Сталинщина преступление без наказания? 2

2.
А почему «недоумение» в отношении Сталина сохраняется сегодня? Частичный ответ мы находим в одной из статей, автор которой пишет, что важная причина интереса к личности Сталина кроется в том, что его жизнь — по историческим меркам — оборвалась недавно, менее пяти десятилетий назад, а значит, «его судьба близко сопричастна судьбам ныне живущих, их близких
 
предшественников». И это — правда. Слишком много «ныне живущих» по разным причинам решительно не хотели бы, чтобы с личности Сталина спало покрывало таинственности и он пред¬стал бы перед народом во всей своей неприглядности.
Можно сколько угодно спорить, кому выгодно сохранение если не культа личности Сталина, то хотя бы культа его памя¬ти. Но вот произошёл своего рода социологический экспери¬мент, который основательно прояснил ситуацию. Обнаружи¬лось, что сторонники «культа памяти» имеются не только сре¬ди людей, которые запятнали себя личным соучастием в пре¬ступлениях 1929-54 годов и, понятно, хотели бы укрыться от неизбежного разоблачения под «покрывалом таинственности», наброшенным на главного виновника этих преступлений, от¬ветственного за них в первую очередь (ныне в подавляющем большинстве это люди пенсионного возраста на седьмом, а то и на восьмом-девятом десятке лет жизни, но имеющие доста¬точно досуга, чтобы с неимоверной злобой обрушиваться пись¬менно и устно на каждого, кто выступает за раскрытие истори¬ческой правды).
Есть ещё несколько категорий людей самого различного возраста — от столь же престарелых пенсионеров до сравни¬тельно молодых — которые не имели ничего общего со злоде¬яниями Сталина, многие даже лично пострадали от них, как непосредственно сами, так и в качестве детей репрессирован¬ных родителей. Любопытно, что, выступая за сохранение «культа памяти» Сталина, такие люди меньше всего думают о нём са¬мом, как уже говорилось, имеют о нём самые туманные пред¬ставления, либо (особенно молодые) не имеют никакого пред¬ставления вообще. Их мотивы лежат в совершенно иной плос¬кости и притом весьма неодинаковы.

Под свершившимся экспериментом (в науке его именуют по-латыни — эксперимент «экс пост факто», т.е. событие, ко¬торое можно рассматривать как эксперимент) мы имеем в виду в данном случае стихотворение Е.Евтушенко «Наследники Сталина», написанное в 1962 году и вновь опубликованное в «Неделе» четверть века спустя. Публикация вызвала боль¬шую читательскую почту, причём, наряду с положительными откликами, пришло столько отрицательных и такой степени ожесточения, что редакция попросила прокомментировать письма известного писателя, участника Великой Отечественной войны (ниже будет ясно, почему это последнее так важно). Писатель В.Кондратьев отметил, что авторы многих писем отождествили проклятых поэтом «наследников Сталина» со всем поколени¬ем, жившим в сталинские времена (кроме пострадавших от реп¬рессий, разумеется). И, естественно, возмутились. Непонятно, какая в стихотворении была смысловая неточность, которая дала повод людям подумать так. Наверное, важен был сам повод. Но, конечно же, Евтушенко писал вовсе не обо всех людях, остававшихся на свободе в нашей стране во второй четверти XX века. Иначе это было бы просто чудовищно: не видеть разницы между злоупотреблениями своей властью и их жертвами. А жертвой оказался весь народ, включая тех, кого непосредственно не задели репрессии. И даже те, у кого не пострадал никто в семье, никто из родных и близких (правда, таких было не так уж и много): они тоже хлебнули и страха, и разного рода тягот, в общем, мягко говоря, отнюдь не как сыр в масле катались — исключения из этого общего правила были в те поры численно сравнительно ничтожны. Поэт имел в виду тех самых подручных «мудрого и любимого», а также подруч¬ных его подручных, вплоть до мародёров-могарычей, о которых мы уже упоминали и которые (во всяком случае, многие из которых) всё ещё преспокойно сидели в своих креслах и в 1962 году, и много позже. Именно они завели страну в трясину застоя, откуда сегодня приходится выбираться с таким вели¬ким трудом.
Так вот, обзор «негативных» откликов, предпринятый писа¬телем, позволил выявить несколько основных типов защитни¬ков «культа памяти» Сталина.
Одна, быстро убывающая по естественным причинам, груп¬па людей — бывшие сотрудники органов НКВД-МГБ, кото¬рые (органы) в глазах народа олицетворяли массовые репрес¬сии и связанные с ними чудовищные злодеяния. Но тут мы сплошь и рядом видим столь же чудовищные недоразумения.
Во-первых, многие чекисты, как и многие кристально-чест¬ные коммунисты-ленинцы тех времён, не пошли на сделку с собственной совестью, не стали соучастниками преступлений, предпочли неминуемую мучительную гибель. Из печати извес¬тно, что в самих органах НКВД «более 20 тысяч человек пало жертвами вакханалии беззакония». Конечно, в ряде случаев, как уже говорилось, расстреливали просто чтобы убрать не¬нужных свидетелей или в качестве «козлов отпущения» — вплоть до высшего руководства НКВД (причём неоднократ¬но). Однако мы знаем, что гибли и люди, которые могли бы сделать «карьеру» на убийствах других, но честь коммуниста оказалась для них дороже не только «карьеры», но и собствен¬ной жизни. Честь им! Вечная память им!
Во-вторых, ещё больше людей служили в частях и подраз¬делениях НКВД-МГБ, с репрессиями непосредственно никак не связанных. По сути, они ничем не отличались от солдат и офицеров, несших воинскую службу в других частях и подразделениях. Лишь одиозность «ведомства», к которому они были причастны, заставляет их с вызовом причислять себя к сторон¬никам «культа памяти».
«Я отношу себя к наследникам И.В.Сталина, — с таким вот вызовом пишет один из них. — Проходил службу в органах НКВД-МГБ с 1938 по 1955 годы, охранял госграницу СССР». Ну и что же? Проходить воинскую службу где бы то ни было — ещё не значит служить какому бы то ни было «хозяину». Это — служба государству. Таким образом, дело не в цвете петличек на гимна¬стёрке, а в том, каким был человек, носивший эти петлички. И если бы порой к таким людям не относились огульно осуждающе только за их «ведомственную принадлежность», возможно, гораздо мень¬ше с их стороны было бы и «ответно-вызывающих» деклараций.
В-третьих, даже если автор письма стоял бы почти 20 лет не на пограничной, а на совсем другой вышке, которыми в те годы была усеяна вся страна вокруг тюремных лагерей, — и тут нет никакой его вины: служба есть служба. Мало того, если даже кто-то пошёл зарабатывать себе кусок хлеба вольнона¬ёмным работником в такой лагерь — само по себе это ещё не соучастие в преступлениях. Водораздел тут проходит не по месту службы — по душам людей. А когда чернят огульно — ясно, получаем новый отряд приверженцев «культа памяти».
Вот когда Алоизий Могарыч, может быть, даже в платных осведомителях не числившийся и свой «план» перевыполнить не старавшийся, а действовавший, скажем, «всего лишь» из за¬висти и подлости, строчил ложные доносы и обрекал на мучи¬тельную гибель десятки ни о чём не подозревавших людей, их близких, их детей, — это совсем иное дело. Когда какой-ни¬будь руководитель районного или областного масштаба ста¬рался не отстать от соседа по числу арестованных, чтобы выслужиться или хотя бы, как говорится, «не подвести себя под мона¬стырь», открывая тем самым поистине дьявольское «соревно¬вание», — Иное дело. Когда следователь с поразительно выра¬зительной фамилией Хват заставлял Н.И.Вавилова по десять часов выстаивать на бесконечных допросах, так что у того кош¬марно-болезненно опухали ноги, и эта мучительная пытка по¬вторялась 400 (четыреста!) раз на протяжении почти года (мы приводим опубликованный случай, отнюдь не относящийся к самым жестоким формам пыток), — это иное дело. Когда ещё один Алоизий, известный под именем академика Т.Д.Лысенко, воспользовался обстановкой репрессий, чтобы построить свою псевдонаучную «карьеру» в буквальном смысле на костях ты¬сяч подлинных учёных, загубив целую отрасль науки и поста¬вив на место погибших учёных целую свору своих холуев, бла¬гополучно здравствующих и доныне, — это иное дело. Когда ещё один Хват, известный под именем тоже академика — А.Я.Вышинский, прокурор СССР, выслуживаясь перед «хозя¬ином», на постыднейших инсценировках суда последними сло¬вами костерил «врагов народа» (прекрасно зная, что оговари¬вал ни в чём не повинных людей) и даже подводил под своё подлейшее холуйство нечто вроде «теоретической базы», — это иное дело. Когда у «начальника Берёзкина» из известной песни Высоцкого (того самого «начальничка», которого за трус¬ливую попытку увернуться от отправки на фронт путём «само¬стрела», расстреляли по приговору военного трибунала), так вот, того самого и иже с ним, у которых душа оказывалась «крест-накрест досками» и они люто измывались в сотнях лагерей над миллионами безвинных людей, — это иное дело.
Вот для этих, благополучно здравствующих, подлинных «на¬следников Сталина» действительно «культ его памяти» — последняя ширма, прикрывающая их злодеяния. Эти кровавые псы, способные только либо лаять, либо лизать, действительно спасают и будут спасать свою шкуру, не брезгуя никакими сред¬ствами.
Ещё и ещё раз: мы должны научиться судить людей не по их прежней работе или службе, не по их принадлежности к тому или иному «ведомству», а по их деяниям, по их душе. Если сумел сохранить человечность в столь жутких обстоятельствах, при столь ужасных испытаниях — ты не виновен, где бы ни работал, кем бы ни служил, ты не имеешь отношения к творив¬шимся беззакониям и злодеяниям. Если же душа оказалась «крест-накрест досками» и поступился совестью — пеняй на себя. Не сегодняшнее поколение, так следующее обязательно поступит с тобой, как герой фильма «Покаяние» со своим зло¬деем-отцом. Человек способен простить почти любое зло. История не прощает даже малейших злодеяний.
Впрочем, некоторые люди, оказавшиеся вовлечёнными в злодеяния, нашли в себе мужество публично, на страницах пе¬чати, покаяться в содеянном. И это для них — единственная возможность спасти хоть что-то из уходящей в небытие своей личности.
Да разве к ним одним относится это? Академик Д.С.Ли¬хачёв сказал, что для всех нас главное сейчас — покаяние и проистекающие из него действия: ни один человек не может сказать, что на нём нет вины за то, что происходило в после¬дние десятилетия. Надо всем вместе выкарабкиваться из той бездны, в которой оказалось наше общество, изживать в себе рабскую психологию, избавляться от страха, который культ Ста¬лина вогнал нам в плоть и кровь, который всё ещё сковывает и парализует сознание многих людей. А где страх — нет правды. И наоборот: в правде нет страха. Правда и страх несовме¬стимы.
Вторая, тоже год за годом убывающая группа — часть участников Великой Отечественной войны, для которых имя Сталина было и осталось своего рода памятным боевым зна¬менем. Из какой материи полотнище, что оно прикрывает, для чего использовалось древко — это их не интересует. Знамя есть знамя, иначе получается: с чьим же именем шли в бой?!
Сразу же нужно сказать, что тут тоже недоразумений хва¬тает. Правда, иного рода, в корне отличных от предыдущих.
Прежде всего, к сторонникам «культа памяти» относятся далеко не все участники войны. Известны случаи, когда вете¬раны демонстративно отказывались участвовать в традицион¬ном (и тоже демонстративном) подношении цветов к памят¬нику Сталину за Мавзолеем. Когда говоришь с фронтовиками, очень многие из них оценивают культ личности и его объект по заслугам. Так что лишний грех на душу берёт тот «культофил» данного пошиба, который пытается выступать от имени всех фронтовиков. С другой стороны, прошло уже несколько поко¬лений «послевоенных» военнослужащих, часть которых усвои¬ла лозунг «знамя есть знамя, какое ни на есть» и тоже вызы¬вающе причисляет себя к «наследникам Сталина», хотя сам Сталин и его время для них — такой же тёмный лес (из-за почти полного отсутствия объективной информации), как, ска¬жем, Рюрик и его время. Много ли таких людей? Наверное, нет. Но сколько бы их ни было — они существуют, громко заявляют о себе, и с этим необходимо считаться.
Два «яблока раздора» подвигают обычно такого рода лю¬дей на истерики в защиту «культа памяти». Одно — как быть с лозунгом «За Родину, за Сталина!», с которым шли в бой.

Другое — как назывался город на Волге, в котором произошло «переломное» сражение в войне и который ныне именуется Волгоградом? В обоих случаях спорящими сторонами сплошь и рядом выплёскивается немало эмоций, что отнюдь не способ¬ствует прояснению сути дела.
Давайте попробуем разобраться без эмоций.
Фронтовики печатно и устно свидетельствуют, что назван¬ный лозунг имел три различных формы воплощения и ни одна из них не имела ровно никакого отношения к чувствам воинов касательно человека, чья фамилия стояла рядом со священным для всех словом «Родина».
Во-первых, как свидетельствует множество фронтовиков, этот лозунг был спущен сверху, по распоряжению главполитуправления армии и являлся, таким образом, в определённых случаях строго обязательным. За это головой отвечали политруки и замполиты.
Во-вторых, не секрет (по тем же свидетельствам), что в ряде случаев следовал прямой приказ поднимать полк, батальон, роту, взвод в атаку именно с этим, а не с каким-нибудь другим лозунгом. Нетрудно представить себе, что происходило, если приказ не выполнялся, даже если атака была успешной.
Наконец, в-третьих (и главных!), при только что упомяну¬тых условиях лозунг становился всё более привычным и при¬обретал самодовлеющий характер, независимо от фамилии и последней части его словосочетания. Действительно, неужели боец, отважно поднимаясь в атаку навстречу смертоносному свинцу, сплошь и рядом по собственной инициативе (грудью закрыва¬ли вражеские доты не по приказу!), помышлял о роли и значе¬нии личности Сталина, о его деяниях, о своих чувствах к нему, о соотношении его фамилии со словом «Родина»? Для него это был в точности такой же боевой клич, как и традиционное «ура!» Пытаться приписывать второй части этого лозунга ка¬кое-то личностное содержание — всё равно что верить, будто солдаты Первой Отечественной действительно шли в штыко¬вую «за государя императора», или гнусно-ханжески осуждать мат, когда на пределе нервов шла смертельная схватка. Честь и слава воинам, которые поднимались в атаку и с этим, и с други¬ми лозунгами, но к «наследству Сталина», тем более к его личности и тем более к его злодеяниям всё это не имеет никакого отношения.
Такого же, чуждого эмоциям разбора, по нашему мнению, заслуживает и вопрос о наименовании упомянутого города на Волге.
Прежде всего, вряд ли буду оригинальным, если в тысячный раз повторю общие слова осуждения постыдной практики переименования исторических названий наших городов, площа¬дей, улиц (удивительно, что не додумались переименовать горы и моря, реки и озёра!). Поражает бесстыдство, с которым чело¬век, дорвавшийся до бесконтрольной власти, спешил в тридца¬тых годах «обессмертить» себя, самолично присваивая свою фамилию множеству городов. Мало кто из диктаторов в мире осмеливался на такое — по крайней мере в подобных масшта¬бах, — ибо понимал, что явится посмешищем в глазах всего света. Этот — не понимал. Так что же теперь делать?
Ну, давайте переименуем ещё раз — опять в Сталинград. Да хоть все десятки населённых пунктов, начинавшихся словом «Сталин», хоть один этот город на Волге. Ещё раз на смех всему миру. И не только на смех. И не только иным-прочим наро¬дам. Злодеяния «имядателя» в нашей стране только ещё на¬чинают раскрываться страница за страницей во всём их кошмаре. И скоро неизбежно раскроется достаточно страниц, что¬бы каждый отшатнулся от этого имени, как от чумного. И как же мы тогда будем выглядеть с «реставрированным» названи¬ем в своих собственных глазах?
Вместе с тем не менее смехотворен обратный перегиб: пи¬сать, будто в 1942 году сражение шло у стен Волгограда. Это всё равно что писать, будто восстание декабристов имело место в Ленинграде, а белый генерал Юденич рвался в 1919 году к Санкт-Петербургу. Наверное, разумно установить раз навсегда, что в гражданскую войну была оборона Царицына, в Великую Отечественную — Сталинграда, а теперь на месте его руин стоит восстановленный из праха город Волгоград. Это будет исторической правдой. Так же, как и то, что участники Сталин¬градской битвы — это одно, а участники сталинских злодея¬ний — нечто совсем иное.
Третья, опять-таки идущая на убыль группа — часть людей пожилого и преклонного возраста (как и в первых двух, не уча¬ствовавших лично в беззакониях времён культа личности), не су¬мевших пережить колоссальность шока, который вызвали у всех нас, людей этого возраста, разоблачения, сделанные на XX съезде КПСС, и избравших способом существования позицию страуса, прячущего голову в песок при виде чего-то ужасного. Так проще. Так удобнее. Так спокойнее наедине со своей совестью. Так лете отвечать на вопрос сына, а теперь, наверное, уже и внука: «А что, отец (дед), был 1937-й год или вам померещилось со страху? И как ты умудрился уцелеть? Тоже, небось, кричал: «Ура вождю и учителю!» Очень сложно и тягостно отвечать, как подсказывает совесть. Гораздо проще: преувеличено всё! Происки буржуазной пропаганды! И дело с концом. И прожитая жизнь обретает види¬мость чего-то цельного, непротиворечивого.

Недоразумение, не менее чудовищное, чем те, о которых упоминалось выше, заключается здесь в смешении своей судь¬бы с деяниями «вождя и учителя». Ведь мы же и трудились, и воевали, и бедствовали, и побеждали, а вы нам — «злодеяния»! Как язык поворачивается!?
Товарищи дорогие, да разберитесь же, наконец, что значит «мы» и кто такие «вы»! Да, вы — отцы и деды наши, вы трудились самоотверженно, воевали героически, бедствовали отчаянно, побеждали, несмотря ни на что. Жили не для себя, для нас, последующих поколений. Поклон вам земной. Сынов¬няя благодарность. Честь и слава в веках!
Но зачем же ради мнимого успокоения души связывать про¬житую жизнь с человеком, преступившим все законы человечнос¬ти, принесшим стране, вам лично, столько бедствий, сделавшим всё возможное, чтобы сокрыть свои злодеяния при вашей же помощи, сделать вас чем-то вроде своих заложников? Ведь всё равно всё раскроется до конца в конце концов! И как же вы будете выгля¬деть в глазах потомков? Да, ваша жизнь была не только героичес¬ки-самоотверженной и не только отчаянно тяжёлой, но ещё и чертовски сложной, противоречивой, воистину трагической. Ведь многого действительно не знали. А если и знали — куда ж деваться? Ну и что же? Коль скоро вы не участвовали в злодея¬ниях активно, злонамеренно — ваша совесть чиста (с оговоркой для всех, высказанной Д.С.Лихачёвым и приведенной выше). Ваша жизнь не прожита впустую. Она имела смысл — какой бы при¬говор ни вынесли потомки тем условиям, в которых она проходи¬ла. И ваша честная жизнь ничего общего не имела с бесчестной попыткой превратить вас в «винтики», которые без конца закручи¬вает дорвавшийся до бесконтрольной власти бессовестный чело¬век.

Уверен, когда будет больше конкретной информации о том, что представляли из себя на деле годы так называемого культа лично¬сти, то многим станет яснее, что нельзя пытаться сохранить види¬мость смысла прошедшей жизни позицией страуса, и только что обрисованная группа окончательно растает, яко дым от лица огня.
Четвёртая группа по характеру своему очень близка преды¬дущей, но, в отличие от неё, состоит из людей практически всех возрастов, до комсомольского включительно. Это — те, кото¬рые так или иначе оказались убеждёнными в том, что ни при каких условиях нельзя выносить сор из избы — каким бы зловонным ни был сор и как бы ни загнивала от него изба. Это — люди, которые считают, что, говоря их же собственными, в печати появившимися словами, «мода на гласность пройдёт», что всё критическое — «издержки в литературе». Лично для себя, так сказать, для собственного служебного пользования, они всё понимают, всё признают. Но «для населения» — все¬гда и во всех случаях только бодрые дежурные фразы, только словоблудие. По сути, для них «культ памяти» — это фронт обороны против начавшейся перестройки. Они — хоть и скры¬тые, но самые ярые враги обновления общества. Лозунг «За Сталина!» (на которого им в высшей степени наплевать) они используют как дымовую завесу для сохранения своего поло¬жения, над которым нависла смертельная угроза, связанная с прямо противоположным лозунгом радикальной экономичес¬кой реформы и демократизации общества.
Это, пожалуй, самая опасная группа, хотя и менее крикливая, чем остальные.
Пятая группа, как ни парадоксально, прямо противополож¬на по характеру своему предыдущей. В ней ещё более высокий процент лиц сравнительно молодого возраста. Люди, принадлежащие к ней, возмущены тем, что мы кратко именуем засто¬ем. «Неэкономной», несмотря на все заклинания, экономикой. Разгильдяйством. Безнаказанным казнокрадством. Социаль¬ной несправедливостью. Самой настоящей мафией районных, областных и даже республиканских масштабов, которую прямо так и называют «мафией» во всех газетах. Растущей преступ¬ностью. Наглым расползанием всевозможных «чёрных рын¬ков» -— от квартирного до репетиторского. Растущим пьян¬ством и алкоголизмом. И так далее. Но вместо того чтобы подключаться к слому механизма торможения и созданию ме¬ханизма ускорения социально-экономического развития обще¬ства — единственного пути выхода из застоя, — они создали себе своего рода квазирелигию, каковой и утешаются. Основ¬ной догмат последней: раньше-де был «хозяин», железной ру¬кой наводивший порядок, и всё-де было в порядке; не стало «хозяина» — не стало и порядка; нужен новый хозяин с такой же железной рукой — и снова будет порядок. Порядок-де!
И в качестве иконы такого, с позволения сказать, вероиспове¬дания, вешают дома или на стекло автомашины портрет Сталина.
По сути, это одна из форм стихийного протеста против того, что имело место в 60-х — первой половине 80-х годов. Сам Сталин здесь опять-таки ни при чём. Одни с той же целью вешают на себя крест (уточним, что иные делают это просто кокетства ради, а иные — потому что верующие), другие напя¬ливают на себя майку с гербом или девизами явно не союзных нам государств, а третьи прибегают к упомянутой символике. Если вывесить портрет, скажем, Петра Первого — не поймут. Если — Н.С.Хрущёва или Л.И.Брежнева — тоже не пой¬мут. А вот И.В.Сталина — в самый раз. Всем видно, что фига, притом не в кармане. А попробуй придерись!

Ах, если бы вывешиватели портретов знали, что при Стали¬не было всё то же самое — то, что они так решительно осуж¬дают и отвергают — всё то же самое, до мафии, «чёрных рын¬ков» и пьянства включительно, только гораздо меньших масш¬табов (труднее было развернуться при тогдашнем гораздо бо¬лее низком уровне жизни основной массы населения) и на¬много менее нагло бросающееся в глаза. Во всяком случае, касательно 1946-54 годов свидетельствую лично как доста¬точно взрослый очевидец. А по более раннему периоду отсы¬лаю к художественной литературе — от «Золотого телёнка» до любой действительно реалистической повести о жизни в предвоенные годы. Да ведь разве более скрытое — менее гнусное?
Будем надеяться, что поток объективной информации осно¬вательно размоет и эту группу.
Наконец, особая группа — соплеменники И.В.Джугашви¬ли, грузины. Признаюсь, когда мне лет пятнадцать назад пред¬стояла первая командировка в Тбилиси, я долго упирался и решился с тяжёлым сердцем. Мне всё казалось, уж не знаю по каким рассказам, что в каждой комнате меня будет встречать портрет несостоявшегося классика, а за каждым столом будет произноситься тост за его воскрешение, и как я буду реагиро¬вать на всё такое — решительно не представлял.
Действительность всё поставила на свои места.
Да, есть бюсты и есть портреты (о них упоминалось). Есть набережная его имени и есть памятные доски на зданиях. Даже музей есть — только не в Тбилиси, а в Гори, по месту рожде¬ния. Но отношение вывешивающих портреты — особое, не всегда совпадающее с московским. Отношение — скорее как к популярному игроку тбилисского «Динамо»: как ни безобразничал, а свой, кровный, не киевский и не ленинградский того же спортклуба!
- Что вы к нему привязались? — сердито спросил шофёр подвозившей нас «персоналки», московский грузин лет шести¬десяти по имени Володя, услышав разговор со спутниками на тему «культа». — Один он, что ли, был такой? Ну, Берия — бандит. А этот ведь и хорошее делал, войну выиграл!
- Один — не один, а главный! — возразил ему грузин тбилисский, годами помоложе, сидевший рядом. — Главному и отвечать за всех! Войну выиграл — спасибо! Хотя не он один выигрывал. А вот сельское хозяйство разорил — не жди спасибо! Сколько людей загубил — проклят навеки. И правильно!
И правильно! За несколько приездов в Тбилиси, да и во время встреч в Москве, у меня появилось столько добрых зна¬комых и настоящих друзей, сколько вряд ли было до того за всю жизнь. Встречался с людьми самых разных поколений и самого разного положения — от шоферов и студентов до де¬ятелей науки и искусства, представляющих гордость народа. Говорил по душам о многом. И пришёл к убеждению: боль¬шинство грузинской интеллигенции относится к культу лично¬сти Сталина осуждающе. Как сказал один мой собеседник: Сталин истребил грузин больше, чем любой турецкий султан или персидский шах во время любого из их опустошительных нашествий на Грузию. И каких грузин! Цвет нации. И этого история ему тоже никогда не простит.
Примерно то же самое говорили мне многие собеседники, вовсе не относившиеся к миру науки или искусства. Думаю, говорили искренне, потому что производят впечатление очень искренних и очень добропорядочных людей. Наверное, когда в Грузии получат больше информации о том, что собой представлял на деле И.В.Джугашвили, какие деяния он в действитель¬ности совершил и чем он коренным образом отличался, скажем, от Г.К.Орджоникидзе, а чем совершенно не отличался от Л.П.Берии, — реакция будет ещё более нелицеприятная. Те¬перь я лучше знаю грузинский характер. Бесчеловечия, подло¬сти и вероломства он не прощает.
Впрочем, что говорить о будущем? Процесс уже начался. Что бы ни толковали о бюстах и портретах бывшего «вождя» в тбилисских аптеках — фильм «Покаяние» перевешивает всё. Напомним, что он создан не где-нибудь, а на родине прототипа его героя. Для этого помимо высокой художественности нуж¬на не менее высокая гражданственность.
Поэтому фильм «Покаяние» войдёт не только в историю киноискусства. Он — этап истории СССР.
А теперь попробуем суммировать хотя бы приблизительно удельный вес всех шести названных групп (со сделанными отно¬сительно каждой оговорками). Сколько получится? Подавляю¬щее большинство взрослого населения? Нет. Хотя бы просто большинство? Нет. Значительное меньшинство? Тоже нет. Как ни считай, а дальше считанных процентов дело не пойдёт. Счи¬танные проценты, из которых подавляющее большинство — люди пенсионного возраста с их естественной ежегодной убылью, про¬тив почти всего двухсотмиллионного взрослого населения страны. Таково соотношение сторон в условиях почти полного «недоуме¬ния» по части полноты информации относительно конкретных проявлений культа личности и проистекающих отсюда бесчислен¬ных недоразумений, в результате чего сторонниками «культа па¬мяти» остаются не так уж редко люди, которые в ужасе отшатну¬лись бы от такой «памяти», узнай они горькую правду об объекте своего почитания.

Пора бы поторопиться с полнотой информации. А то ведь «культофилы» покинут мир земной, так и не узнав толком, кого и что они пытались оправдывать.