ночной странник 21

11 октября

Прямо с утра надо было заехать в редакцию. Вольф Генрихович прислал за мной такси, чтобы я не опоздала. Мне было немного страшно: «А вдруг не утвердят?» Но продюсер умел подбадривать. Он пообещал устроить мистеру Мэйнсу войну, если он не допустит меня. В редакции было очень людно, шумели и бастовали художники. Похоже, им не платили за работу. Тим уже приехал, и мы сели в приемной ждать Стеллу. Она вскоре вызвала нас к начальнику.
– Вот вы и пришли, – уныло проворчал мистер Мэйнс. – Не ждал вас так рано. Я решил, что взнос за аренду я вычту из гонорара хе-хе-хе.
– Главное, чтобы эта арендная плата не оказалась больше.
– Я пошутил. Мы уже все обговорили с тобой, Вольф. Иди ко мне, дитя мое. Оба подойдите. Дайте мне ваш план, я посмотрю.
Он читал долго, вдумчиво, иногда морща нос, как если был бы гениальным композитором, которому подсунули сочинение школьника, кивал головой и постукивал пальцами по столу.
– В целом я доволен. Напоследок, это будет хороший концерт. Моцарт и Прокофьев… Признаться, ты обеспечила мне высокие сборы, Ада. С твоим напарником я поговорю потом. Идите.
Мы не стали испытывать судьбу и ушли.
– Сейчас мы поедем на генеральную репетицию в концерт-холл. Я хочу, чтобы вы показали мне все, что можете. Стелла поедет с нами.
– Я думаю, ты хочешь прочитать то, что я написала о тебе, – сказала подруга. – Бунтовать против этого завтра будет уже поздно.
Я взяла из ее рук распечатку и стала читать о себе. Стелла восхваляла мой талант, но позволила себе написать то, что я обычно не упоминала.
– Все хорошо, только не надо ничего говорить о моих родителях, ладно?
– Как хочешь. На вашей репетиции я буду сидеть, как мышка. Мне очень хочется посмотреть на процесс.
Со стороны для непосвященного процесс этот действительно мог выглядеть как магическое действо. Мы долго настраивали инструменты, распевались. Но программа была уже собрана, и мы только шлифовали ее. Я не смогла сочинить новых песен, и решила выплыть во второй части концерта на старых. К обеду мы вымотались, и Вольф Генрихович отпустил нас: «Не буду больше заставлять вас, а то завтра не сыграете. Чтобы в четыре в гримерке были, как штык». Мне надо было чем-то занять остаток дня. Я решила посидеть у Стеллы и зайти в бар «Кровавая Мэри»
– Ужасно. Никогда не думала, что вы так изматываете себя! – заметила подруга.
– Это еще не предел. Профессиональное музицирование – та же работа.
– Ты еще не думала, чем будешь заниматься дальше?
– Пока я молода, надо брать от творческой жизни все, что можно. Потом я уйду в музыкальную школу преподавать: лучшее, что я могу представить сейчас. Можно мне скоротать время до вечера у тебя?
– Не вопрос, дорогуша. Посплетничаем, попьем чаю. У тебя свидание?
– Нет. дома делать нечего.
Мы зашли в магазин и купили себе обед и печенье. Стелла быстро приготовила полуфабрикат-лазанью, весьма вкусную.
– Давно хотела спросить тебя, откуда ты взяла «perpetuum silentium»?
– Знаешь примету: дареное не дарят? Я купила его на какой-то барахолке в Сиэтле. Или кто-то, как вы говорите, «втер» его мне. Я хотела его перепродать, но потом в моей жизни появилась ты, и я отдала его тебе.
– А ты его читала?
– Один раз открыла, посмотрела на каракули, и тут же закрыла. Я-то думала, там что-то интересное…
Хорошо, что она не читала его. Мне крупно повезло.
– С Уильямом у тебя серьезно, Ада?
– Молодое дело нехитрое. Мне приятно его общество, в будущее я не заглядывала.
– А-ха-ха, не смеши меня. Он такой галантный и симпатичный, и так держит себя… наверное, он богат. Каждая девушка мечтала бы иметь такого парня.
Я чуть не подавилась. На всех принцами голубых кровей не напасешься, особенно с такой родословной и такой кровью. Больше подруга эту тему не поднимала. Мы пошли с ней смотреть какую-то комедию, чтобы забить время.
Когда начало темнеть, я пошла в бар, совершенно забыв, что мне нужно знать пароль. К счастью, на улице курил кто-то из своих и пропустил меня. За барной стойкой привычно дежурила Анна. Она пила какую-то жидкость из бокала. Сегодня я нашла ее костюм необычным: кипельно-белое платье невесты, которое закрывало все, что могло бы привлечь взгляд, кроме лица.
– Хорошо, что ты зашла. Рада видеть тебя.
– Если можно, Ворон, сделай мне мохито. Хочу хоть раз в жизни отравиться какой-нибудь дрянью.
– Почему же? Говорят, прикольная штука. Ты прочитала письмо от Клариссы?
– Так это от Клариссы? Там был ключ к письменам из манускрипта.
– Повезло… а нам пришла открытая угроза. Уильям и Кларисса будут не в восторге. Он звонил нам сегодня, они вернутся ни с чем. Точка, куда их послали, оказалась покинутой «стоянкой».
– «Стоянкой»?
– Когда вампиры снимают дом, чтобы только дневать там или питаться, мы называем это «стоянкой». Иногда там удается найти следы, которые по неосторожности оставили незваные гости, – рассказывала вампиресса, взбалтывая коктейль.
– Интересная у вас терминология. А что за угроза?
– Читай, только не паникуй сразу.
Она подсунула мне листок с текстом, составленным из газетных вырезок. Кто-то очень старался, собирая их.
«Мы знаем, что книга у вас. Если вы не отдадите ее, мы будем убивать вас по одному. Мы знаем ваши тайные ходы, потому что мы разоблачили вашего охотника. Вы слабы, вы стары. Мы заменим вас и установим новые законы»
– Не похоже на вампиров. Скорее всего, это какая-то секта, – заметила я.
– Вот. Ты тоже так думаешь, значит опасения не напрасны. Пей свою отраву.
Я попробовала мохито. Мне не понравилось. Он слишком сильно горчил. Или же сладкий чай у Стеллы испортил мои вкусовые рецепторы.
– А кровь разная на вкус?
– ты даже не представляешь, насколько, – мечтательно ответила Анна. – Если ты пьешь кровь поверженного врага, она наделяет тебя силой. Если ты пытаешься соблазнить жертву, то она пьянит, как алкоголь. Если ты убиваешь случайно, она может казаться горькой, потому что несчастный смертный успевает испугаться.
– Бр-р-р. У меня завтра последнее выступление здесь. Мне пора идти.
– Я завтра дежурю. Попрошу кого-нибудь записать на диктофон. Хотя, зачем мне это? У нас есть ты, живой звук.
Мы попрощались. Мрак сгущался над будущим. Те, кто хотел отобрать таинственную книгу, становились все смелее. Наступала пора решительных действий.


12 октября

Я спала долго, в свое удовольствие. К обеду я зашла в магазин и пополнила запасы в опустевшем холодильнике. В случае успеха я предполагала приготовить вкусный ужин. Сейчас мне есть не хотелось, но я знала: надо, иначе у меня не останется сил на концерт. Первым делом я привела в порядок инструмент: настроила и натерла до блеска флейту. Вычищенное и поглаженное платье заняло свое место на вешалке. Сцена требовала яркого макияжа, и его обычно оставляли «на потом». На телефон пришло сообщение от Уильяма. Они с Клариссой придут а концерт.
К двум пополудни я уже не находила себе места, но идти пешком с таким багажом я не решилась. Ровно к четырем я приехала в концерт-холл и попросила ключ от кабинета. Расположившись там, я начала приготовления. Вскоре пришли Тим и Вольф.
– Как чувствуешь себя, как настроение?
– Не хочется провала, Вольф Генрихович.
– О каком провале ты говоришь, моя девочка? Вы столько трудились… есть же в этом мире высшая справедливость!
Звучало убедительно. Тим повесил рядом с моим платьем свой фрак. В нем он выглядел совершенно другим человеком. Я начала разогревать дыхание. На всякий случай продюсер захватил термос с чаем и шоколад. Увы, кто-то расстроил рояль, и Тиму приходилось играть вполсилы, чтобы не сбивать меня. Мне было как-то непривычно осознавать, что сегодня я виновник торжества, что больше не надо ждать своей очереди и делить с кем-то пожинаемые лавры. Вот он, венец почти полугодового труда. Такое ощущение опьяняло.
Мой аккомпаниатор шепнул мне, что ему потребуются ноты. Я ответила, что он может взять все, что угодно. Пришла Стелла в скромном деловом костюме и папкой с моей биографией.
– Хорошо выглядите, господа. Могу я вам чем-то помочь?
– Постарайся не мешать нам, Стелла, – сурово ответил Вольф. – Твой друг Крис придет?
– Он будет снимать концерт на камеру из зала.
– Я думаю, ты можешь оказать мне посильную помощь, если поработаешь стилистом. У меня нет времени на сценический грим.
Подруга не заметила в моих словах злорадства. Кажется, она опять осветлила волосы. Через четверть часа я взглянула на себя в зеркало: Стелла знала свое дело. Она выровняла тон лица и правильно наложила тени. Я отправила ее за кулисы.
– Позволю себе последнее напутствие, дети мои. Дарите залу музыку, раскройте перед ними душу. Играйте так, как будто в последний раз. Я думаю, после антракта у вас останется время на вокальные номера. Ни пуха.
«К черту». Прихрамывая, продюсер тоже удалился за сцену. Мы остались одни.
– Мандраж… слегка позабыла это ощущение. Готов?
– Мне немного страшно. Благодаря вам я пробил себе путевку в жизнь.
– Тим, сколько раз я тебе буду напоминать, обращайся на «Ты».
Он засмеялся, прищурив свои светлые глаза. Был какой-то неестественный контраст в облике этого юнца и фраке, который ему пришлось надеть. Мы прошли за кулисы, минуя фойе. Желающие получить автограф слушатели могли задержать меня.
Время тянулось мучительно долго. Местные работники культуры всячески подбадривали меня, мол, ты у нас не первая и не последняя. Наконец, объявили начало концерта. На сцену вышла Стелла.
– Дорогие друзья! Мы приветствуем вас на цикле музыкальных вечеров, посвященном творчеству наших коллег из-за океана. Сегодня сольный концерт дает та, которую вы все любите и ждете. Мисс Аделина Ковальски приехала к вам из России, чтобы показать вам свое восприятие прекрасного. Как вы уже знаете, аккомпанирует ей Тим Роббинс…
Все остальное я слышала уже не один десяток раз и знала наизусть. Подобные тексты генерируются, что называется автоматически. Она говорила минут десять. Зал вызвал нас аплодисментами. По моей просьбе, освещение сцены чуть приглушили. Я дождалась, пока зал стихнет. Где-то в партере сидели Уильям и Кларисса, улыбаясь мне. Я видела и Криса с камерой, и музыкантов, которые выступали здесь до меня. Продюсер всегда говорил, что зрители не должны отвлекать исполнителя. Он должен играть потому, что не играть не может. Тим дал тон. Инструмент не расстроился. Хорошо. Я выровняла дыхание. Без паники. Начинаю…
Мир завертелся вокруг, потерял очертания и ушел на задний план. Я только слышала объявления порядка номеров и продолжала. Музыка выворачивала душу наизнанку, оголяла нервы и разрывала сердце. Нет подходящих слов, чтобы описать то состояние, которое переживает музыкант. Его работа в том, чтобы донести до слушателя первозданный замысел композитора, пропущенный через призму собственной души. Что же испытывал автор, когда создавал творение, я никогда не могла сказать наверняка.
Я и не заметила, как первое отделение подошло к концу. Нам нужен был отдых. Первые цветы полетели из зала, и Стелла объявила антракт на двадцать минут. Я пробралась в гримерку, чтобы выпить воды и взять другие ноты. Тим попросил разрешения исполнять между моими песнями свою учебную программу, чтобы дать мне отдохнуть. Мы обговорили это с Мэйнсом вчера, он дал добро.
Зал ждал меня. Люди вдохновенно молчали. Мне было как-то неловко нарушать идиллию и говорить, что Тим заполнит паузу между моими номерами. Но зрители восприняли это как должное. Я решила спеть буквально вчера созданную песню.
 
Невесомые белые крылья
 Сшила мать из заморской парчи.
 Над землею летать и над пылью
 Мне сулила в беззвездной ночи.

 Сарафан расшивала сестрица
 Нитью шелка лазурных морей.
 Мне в таком не ходить за водицей
 И гостей не встречать у дверей.
 И полынь в мою русую косу
 Заплетал брат меньшой во дворе.
 Омывали ладони мне росы,
 Соловьи пели мне на заре.

 Жениха мне мой батюшка выбрал:
 Как же ветра женою не стать?
 Для полетов из горницы выкрал.
 Но увы, не умею летать.
 
Вторая часть концерта пролетела еще быстрее. И вот к моим ногам полетели цветы. Люди подходили к краю сцены и задавали вопросы, брали автографы. Пришлось отвечать. Они спрашивали, куда я поеду из Ванкувера, почему не остаюсь. Боже, как это было утомительно. Кто-то поздравлял меня. Я искала Вольфа Генриховича, но его за кулисами не было. В кабинете я увидела за роялем знакомый силуэт. Я бросилась Уильяму на шею и расцеловала его.
– Ты пришел, ты вернулся!
– Разве я мог иначе? Ты восхитительна. Ты бесподобна! А где тот мальчик?
– Не знаю, может он пошел искать Вольфа.
– Пока его нет, мы одни… Ты не представляешь, как я рад за тебя. Феерия, ты подарила им ее. Ты дала им то, что они хотели услышать.
Вампир поднял меня на руках и уложил на диван, которого раньше здесь не было, и сел рядом. Он протянул мне коробку бельгийского шоколада.
– Это самое малое из того, что я смог достать. Я решил, что цветов у тебя будет предостаточно.
– Точно. Сейчас их принесут.
Он провел рукой по моей щеке. Я заметила, что она перебинтована.
– Что с тобой?
– Когда мы с Клариссой были на охоте, я обжегся. Пришлось работать перед рассветом, и я не успел… – он снял бинты и я увидела ожог. Почти как обычный ожог от солнца, только без покраснения, кожа как будто рассохлась и стянулась.
– Тебе больно?
– Очень. Как до раскаленной сковородки дотронуться, – ответил вампир.
– Заживет?
– После следующей кормежки кожа станет обновляться.
Я прикоснулась губами к тыльной стороне его руки, где не было ожога. Он улыбнулся мне: «Как будто опустить руку в теплое молоко». Вампир обнял меня, и вдруг сзади раздался голос.
– Так-так, молодежь. Хоть бы устыдились меня, старика. Так нет же, не дожидаются уединения…
– Хватит язвить, Вольф. Не видишь, дама счастлива? – огрызнулся вампир.
– Молчи, нечисть. Я пришел поздравить вас с окончанием тура. Это был потрясающий концерт. Я доволен. Слышишь меня, Тим?
Юноша улыбнулся. Он тоже получил охапку цветов.
– Публика в восхищении, а большего мне и не нужно.
Он больше ничего не успел сказать. В кабинет вошли Стелла, Крис и Кларисса. Стелла с визгом бросилась мне на шею и стала осыпать меня комплиментами. Крис сдержанно пожал мою руку и пообещал оцифровать запись с камеры, чтобы подарить нам. На своих ошибках со стороны проще учиться. Кларисса же просто села рядом. Сегодня она не шокировала никого своими вызывающими нарядами, вампиресса наоборот пыталась скрыться от жадных глаз. Она выглядела устало. Но в ее взгляде все равно читались гордыня и высокомерие.
– Мне понравилось. Трогает. Я почти прослезилась, – сказала она. – Уильям не даст соврать.
– Вам правда по душе такая музыка? – пришлось держать дистанцию.
– О, Ада, ты не знаешь многого. Конечно, я больше люблю симфонические произведения, но твое соло и концерты для флейты с роялем покорили меня. Я бы хотела вручить тебе это…
Она дала мне конверт. Я сразу поняла, что там, и не стала вскрывать. Возможно, предыдущий ключ прислала она же.
– Я думаю, нам нужно закатить пир на весь мир по поводу окончания гастролей, Аделина. Удобнее всего совместить его с твоим Днем Рожденья.
– День Рожденья? – хором спросили вампиры.
– Аделина сообщит вам через несколько дней. Позвольте нам поговорить наедине. Тим, останься. Кое-что и ты должен услышать.
Нехотя мои гости удалились. Продюсер достал термос, налил себе чаю, вольготно уселся на диван, и лицо его помрачнело.
– Завтра вы получите последний гонорар. За тебя, мой друг, я уже похлопотал. Мэйнс подумает о твоем эм-м-м, карьерном росте. А у тебя проблемы, – он указал кружкой на меня. – Здесь нам придется задержаться не менее чем на полмесяца, прежде чем мы поедем в столицу. Но я не знаю, куда тебя пристроить. Тебе придется позаботиться о своей карьере самой.
– Я подумаю над этим. Арендная плата за квартиру внесена?
– О Жилье можешь не беспокоиться. В крайнем случае, ты можешь переехать ко мне. Позволь спросить тебя о чем-то сокровенном.
На душе заскребли кошки. Когда-нибудь он спросил бы. Тим понял, что будет мешать, и тоже вышел.
– Что у тебя с Уильямом?
– Я люблю его.
– О, несчастная! Я должен был знать, что так будет. Почему ты не могла выбрать нормального молодого человека, даже если бы он обладал дурным вкусом? Почему ты выбрала неживого вампира?! Но я в долгу перед ним, мы связаны кровью, и я не могу противиться твоему решению. Раньше кроме меня у тебя не было никого. Ты отдавала музыке всю себя.
– Неужели вы думаете, Вольф Генрихович, что теперь я буду меньше внимания уделять вам?
– Конечно нет, моя девочка. Просто теперь я понимаю, кто имеет право занять твое сердце. Чувство ревности, знаешь ли, слепо. Пожалуйста, будь осторожна. Никогда нельзя понять, что у зверя на уме.
Он поднялся с дивана, подошел ко мне, и обнял меня. Теплый, настоящий, живой человек, чье старое сердце судорожно колотилось в груди. Теперь я научилась слышать чужие сердца.
– Я думаю, твои спутники сопроводят тебя до дома. Я возьму свою долю, на такие случаи я всегда вожу с собой вазы…
Цветов было очень много. Мы рассортировали их по видам, честно поделили и ушли.
Вампиры тихо стояли в полумраке улицы и безмолвно наблюдали за людьми. Я услышала их разговор.
– Я хочу есть, Уилл. Мы три дня провели впустую. Что мы скажем Владыке?
– В том нет нашей вины, ведь нас предали. Я нашел кое-что, что могло бы пролить свет на изгнанников.
– А девочка все же занятна. Я все еще не верю, что ты выбрал ее из миллионов других.
– Не будем больше поднимать эту тему, Кларисса. Ты должна смириться. Твое время прошло, ты упустила шанс начать сначала.
– Ха, какая жалость, что я не убила тебя тогда. Как дураком и романтиком был, так и остался…
– Простите, я не смогу одна донести все это, – вмешалась я.
– Мы поможем тебе, Ада. Правда, Уилл?
Он только кивнул. Вампиресса пыталась поработить его волю, и у нее почти получилось.
– Твоя игра ломает мою волю. Мне следует быть осторожной, – сладким голосом шепнула Кларисса мне на ухо.
– Аделина, Вольф говорил что-то про День Рожденья? – спросил Уильям.
– Вообще-то он через четыре дня. Гостей будет мало, как ты понимаешь.
– Я не уверен, что смогу присутствовать…
– Это все формальности, которые уходят корнями в глубокое детство. Не бери в голову.
Когда мы подошли к дому, Кларисса осталась ждать на улице. Ей я не давала права входить в мое жилище.
– Она добрая. Почему?
– Сытая, – заметил вампир. – Ее подмоченная репутация теперь восстановлена. Кларисса заботится о своем авторитете, она любит, когда ее ценят и служат ей.
– Я заметила. Вы что-нибудь еще выяснили?
– Нет. Я только зря спалился на солнце. Правда, мне удалось достать одну вещичку, предположительно потерянную на стоянке иностранцем. Говорят, в клан выслали предупреждение.
– Увы. Вчера я заходила в Бар. Анна передала мне твое письмо. Или оно от Клариссы?
– Кровавый ворон не хотела тебя расстраивать. Настали темные времена. Почему мы не можем жить спокойно, в мире?
– По природе не положено. Где это видано, чтобы удав и кролик сосуществовали в одной клетке?
– Природа об этом умалчивает.
Он принялся душить меня в своих объятиях, пока я не закричала, что мне нечем дышать. Целовались мы долго, я очень соскучилась по нему. Уильям помог мне расставить цветы по вазам и обещал перезвонить насчет праздника.
Я очень устала. Положила конверт на видное место на столе, чтобы завтра же заняться дешифровкой.