Длинный день Людмилы Михайловны

 Июль. День начал клониться к вечеру. Раскалённый, неподвижный воздух завис над исстрадавшейся без влаги землёй. Всё живое попряталось в тень.
По пыльной дороге одиноко брела маленькая фигурка старухи. Заметив двух судачивших между собой женщин, подошла к ним.
- Не знаете, как пройти к роднику? Спросила она у них. – Пить уж больно хочется. Пояснила она.
- Зачем к роднику? Давайте напоим Вас из скважины, вода вкусная, холодная.
- Нет. В роднике, говорят, очень хорошая вода. Туда пойду. Скажите только, как пройти к нему?
- Да вон в ту сторону, по дороге к речке. К мосту подойдёшь и на право, сразу у самой воды и увидишь родник. Тут не далеко, да и шла то к нам мимо него.
 
В знойном мареве, метров в трёхстах виднелся на скорую руку сооружённый мостик. К нему вела выложенная в стародавние времена из бесформенного белого камня и местами совершенно исчезающая из виду, под наносами песка и глины, дорога.
- А может, передохнёшь? Нет. Ну, на обратном пути посиди хоть у нас в тенёчке, а то ещё хватит солнечный удар.
- Воды, воды хочу. Старушка посмотрела на них отрешённым взглядом. – Пойду я.
- Что это с ней? Вот старость не радость.
- Не в себе она, точно тебе скажу! Пойду к себе, а то, глядишь, и сама свихнусь от этой жары. А ты чего?
- Подожду её. Что-то не так. Не случилось бы что. Ответила другая женщина.
 Сушь. Виноградные листья и те безвольно поникли. Успели отвыкнуть в северной стране от столь естественного для них пекла. Гнетущая тишина висела в раскалённом воздухе.

Послышались робкие шаги.
- Можно, можно. Иди вот сюда, садись на лавочку. Передохни. Нашла родник то?
- Нашла. Напилась вволю. Хорошая вода. Главное, просить не у кого не надо.
- Извини меня конечно, но что-то не пойму тебя?
- Что тут понимать. Нехорошие люди здесь живут. У, волки! Устала я жить. Не хочу. И умирать средь этих волков не хочу.
- Да что случилось?
- В район ездила. Просила, хоть бы пенсию прибавили, а то как на четыре с половиной тыщи прожить? Не хорошие люди здесь, грубые. Давай трудовую книжку и всё тут. А её украли. Просыпаюсь я как-то от шороха, а в комнате две цыганки шарят, а я им так спокойно – ищите, ищите. Ни чего вы у меня не найдёте. Вот и этой, девке молодой, говорю, ты посмотри по справочкам, что прислали, а она мне – Вот ещё буду возиться! Я, что поехала? За свет квитанцию принесли семьсот восемьдесят рублей, за газ полторы тыщи, а у меня ни телевизора, ну ни чего нет. Мне и лампочка особо не нужна, спать засветло ложусь. Раньше хоть ходили, счётчик проверяли, а сейчас бросят квитанцию и всё.
- Сколько лет то Вам?
- Точно не знаю, но за восемьдесят будет точно. Детдомовская я. Старшая сестра умерла в детдоме, а она точно знала мой год и день рождения, а я вот не помню, маленькая была. Под Томском детдом был. В поселении одни ссыльные жили. До чего добрые были люди. А какие шанежки пекли, вкусные! До сих пор их помню. Мы, детдомовские, каждый день по домам ходили. Так вот и росли с Божью и людской помощью. С тринадцати лет пошла работать, побираться то уже стыдно стало. Мне и паспорт выдали наугад. Посмотрел на меня начальник, а я стою маленькая, худенькая ну и сами решили записать, сколько мне лет…
- А родственники куда смотрят? Тебе компенсация за газ положена. Была в соцзащите?
- Была и там. Справки надо, а справки не дают. За воду надо заплатить, за мусор заплати, а где он у меня мусор. Да и ходила я по улицам, искала мусорные ящики, но не нашла. Говорю им: за какую воду платить? У всех свои скважины, а у меня ничего нет, хожу по людям побираюсь. Кто даст воды, а кто прогонит. Муж, Ваня, хороший был человек, добрый, безотказный, ни когда и ни кому не отказывал, помер уж двадцать лет как прошло. Год всего прошёл, как сюда меня привёз, всего годок пожили мы тут и помер он. Так вот одна и живу двадцать лет. Шифер, доски тогда купили, но ничего так и не успел сделать Ванечка мой. Часто ему рассказываю, как живу, что той страны уже нет…. Знаю, слышит он меня.
 
День клонился к вечеру. Жара потихоньку начала спадать. В тени винограда было уютно и покойно. Старушка не умолкала ни на минуту. Чувствовалось, что ей давно, очень давно не с кем было поговорить.
- Как же Вы без воды живёте?
- Привыкла. Где выпрошу, где дождик польёт, зимой снегу навалит. Соседи нехорошие, не дают мне воды. Всё ждут, не дождутся, когда я умру. Сказали, что гаражи на этом месте построят. А огород у меня, какой! Нынче посадила огурчики, картошечьку, горох  люблю, помидоры, фасоль, лук, кабачки, морковь, свёклу…
 
Слушая её, трудно было представить как в этом хрупком, иссохшем тельце ещё таилось столько энергии, такая жажда жизни. С трудом верилось, что такое вообще возможно да ещё при таких жизненных условиях. С самого рождения и до глубокой старости её жизнь подчинили себе сумасшедшие, озверевшие от всёдозволенности людишки, провозгласившие однажды о всеобщем благоденствии, но как-то быстро забывшие об этом. Ослеплённые собственным величием и обустроив по своему разумению жизнь окружающих людей, вдруг обнаружили, что все они, оказывается, совсем недостойны их внимания. Бог им судья. Вот и сейчас, глядя на эту старушку, невольно задаёшься вопросом, что заставляет её цепляться и цепляться за полную невзгод жизнь? Почему её преследует такая нелёгкая судьба. Впрочем, уже почти сто лет каждому поколению в России судьба преподносит своё испытание и конца и края этому не видно. Что за наваждение? В чём мы провинились перед Богом? За что мы так наказаны?
 
С трудом перетащили тележку, загруженную бутылями с водой через железнодорожные пути. Улица за улицей. Неожиданно разбитая колея грунтовой дороги оборвалась у шлагбаума. Две забетонированные трубы с натянутым между ними тросом и амбарный замок. Дальше, вместо дороги, простирался аккуратно подстриженный газон. Перебравшись на ту сторону, зашагали дальше по улице Свободы. Вот и домик Людмилы Михайловны. Напротив роскошного особняка, в заросшем саду спрятался маленький щитовой домик в два окна по фасаду. Вся крыша была усеяна обломками кирпичей.
На немой вопрос Михайловна ответила: - Течёт крыша. Вот опять полезу латать. Мне тут один мужик посоветовал рейки поперёк прибить, чтоб кирпичи не сползали. Она гостеприимно пригласила присесть на стопку шифера, уложив обрезок доски и, видать, давно служившей ей вместо лавочки. Рядом стояла бочка с остатками дождевой воды. Вокруг неё, десятка два трёхлитровых банок, поддёрнутых зеленоватым налётом изнутри.
 Немного погодя, Людмила Михайловна всполошилась: - Пока солнце не село пошли огород смотреть…
 
Начало темнеть, когда мы уходили от гостеприимной хозяйки. Провожая нас за калитку, Михайловна плаксиво причитала: - Вы уж не бросайте меня!
 Возвращались назад по той же улице Свободы. Свобода, вот только от чего и кого? Похоже, что Россия скоро совсем освободиться от совести и сострадания, а следом, думаю, исчезнет и само понятие – Россия. Уж больно долго вытравливали из неё такие понятия как честь, достоинство и любовь к ближнему.
Июль 2010г.