Молодой

   
               
    Второй день моросит дождь. С перерывами, которые все равно не дают надежды на то, что он прекратится. С Кольского залива ползут новые низкие, рваные тучи и  всем надоевшая сырость продолжается. Мелкие капли дождя, больше напоминающего туман, то нудно сыплются из туч привычно сверху вниз, то начинают пляску в воздухе, завихряясь, и даже поднимаясь вверх. От этого еще больше придавая дождю сходство с туманом, и проникая во все, казалось закрытые места, в том числе и за воротник. Такое вот оно, заполярное лето.

   Старпом СРТМ «Стриж», Пахомыч, стоит под козырьком у траловой лебедки и вполголоса матерится. Он одет так, чтобы идти в город, но его задерживают досадные обстоятельства. Его «Стриж» готов к отходу в очередной рейс, и дело двух трех дней для выполнения формальностей и получения «добро» на выход в . Сегодня он сменился с суточной вахты и собирался уже до обеда быть дома. Перед отходом дома всегда дела найдутся.

    А досадные обстоятельства заключались в том, что к нему вчера зашел молоденький третий штурман и, помявшись, попросил задержаться утром на вахте, потому, что он, Юра Носков, так звали штурмана, хочет проводить в аэропорт Килп-Ярве свою молодую жену, улетающую домой, в Ростов-на-Дону.  Дело в том, что Юра должен был сменить сегодня Пахомыча на суточной вахте, а он хотел первым, ранним автобусом проводить жену до аэропорта.

 Штурман стоял в дверях каюты Пахомыча, а из-за спины его выглядывало молоденькое, девичьего пола, в беретике и каштановой челке глазастое создание и доверчиво смотрело в глаза Пахомыча. Братцы, ну кто бы смог отказать! Все мы были молодыми.
 
   Юрка пообещал уже к одиннадцати часам быть на судне. Мол, он успеет. Он все рассчитал. Ладно, хмыкнул Пахомыч, прощайтесь, что с вами сделаешь. При этом он больше обращался к девушке, стоящей за спиной молодого штурмана. Молоды-ые.

   А сейчас он стоял и, не смотря на нависший над ним козырек рубки, мок под моросящим дождем и, как уже было отмечено, матерился. Потому, что на часах было шестнадцать с копейками! А никакого Юрки не было. И Пахомыч, получается, стоял вторую вахту. Кому сказать! Он, старпом стоял вахту за салажонка! Мерзавец! Вокруг пальца обвел!
 
  Мимо к трапу прошел капитан, уходящий на берег.
-   Пошли? – глянул он на старпома, - что, так и не появился?
-   Нет, - буркнул Пахомыч.
-   Ну, стой, стой. А завтра сам с ним разбирайся, я вмешиваться не буду. И не жалей пацана! А то нюх потеряет. Правильно я говорю? – усмехнулся и ушел.
-   Да я его…, - выматерился доведенный до отчаянья Пахомыч и ушел в каюту.

   Третий появился, когда все, кроме вахты ушли с судна домой. В дверь старпома тихо постучали.
-   Да, - не оглядываясь на дверь, отозвался Пахомыч.
   Дверь почти бесшумно открылась и:
-   Геннадий Пахомыч, это я.

-   Что? – Пахомыч задохнулся от негодования, - явились, ваша светлость? На часы глянь, штурман, …!
-   Геннадий Пахомыч, выслушайте. Я знаю, я виноват.
-   Речь хорошо подготовил, брехун? Что, самолеты не летали? Или автобусы все поломались? Ну, давай…
-   Геннадий Пахомыч. Я в Москву летал, Наташу провожал. И вот. Только вернулся.

   Пахомыч вскочил со стула, хватанул несколько раз ртом воздух. И вдруг, по лицу парня он понял, что тот не врет. Он сел на стул и показал третьему, чтобы тот тоже сел. Помолчали. Это что же получается? Им времени не хватило попрощаться, и они полетели в Москву?
-   Что ты сейчас сказал? Вы в Москву летали? А потом ты вернулся? А она?

   Пахомыч говорил, а сам представлял себе этого пацана и его подружку в самолете, летящими в Москву. Что же это было? Продолжение счастья быть вместе? Или продление грусти расставания?

-   Слышите, Геннадий Пахомыч, вы не сердитесь на меня. Я отработаю. Я за вас больше отдежурю…, а она…, она же в Ростов улетела. В Москве ведь пересадка. В Ростов прямого рейса нет.

   Юра бубнил, а Пахомыч смотрел на него, и лицо его постепенно теряло зверский вид. Еще помолчали. Юрка явно мучился. Он, то заглядывал в глаза старпома, то опускал глаза в пол.  По лицу было видно, что ему трудно даётся эта ситуация. Молодое самолюбие готово было выскочить наружу. И Пахомыч это понял. Он подвинул штурману журнал и сказал:
-   Расписывайся. О приеме вахты.

   В графе времени стояло восемь ноль-ноль. Юрка поднял глаза на старпома. Тот кивнул – расписывайся. Потом оделся, сунул ему судовой журнал и, подтолкнув к двери, буркнув «до завтра», ушел.

   У трапа вахтенный матрос пожилого возраста, давно ходивший в моря с Пахомычем, с пониманием спросил:
-   Ты там его не прибил, Пахомыч?
-   А за что? – неожиданно для самого себя ответил старпом, - за то, что молодой?
   На трапе остановился и повернулся к нахохлившемуся матросу.
-   Как думаешь, в Москве сейчас погода хорошая? – и, не ожидая ответа, поднял воротник плаща и пошел вниз на причал, - а я думаю, что там солнышко греет и травка зеленеет.

1968г.