Одичавший юбилей

Буденовка, как и многие другие сёла в наше время, была обречена на вымирание. Крушение великой империи можно было четко наблюдать по развалинам этого маленького, ставшего неперспективным села.  И так уж случилось, что после развала Союза в Буденовке остался только один житель – 80-летний одноногий старик, которого за простоту характера сельчане по-свойски называли Иванычем. В этот, как оказалось судьбоносный день, старик лежал в постели и изнывал от нестерпимой боли. И надо же было сломать ногу в свой день рождения. Чем всё это может закончиться Иваныч старался не думать, так как был уверен, что его единственный сын, пообещавший приехать на юбилей, сдержит своё слово. Конечно, его тревожило, что из Смоленска до юга Казахстана путь неблизкий и всякое может случиться,  но и его Пётр – человек не простой, журналист с именем.

Этот злополучный перелом был следствием нелепого, но трагичного события – потери старой кобылы Майки. Лошадь для старика была не только незаменимой помощницей в хозяйстве, но и транспортным средством, благодаря которому, мог получать пенсию и делать покупки в райцентре. Днем Майка паслась на лугу сзади дома, а ночью находилась за крепким засовом в старом хлеву. В ожидании сына Иваныч, перебрав на радостях самогонки, крепко уснул, а кобыла, оставшись на улице, стала жертвой одичавших собак. Когда наутро старик увидел разодранную Майку, пришел в отчаянье. Надо же было случиться такому именно тогда, когда он собрался ехать за покупками к своему юбилею. Громко матерясь и сетуя на судьбу, старик заковылял на протезе в дом, но вдруг, споткнувшись о ступеньку, упал  с крыльца и сломал ногу. Отлежавшись некоторое время, он посмотрел на улицу и похолодел от ужаса. К его двору подходила та самая одичавшая свора собак, которая задрала его лошадь. Глянув на них, старик понял, что в их глазах он очередная кобыла.

Корчась от невыносимой боли, Иваныч кое-как ползком забрался в дом и плотно прикрыл дверь. Теперь собаки были для него не опасны, но и оставаться на холодном полу, тоже не хотелось, возраст всё-таки, можно запросто пневмонию заработать. Не один час прошёл, пока он смог добраться до кровати, а потом затянуть на неё тело. Полностью осознать своё положение старик не успел, так как тут же впал в забытьё.

Однако когда  спустя время Иваныч пришёл в себя и увидел, что стало темнеть, сильно забеспокоился: а вдруг сын не сможет приехать? Что тогда? Смерть… За что ему выпала такая участь? Неужели, ему уже не суждено обнять сына? Не встать ранним утром, чтобы на зорьке с удочками прогуляться до речки? Не полюбоваться тем, как ожиревший сазан ударом хвоста разбивает зеркальную гладь воды? Не вдохнуть больше запах ночной степи, где из-за обилия ковыля и душистой полыни кружится голова? А звезды? Какое здесь звездное небо! Кажется, что Творец, создавая  вселенную, нечаянно их здесь просыпал или выплеснул больше положенного…

 Чем же он так прогневил небеса? Были грехи, конечно, но у кого их не было в те страшные сталинские времена. Были и доносы, но не донеси он, то донесли бы на него за то, что своевременно не просигнализировал куда следует. Нет, успокаивал он себя, здесь не его вина, время заставило. Вспоминать о годах войны ему и вовсе не хотелось, тоже не он себе судьбу выбирал.

Ближе к полуночи, когда Иваныч совсем уж было отчаялся, вдруг раздался шум тормозов и в дом вошёл сын.
– Петя! Сынок! Приехал, родной! – обрадовался старик, и слеза счастья скатилась по его лицу.
– Здравствуй, отец, – вдруг как-то сухо и холодно поприветствовал он своего отца и сел на стул у стены.
– Петенька, сынок, что случилось? – оторопел от такой встречи отец.

Но сын отвечать не спешил. Он внимательно всматривался в его лицо и что-то мучительно пытался понять. Прервав воцарившееся молчание, Иваныч повторил свой вопрос, но вместо ответа сын протянул ему кипу пожелтевших газет:
– Узнаешь?
Одного беглого взгляда ему хватило, чтобы узнать эти злосчастные газеты. Как он мог объяснить сыну, что заставило его на оккупированной немцами территории быть редактором газеты?
– Прости, сынок. Молод был я, не понимал, что делаю. Давай, Петя, отвези меня в больницу, а потом я тебе всё объясню. Очень трудно мне сейчас говорить об этом, и нога, будь она не ладна, болит сильно. Сломал нечаянно.
– Может, ты мне и это сможешь потом объяснить? – вынув несколько фото из внутреннего кармана пиджака и бросив на грудь отцу, спросил Пётр.

Иваныч глянул на первое фото и увидел на нём себя в полицейской униформе. Другие были ещё хуже: там он стоял в компании карателей на фоне виселиц. Словно отмахиваясь от чумы, старик резко отбросил их от себя и, помолчав, сказал:
– Не один я такой был. Думаешь, все рвались умирать за Родину, за Сталина?
– Верно, много таких ещё осталось, которые не гнушаются и на парады ходить, и квартиры себе выбивать, и привилегиями пользоваться. Кто он был?
– Ты про кого?
– Про того, кого ты убил, чтобы документами и биографией чистой обзавестись.
– Не знаю, он комиссован был, домой ехал после ампутации.
– А свою ногу ты где потерял? Не на фронте же?!
– Дружок Гриша посодействовал, он тоже в полиции со мною был, а до войны хирургом работал.
– И как же ты все эти годы жил? Не страшно было?
– Страшно, Петя, ещё как страшно. Вот я и уехал жить подальше от тех мест. Откуда ты узнал всё это?
– По заданию редакции материал собирал, вот случайно и наткнулся.
– Что делать будешь? Умирать меня бросишь? – спросил старик и, не получив ответа, продолжил, – не делай этого, сынок, не надо. Дай умереть по-человечески. Недолго мне уже осталось, я ведь вырастил тебя всё-таки, жизнь дал. В тебе моя кровь.
– Да будь она проклята, эта твоя кровь. И вырастил меня не ты, а тот, чью жизнь ты себе присвоил. Боишься, что я брошу тебя здесь умирать? Не переживай, будет тебе «скорая», поживешь ещё...
– Спасибо, Петя, и прости меня, если можешь.
– Бог простит, и не благодари меня, не надо. Я о тебе материал сделаю в газету, – оборвал он отца и, резко встав, вышел из дома.

Настигнутый врасплох  и подавленный последними словами сына, Иваныч не сразу понял, что случилось непоправимое…

Журналист не мог знать того, что в то самое время, когда он добрался до районной станции скорой помощи,  через незапертую дверь к старику в дом вошла свора одичавших собак…