Большая игра. Глава 14. Звероферма

Я прислушиваюсь к Нине, которая тихонько посапывает, видимо, спит. Когда звонит телефон. Красный стационарный телефон еще советских времен, с громким и неприятным звонком, который в тишине комнаты вопиет, будто иерихонские трубы. Я вскакиваю, спешу взять трубку, чтобы звонок замолчал.
- Слушаю! - говорю раздраженно.
- Почему вы еще не на обеде? - гневно спрашивает тот дядя, который привел нас в номер.
- Мы не хотим есть.
- Это нарушение правил! Вы должны посетить столовую! - раздражается он. Не хочу его слушать, кладу трубку.
- Кто там? - спрашивает Нина.
- Говорят, что надо пойти в столовую.
- Сходи, принеси мне фруктов, если будут.
- Хорошо. Я быстро.
Иду на лестницу, спускаюсь, на первом этаже вижу карту санатория, нарисованную красками на всю стену. Обозначена главная аллея, которая проходит рядом и ведет в столовую. Уже на выходе меня останавливают два парня в камуфляже, которые пришли с улицы.
- Стоять! Ты кто такой? – орут на меня, подозрительно рассматривают, сами расходятся в разные стороны и расставляют руки, словно вот-вот кинутся на меня.
Показываю им бейджик, они тщательно его изучают.
- А, новенький. Почему так поздно идёшь на обед? - спрашивают нагло и смотрят в глаза, словно на допросе. Твари, и ведь узнали ж меня, и такой тон! По собственному опыту знаю, что с шестерками не надо заигрывать. Они понимают только силу.
- Во-первых, не "тыкать" мне! Во-вторых, что это за внешний вид? - повышаю тон и указываю на растрепанный камуфляж и берцы в пыли. - Вы что, забыли, что на службе, а не в партизанах? А? - кричу на них и надвигаюсь с самым строгим выражением лица, которое только смог сделать. - Не слышу ответа?
Я не раз сталкивался с руководителями силовых структур и более-менее разбираюсь в особенностях голосовых модуляций, которые они используют в разговорах с подчиненными. Сейчас модуляции были, какие надо. Охранники вытягиваются, поправляют форму, они не ожидали и испуганы. - Ну! – строго смотрю на них, будто сейчас порву на куски.
- Извините, товарищ отдыхающий. Приятного вам аппетита! - наконец находится один из охранников.
- Вот так лучше. - киваю я головой. - Свободны. И почистить берцы! – иду в столовую.
Спокойный. Не боюсь, что они сейчас опомнятся и кинутся бить меня. Раз уж меня сюда привезли, значит, на что-то рассчитывают, значит, я для чего-то нужен. И когда будет решено от меня избавиться, решать будут не эти холуи в форме, а их руководство. Так что этих шестерок можно держать в тонусе, чтобы особо не расслаблялись.
Иду по аллее. Начинают встречаться люди, возвращающиеся из столовой. Идут странно:  быстро шагают, все по одному, смотрят под ноги, будто боятся поднять голову. Странно, после обеда человек всегда расслаблен и нетороплив, а тут чуть ли не бегут к своим корпусам. Вижу несколько знакомых, но все делают вид, что не замечают меня. Кто-то просто отворачивается, кто-то сворачивает на другие аллеи, один бывший коллега из газеты даже бросился бежать от меня через клумбу, когда я хотел с ним поздороваться. Странно.
А еще удивительно, что в воздухе воняло. Чем отвратительным, гнилью что ли. У них канализацию прорвало? Но и канализация не должна вонять так, что аж тошнило. Настоящий смрад, я аж начинаю ротом дышать, потому что нос такое выдержать не в состоянии. Выхожу из-за угла очередного корпуса и останавливаюсь. Стою, смотрю, протираю глаза. Сильно тру пальцами, но это не помогает. Я вижу то, что вижу. Три трупа, висящих на трубе фонтана перед столовой. Фонтан не работает, трупы висят на солнце, висят, судя по всему, не первый день, это они воняют. Тела привязаны к трубе фонтана за руки. Людей сперва расстреляли, вон пятна почернелой крови на одежде. Расстреляли, а потом повесили тела на фонтане перед входом в столовую. От них воняет. Я стою на расстоянии где-то метров пятьдесят, но всё равно невозможно дышать. И дорога в столовую проходит возле фонтана. Из столовой выходят люди, прячут лица в полотенца или одежду, ускоряют шаг, бегут, чтобы быстрее преодолеть зону смрада.
Я иду в столовую. Нос не закрываю, дышу ним, потому что должен надышаться этой вонью. Надышаться, чтобы больше не бояться. И не тешить себя глупыми надеждами, не обманываться. Дыши, дыши, Остап, дыши и понимай, с кем имеешь дело. Я не спешу, начинает кружиться, тошнит, но я медленно, шаг за шагом, иду и дышу. Прохожу возле фонтана, вижу, как набухли тела. С рукавов рубашек понемногу капает, вокруг много мух. И одного из убитых я знаю. Спортивный журналист с канала, на котором выходило шоу в котором я участвовал. У парня был не лучший характер, но он умел раскрутить спортсменов на откровенный разговор. Теперь он гниет на фонтане. Еще один мужчина в возрасте, не знаю его, и парень лет двадцати. Возможно, я бы узнал его, но лицо обезображено пулею.
Меня тошнит. Я рыгаю завтраком, потом уже просто желудочным соком. Судя по следам на плитке, не один я тут не выдерживают. Отхожу понемногу. Вот уже лестница в столовую. Люди выбегают из дверей с закрытыми носами и сразу бегут, не замечая меня. Поднимаюсь по лестнице. Уже в дверях сталкиваюсь со своим шефом по газете. Он достал полотенце и закрывает им нос. По сторонам не смотрит.
- Привет. - приходится схватить его за руку, чтобы он обратил на меня внимание и остановился.
- Остап? - он испуганно смотрит на меня, его даже трясти начинает от страха. - Ты? Живой?
- Я. Живой. - киваю. - Кто эти люди? - показываю рукой себе за спину, на фонтан.
- Это ...., это ..., это н-н-н-нарушители. - шеф почему-то начинает заикаться.
- Кто?
- Неважно. - шеф испуганно оглядывается вокруг, потом подходит ко мне и лихорадочно шепчет. - Никому не доверяй, все стучат, все! - он резко отходит, смотрит на меня и громко говорит. - Остап, я рад тебя видеть! Надеюсь, что мы еще поработаем вместе. Ну, приятного аппетита тебе, а я пойду, отдохну.
Он прижимает полотенце к лицу и бежит к дверям. Опять хватаю его за руку.
- Как вы?
- Здесь, словно в раю! – почему-то кричит шеф. - Немного соскучился за работой, а так просто замечательно! Ну, иди, поешь, здесь очень хорошая кухня! - шеф сусально улыбается, вырывает свою руку и таки убегает.
Захожу в столовую. Там тишина. То есть скребутся ложки об тарелки, стучит посуда, шаркают шаги по полу, но не слышно ни слова. В столовой все молчат. Просто едят. Осматриваюсь. Столы на четырех, восемь рядов по десять в каждом. Восемьдесят столиков, кажется, почти все были заняты, умножаю на четыре. Значит здесь где-то под триста журналистов. Не мало. Беру поднос и подхожу к раздаче. Какая-то женщина в халате недовольно смотрит на меня.
- Чего так поздно? - строго спрашивает и смотрит с презрением небожительницы.
- Был на беседе с куратором. – отвечаю я. - А как вас зовут? – спрашиваю строго, с выражением лица, которое не предвещает ничего доброго. Женщина заметно пугается.
- А зачем вам?
- Чтобы доложить, как вы своим поведением сеете среди моих коллег враждебные настроения. – чеканю слова, в голосе металл, во взгляде строгость.
- Да вы что! Какие настроения? Какие настроения? – она испугалась, тяжело дышит, не знает, что делать.
- Значит так, веди себя нормально, иначе, здесь не задержитесь. Поняла?
- Поняла! Поняла! Извините! Чего изволите? - она даже немного кланяется.
Выбор в столовой невелик. из первого суп или борщ, из вторых блюд - макароны или пюре с рыбой или котлетами, салат с капустой и салат с огурцами, чай или компот. Фруктов нет.
- Мне нужны фрукты! - строго говорю я. - Или обратиться к куратору?
Только после этого приносят два яблока и банан. Говорят, что больше нет. С едой возвращаюсь в номер.
- Нина, поешь, а мне надо посетить куратора.
- Как тут? - спрашивает она. Все так же прячет лицо за одеялом. Ей хватит неприятностей, поэтому не говорю ей правду.
- Да, не так уж плохо. По крайней мере, для нынешней ситуации. Санаторий, только купаться в море не позволяют. Попробую узнать больше.
- Будь осторожен. Потому что люди предают. – вдруг говорит она. – В пункте все предавали.
- Я догадываюсь. - наклоняюсь к ней и шепчу. – Возможно, даже стену здесь слышат. - не исключаю, что стоит звукозаписывающая аппаратура. От этих товарищей можно всего ожидать. - Поешь, я скоро приду.
На первом этаже смотрю, где административный корпус. Он недалеко от столовой. Когда выхожу, охранники мне почтительно кивают, чуть ли не честь не отдают. Направляюсь к админкорпусу. По дороге встречаю нескольких человек из персонала санатория и никого из коллег. Они по номерам все прячутся? Видимо да, потому что чувствую взгляды из окон.
- Стоять! - кричат мне. Из кустов над дорожкой выскакивают два парня в форме, спешат ко мне.
Недовольно смотрю на них.
- Что вы тут ходите? - они такие же наглые, как и те, что в корпусе. Видимо, никто им рога здесь не обламывал.
- Я постоялец санатория.
- Обеденный время закончилось, вы должны находиться в номере!
- Это почему?
- Таков распорядок в санатории и вы должны его придерживаться. А сейчас мы вас арестуем за нарушение. - они подходят ко мне поближе.
- Это вряд ли. - спокойно говорю я и улыбаюсь. Моя уверенность заставляет их засомневаться.
- Вы нарушили распорядок! Думаешь, если по телевидению выступал, так всё можно! - бубнят они и топчутся на месте, так как привыкли вязать тихих овечек, а к сопротивлению не привыкли.
- Во-первых, меня с ним не ознакомили! Во-вторых, сейчас я направляюсь на встречу со своим куратором! Хотите этому помешать? Что ж, давайте, но это обязательно будет отражено в моей пояснительной записке! Ваши фамилии? - строго спрашиваю и требовательно смотрю на охранников. - Фамилии! – настаиваю я.
Они заметно пугаются и делают полшага назад.
- Так что же вы сразу не сказали, что к куратору? Мы же не знали! Это можно! Разрешается! Конечно, идите! - они даже руками машут, чтобы я поскорее уже шел, а то опоздаю. – Извините, что побеспокоили! Но у нас приказ, следить за соблюдением распорядка. Чтобы не ходили здесь! Извините. - они действительно испугались. Видимо, здесь у них жесткая дисциплина, боятся прогневить руководство.
- Хорошо, свободны. - говорю им и они быстро убегают к кустам, где у них засада.
Спешу к админкорпусу. Теперь понятно, почему аллеи пустые. Все сидят по номерам и выходят только в установленное время пожрать в столовой. Ничего себе санаторий! Тюрьма на берегу моря. С наглядной агитацией в виде трупов. Желающих приятного аппетита перед каждым приёмом пищи. А ведь этим беднягам даже купаться не дают. Беднягам… Я вспоминаю о Нине, о том, что она пережила в пункте перераспределения и понимаю, кто настоящий бедняга. Зверею, когда думаю, что они с ней сделали. Сжимаю кулаки. Нужно держаться, не сорваться.
Эти ребята, как и все дешевые разводяги, они же первое, что хотят, это разозлить тебя, или напугать, лишить покоя, выбить из колеи, а потом уже брать тёпленьким. Спокойствие и уверенность. И не думать о мести. Это приятное чувство, но это бегство от реальности. Сжимаю кулаки ещё сильнее и иду. Думаю, что вот этот фокус с сидением в номерах, он же сделан специально. Если бы просто хотели контролировать, то могли бы согнать всех в спортзал или столовую, всех держать в одном помещении под неусыпным контролем. Но нет, расселили по номерам, двери не закрывают. Чтобы каждый делал себе рабство сам, чтобы каждый пугал себя карами и сидел здесь тихо, научался покоряться самостоятельно. Делают всё, чтобы раздавить, раздавить с твоей же помощью. Молодцы, что там говорить, молодцы.
Вот уже и админкорпус. На входе два парня в форме. Удивляюсь, что они все без оружия. И те, кто в корпусе и те, в кустах, и эти. Только рации и резиновые дубинки. Странно, неужели так уверены, что всех здесь уже сломали? Хотя, может, охрана без оружия только внутри, а по периметру стоят бойцы с автоматами? Видимо так.
- Вам куда?
- Квартира номер семнадцать. Встреча с куратором.
Меня пропускают. Захожу в коридор. В нём много дверей на обе стороны. У одной из дверей ещё два парня в форме. И на двери висит номер «17».
- Я на встречу к куратору. - говорю охранникам.
- Он сейчас заняты, ждите. – мне отвечают и на меня даже не смотрят. Смотрю, коридор пуст, сесть не на что. Тогда просто сажусь на пол и жду.
Минут пять, когда из-за двери слышится женский крик. Я смотрю на ребят, они будто ничего не услышали. Ещё крик «Нет! Нет!» какой-то женщину, потом орёт мужик «Я тебе покажу, сука!». Слышны звуки ударов, женские уже не крики, а всхлипы. Я вскакиваю.
- Сиди! Чего ты? - удивляется один из охранников. Крупные такие ребята, видимо, спортсмены, с широкими шеями и толстыми руками.
- Что там делается?
- А тебя ****?
- Там женщина кричит!
- Сядь!
- Я не сяду! Там женщина кричит! - пытаюсь пройти к двери и получаю удар в живот. Сильный, я переламываюсь пополам, падаю на колени, стону и кашляю. Больно, но я понимаю, что это еще боец сдержал свой удар, дозировал. И не стал добавлять, хотя мог. Наоборот, осторожно приставил плечом к стенке.
- Не рыпайся, лучше.
Я слез по стенке, стоял на коленях, хрипел, в животе было больно. Из кабинета больше криков не было. И это было хорошо, иначе я бы снова полез на кулаки, должен бы полезть, потому что думал про Нину. Сейчас каждая женщина, которую били, была нею. Полез, хоть в этом не было никакого смысла, хоть эти ребята могли и убить меня. Полез. Я сам себе доказывал, что полез бы, и сам не знал, наверняка. Ведь кулаки у этих ребят такие болючие. И хорошо, что тишина за дверями. Не надо проверять себя. Просто свернулся клубком и дышал тихонько. Наконец, дверь открылась.
- Уберите эту сучку. - услышал я голос куратора. Кажется, это он кричал на женщину.
Вот вывели её. Небольшую блондинку в джинсах и футболке. Окровавленное лицо, испуганный взгляд, дрожь в теле. Потащили коридором, потому что идти не могла. Кажется, я её знал. Корреспондентка одного из центральных каналов. Мы как-то выпивали на каком-то фуршете. Был даже флирт, но что-то помешало. Сейчас её тянули под руки, на полу оставались капли крови.
- Заходи. - послышался голос куратора из открытой двери. Я встал и зашёл.
Большой кабинет, принадлежавший, видимо, самому директора санатория. Длинный стол со стульями, для проведения совещаний, еще рабочий стол с бумагами и ноутбуком. За рабочим столом сидел мой куратор, делал вид нахмуренный и раздражённый, но на его лице проступало удовольствие. Сука, кажется, он изнасиловал здесь корреспондентку. Такое лицо бывает после секса. Вон диван у стены. Даже полотенце не убрал. Теперь вот курил сигарету, на меня внимания не обращал, сосредоточенный на экране ноута. Я отодвинул стул и уселся, чтобы подождать, пока это хамло закончит ломать комедию.
- Я не давал разрешения сесть. – резко сказал куратор. Он говорил по-русски, но не с московским произношением. Кажется, наш.
- Я же не в армии, чтобы обо всём спрашивать. - ответил ему, стараясь сохранять спокойствие. Он грозно посмотрел на меня. Видимо, я должен был от этого взгляда испугаться и задрожать. Но я только хотел придушить его, эту жабу. И всё, больше никаких эмоций.
- Выёбываешся?
- Упаси Боже.
- Слушай, я же могу тебя уничтожить, с дерьмом смешать! - тихо обещает куратор.
- Конечно, можете. Так мы об этом будем говорить?
- Не выёбывайся, я тебя последний раз предупреждаю!
- Зачем ты бил эту девушку?
- Не тыкай мне!
- Ты тоже.
- Что! - он резко подскакивает, потом открывает ящик стола и достает оттуда пистолет, наставляет на меня. Сначала в грудь, потом в лицо. - Ты это видишь? Видишь? – орёт он.
- Конечно, вижу. - разглядываю оружие. - Это австрийский «Глок 18», да? Неплохая штука.
- Сука, я тебя пристрелю сейчас! - вопит куратор.
- Зачем? - удивляюсь я. - Могли бы меня и в Оклункове убрать, а не гонять самолет за мной через всю страну.
- Захочу, пристрелю! – стоит на своём куратор. Но мне не страшно. И я знаю, что он проиграл. Потому что, если уж хватаешься за пистолет, то надо стрелять. А вот так пугать, это детство какое-то. Он это тоже понимает, садится, прячет пистолет, смотрит на меня. Смотри сколько угодно, меня меньше не станет. - Мы ждем от вас правильной позиции. - наконец говорит он, немного успокоившись.
- Это какой?
- Вы должны делать доклады относительно мыслей и настроений в среде ваших коллег.
- Что? - я вроде бы возмущаюсь, но догадывался же, что он пригласил меня не автограф просить.
- Что слышали! Ежедневные доклады. И даже не думайте лепить дурака, писать что попало! Каждый доклад оценивается по шкале от пяти до минус пяти баллов. Что неделе подводится рейтинг и пятеро последних будут удаляться из санатория.
- Какой еще рейтинг?
- Персональный рейтинг. Вам очень повезло, что вы попали в число избранных для работы на будущем телевидению. Здесь собрались лучшие профессионалы страны, но теперь мы отбираем тех, кто настроен на сотрудничество с нами. В конце пребывания в санатории будет выставлен рейтинг, по которому вы и ваши коллеги могут рассчитывать на те или иные проекты и программы. Если вы работали старательно и доказали нам свою необходимость и настрой на сотрудничество, то вы можете рассчитывать на большое шоу, или какой-то по-настоящему амбициозный проект. Если рейтинг будет хуже, то и масштаб проектов будет мельче. При рейтинге около нуля вам придётся уйти из профессии, а при рейтинге меньше нуля, вы будете удалены.
- Удалены, это как те ребята на фонтане, перед столовой?
- Нет, они были наказаны за попытку мятежа. За плохой рейтинг вас отправят в пункт перераспределения. Так что решайте сами.
- Интересная математика. - улыбаюсь я. Улыбаюсь криво.
- Я говорю серьёзно!
- Я знаю.
- Почему тогда улыбаетесь?
- Потому что я живой человек. Не улыбаются только мертвые. Не так ли?
Он с ненавистью смотрит на меня. Я понимаю, что это плохо. Ведь этот человек имеет большую власть здесь и может навредить и мне и Нине. Но не могу сейчас играть тоньше, заставить его почувствовать симпатию ко мне. Люблю его, так же страстно, как и он. Только у меня нет права на ошибку.
- Первый доклад должен быть готов уже завтра.
- Хорошо, доклад я напишу, в этом проблемы нет. Но понимаете ли вы, что в условиях, которые вы здесь создали, все эти доклады, как к ****е дверцы!
- Что? - он снова вскакивает, ишь, раздражительный какой. - Что вы сказали?
- Мои коллеги днями сидят по номерам. Выходить на улицу им запрещено. Выходить из номеров они и сами боятся. Так что сидят по одному, по два, выходят только в столовую, но и там сидят молча. Общение ограничено, а раз так, то ограничена и информация, которую вы можете получать. Дайте им свободу! Пусть гуляют по парку, пусть ходят на море, встречаются на пляже, или в парке, пьют вино и общаются! В таком случае вы насобираете в разы больше информации!
- Здесь будет порядок!
- Слушайте, если людей в этот санаторий свозили для того, чтобы заставить их жить дисциплинированно и установить образцовый порядок, тогда да. Всё, что происходит - правильно. Но, если людей собрали здесь для того, чтобы проверить их, выяснить степень их готовности к сотрудничеству, тогда нынешняя система не соответствует поставленным целям! Потому что вы загнали людей в номера и заставили закрыть рот! Что вы узнаете в таких условиях?
Смотрю на куратора. Он тяжело дышит. Видимо, ему хочется заорать на меня, а может и, ударить. Но он не полный дурак и понимает, что я говорю правильные вещи. Ему неприятно, что я его учу, но ему нечем крыть. Разве что, снова достать свой пистолет.
- Посоветуйтесь с руководством. Я уверен, что они согласятся смягчить режим содержания, чтобы получить значительно лучшие результаты по проверке.
Он смотрите на меня. Уставился, видимо, хочет создать тяжелый взгляд. Дурачок, когда я писал про Мирро, я видел взгляд самого Шпыля, так что сейчас мне смеяться хочется, от этих потуг. Но не смеюсь, сдерживаюсь.
- Думаешь, что ты слишком нам нужен? - зло спрашивает куратор. - Да вас тут целая куча, в два, в три раза больше, чем нужно для одного канала и одной газеты! Понял? Мы можем вас отсеивать и отсеивать! И тебя могу отсеять нахуй! Слышишь?
- Конечно, слышу. Вы же кричите. - говорю я и вижу, как он сатанеет. Очень надеюсь, что всё рассчитал правильно и куратору нельзя меня пристрелить. Таки нужен я им зачем-то, иначе он давно бы уже пустил мне пулю в лоб. Вот и сейчас, едва не лопается от ярости, но к пистолету не лезет.
- Не забывай про свою девку! – орёт куратор. - Одна твоя выходка и она вернётся в пункт перераспределения! Уже навсегда! Понял?
И тут я не выдержал, ошибся. Я держал себя в руках, не давал ярости увлечь себя, но вот это упоминание о Нине, о пункте, оно было слишком болезненным для меня. Я потерял контроль, вскочил, перелетел через стол и повалил куратора на пол. Я бы задушил его, честное слово, задушил бы, потому что не контролировал себя. Но он, когда падал, ударился затылком и потерял сознание. Я начал его душить, а он даже не сопротивлялся. Я не мог так душить. Без сознания. Я же не убийца какой-то. Отпустил его. Увидел струйку крови с его затылка. Ничего страшного, он был жив, дышал, просто потерял сознание, может, даже, не столько от удара, сколько от испуга. Так же, как и я в Оклункове, когда вывел бедных братьев на верную смерть.
Смотрел на куратора и прислушивался к двери. Видимо, охранники ничего не заподозрили. Но сейчас этот хер придёт в сознание. И что дальше? Я мог бы таки придушить его, взять пистолет и попытаться прорваться в горы. Здесь мощная охрана, но хотя бы какой-то шанс. Но Нина. Она слишком слаба, чтобы бежать вместе со мной, а оставить её здесь, значит обречь на верную смерть. Нет.
Если просто ждать, то он придёт в себя и позовёт охрану. Меня арестуют. Отправят в пункт или расстреляют. Нину так же. Что так, что этак. Полная херня, почему я не сдержался, идиот!
Я сжал кулаки. Надо было что-то придумать. Я же всегда умел находить выход в сложной ситуации, потому и прославился на Мирре, а не погиб в глухих чащах на Сумщине. Вот и сейчас нужно было найти выход! Вопрос жизни и смерти!
Куратор начал крутить головой, вот-вот он откроет глаза! Я открыл ящик и взял пистолет. Ещё не знал для чего, но уже знал, что так надо. Проверил патроны, снял с предохранителя, приставил ствол ко лбу, похлопал по щекам.
- Давай, давай, приходи в себя! - говорил я ему. Он открыл глаза, увидел пистолет и уставился на меня глазами полными страха.
- Не убивай! Нет! Пожалуйста! - хрипел он и дрожал.
- А я бы очень хотел тебя убить. Очень! За то, как ты ведешь себя со мной. Но я не буду убивать тебя сейчас. И спасает тебя только одна причина. Я хочу сделать карьеру на новом телевидении. Мне нравится этот проект, я знаю, что добьюсь в нём многого. И такой таракан как ты, не сможет мне помешать. Понял?
- Да, да. – он шепчет будто в лихорадке.
- Хорошо. Тогда слушай меня. Я - профессионал. Я привык делать все наилучшим образом и меня не устраивает эта херня, которую ты здесь устроил. Она неэффективна и настраивает против нас. Поэтому ты должен доложить руководству о необходимости смягчения режима. Прогулки, море, вино, всё это должно быть обязательно. Надо развязать языки этому отродью, иначе мы не узнаем, кто из них хочет работать на нас, а кто крутит дули в кармане. Ты понял?
- Да! Да! Да! - он похож на кролика под гипнозом. В его глазах - ужас, а движения головы больше похожи на судороги.
- И ещё. Чтобы больше не лез к этой девке. Её привезли сюда не для того, чтобы ты здесь заставлял её делать минеты! Ее привезли сюда, чтобы она хорошо подготовилась к работе на новом телевидении. Если она будет ненавидеть нас, то это будет нашим поражением, виновным в котором будешь ты. Понял?
- Да! Да! Да!
- Я не позволю, чтобы твой ***ок мешал нашему великому делу. Хочешь трахаться? Беги на пищеблок и там забавляйся! А здесь не смей! Ты понял?
- Да! - Он сказал лишь раз. Я удивленно посмотрел на него и прикоснулся стволом к его лбу. - Да! Да! Да! Да! Да! Да! Да! Да! Да!
- Достаточно. Сделай доклад и убеди руководство.
Я положил пистолет на стол и вышел. Охранники удивленно посмотрели на меня. Видимо, у меня было что-то с лицом. Я вышел из админкорпуса. Волновался. Но держал себя в руках. Вроде, рассчитал всё верно. Куратор не побежал за мной, не приказал арестовать. Остался в кабинете. Я пошел в номер. Уже там зашел в туалет, сел на унитаз и почувствовал, как бьётся сердце. В глазах темнело, я еле дышал, какие-то спазмы. Это был проход по грани, но в имеющихся условиях у меня не было другого выхода. С этими ребятами иначе нельзя, только заставить себя уважать, иначе съедят с дерьмом.
Я немного отдышался, умылся холодной водой, вышел в комнату. Нина беспокойно спала: стонала, крутилась, то пряталась под одеяло, то высовывалась оттуда, но только не голову. Я вспомнил беспокойный сон Насти, там, в Карпатах. Мне стало грустно. Я подсунул другую кровать и лёг рядом с Ниной. Погладил ей голову, пытался успокоить. Вроде немного удалось. Лежал. Мне очень хотелось что-то делать. Был бы интернет, я бы уже сидел в сети. Интернет позволял не бояться времени, всегда давал возможность чем-то занять себя. Не то, что сейчас. Сейчас нужно было быть терпеливым, ждать. Присматриваться, быть готовым использовать момент, если такой представится.
Думал о будущем. Потом запретил думать, потому что не знал, что происходит и к чему идёт. Конкретные действия, вот что сейчас нужно. Нужно найти здесь единомышленников. Немного, трех-четырёх. С ними разработать план. Программа минимум - бежать в горы, максимум - похитить лодку и бежать заграницу. Рассказать там про эту тихую оккупацию. Я не тешил себя особыми надеждами. Скорее всего, Запад более или менее знает, что здесь происходит. Возможно, это результат большого торга. Россия уступает что-то и получает карт-бланш в Украине. Тем более, что внешне всё выглядит прилично, нет яркой картинки, которую трудно было бы объяснить избирателям на Западе. Если бы российские танки расстреливали Киев, это одно, а когда украинская же милиции кого-то арестовывает, это совсем другое. К тому же, Россия с самого начала намекала на связь партизан с международным терроризмом. Не исключено, что и доказательства могли подготовить. Некоторые навыки и умения у этих ребят таки оставались.
Я пролежал до самого вечера, когда услышал шаги в коридоре. Выглянул, увидел, что постояльцы идут в столовую. По одному, молча, понурив головы. Есть мне не хотелось, я бы лучше выпил, но в столовую пошел в надежде собрать хоть какую-то информацию. По дороге увидел еще нескольких знакомых. Все старательно делали вид, что знать меня не знают. Когда подходили к столовой, то ускорялись, чтобы меньше нюхать трупы, которые никто и не думал убирать. Быстро оставляли вонь позади, забегали внутрь, садились за столы, на которых уже стояли тарелки с первым и хлебом, молча ели. Я сел за пустой стол, ковырнул ложкой невкусный суп. Рядом со мной сел парень с того же телеканала, на котором выходило моё шоу. Он был военный корреспондент, известный своей безбашенностью.
- Что там на материке? - тихо спросил он, старательно жуя суп и глядя в миску.
- Не знаю. Я был неделю без сознания, сюда везли на самолете с закрытыми окнами. - я помешал ложкой суп в своей тарелке. Сомневался. Коллега мог быть стукачом. Я же мог оправдаться, что  пытался разговорить его. К этому они и подталкивают, чтобы мы не доверяли друг другу. Чтобы каждый был сам по себе, чтобы не могли объединиться. Об этом парне рассказывали, что в одной горячей точке его похитили боевики. Требовали выкуп, канал платить отказался, его должны были расстрелять утром. Ночью он ложкой, которую украл, выкопал подкоп под стеной, вылез и тихо нырнул в реку, протекавшую рядом. Это была Африка, здесь была куча крокодилов, к тому же прикормленных трупами пленных. Он это знал, но зашёл в воду. Обхватил  бревно и с ним поплыл по течению. Не двигаясь. Не подавай признаков жизни. Плыл до утра, пока не его прибило к берегу. Там рядом было какое-то селение. Дошёл туда, местный вождь вызвал ооновских миротворцев, так он спасся. Проведя ночь в реке полной крокодилов. Я не верил, что его могли здесь запугать или сломить. - Какие слухи про Журбы. Там вроде бы война, но ничего конкретного. - Я тоже говорил тихо, почти шептал, делая вид, что жую.
- Еще два дня назад здесь были два танка и четыре БТР. А вчера забрали все танки и три БТР. Один оставили, потому что он так и не завёлся.
- В Оклункове мне говорили, что военные распечатали склады с бронетехникой и грузят в поезда, которые отправляют на Журбы.
- Значит, большие потери. - мужик улыбается и наяривает суп.
- Там вроде бы во главе какая-то баба, которая ... - я умолкаю, потому что к нам подсаживается какой-то парень. Мой собеседник тоже молчок, ест суп.
- Что там слышно? - спрашивает новенький. Чувствую, как меня толкают под столом. Это лишнее: у парня такие лживые и взволнованные глазки, что не возникает сомнений - стукач.
- Говорят, сегодня фруктов дадут. - говорю я. - Так хочется персиков. - аж вздыхаю и переливаю ложкой суп в миске. К нам подсаживается четвертый, шеф.
- Нет, а что там в Украине? - никак не угомонится стукач.
- Думаю, что всё хорошо. Скорее бы уже приступить к работе.
- А вам уже сказали, какую программу дадут? – интересуется парень и завистливо смотрит мне в глаза.
- Нет, распределение, еще не проведено. - я колочу уху. Парень еще пытается разговорить меня, но я молчу. Сидим. Начинают развозить второе. Водянистое пюре и разваливающиеся котлеты из хлеба. Какая-то классика из советских столовых. Это так и запланировано, что кушаю советскую еду, мы сможем приготовиться к работе в такой же стилистике?
- Чего не едите? - интересует стукач.
- Понесу милой.
- Разве вы здесь не один? - удивляется он. Вижу, что и другие прислушиваются.
- Нет, я с любимой.
- И вам разрешили?
- Да, я настаивал.
- Ну, да, вы же звезда. - вздыхает стукач.
Ребята быстренько очищают тарелки, ждут компота. Приносят кисель с черствыми булочками. Когда первые доедают их и хотят уйти, в громкоговорителях звучит приказ всем оставаться на своих местах. Сидим. Уже все доели, ложки не царапаются об тарелки, в столовой тревожная тишина. Когда заходит мой куратор. Как всегда величественный и уверенный. Он говорит, что администрация заведения пошла нам на встречу, так что теперь можно собираться вместе, но не в номерах, а на улице или в холлах. Также каждый вечер будут раздавать по стакану вина. А с утра можно будет сходить к морю, искупаться.
- Но выход за территории, по-прежнему запрещен. После десяти вечера и до семи утра все должны быть в своих номерах. Нарушители дисциплины будут жестоко наказаны. Всё ясно? - спрашивает он и орлом смотрит на просторы столовой.
- Извините, а нельзя ли увеличить выдачу вина. Потому что один стакан, это ж только аппетит раздразнить. Или разрешить покупать напитки в счет будущих зарплат. – предлагает военный корреспондент от нашего стола.
Большинство в зале кивают головами, резонный вопрос, но подать голос боятся. Господи, до чего же легко превратить людей в стадо! Сталину понадобилось десять лет для этого, а тут недели хватило. Разве не чудеса? Три трупа на входе в столовую и у людей уже пропадает язык.
- Администрация рассмотрит эту просьбу. - обещает куратор и снова осматривает зал, за исключением того сектора, где сижу я. На меня ему смотреть неприятно, делает вид, что меня нет. - Помним о дисциплине! - строго говорит куратор и уходит.
В столовой начинают раздавать вино. Выбиваю себе два стакана. Не представляю, как всё нести: два стакан вина, стакан киселя, второе в тарелке.
- Давай помогу. - предлагает шеф.
- И я помогу! - кричит стукач, который уже выпил своё вино.
- Не надо, мы вдвоем. – отшиваю его.
Выходим с шефом из столовой. Быстро проходим возле трупов, которые посыпают хлоркой. Видимо, вонь начала добивать и до административного корпуса. Идём по аллее.
- Так ты ничего не знаешь? - шепчет шеф.
- Почти ничего. Вы тоже?
- Полная изоляция. Черт, я даже не думал, что такое возможно в двадцать первом веке.
- Здесь никаких боев не было?
- Однажды вспыхнула стрельба, где-то в горах. Продолжалась с час и всё. Никак не объяснялось.
- А как сюда отбирали? Всех этих людей?
- По редакциям. Приезжали со списком, часть забирали, а другим приказывали разойтись по домам. Редакции закрыли.
- И что будет дальше?
- Нам всем объясняли, что будет создан единый канал и единая газет, где мы и будем работать.
- Верите в это?
- А зачем им врать? Если бы хотели нас уничтожить, то уничтожили бы. Здесь же в первый день расстреляли троих, которые попытались права качать. Ты видел, возле столовой. И этого хватило, чтобы всех взять за яйца. Теперь все ходят, молчат, терпят и не рыпнутся.
- Вас вызывали к куратору?
- Нет. А зачем?
- Обязывают стучать. Я опишу наш разговор в докладе. Мы разговаривали о будущей работе. Я волновался, дадут ли мне мощное шоу, а вы, можно ли быть запустить журнал в приложение к газете. Запоминайте, на случай, если спросят.
- Хорошо.
- Здесь есть надежные люди?
- Есть. Не много, например ... - шеф открывает рот.
- Нет. Знаете - знайте. Будем придерживаться конспирации, чтобы уменьшить вероятность провала.
- Как нам выбираться из этой жопы, Остап?
- Мы даже не можем еще точно сказать, в какую именно жопу мы попали. Что там уж говорить о будущем.
Слышим сзади шаги. Нас догоняет стукач.
- Сегодня вечером разрешили погулять у костра! - кричит он, подходит к нам, начинает идти рядом. Даже поднимается с нами на этаж в моём корпусе. В номер никого не пускаю. Забираю у шефа стаканы, говорю, что подойду к костру позже.
Они уходят, я закрываю дверь.
- Ну, и что тут? - спрашивает из темноты Нина. Солнце уже зашло за горы, так что начинает быстро темнеть.
- Курорт. Или ферма. Кормят, завтра обещают даже пустить на море. Как ты?
- Ничего, нормально.
- Я принёс поесть.
- Не хочу.
- Тебе нужно есть, чтобы набираться сил.
- Может веса? Мы же на ферме. - невесело шутит она. Я кладу свой палец на ее губы, напоминаю, что, возможно, нас слушают.
- Есть и вино.
- О, вина выпью. - я даю ей стакан. Сам пробую из другого.
- Тьфу, сладкое. - морщусь я. Из вин люблю только мадеру. Но лучше коньяк.
- Ага, дерьмо. - тихо говорит Нина. Но стакан не отставляет, понемногу пьёт. – Может, прогуляемся?
- Давай, но сначала поешь. Хоть немного.
- Ты же сам не любишь кушать.
- Пожалуйста.
- Ну, хорошо. - она неохотно немного ест. Две ложки пюре, пол-котлеты и глоток компота.
- Ещё.
- Я же съела фрукты, которые ты приносил.
- Тогда одевайся, в десять должны быть уже в номере.
- Хорошо.
Она одевается. В мое отсутствие успела сходить в душу. Закручивает голову в полотенце. Таки прячет лицо.
- Пошли. - говорит она и я рад, что постепенно её голос становится таким, каким был раньше, до всех неприятностей.
На выходе сидят два охранника, те самые, с которыми я разговаривал. Предупреждают, что мы должны вернуться к десяти.
- А можете дать нам часы, чтобы мы не опоздали? - прошу у них.
Один снимает с руки дешевые китайские часы.
- Вот.
- Спасибо.
Мы гуляем. Нина не захотела идти к костру, видимо переживала из-за своего лица. Пошли глухими аллейками, где никого не было. Я подумал, что ребята из охраны стали какие-то грустные. Когда охранники в лагере грустные, то это хорошо, потому что есть надежда, что мы станем весёлыми.
- Что сейчас происходит? - тихо спрашивает Нина. Рассказываю ей, что знаю. - И что дальше?
- А вот этого не знаю. Что-нибудь придумаем.
Она останавливается. Мы стоим в сумерках. Нина с белым полотенцем на голове похожа на привидение.
- Остап, пообещай мне. - говорит она и у неё снова другой голос. Тот, перепуганный, отчаянный.
- Что?
- Если что-то пойдёт не так, ты убьешь меня. Чтобы я снова не попала в пункт.
- Малыш, всё будет хорошо и ...
- Пообещай. - настаивает она. Тишина, внизу устало шумит море, от асфальта еще веет зноем, пахнут кипарисы. - Пообещай.
- Я обещаю.
- Спасибо тебе. - она берёт меня за руку и мы идём дальше. Я сначала думаю, что просто соврал. Конечно же, даже не подумаю убивать её. Но потом я понимаю, что Нина надеется на меня. Что я действительно сделаю то, что обещал. Она действительно не хочет снова попасть в пункт и я не имею права обмануть её. Чёрт!
Чувствую, что не смогу выстрелить в неё. И ещё понимаю, что чувствую к ней что-то. Странно. Я всегда был спокоен в этом отношении. Секс - пожалуйста, а всяческая поэзия, чувства, любовь-морковь, это уже лишнее. А сейчас, какая-то нежность, когда думал о ней. Хотелось прижать её к себе и шептать какие-то глупости. Еще у меня встал член. Очень уместно, чёрт возьми!
Потом на меня накатила ярость. Потому что я подумал, что она пережила в этом проклятом пункте. Мне снова захотелось убивать. Я стал успокаивать себя, забыл про время. Хорошо, что Нина напомнила. Мы были на другом краю санатория, можно было возвращаться через площадь возле столовой, так было значительно ближе, но я не хотел, чтобы она видели трупы. Пришлось бежать, чтобы успеть до десяти. Охранники, увидев нас, заметно обрадовались. Видимо, боялись, что мы могли попытаться сбежать, нас бы поймали и нашли часы одного из них. Вернул охраннику часы. Нина пошла в номер, я остался покурить. Не на улице, а в их комнатке, так как  охранники закрыли двери в корпусу. Я заметил, что у ребят действительно были только дубинки. Даже на ночь им ничего не выдавали.
- Как я соскучился за табаком! - осторожно взял у них сигарету.
- А вам не выдают? - спросил один из охранников, который дал прикурить.
- Нет. - я затянулся, потом неторопливо курил, смаковал. Когда уже дошел до середины, один из охранников спросил:
- А что с твоей девушкой?
- Несчастный случай. По ошибке попала в пункт перераспределения.
- Что? - удивляются они в один голос и крутят головами. - Оттуда же не выпускают!
- А вот её выпустили.
- Сколько она там пробыла?
- Четыре дня.
- ****ец! - они говорят это почти хором и замолкают.
Я уже докуриваю сигарету, когда один из охранников говорит:
- У меня кум был в охране такого пункта. День проработал и попросился на фронт. Сам!
- А нам и проситься не надо. - кривится другой охранник и плюет на пол.
- Вас тоже на фронт посылают? – удивляюсь я.
Ребята кивают.
- Завтра в восемь быть готовыми. При оружии. Повезут на Бельбек, а оттуда уже самолетами на передовую.
- Когда я в Оклункове в сознание пришёл, то, как раз туда раненых привезли. Около полусотни. С фронта.
- Чёрт! - плюет уже другой. - А вот слушай, почему всё начиналось в Оклункове, ну, с партизанами теми, а война сейчас в Журбах?
- Я не знаю. Говорят баба там какая-то?
- Да, баба. Зачарованная, говорят. Пули её не берут. И еще генерала Розтинайко к себе перетянула.
- Какого генерала?
- Ну, это известный генерал, один из лучших.
- Да, блять, какие там лучшие. Сейчас не генералы в Украине, а ворьё! - сомневаюсь я.
- Нет! Он настоящий генерал! Боевой! Здоровенный такой! За два метра ростом! Он руководил дивизией, которая Журбы брала. Хорошо руководил, уже партизанам ****ец был, окружили их, разгромили, только добивай, а она пошла к Розтинайко и показала ему видео. Из пункта перераспределения, который они раньше захватили. И генерал Розтинайко перешёл на её сторону. Сейчас, говорят, наступление у них. Розтинайко отступать не умеет. - эти ребята говорят о генерале Розтинайко со странным уважением, хотя им же с ним воевать.
- У нас на базе два батальона морской пехоты российской переоделись в нашу форму. Бросили их в бой, чтобы фронт держать. Так и нас бросят, видимо, херово там всё.
- Еще, говорят, чеченов пригласили. Кадыровских. А бомбить боятся, потому что американцы запретили.
- Нами будут забрасывать наступление, пушечным мясом. – сокрущается один их охранников, другой тяжело вздыхает. Нет, они не врут, не проверяют меня. Слишком простые для этого. Просто ничего уже не боятся, потому что завтра на фронт.
- Блять, не завидую вам. А если в горы уйти? Вы же местные?
- По горам спецназ российский шарит, с татарами воюет. Хотя к тем, хотя к другим попади - пристрелят.
- И семью в пункт сразу отправят. За дезертирство.
- Это ещё в лучшем случае, в пункт. А могут и расстрелять. Вот несколько лётчиков улетело к партизанам, так их женщин с детьми на плацу, на виду у всех расстреляли. Другие боятся теперь.
- Херовая ситуация. – подвожу я итог. - Ну, пацаны, желаю вам выжить. Хоть как-то, а выжить, потому что, судя по всему, там страшная мясорубка. Думаю, что скоро и нас на фронт погонят.
Стоим, молчим. Я еще пытаюсь узнать подробности происходящего, но ребята знают немного.
- Вы это, ребята, осторожнее разговаривайте. Потому что стучат тут. - говорю им и слежу за реакцией. Охранники честно удивляются.
- Вы же звезда! - говорит один.
- Звезду ещё легче за яйца взять, чем не звезду. Я то - могила, а вы осторожнее. Всё, до свидания, успехов вам.
- Спасибо, вам также.
Поднимаюсь в номер. Ложусь в постель, обнимаю Нину. Она уже спит, после прогулки и вина. А я нет. Лежу рядом с ней до утра. Думаю, что надежда есть. Что может всё не так навсегда и без вариантов, как казалось. По крайней мере, очень хочется в это верить.