Халяль

На ночной улице Наньнина ничего не работало, рестораны были уже закрыты, в лавках не горел свет, только фонари и пустая дорога с велосипедами и мотороллерами, вповалку прицепленными к деревьям и столбам. В ста метрах впереди, возле перекрёстка, горел свет, стояли низкие столики с такими же низкими, практически детскими стульчиками. На свету были люди.

Над забегаловкой горела зелёная вывеска, слева были китайские иероглифы, справа арабская вязь, посередине была корова, в разных местах другие картинки, менее харизматичные, чем корова. Вывеска была напечатана на баннере с плохим разрешением, корова и другие картинки (мечеть, тарелки с блюдами еды, трава, облака) были очень плохого качества, видно, что изображения дизайнер выдернул из интернета и прям так вставил в вывеску, от этого даже арабская вязь выглядела по-китайски, не говоря уже о еде и мечети. За низеньким столиком на тротуаре сидел пожилой синцзянец с длинной седой бородой, что для китайца было чрезвычайно почётно. Растительность на лице у китайских стариков почти не росла, так как три волосинки вряд ли можно назвать бородой, у этого старика борода была тоже редкой, но в меру длинной и седой, было понятно, что для него это предмет гордости и заботы. Он смотрел на нас ничего не означающим взглядом и молчал.

В помещение по обе стороны стояли пустые столы, и работал огромный вентилятор, прикреплённый к потолку, от него шёл влажный поток воздуха, но прохлады это не приносило, поэтому сидеть хотелось только на улице, где ночной воздух был менее спёртым и ночь приносила прохладу. Наверх, где находилась кухня, шла деревянная лестница, на стенах тем же автором, чьей руке принадлежала вывеска, было сделано меню. Баннер с картинками блюд, которые подают в этой лапшичной. На двух десятках картинках были изображены разные вариации лапши и гарнира к ней. К нам подошёл усатый подросток, лет четырнадцати, и оценивающе посмотрел на нас, двое пареньков лет десяти протирали пустые столы влажными тряпками, делая вид, что до нас им нет никакого дела.
Я ткнул в картинку с лапшой и мясом, юноша смотрел на меня с прищуром, улыбнулся и весело сказал на путунхуа с местным акцентом:
-Кончилось!
Я ткнул в другую картинку, он с той же интонацией повторил:
-Кончилось!
-Что есть, - спросил я, с попыткой попасть в его артикуляцию. Парень рассмеялся и крикнул что-то неразборчивое в направление кухни, оттуда прозвучал женский голос, и парень ткнул в две картинки с изображением лапши.
- Ты что будешь? – я повернулся к Насте, которая стояла позади.
- Не знаю, какой есть выбор?
-Лапша с мясом и лапша с травой, остальное закончилось
- Какое мясо?
Я повернулся к парнишке, который внимательно слушал наш разговор, как будто мог, что то понять из разговора двух пришельцев.
–Какое мясо?
Парень на секунду задумался, переваривая мой вопрос, покатал на языке слова и поняв, с той же веселой интонацией, воскликнул:
- Баранина!
– Баранина. – перевёл я для Насти.
- Баранина это хорошо, давай возьмём.
Я ткнул в картинку и сделал заказ:
- Это одно, - сказал я, показывая на одну картинку, - Это одно, - показал на другую,- Понятно?
- Понятно! - весело прикрикнул парень и побежал наверх по лестнице.
Мы вышли на улицу и сели за низенький стол на детские стулья. Я достал пачку сигарет и поискал взглядом пепельницу, старик, сидевший неподвижно всё это время, встал и поставил передо мной пепельницу с другого стола, улыбнулся и ушёл вглубь лапшичной. Двое парнишек, мывшие до этого столы переместились вслед за нами на улицу, исподлобья изучая нас, они вытирали маленькие столики и о чём-то разговаривали, так же делая вид, что их интересует только уборка.
Было непонятно: эта забегаловка ещё не закрывалась или наоборот только что открылась. Возле вокзала жизнь должна кипеть круглосуточно, но для этой улицы это не было поводом работать. Я повернулся в сторону лапшичной и стал смотреть наверх. На небольшой кухне были открыты окна, и полная женщина в белой одежде и косынке месило тесто, из больших чанов внизу валил пар, наша лапша находилась в стадии приготовления. Паренёк бегал по лестнице то вниз, то вверх, создавая вид бурной деятельности. Внизу находилась кладовка, и стоял холодильник с газировкой, там же были котлы с горячей водой, в небольшом закутке стояла плита, наверху был большой стол, весь в муке, где тесто превращалось в лапшу, и что то ещё, с моего положения не зримое, просто темнота кухни. В этом грязном месте всё было белым бело: серые стены, белая мука, белая одежда синцзянцев.
Женщина ушла вглубь кухни, парень, до этого перебиравший внизу чеснок, быстро поднялся к столу, где лежали нарезанные куски теста. Он, оглядываясь, подошёл к рабочему месту женщины и стал резво катать скалкой по небольшому кусочку, тесто под его весом не сильно поддавалось усилиям, но он старался. Затем он достал из под стола нож, и стал нарезать на тонкие жгуты белый блин теста , поглядывая на нас и улыбаясь, как будто специально разыгрывал этот театр для заграничной публики. Неожиданно из глубины кухни вернулась женщина и тряпкой огрела парня по спине, тот подпрыгнул и побежал вниз, крикнув слово «мама».
Стало очень шумно, началась семейная перепалка, снизу и сверху показались ещё люди. Все как один одетые в белую одежды, мальчики в футболки и длинные шорты, с белыми шапочками – тюбетейками на голове, мать и ещё одна женщина, видимо сестра или тётя, в белых балахонах и косынках. Один старик с седой бородой, вернувшийся на своё место молчал.

Мать крикнула парнишке ещё несколько слов и семейная ссора так же в один момент закончилась, как и началась. Мальчики, мывшие столы до этого, исчезли в кладовке, вторая женщина в глубине кухни. Только хлюпанье воды в кастрюлях и звук горячего пара. Парень обижено что-то бормотал себе под нос, опять перебирая чеснок. Мать закрыла окна кухни.
Мне захотелось выпить. Я встал и подошёл к парнишке.
- Пиво есть?
- Нет! – несмотря на бушевавшую минуту назад ссору, тон у паренька был тот же - восторженно весёлый.
-Кончилось? – решил я пошутить.
-Не кончилось, пива нет, - тот вскочил и потащил меня за рукав на улицу, выйдя, он ткнул в вывеску, показывая на корову и арабскую вязь:
- Халяль. – слово далось ему с трудом.
- А…халяль,- повторил я за ним, - Понятно брат, - Я понимаю, пиво нельзя, - сказал я уже по-китайски.
- Да, да, пить пиво нельзя, - парнишка радостно сказал, что-то ещё, но я уже не разобрал.
-Чё говорят? - Настя посмотрела на меня сонными глазами.
- Говорят что они мусульмане, и пить им нельзя.
– Понятно. Это хорошо, что пить нельзя.
- Говорит что еда у них халяльная, ну то есть правильная для мусульман, - я опять сел за столик, паренёк сел за соседний стол, уставившись на меня с улыбкой, как будто обрёл лучшего друга, о чесноке и ссоре с матерью в его лице ничего уже не напоминало.
-Дайте, пожалуйста, нам бутылку газировки, - обратился я к нему. Парень метнулся вглубь лапшичной и принёс из холодильника бутылку холодной фанты. Хотел что-то ещё спросить, но с кухни послышался женский голос.

Через минуту он принёс две тарелки лапши, одну с бараниной, вторую с овощами. Уселся неподалёку. Мы стали есть, лапша была горячая и острая. - Забыл, сказать, что бы перца положили поменьше, - Ну да, чего уж теперь.
Я перевёл дух от острой лапши, парень сидел поодаль и внимательно смотрел, как мы орудуем палочками.
– Пива нет, халяль - повторил он. Я посмотрел на него:
- Где есть?
Тот ткнул в противоположную сторону улицы, я повернулся - за спиной был тёмный ларёк с сигаретами и пивом, из-за прилавка в темноте на нас смотрела пожилая китаянка. Синцзянец что-то ей крикнул, она включила свет и помахала рукой, подзывая меня.
- Пойду пива куплю
- Давай.
Женщина за прилавком улыбалась, как будто слышала весь прошлый разговор и только того и ждала что бы я подошёл к ней:
- Холодное пиво есть? – я обратился к ней как к старой знакомой
-Есть, - она отодвинула шторку с холодильника и как бы в подтверждении стёрла испарину с него, показывая что у неё полный холодильник холодного пива, она вынула бутылку.
- Две
-Она закачала головой в знак одобрения , достала ещё одну, и тщятельно обе протёрла откуда то возникшим полотенцем. Тут же открыла обе бутылки и протянула мне, я поставил их на стойку и посмотрел под крышки, которые она предусмотрительно отодвинула от меня рукой. Под обеими крышечками были иероглифы «спасибо». Я надеялся на призовую бутылку , но сегодня удачи не было, дал десять юаней женщине и стал ждать сдачи. Женщина ушла внутрь лавки и вернулась через секунд через десять с горсткой монет, отсчитав четыре юаня он сунула мне в руку пакетик орехов. Я секунду отказывался, но зная правила игры еще через секунду взял их.
-Спасибо, - сказал я и пошёл через пустую дорогу доедать лапшу, хозяйка лавки выключила свет, и осталась за прилавком наблюдать в темноте что твориться на противоположной стороне улицы.
-Сунули в подарок орехов.
-Орехи – это хорошо, - Настя съела практически пол тарелки лапши, - Я больше не хочу, не влезет.
-Не влезет значит не влезет, пива будешь?
- Давай, - я протянул ей открытую бутылку, глотнул из своей, и принялся за остывшую лапшу. Юноша - синцзянец смотрел на нас, пока его не позвал старик, как белый призрак, маячивший в тёмной подворотне возле лапшичной, перегружая пустые ящики из-под газировки. Мы остались на освещённой части улицы одни.
-Чё то я тоже наелся.
-Пошли спать.
-Пошли, сколько там времени уже?
-Три .
- Самое время идти спать.
Я встал и жестом показал парнишке, что мы уходим. Тот подбежал и так же весело, как и при встрече сказал:
- Двадцать юаней.
Я протянул двадцатку:
- Спасибо, было очень вкусно, до свидания.
- Не за что, до свидания! - парнишка сунул двадцатку в карман. – Доброй ночи!
- Доброй ночи, - мы пошли в направлении нашей гостиницы, улица вокруг спала.
- Настя, давай купим мотороллер?
- Давай, мотороллер это хорошо.