Не лучше ль на себя, друзья, оборотиться - 2

НЕ ЛУЧШЕ ЛЬ НА СЕБЯ, ДРУЗЬЯ, ОБОРОТИТЬСЯ- 2
http://www.proza.ru/2011/06/02/496

На центральной площади города красовался громадный стенд «Крокодил идет по городу». Стенд бичевал пороки и нехороших людей. В нехорошие попал и я. В правом верхнем углу стенда красовалась карикатура: в комнате студенческого общежития студенты в набедренных повязках, вооруженные копьями, стрелами и луками, совершали дикую пляску вокруг пылающего костра. Надпись внизу гласила:
Из комнаты послышалось «УРА!»
Студенты, сдав экзамены отлично,
Над грудою конспектов у костра,
Танцуют танец экзотичный.
Надпись под карикатурой поясняла, что я – твой будущий дедушка, устроил пожар в общаге и она не сгорела  только благодаря бдительности комсомольца Вассермана, который «обнаружил возгорание и предотвратил большой пожар». Сам понимаешь, к роли дедушки я тогда не готовился, но, видимо, на подсознательном уровне сработала система генетического предвидения, и я спросил у потенциальной бабушки – светловолосой, симпатичной девушки, стоящей рядом, не знает ли она вот этого, и я указал на самого ужасного из нарисованных дикарей: отвисшая челюсть, выпученные глаза, макаронинами торчащие волосы, кривые ноги  и покрытая мерзкими волосинками грудь – таково было мое изображение .
- Не похож? -  жизнерадостно улыбался я.
- Я вас сразу узнала, - засмеялась девушка.

Я тут же стал прикидывать: « А не сделать ли из нее твою бабушку?». Решил: надо делать, и она могла бы ею стать, но только не твоей. А чьей? В программе сидел ты, в ней уже были «забиты» твои родители, еще не родившиеся тогда, а особенно твой дедушка – симпатичный и, по его мнению, не дурак – Я. И как я не пытался из светленькой нарисовать бабушку, она упиралась и шептала, что она девушка, и намекала: «женись, тогда хоть ложкой хлебай» И хорошо, а то, кто бы тогда у меня родился: кто – то из твоих родителей, а от них ты? Нет это был бы ты, но не ты. В общем, почти ты.  А, как я понял через тридцать с небольшим лет, мне нужен был именно ты и ты появился на свет.

Но вернемся к пожару.  Когда я вернулся с зимних каникул и вошел в общежитии в свою комнату, в ней пахло дымом, а полы были из свежеструганных досок и пахли лесом.

Не успел я оглядеться, как прибежал комендант, комсорг и еще какие – то «орги» и давай обвинять меня в поджоге общежития.

       А дело было так: все уже разъехались и в комнате оставался я один. Мои друзья Коля и Румянец принесли свои вещи ко мне в общагу, так как она была рядом с вокзалом, а поезд уходил ночью.  Отметив встречу, мы отправились за билетами.  За нами увязался Вассерман, он жил в соседней комнате, на каникулы не уезжал, и ему одному было скучно. Мы решили повеселить Вассермана и взяли с собой.  Но нам в кассе объявили, что билеты продают за час до отхода поезда. А это в 5 часов утра.
 И мы пошли в ресторан «покушать рассольника». Накушались «рассольника», и Вассерман неожиданно для себя «накушался» и не смог идти. И тащили мы того Вассермана на себе, пока вместе с ним не упали в канаву, наполненную  жидкой грязью.  Грязь была холодная и мы отрезвели и только Вассерман мычал – отрезветь у него не получалось.

Мы влезли в окно, втащили Вассермана. Он пришел в себя и так как свет в общаге отключали в час ночи, наш друг развел костерчик из конспектов. Мы собрались при свете этого костра и ушли.
  Вассерман же поклялся потушить костер, но вместо этого, лег рядом с ним спать. И чуть не задохнулся от дыма, но во – время проснулся и увидел, что горит пол. Какой же я Вассерман, - подумал горемыка, - если я не потушу пожар, он разбудил коменданта и они вдвоем «ликвидировали возгорание».

По всем статьям получалось, что виноват я – я же жил в этой комнате. Я оправдываться не стал – не выдавать же Вассермана. Но Вассерман не остался в долгу, уболтал коменданта и все ограничилось  критикой на стенде «Крокодил идет по городу».

  Не состоявшаяся бабушка пришла в такой восторг от того, что с ней рядом поджигатель, что чуть - чуть и вправду не стала бабушкой в свои восемнадцать лет. Сегодня бы  за поджог, меня назвали бы «брутальным», а тогда  -  все, кроме светленькой, называли дураком.
\
Но  светленькая так не считала и мы стали «дружить».

 Но у меня ведь была еще Севастопольская Лида, которая, как я тогда считал, хотела меня охмурить при помощи Герцена, того,  который зачем – то «разбудил декабристов».

  С ней у меня шла бурная, страстная переписка. И этим, скорее всего, и закончился бы наш, как сейчас говорят, виртуальный, роман. Но вмешалось провидение, приняв вид мастера спорта по акробатике, Сталинского стипендиата, по кличке Ленька.

Каждую неделю от Лиды приходило по два – три письма. Я радостно их читал, иногда отвечал. Сказать, что « во мне разгорался огонь любви» было нельзя – ничего во мне не разгоралось, но мне льстило, что  красивая, умная девушка, да еще дочь адмирала, так увлечена мною. Ведь общение наше продолжалось всего – то часа два: мы купили ей билет и еды, и проводили, посадив на поезд до Севастополя. Прощаясь, она попросила у меня адрес. И первое письмо – открытка пришла только через полгода. Так я узнал, что она учится в Ленинградском университете, где овладевает английским языком, а папа её – адмирал.

У тебя баритон – это от деда адмирала: « По местам стоять, с якоря сниматься!»
  Короче говоря, переписка шла бурно, а потом вдруг оборвалась. Тут я засуетился: как же это – мне, и не пишут. Бежал после занятий за почтой, но проходил день за днем, а в моей почтовой ячейке – пусто. Я и так писал редко, а тут вроде обиделся и вообще перестал писать. Так прошло месяца два. И я уже стал забывать Лиду. Тут еще светленькая, оставаясь девушкой, сама того не сознавая, набивалась в бабушки.

 И вот, однажды вечером, открывается дверь нашей комнаты и на пороге стоит во всей своей красе твоя будущая бабушка.
Я подошел к ней, она молча протянула мне пачку писем. Я их взял, мы прошли в холл . Я развернул первое письмо и начал читать. Почерк был мой, но содержание… «Старая кочерга, - писал я ей, - ты, твою мать, на что рассчитываешь? Ты думаешь, что я сильно на тебя варежку раззявил, и ты, падла, полагаешь, что я могу жениться на жабе, которая не может превратиться в Василису Прекрасную? Я тебя предупреждаю, что, если Ты, шавка, не прекратишь тявкать в своих писульках о том, как ты меня любишь, я приеду в Питер и утоплю тебя в НЕВЕ. ГАД буду!».

 Я читал. Лида сидела рядом и плакала. Она была похожа на Василису прекрасную. Омытые слезами ее глаза сияли изумрудами.
 - Но я этого не писал, - растерянно пробормотал я. – Ничего не пойму.
Но тут меня осенило. Ленька! Ленька уже пару месяцев каждый вечер пишет письма девушкам, от которых, по его  рассказам, у него отбоя нет: 
 - Не знаю, что делать, - жаловался он, - задолбали эти девки своей любовью.
  -  Лида, побудь здесь, - я  вихрем ворвался в комнату, - Ленька все понял и стал в боксерскую стойку. Но против лома, нет приема. Я огрел его стулом, он упал и когда я поднял стул над головой, чтобы окончательно решить  судьбу мастера спорта по акробатике, он заговорил.
 - Завидовал я тебе, бабы тебя любят. А мне хоть бы одна написала. Я стал брать письма из твоей ячейки и писать ответы.  А почерк? Так я любой почерк могу подделать, дар у меня такой.

Через месяц состоялась наша свадьба. На свадьбе был свой адмирал, от которого сегодня на память нам его сверкающий позолотой кортик.
 Спасибо акробату Леньке:  не будь он такой сволочью, не приехала бы ко мне Лида, и тебя бы не было НИКОГДА!