпе и без всплеска: сначала исчезают «ноги», затем «туловище» и «голова» уходят в глубину, ничего не видно, кроме молочного, тяжело дышащего марева, которое обволакивает со всех сторон и неожиданно бросает энергетическую оболочку в точку всплытия. Выныриваешь, оглядываешься, стряхиваешь с себя сгустки эфемерного поля и фокусируешь взгляд на сформировавшейся картинке. Контуры рабочего кабинета Наты, постепенно наполняемые «живым» объемом реальности: офисная мебель, оргтехника, папки с документами - ничего лишнего. Ее стол. Высокое окно. Жалюзи опущены. Стук пальцев с темно-вишневым маникюром по клавиатуре. Некоторые клавиши слегка западают - пора менять. Чуть согнутая спина, напряженность в теле, большой плоский монитор перед глазами. В данный момент - моими. Интерфейс рабочей программы и маленькое окошко «аськи». Черные буквы складываются в слова и уносятся к невидимому собеседнику.
 
- И что она делает? – звонкий девичий голос неожиданно разрушил сформировавшийся канал связи и вернул домой.
 
-  Ведет оживленную переписку с Аркашкой-бухгалтером.
 
–  С Аркадием? Снова проблемы с налогами в фирме «Тачанки-Стремянки»?

-  Налоги здесь не причем. Похоже, они оплакивают его БМВ, ловко оттяпанный бывшей подружкой.

- Мужчины, мужчины, сначала гуляете, потом плачете…

- И откуда, позвольте поинтересоваться, у ребенка  в десять лет подобные познания?

- Дети двадцать первого века взрослеют очень быстро, папа, и я уже давно не ребенок, хотя для вас и в пятьдесят таковой останусь –  вздохнула Алёна.

- Вот будут у тебя свои дети, – я сделал попытку изобразить менторскую интонацию. – Тоже будешь за них волноваться.
 
  Попытка удалась – Алена вытянула губы в трубочку и замолчала. Потом осторожно спросила:
 
- Лечишь ее?

- Лечу, хотя она этого не любит, говорит, кому до скольких  лет прожить, на роду написано – судьбу не обманешь.

- А мы обманем, па… обманем.

  Не люблю эту тему. Не люблю и все. Взял на себя смелость вмешиваться в божий промысел, сил уходит уйма, последних сил, но ничего не могу поделать. Мы не боги, как ни крути.

    Не боги. Это произошло за пару лет до рождения Алены. Мы  жили с Натой уже больше года, и она на удивление спокойно приняла откровение о моих необычных способностях. Очень спокойно, как будто все вот так просто видят цвета биополя человека, знают, о чем он думает и могут лечить от некоторых болезней. «Пустяки, дело-то житейское», -  часто повторял известный мультипликационный персонаж. 

    И вот я, весь из себя ментальный, не разглядел истинных возможностей будущей жены. А ведь старался и не раз – любопытство, понимаете ли, хуже опия. И ничего сделать не мог, словно охотничьему псу  напрочь нюх отшибло. Может, влюбленность была тому причиной, может, еще что, любовь-то – сложный, но уже научно обоснованный химический процесс.

    Объяснение пришло позже. Вместе с печальной вестью: от тяжелой и затяжной болезни умирал отец Наты. Тихо и незаметно, в провинциальной больнице, не мечтая протянуть хотя бы год. Врачи заходили в его палату все реже, махнув на безнадежного больного рукой и отстраненно ожидая печального финала. Мы находились в шестистах километрах от родительского дома Наты, поэтому спешно бросили  неотложные дела, чтобы купить билеты и успеть выехать... Успеть застать в живых.

     Об эмоциональном состоянии Наты вспоминать не хочется - подавленная, издерганная и чужая. Она вся была ТАМ, а я – ЗДЕСЬ. И эти два понятия разделяла вполне осязаемая и неприступная стена. Кто не терял родных, не поймет. А мне, с обостренным восприятием мира, было тяжело вдвойне.

     В ночь перед поездкой Ната неожиданно успокоилась. Снова стала почти прежней: чуткой, нежной и живой. Почти, потому что присущие ей остроумие и искрометность в сложившейся ситуации были бы не вполне уместны.

     Мы быстро поужинали, перекинулись парой ничего не значащих слов и легли спать. А ночью я проснулся от неестественного холода. Сначала подумал, что от ветра распахнулось окно. Включив ночник, я увидел, что и окно, и форточка закрыты, а внезапно разбудившая меня холодная волна исходила от Наты. Ее тело, по которому я нервно провел рукой, напоминало безжизненную статую, высеченную из цельного куска льда. Исключением были зрачки под прикрытыми веками, быстро бегавшие влево-вправо, словно подчиняясь неизвестному ритму, и губы, судорожно шептавшие какие-то слова. Прислушавшись, я смог разобрать: «Папа, папа, все  будет хорошо, я рядом...»

     Я положил ладонь на лоб жены и, не медля ни секунды, вошел в пограничное состояние между реальностью и трансом. У шаманов Крайнего Севера это состояние сознания называется камланием. Когда рвутся привычные энергетические связи между этим миром и миром потусторонним, границы реальности становятся зыбкими, и невидимые силы заставляют жить по собственным законам.

     Открыв глаза на ДРУГОЙ стороне, я увидел лесную глушь. Под ногами, словно змеи в брачный период, вились узловатые корни, не давая сделать и шагу; сквозь кроны вековых деревьев не пробивался свет. Пытаясь вырваться из плена коряг, я подпрыгнул и уцепился за ветку одного из лесных гигантов. В нос ударило перепрелой древесиной. Я раскачался, подтянулся и взобрался выше. Между ближайших деревьев что-то мелькнуло, подарив тьме секундный блеск.

     «Похоже на маяк между уровнями нереальности», – подумал я и представил себя там, где увидел блик.

     Получилось.

     Место оказалось огромным дуплом, в котором среди заготовленного кем-то хвороста мерцала любимая заколка Наты.
 
     «Откуда она здесь взялась?» - удивился я, разгребая хворост. Взяв заколку и крепко сжав, я увидел, как между пальцами пробивается тоненький белый лучик. На стенку дупла неожиданно спроецировалось лицо Наты. Судя по его выражению, она была крайне недовольна и разрывалась на части между этим местом и каким-то еще, где ее присутствие требовало максимальной отдачи.

     «Уходи, я справлюсь, - слова в голове звучали глухо и безжалостно: – Исчезни, идиот, я вылечу его, несмотря на последствия, иначе не смогу дальше жить, прошу тебя, просто не мешай...».

     Лицо Наты исказила непонятная рябь, оно задергалось, свернулось в беззвучно лопнувшую разноцветную спираль и исчезло.

     «Значит, ловушки ставим? - задал я вопрос пустоте. - Ничего себе подарочки для любимого, а он-то, наивный, тебя прощупать пытался. Ладно, поступим по-другому...»
 
     Заколка была маяком, хранившим ментальный отпечаток хозяйки. Поэтому могла использоваться в качестве ключа, подходящего к сложному замку портала, за которым  находилась Ната.

     «Извини, дорогая, - подбодрил я себя, - но наедине со смертью тебя не оставлю. Что сделаю? Быстренько создам параллельный коридор и перейду по имеющимся координатам. Задачка для пятиклассника, но отнюдь не обычной школы».

     Если вдруг обнаружите в себе экстрасенсорные способности и научитесь их использовать, помните: что бы ни случилось, берегите астральное тело. Как и физическое, оно у нас одно. Не бравируйте - не отдавайте энергию впустую. Иначе будете болеть чаще, чем можете себе представить. И не гриппом, а кое-чем серьезнее. Все нужно делать с умом!

      Созданный второпях коридор выбросил меня к месту, где(судя по отзвукам энерго-информационного фона) недавно появлялась Ната.  Искомая «дверь» плавно нарисовалась перед носом, я быстро полез в карман за заколкой, но неожиданно получил в челюсть. Бил невзрачный на вид мужичок в спортивном костюме, подозрительно похожий на Саньку - двоюродного братца Наты. Но его я разглядел позже, когда пришел в себя, а точнее, - когда астральное тело восстановило правильное направление важных для душевного здоровья кармических потоков.

      - Ты кто? – ухмыляющаяся физиономия закрыла весь обзор, сильные пальцы взяли мой подбородок и повертели из стороны в сторону. – Красиво, блин...

      - Обхохочешься! – проскрежетал я, с трудом освобождая лицо из чугунных пальцев.
 
      - Ты куда, родимый? – спросил мужичок и толкнул меня в грудь. – Надо еще полежать... И я снова растянулся на полу.

      Нужно было что-то предпринимать. Второй уровень Наткиной защиты представлял собой активную астральную проекцию, в данном случае, скопированную с материальной проекции одного из родственников, не позволяющую кому попало получить доступ к  закрытой на нижних уровнях подсознания информации. Избавлением от проекции могла послужить аналогичная неприятность.

     - Да пошел ты, боксер-игровик, - крикнул я, вскакивая с пола. – Некогда мне с тобой ринг месить! Хочешь попрыгать, общайся вот с ним... 
   
     Было забавно наблюдать, как воплощение одного кузена жены удивленно открывает рот при виде возникшего из ниоткуда другого – медведеподобного Колюни-борца.

      - Привет, братко! А ну-ка вспомни, как на прошлой неделе ты обозвал меня толстым неудачником... – раскатистый бас Колюни заглушил сбивчивые оправдания родственника.
 
      Оставив братишек, я подбежал к «двери», достал из кармана заколку и вставил в замок. В нем щелкнуло, петли двери скрипнули, и она открылась. Опасаясь новых сюрпризов, я осторожно заглянул внутрь. И не зря. Дверь с шумом захлопнулась, по глазам стегнула резкая вспышка, а неведомая сила ударила в спину, заставив покатиться кубарем.

      - Все-таки пробился! – прозвучал откуда-то справа недовольный голос жены. - Упрямец!
 
      - Сдаваться не привык, – сказал я, пытаясь хоть что-то разглядеть.

      Спустя секунду ко мне вернулось зрение, и я увидел больничную палату: две койки пустовали, на третьей, у стены с треснутым умывальником,сидела Ната и осторожно водила руками по груди отца. Нос его заострился, отдающая синевой кожа обтянула скулы, полные боли глаза невидяще смотрели в грязный потолок. Он не знал, что дочь здесь, а не за многие километры отсюда, не видел, что кровать, на которой безвольно лежал последние несколько дней, окутана прозрачной сферой, не замечал неестественно худой женщины в серых одеждах, злобно смотрящей на опередившую ее Врачевательницу. Ната совершала неуловимые движения. Руки ее были объяты огнем, меняющим состав крови, обновляющим клетки, выжигая из пораженных тканей хищные щупальца метастазов.
 
      Не видел тесть и меня, понимающего, что происходит, но неспособного, как и смерть, пробиться через неприступную сферу жизни. Не способного помочь не только ему, но и его дочери, теряющей силы, упругость кожи и десятилетия собственной жизни. Но такова доля Врачевателей – отдавать себя ради спасения других, принимать болезненные удары, отголоски которых преследуют на протяжении всей жизни...
 
      Такова плата за дар, таково предназначение.
 
      Пальцы Наты сделали заключительные пассы и остановили причудливый танец.

      - Все, папка, мы справились, мы молодцы, – эти слова были последними перед нашим возвращением.
 
      Телефон не умолкал в течение всего следующего дня, пока мы не добрались, на этот раз в физических, а не астральных оболочках, до родителей Наты.
 
      Первым тогда позвонил отец. Он проснулся в четыре утра - бодрый, полный  сил, не понимающий, почему так хорошо себя чувствует? Тесть заметно волновался, кричал в трубку, что впервые за полгода самостоятельно поднялся с кровати, уверенно прошел по больничному коридору и сильно удивил дежурных медсестер.
 
      Узнав, что скоро мы будем у них, он пообещал поскорее выписаться «из этой клоаки» и «приготовить свой фирменный шашлык».

      Затем позвонила мать Наты. Он плакала и твердила, что это – чудо, что ее молитвы услышали и вернули лежащего на одре мужа.
 
      «Чудо» поставило в тупик долго и безуспешно лечивших тестя врачей. Они недоуменно пожимали плечами, повторяя, что подобное иногда случается в медицинской практике, но в данной ситуации медицина что-то конкретное сказать не сможет. Слушая все это, Ната смотрела на меня потускневшими глазами, в уголках которых впервые обозначились лапки безразличных к красоте морщинок. Как выяснилось позже, в ту памятную ночь она полностью потеряла целебную силу. Дело в том, что на врачевание самых близких родственников существует строгий запрет – еще одна плата за безвозмездную помощь другим людям.
 
      Вот так поступок дочери, вырвавшей из лап смерти отца, в одночасье перечеркнул ее необычную карьеру. Конечно, она скучала по прежним возможностям, но я был уверен, что ни разу об этом не пожалела. Да и как жалеть о спасенной жизни родного человека? Опасная игра с его судьбой, вдобавок к наказанию потерей сил, «наградила» организм Наты доброкачественными образованиями. Механизм их роста и перерождения в противоположное качество могло запустить любое нервное потрясение...

      Позже я узнал, что есть способ ей помочь. Но не от Наты, хотя она могла бы мне рассказать и позволить... Но, видимо, решила больше не приносить жертв...
 
      Как оказалось, в деле исцеления родни был нюанс, за который я ухватился, как утопающий за соломинку: лечение супруга или супруги. Такие Врачеватели тоже теряли способности, но не сразу, «пересыхая», как море, превращаясь сначала в глубокую реку, затем - в тонкую речушку, а через некоторое время распадаясь на множество рукавов, рукавчиков и незаметных слабеньких ручейков...
    
      Воспользовавшись вариантом замедленного угасания экстрасенсорики, я на протяжении двенадцати лет незаметно поддерживал здоровье любимой.

      Когда родилась Алена, никто не удивился, что она – одна из нас. 

      Посоветовавшись с женой, я временно закрыл Алене возможность неосознанных астральных путешествий и начал учить ее вещам, поверхностные знания о которых простой обыватель может почерпнуть из книг по эзотерике, гипнозу или нейро-лингвистическому программированию.

      ...Алена сняла с полки учебник по географии, перевернула несколько страниц и наморщила лоб:

       - Папа, когда ты почувствуешь, что совсем устал, ну, ты понимаешь, о чем я… Ты просто намекни, слышишь? И я тебя сменю…

       Я внимательно посмотрел на рано повзрослевшую дочь и незаметно кивнул.

                01.10.2010