Конкурсное произведение 20

"Ужасная планета"

Новеллист
(21 541 знаков с пробелами)

Это было их первое путешествие с далекой системы. Как и следовало ожидать, вероятность встречи с Землей была нулевая, но она произошла.
– И-щи-те и об-ря-ще-те, – медленно по складам сказал Пер-гарт первые слова на новом, как они узнали, великом и могучем языке под названием русский.
– Сезам, открой дверь! – в охотку ответил Макморд, соблю-дая рудиментарную грамматику.
– Жребий брошен, – уже совсем уверенно произнес Пергарт.
– Рубикон перейден, – Макморд закивал в знак согласия.
Пергарт удовлетворенно потер щупальцами.
– Ну что ж, всеми земными языками мы вполне сносно ов-ладели. Да, кстати, ты не нашел доказательств прежних посещений Земли инопланетянами? Интересно, следы былых пришельцев наблюдаются?
– Следов постоянного пребывания нет, но об одномомент-ных визитах говорят многочисленные упоминания об НЛО.
– Следовательно, были...
– Но долго не задерживались и не устанавливали контакты, а по какой причине – неизвестно. Но мы их наладим, вот моё твер-дое слово на “Библии”, - Макморд положил щупалец на книгу.
– Не будем отвлекаться, – Пергард сделал знак, – приступа-ем ко второй стадии – к систематизации знаний; здесь в библио-теке вся информация, собранная землянами за их многотысячную историю.
Молодые, но уже опытные космические экспериментаторы сверхорганизованные БУКи класса Z, Пергарт, сугузняк пси-величины знаний, и Макморд - эпсилон-величины знаний, чуть положе и поплоше, словно шкафы, положенные навзничь, рылись в развале книг, поднимая шумным листанием несусветную тучу застарелой пыли. Почкообразные, они довольно пронырливо дви-гались в громадном книгохранилище, протянувшемся на два длинных квартала. Тоннели, проходы, коридоры – всё было заби-то книгами до потолка – хаос и обилие имен авторов и названий. Выпрыгивающие из тел щупальца с бесчисленными присосками так и мельтешили в беспокойном движении с мягким и шурша-щим отцепом по обложкам, пытаясь извлечь все книжные сведе-ния до последнего. Пергарт и Макморд жадно таранили древние тома своими белоснежными телами, на которых почти не росли волосы, а вместо сконов выделялись по две пары дырок над хо-рошо разветвленными в стороны звездообразными клумами. Плоские стубы придавали решительность и настойчивый полет мысли, отчего сквозь телесную восковую оболочку в такт напря-женной умственной работе, как цветомузыка, вспыхивали лучами гравсконы.
Они шли по многократно проторенному пути познания – беглого просмотра отобранных биологических образцов с после-дующим экспромт-выводом. И первая заповедь их инструкции гласила: в целях быстрейшего освоения космического простран-ства не утруждать себя лабораторными и всякого рода долгосроч-ными исследовательскими работами; заповедь вторая наставляла: не отвлекаться от графика посещения планет; третья говорила: не принимай на веру то, что лежит на поверхности; а четвертая за-поведь вообще запрещала проявлять какие-либо эмоции от легко-го и быстрого успеха.
Сугузнякам было некогда в насыщенной круговерти посе-щаемых планет и астероидов. Время – вот главный основопола-гающий фактор, а пространство – приложение к нему. Работа по первоисточникам – обязательный метод. Они доверяли местным ученым светилам. Если те писали в своих трактатах, что баобаб живет тысячу лет, – значит, так оно и есть. Подвергать даже ма-лейшему сомнению, ждать тысячу лет, наблюдать баобаб в росте и перепроверять факты, отработанной практики не было (см. за-поведи).
Земные языки они одолели легко и непринужденно, о чем свидетельствовали всполошенные лучи в гравсконах. Встроенные в кламах лингвистические капсулы собрали и свели все слова из книг в словари, а словари – по склакорам сугузняков, и теперь они тратили время на самое необходимое – аналитическое опре-деление форм и видов.
Сегодня по насыщенной программе предстояло провести экспертизу 1 000 000 разновидностей от низших до высших эк-земпляров.
– Итак, напоминаю, главное для нас – правильно расставить акценты, – сказал Пергарт. – Эта планета местными аборигенами зовется Земля, а в наших анналах она числится, как третья плане-та Солнца, желтого карлика, звезды 5 величины в созвездии Гальпы сектора КАМ 882. Глухая провинция космоса, 6 конти-нентов, 4 океана, сутки – 24 часа, климат теплый, условия жизни благоприятные.
– Образец номер семь! – объявил Макморд.
В мерцающем ореоле магнитного поля, служащего непрони-цаемой охранительной клеткой, возникло яркое свечение, сгу-стившееся в высокое, стройное, тонкое, непонятно какое сущест-во, привязанное не совсем крепко-накрепко невидимыми нитями к какой-то подставке из двух крест-накрест шестов. Оно как рас-тение ветвисто тянулось кверху и книзу очень подвижными и гибкими, длинными парными сочленениями.
Макморда заколотила дрожь и он прижался к полке еще сильнее, колени предательски подогнулись, лапки не держали его. Он в изумлении смотрел на это убожество, на это омерзение, на это уродство, на этого фантастического ублюдка. Макморд был в ужасе, мыщцы его свело. Его состояние передалось Пергарту, но он нашел в себе силы спокойно заметить:
– Вообрази себе, что этот образец приятнее жуткого сокера с планеты Пжэар. И запомни, наука не терпит брезгливого к себе отношения.
Успокоившись, Макморд тут же произвел нужные визуаль-ные антропометрические измерения.
– Рост 183, вес 62, охват в широкой части 90, в узкой части 60.
- 90 – 60 – 90! Забавная закономерность, идеально построен-ная модель! – восхитился Пергарт.
Энергично заглядывая то в одну книгу, то в другую, сугузня-ки стали кидать исполненные любопытства продолжительные взгляды на стоявшего перед ними вполоборота представителя земной флоры, а возможно, они пока еще не знали, фауны, или сочетания в одном организме того и другого в какой-нибудь про-порции. Больше всего они боялись встречи с имитацией, как ме-ханизма приспособления и обмана исследователей. Сколько уже было случаев по пути сюда, когда на поверку растения оказыва-лись животными, а животные – растениями.
Образец номер семь был точеный, словно отшлифованный из белого мрамора неизвестным природным мастером экземпляр, который в этот момент свободным от пут ответвлением отвлекся на соблазнительную жвачку, предложенную пришельцами в кра-сивой упаковке, как тест на красный цвет.
– А, в общем, прекрасный образец! – прибирая зумпами от удовольствия, забавлялся его экзотическим видом Пергарт.
– А как отчаянно сопротивлялся нашим биороботам, что струпьями сошла верхняя оболочка! Только так можно было по-гасить дикую вспышку этого свирепого трампа, похожего выход-ками на бешеного необъезженного муранга с одноименной плане-ты.
– Огромная жизнеспособность! – согласился Пергарт. – Био-роботам пришлось несладко, я сам лично, брр, не хотел бы ока-заться в мокрых и вонючих трокулах этих исполнительных тупиц. А у образца на это, обрати внимание, уникальная мимикрия – отключил все чувственное восприятие с внешним миром на ти-пичный болевой или неприятный раздражитель, принял бледную защитную окраску и притворился безжизненным. Но зато сейчас, полюбуйся, пришло в движение и принялся фрумами за жвачку, выказывая свою всё пожирающую всеядность и неразборчивость в питании.
– Послушай! – Макморда вдруг осветила внезапная догадка. – А эти существа, бесчисленно населяющие планету, органически близки нам! Как понимать, что на их широкой поверхности тела почти нет волос, за редким исключением той верхней части, ко-торую бы я назвал кламой.
– Тоже скажешь чушь! – Неудачное сравнение какой-то тва-ри с себе подобными оскверняло и оскорбляло патриотические чувства Пергарта, историческими генами влекомого зову далеких предков высокоорганизованных БУКов.
– Похоже, нам предстоит сегодня трудный день, чтобы мож-но было быстро и легко найти все недостающие звенья в развитии планеты и с чувством исполненного долга отправиться дальше на край звездного скопления? – стал пугающе допытываться Мак-морд.
– Поменьше сентенций, продолжим систематизацию. Вполне возможно, мы стоим на пороге раскрытия очередной из тайн при-роды Земли, ее эволюционного пути развития, – сказал Пергарт. Он тремя присосками держал книгу, а одной успевал мгновенно перелистывать страницы, так что от книги веяло легким дунове-нием холодного ветерка. – Книга называется “Евгений Онегин”. Судя по описанию крупным ученым первой половины девятна-дцатого века Александром Пушкиным, перед нами во всем своем обличии так называемый вид, по его личному определению полу-чивший научный термин – Ольга, – и Пергарт стал водить при-сосками по строчкам, звучно жуя шурбом и скрипуче присвисты-вая:
– “Глаза, как небо голубые;
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан, Все в Ольге...”
– Стоп, стоп, будь внимательней! Что касается нашего об-разца, волосы есть, но только не льняные, – усомнился Макморд, обратив внимание на весьма принципиальное отличие и попутно пожурив товарища за ошибку и потерю научной бдительности. – Прав, по-видимому, другой древний корифей науки, тоже Алек-сандр, но Дюма, это по его терминологии – миледи из “Трех мушкетеров”! – И он привел в доказательство строки:
– “Д‘Артаньян увидел, что дама была молода и красива. Это была бледная белокурая женщина с длинными локонами, спус-кавшимися до самых плеч, с голубыми томными глазами, с розо-выми губками и белыми, словно алебастр, руками”.
– Не кажется тебе, что у нашего экземпляра волосы темнее? Поэтому я строго придерживаюсь версии, что это по-научному – Тамара! – Пергарт уже почтительно перелистывал следующий академический труд по рытью, как он предполагал, котлованов под лаконичным названием “Яма” какого-то инженера-фортификатора Куприна:
– “Тамара, тихая, уютная, хорошенькая девушка, слегка ры-жеватая, с тем темным и блестящим оттенком волос, который бывает у лисы зимою на хребте”.
– Не-е! По-моему, волосы требуют более тщательной кор-ректировки – они еще темнее – цвета, как бы сказать, ночного неба, – точно вынес собственный нюанс по цветоощущению Макморд и смачно выругался. – Чтоб нашим прасоздателям было неудобно почковаться, но я заявляю со всей ответственностью и определенностью перед близкими и дальними, настоящими и бу-дущими родственниками, что перед нами госпожа Бонасье собст-венной персоной, или, как еще ее дополнительно называл ува-жаемый Дюма, – Констанция.
“Д‘Артаньян, оставшись наедине с госпожой Бонасье, по-вернулся к ней. То была очаровательная женщина лет двадцати пяти, темноволосая, с голубыми глазами, чуть-чуть вздернутым носиком, чудесными зубками. Мраморно-белая кожа ее отливала розовым, подобно опалу”.
– Причем здесь Констанция? Даю свой хвост на отсечение, что волосы действительно как космическая мгла в созвездии Зульпа у Алькабасана, но глаза, глаза не подходят – далеко не голубые! – Пергарт пристально ощупывал пучком лучей образец, удивлялся в больших глазищах на игру света при неоновом осве-щении, и долго не мог привести в систему свои многочисленные роившиеся в гравсконах догадки.
Зато Макморд уже оперативно вычитывал новую цитату из толстенного фолианта в золотом тиснении автора Льва Толстого “Воскресение”:
– “Катюша, сияя улыбкой и черными, как мокрая смородина, глазами...”
– Опять все не то, не то, Макморд.
– Очередная техническая неувязка? Не на тех деталях акцен-тируемся?
– Ты уверен, что мы не ввергаем себя в уже запрограммиро-ванную ошибку? Рази меня звезда Бента Церкава, но у нашего экземпляра глаза совсем не черные – светлее на два порядка и один колер! – на уже освоенном земном наречии запротестовал Пергарт.
– Правильно. А поскольку и не голубые, следовательно, при-ходим к общему знаменателю и частному определению, серые и только серые, как у Зои! – Язык землян Макморд освоил тоже не хуже товарища, что дало ему право привести в доказательство другую цитату из Куприна:
– “Зоя, высокая, красивая девушка, с круглыми бровями, с серыми глазами навыкате, с самым типичным белым, добрым лицом русской развратной, беспутной женщины”.
– Как ты сказал, эта с серыми глазами с лицом кого?.. – не понял Пергарт, стараясь соотнести приведенное выражение с чем-нибудь знакомым. Его осклизлое мерло от напряженного поиска ассоциаций приняло фиолетовую окраску.
Макморд с готовностью привел длинную выдержку из тол-кового словаря.
– Ну, это у них... гм... особа легкого поведения, осуществ-ляющая... хм... самую гнусную, разнузданную, широкомасштаб-ную продажу своего тела с целью наживы, коим противоправным действием входит в криминальное противоречие с Конституцией и Уголовным кодексом.
– Надо же, мелкая субстанция, примитивная форма жизни, низкая ступень развития, а какие проявляет страсти-мордасти. У нас, цивилизованных сугузняков, дарить себя или отдавать собст-венное тело в аренду – пожалуйста, но чтобы продавать тело... зачем и кому ее тело может понадобиться, для какой цели, какой покупатель может воспользоваться этими ее исключительными свойствами? – Изумлению Пергарта не было границ. Он часто и нервно сучил задними щупальцами, теребил их друг о дружку, словно у него обнаружился тупой приступ ревматизма и трением он снимал боль. Сказывалась сырая земная атмосфера и его на-ружная слизистая оболочка нуждалась в большей дозе спаситель-ной радиации.
– Теперь все ясно! – догадался Макморд. – Это Пышка. Из-вестный французский естествоиспытатель, как писали о нем со-временники в предисловиях, знаток, певец и выразитель женской натуры, основоположник раскрепощенного подхода к интимной жизни Ги де Мопассан, вписавший не одну яркую и колоритную страницу в области амурных отношений в той части науки, кото-рая называется у землян любовью, так классифицирует это до-вольно странное существо:
“Женщина – из числа так называемых особ легкого поведе-ния – славилась своею необыкновенной полнотой, которая стяжа-ла ей прозвище “Пышка”. Маленькая, кругленькая, заплывшая жирком, с пухлыми пальцами, перетянутыми в суставах наподо-бие сосисок, с лоснящейся гладкой кожей, с необъятной грудью, распиравшей платье, она все же была привлекательна и пользо-валась успехом – до такой степени радовала взор ее свежесть. Лицо ее походило на румяное яблоко, на готовый распуститься бутон пиона...”
Пергарт пространно слушал и сомневался. Он в уме расстав-лял все акценты по полочкам, но детали в чем-то не сходились, а какие-то не хотели вставать на место. Стоявший перед ними, жующий научный экземпляр вовсе не вписывался в некое строгое математическое или физическое определение по формам – не за-плыл жирком, если не считать нормальную защитную корочку, волнующуюся спелыми кожными буграми от земной температуры и давления. Да и эти наплывы... Как понять функциональное на-значение двух передних выпуклостей на груди, заканчивающихся на оконечностях крупными розовыми шариками, покоящихся на светло-коричневых розеточках, как зрелые ягоды на блюдечках?
Пергарт неуютно заерзал на книгах.
– Слушай, братец-сугузняк, надо спешить, мы увлеклись на-турными описаниями. Пора делать первые выводы, а у нас еще множество нерешенных вопросов: естественная среда обитания, время линьки, размножение, пища и регулярность кормления, практическое применение: можно ли на них охотиться или их надо охранять, – сказал он и задумался. – Так все же, кто это: Констанция, Тамара, Пышка? Пора ставить точку. Твое мнение?
– Не могу так с ходу сориентироваться, не хватает еще ка-ких-то существенных данных. Может это – ключ к решению? – вдруг загорелся очередной идеей Макморд. – Тебе что-нибудь говорят слова “девушка” и “женщина”, во множестве разбросан-ных по книгам? Какая связь: по внутренним или внешним при-знакам, в физиологии или, скажем, в физиогномике?
– Не вижу никакой! – признался Пергарт. – Но может вот эта фраза прояснит картину окончательно. – Извлеченная из слоя вездесущей пыли черная книга была краями изрядно потрепана, и заглавие на обложке потускнело.
– Любопытно, любопытно! – Макморд засмотрелся на книгу.
– “Когда в девушке просыпается женщина, она готова пре-вратиться в самку, при этом перманентно развивающийся ин-стинкт продолжения рода толкает ее на множественные или дис-кретные отношения с мужчиной, несущие в большей части ла-тентный характер”.
– Самка... самка... – напряг буркли Макморд, потом при-ободрился. – Кстати, вот что сказал по этому поводу уже упомя-нутый Лев Толстой:
“Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Чер-ты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно го-ревшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь час-то видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка”.
- Что такое самка? – тут же сам собою из Пергарта изрекся вопрос.
Сугузняки совсем запутались в неразрешимой загадке. Сло-во “самка” им тоже ничего не говорило и не добавляло к сказан-ному, только усложняло и затягивало экспертизу. Несомненно, одно было ясно, что это была не Тамара, не Пышка. Тогда - кто?
– Требуется эксперимент! – смело высказался Макморд.
– Ты прав, когда ничего другого не остается. Закон любого серьезного исследователя – пока не потрогаешь, пока не пощупа-ешь – никаких выводов. Плодотворный эксперимент принуждает раскрыться природу во всей своей ипостаси! – напомнил основ-ной принцип познания Пергарт.
– Точнее, во всей своей наготе, – довел до совершенства окончательную мысль Макморд.
– Да, но... – замялся Пергарт.
Но Макморд уже тянулся к образцу присосками. Они напол-нились слизью и отблескивали световыми зайчиками.
– Осторожнее! – испуганным голосом вскрикнул Пергарт. – Осади назад. Азарт помутил твой рассудок, и ты забыл о данных нам заповедях, регламентирующих наше космическое задание.
Выдвинутым крючковатым жгутиком он нервно указывал на строчку в новой книге.
Макморд резко отпрянул и прочитал:
– “Неосторожно притронувшись к девушке, не важно при свидетелях или без оных, по закону чести должно немедленно жениться на ней, даже если решительно не настроен взаимно и не питаешь нежнейших чувств”.
Он не думал и минуты.
– Готов поставить эксперимент на себе, экспериментировать – так экспериментировать до конца во имя науки, я женюсь на ней! – Макморду не терпелось приступить к самому ответствен-ному опыту в своей жизни и стать в этой области первопроход-цем. Его длинный мерль неуловимо извергся из верхнего отвер-стия и облизал мерло. – Но как это сделать? Что значит – женить-ся? Это связано с большим риском? Вот, например, эта книга до-казывает, правда не совсем понятно как, что женитьба устраняет перекосы какой-то практикующейся на Земле половой жизни ме-жду особями.
– Чш, чш, это чревато последствиями, а вдруг смертельны-ми, и где гарантия того, что ты не переоценил свои силы? – за-шипел Пергарт, которому огромный жизненный опыт подсказывал не торопиться и не делать ничего лишнего. – Подумай прежде, женитьба – это, значит, произвести какое-то физическое, химическое, биологическое или иное другое действие по отношению к субъекту. Но насколько оно безопасное и полезное, мы не знаем, а возможно, наоборот, это западня.
Макморд умоляюще сложил вместе щупальца.
– Вовсе нет! Это прекрасный организм, пусть примитивный, но он идеально приспособлен к окружающей среде, и разве цель не оправдывает риск? – Он все еще симпатизировал образцу, уп-рямо отгоняя непрошеные мысли о возможном неудачном науч-ном результате, интуитивно чувствуя, что от него вреда никакого и общение с ним не смертельно, а приятно, как бывает приятным взаимное общение даже с самым диким зверем, если его приру-чить зиглучами.
– О Всевышний Вседоподлиннейший Разум Метагалактики! – по-земному завопил Пергарт, его щупалец остановился на нуж-ной странице. – Ты отдаешь себе отчет? Перед нами чудовище, монстр, вампир! Оно только с виду миролюбивое существо, пока насыщает свой голодный инстинкт дармовой жвачкой. Без нее неизвестно, какую еще дикость выкинет в своей агрессивной яро-сти. Оно опаснее крокта и коварнее мелькеи с планеты Шершея. Известный в ученом мире Некрасов предупреждает всех, дабы остерегались их. Каждое слово его описания вопиет о страшных чудищах:
“Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!”
Пергарт совсем распалился от негодования. Его слюна так и брызгала во все стороны.
– Ты сможешь подобное продемонстрировать?
– Хотел бы и я на тебя посмотреть! – возражение было не-поддельное.
– Признаюсь, я тоже... не смогу. Если только в защитном ог-неупорном костюме…
Макморд был на перепутье, колебался и медлил. Но вот на его широком мерле появилась решимость.
– Желаю провести опыт в полном объеме по расширенной программе.
Его перебил друг.
– Сугузняк ты неверующий, говорю тебе, это веселенькая планетка. Вот еще одно документированное доказательство их смертоубийственности:
“Женившись на Марье, Иван не успел насладиться сколько-нибудь счастьем в полной мере от молодухи. Стал на глазах хи-реть, чахнуть, медленно угасать и в один из ненастных дней от-бросил коньки. Злые языки утверждали, что это дело нечистых рук Марьи, погубившей уже четвертого мужа”.
– Вот почему эту планету обходят стороной пришельцы! – дикий страх парализовал Макморда.
Этот довод был последней стадией отчаяния. Макморд и Пергарт пришли в крайне возбужденное состояние, они ощетини-лись, мерла их были суровы и угрюмы, как последний день доэк-вивембера Сумерты на диске Пикасты.
– Быстрее в корабль, двигатели к пуску, возвращаемся! – скомандовал Пергарт. – Пока не отбросили коньки. Никто и нико-гда из сугузняков в путешествиях не подвергались таким смер-тельным опасностям.
– Эта ужасная, неприветливая, кошмарная, гнусная планета, еще не созрела для контакта! – судорожно изрыгал проклятья Макморд.

* * *

Не закончив экспертизу остальных земных образцов, косми-ческие экспериментаторы Макморд и Пергарт в страхе взмыли в небо, чтобы живыми и невредимыми вернуться через три тысячи шестнадцать галактик в свои родные Сугузняки.