По эту сторону стены
В Буэнос-Айресе – конец осени, но солнце светит так же ярко, как летом. Оно отражается в окнах домов и делает их ещё более сверкающими. На углу кладбища замечаю средних лет мужчину и женщину, ожидающих зелёного света на перекрёстке. Пока автомобили спешат пересечь улицу, женщина подставляет лицо к солнцу, разводит руки в сторону и восторженно произносит:
– Ах! Жизнь прекрасна и удивительна!
Мужчину нисколько не удивляет раскованность его спутницы. Он смотрит на неё без всяких эмоций и говорит:
– Ну да! Спеши радоваться, пока ты по эту сторону стены.
Невольно улыбаюсь театральности эпизода, исполненному словно по специальному сценарию: восхищаться жизнью вблизи с городом мёртвых. Но почему бы и нет? Живым – живое. Вокруг кладбища «Реколета» расположены самые шикарные рестораны, самое большое количество ночных клубов и отелей для интимных встреч. А теперь ещё заканчивается строительство крупнейшего торгового центра. Иногда я думаю, что живу в самом развратном месте города.
Ловлю себя на мысли, что ежедневно проходя мимо кладбищенской стены, никогда не размышляю о смерти и её неизбежности. Зато обращаю внимание на всякую чепуху, не имеющую к вечности никакого отношения. Например на то, что дворники не моют тротуар у стены с мыльной водой, что у сеньориты из соседнего дома бульдог опорожнился поносом, и что теперь праздные толпы туристов разнесут это по всему периметру исторического центра.
Год тому назад собиралась написать, как ассоциативный ряд детство-зрелость-старость-смерть отражён в музыкальных произведениях. Даже подобрала для описания два самых известных – «Четыре последние песни» Р. Штрауса и «Колокола» С. Рахманинова. Но потом занялась другими темами и об этой как-то позабыла. Однако мой путь до работы, где участок с детским садом можно ассоциировать с детством, тот, что с институтом – с молодостью и зрелостью, дом престарелых – со старостью и закатом жизни и, наконец, «Реколету» – с самой смертью, опять-таки вернул меня к прежней задумке. О «Четырёх последних песнях» Штрауса я уже писала в очерке «Времена года в музыке», поэтому остановлюсь коротко на «Колоколах».
Вокально-симфонический цикл «Колокола», написанный в 1912 году, стоит особняком в наследии Сергея Рахманинова. Композитор только единожды обратился к подобному грандиозному замыслу в контексте с новейшими веяниями в музыке начала ХХ века. Смысловой потенциал рахманиновского цикла, базируемого на переводе К. Бальмонта стихов Э. По, необъятен и тождественен по своей философской сути представлению о мире и человеческой жизни. Композиционная форма произведения соответствует четырёхчастной структуре, где в основе единого поэтического образа лежит колокол, издающий звук радости и веселья, звук тревоги или звук, призывающий с небес.
Каждая из частей цикла отражает символический образ металлов, воплощенный в тексте Э. По: серебра, золота, меди и железа. Для этого Рахманинов использует все краски современного оркестра. В первой части преобладает звучание колокольчиков, треугольников и флейт, а также верхний регистр у тенора:
Слышишь, сани мчатся в ряд,
Мчатся в ряд!
Колокольчики звенят,
Серебристым легким звоном слух наш сладостно томят.
Во второй — голос сопрано с преимущественным звучанием группы струнных инструментов в оркестре:
Слышишь к свадьбе звон святой,
Золотой!
Сколько нежного блаженства в этой песне молодой!
Третья часть полностью оркестрово-хоровая, с гремящими ударными и с доминированием низкого регистра у инструментов:
Слышишь, воющий набат,
Точно стонет медный ад!
В финальной части так же преобладает низкий регистр у струнных, духовых и органа:
Похоронный слышен звон,
Долгий звон!
Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен сон.
Не могу сказать, что при всей своей грандиозности и многоплановости «Колокола» являются моим любимым произведением С. В. Рахманинова. Слушая его, мне всегда становится немного жутко. Наверное потому, что невольно вспоминаешь о смерти. А этого, по большому счёту, никогда не хочется, пока живёшь по эту сторону стены.
Свидетельство о публикации №211060700131