двуличие

Мерлин всегда смеялся. Либо просто смеялся, либо откровенно насмехался над всеми.
Смешно вскидывал бровь, шестым чувством отслеживал целующиеся по туалетам парочки и появлялся в самый неподходящий момент с извечным "ну чо, голубки?", вгоняя несчастных ребят в краску, забыл, что в обычной речи иногда можно использовать что-то, кроме пошлых намёков, похабных шуток и прочих элементов набора, которым в совершенстве владеют подобные личности, а попытки серьёзного разговора с ним на втором его слове превращались в скрип зубов, невыносимое желание врезать в эту морду напротив и вспоминание списка ста самых тонких и изощрённых способов убийства. Если было известно, что Мерлин находится в радиусе трёх километров, то плюхнуться в некую метафорическую лужу было крайне опасно - доподлинно известно, что Мерлин тут же вырастет за спиной у неудачника аки командор и начнёт немилосердно его стебать, и шут один знает, как он об этом узнаёт. Мерлин постоянно вставлял дурацкие цветочки в волосы, веское "хи-хи!" посреди разговора и палки в колёса.
Местный врач брал его кровь на проверку и честно пытался всех заверить, что у неё самый обычный состав, а не клетки иронии, ехидства, сарказма и цинизма разом, но врачу, естественно, никто не поверил.
- Что, даже яда нет? - разочарованно спрашивает Мерлин у врача, многозначительно поигрывая бровями на стенания всей компании, которая стоит за спиной верзилы в белом халате.
Врач беспомощно разводит руками.
Мерлин усмехается и достаёт из кармана новую сигарету.

...Ночь.
Мерлин тихо входит в комнату, несколько мгновений смотрит на фигурку, свернувшуюся калачиком под одеялом, стремительно подходит к кровати, встаёт на колени и утыкается лбом в маленькую раскрытую ладошку, задыхаясь от нежности.