Счастье. Странная сказка

               
В ярком лунном свете я его не сразу разглядел. Лунный свет ярок и красив, но цвета в нем выглядят неестественно.  Совсем не так, как при солнечном свете.  Хотя где он этот солнечный свет? Мы давно забыли, что такое солнце.
 Я потряс головой и еще раз пригляделся. Маленький зеленый листик, пробившийся сквозь бетон и угольную пыль. Видно, что стоит хорошо, крепко. Никогда не видел зеленых растений, кроме водорослей у пирса, но судя по рассказам стариков, так они и выглядят. На душе, почему то стало хорошо.

Полоса бетонного причала шириной в семь метров и длиной километр, среди бесконечного и бездонного океана серой и холодной воды. На бетоне длинной горой уголь вдоль всего причала. Еще пять таких же причалов, рсходящимися солнечными лучами от одного центра. Плавучее колючее ограждение под напряжением вокруг угольной базы на воде.
Раньше, по-моему, на этом месте был, какой  - то большой завод. Макушки разрушенных корпусов,  стапелей, козловых кранов торчали из воды по всей территории базы.
А началось все со страшной многолетней удущающей засухи.
Каспий отступал и мелел Урал. Они как будто собирали силы несколько лет и сжимались как пружина. Потом пружина разжалась, и начался потоп. Вода шла отовсюду. Начались нескончаемые дожди. Из земли забили родники, из степей, из разливающегося Каспия и Урала приходили  валы водяных потоков.
Вода прибывала  уверенно. Размывались электростанции, школы, магазины и жилье. Все это перестраивалось, приспосабливалось, но большая часть исчезала в воде. Трещины в земле были шириной до пяти метров и длиной до нескольких километров.
Климат теперь круглый год был одинаковый. Погода менялась, когда хотела. Если с утра шел снег с дождем, то после обеда без дождя. Или наоборот. Сильных морозов не было. Но не было и солнца. Все вокруг пропиталось холодной сыростью.
Только два часа в сутки человеку можно было погреться и обсушиться у огня. Такова была городская норма.
 Жил город теперь жизнью странной, полувоенной, полуразбойничьей.
"…Сегодня  мы празднуем крещение и рождение нашего боевого товарища. Он один сделал Юсуфа и Мера. Этих предателей нашего города, цивилизации и жизни. Этого сделать никому не удавалось много лет. Олег, ты не только заработал себе безбедное существование на несколько лет, но и на лечение твоей матери в лучшем городском госпитале…"
Я слушал нашего фельдфебеля Яшу и вспоминал. Они, бывшие городские фельдфебели умели отключать электрические поля ограждений любых городских баз, потому что в свое время были лучшими. Они были в совете города и них было все, а потом ушли в разбойники и я не понимал почему. Говорят они требовали, чтобы тепло  люди получали круглосуточно и продовольственный паек выдавался не зависимо от того, работаешь ты или нет. Они легко слушали все служебные закрытые переговоры и отключив защитные поля, брали с баз все что хотели и столько, сколько надо, помогая отверженным на заброшенных бетонках не сдохнуть от голода и холода.
В эту ночь они пришли ко мне. Отключив поле возле моего пирса, они зашли внутрь ограды и начали оглядываться. А вот зрение у меня было в несколько раз сильней. Я прилег, разглядел мишени и прицелился.
Стрелял я так же, как видел. Они сидели в лодке один за другим. Одним выстрелом я снес первому предплечье, а второму плечо. Они упали в лодку. Один со стоном, второй молча. Я подошел к ним на своей лодке, перевязал их и вызвал своего фельдфебеля Яшу.
Приехавшие по Яшиному вызову, фельдфебели из городского совета выдали мне большое вознаграждение. А этих двоих утопили при мне, привязав к их ногам по большому куску бетона. Мер был без сознания. Он и утонул спокойно. А Юсуф, молча, смотрел мне в глаза, пока не скрылся под водой.               
Когда мне приснились глаза Юсуфа третью ночь подряд, я понял одну простую вещь – стрелять в человека я не стану никогда.


Кажется, наш фельдфебель опять ругается из рации.  Я «проворонил» обед, пока укрывал росток  большой пирамидой из целлофана, пряча его от снега и ледяного  дождя.
Я зарысил по пирсу в сторону диспетчерской. Пока пробежал причал, пока пробрался по кочкам, металическим торчкам и влез на бетонную площадку перед главной сторожкой, прошло минут двадцать.
Он сидел на крыше диспетчерской, и ругался в мою сторону.
- Лох, ты чего сюда прешься?!
- Так ведь обед…
- Валенок, теперь какой обед? Теперь все, наобедался. Транспорт у тебя пришел. -  Он показывал старой подзорной трубой на мои далекие входные ворота. - Тебя кто ждать будет, придурок?!
Я вздохнул и начал "заворачивать оглобли", чтобы вернуться на свой причал. Пришел груз. Это хорошо. Это работа, зарплата, а значит жизнь моя и моей больной матери в госпитале. Правда, есть сильно хотелось.
- Стой, приблажный, ты куда? – Фельдфебель удивился.
- Так ведь груз пришел. Встречать, выгружать надо. Грузила сейчас приплывут. – ( Грузилами мы звали грузчиков. Бригады диких грузчиков приплывали выгружать транспорты с углем на старых латаных казанках и бударах).
- Харчи возьми, сюда попадешь только через сутки.
Яша  кинул мне под ноги тканевую сумку. В сумке что- то металлически звякнуло. Я заулыбался. Тушенка. Яшка  был грозен и свиреп, но что касалось официальной раскладки для охранника, он выполнял свято. Он сам говорил, что одна у нас радость осталась – нормально поесть. В сумке был мой суточный паек, две банки тушенки  и буханка хлеба.
Хотя я знал у Яши как минимум еще два развлеченья кроме еды.
Первое его развлечение, это догонялки с крокодилами. К нашим пирсам были дорожки безопасные, идущие по высоким бетонным кочкам, высоко изогнутым над водой решеткам и рельсам, куда эти зубастые твари не могли допрыгнуть. А были просто кочки и рельсы, притопленные в воде.  Вот  по ним и прыгал Яша с крупнокалиберной "помпой", а за ним неслась стая крокодилов.  Яша, летел по воде с космической скоростью, отстреливая на ходу кому пол башки, кому лапы или хвост. Твари не успевали, потому что Яша в это время становился еще бешеней голодных крокодилов.
Только что оставленные Яшей  кочки крокодилы крошили своими зубами в бетонную и металлическую крошку.
Нарезав круг по опасным путям базы, и как бы подтвердив свое превосходство над "аквариумной живностью", фельдфебель залетал на крышу своей сторожки и оглядывал, сотворенную им, панораму в подзорную трубу.

  …Я подхватил сумку и запрыгал по кочкам на свой пирс.
- Стой. – Голос Яши звучал глуховато. Я остановился на кочках и медленно повернулся к нему. – Еще раз отпустишь грабителей – утоплю. - Яша мило улыбнулся. - Думай, приблажный, кто мамаше твоей за больницу заплатит из - под воды?
Меня окатило страхом. Матери конец, они ее не будут держать в больнице без моей зарплаты. Вывезут на дикую бетонку и бросят там умирать.
...Как то ночью к ограждению базы на старой казанке пришли бабка с внуком за угольком.
Нарвавшись на защитное поле, электричество поражало за три метра до ограждения, они лежали в лодке, едва, шевелясь. По инструкции я должен был их расстрелять и вызвать фельдфебеля. Я, кинув им в лодку пару ведер угля в мешке, деревянным длинным шестом вытолкнул их из поля поражения. Теперь если им повезет, уйдут и вряд ли больше сунутся. Поражения нашей защиты очень чувствительны.
 Это и было развлеченье Яши номер два. Он знал все. В том числе и об этом проишествии.
Я затравленно посмотрел на Яшу и, молча, запрыгал на свой причал.


А росток рос. Перестроенная целофановая пирамида достигла уже полуметра. На растении появились крупные бутоны. Целых семь штук. Неужели у меня цветы будут?! Хорошо никто не знает. Боюсь непонимания и осуждения. Зачем то научили бояться мнения людей. А ведь ничего серьезного в нем нет. Оно  похоже на флюгер не имеющее ни постоянства, а часто и мудрости.

Однажды утром, я заметил на целлофане пирамиды разрез. Разрез протянулся от угла до угла. Резали чем  - то острым, так как края разреза были гладкие.
Я обошел пирамиду и увидел шип, разрезающий изнутри вторую поверхность пирамиды по периметру.  Происходило все довольно быстро. Я подошел ближе и увидел разрезанную третью сторону. Верхушка пирамиды отвалилась на бок. Ветки с шипами. Все бутоны раскрылись. Четыре нижних были с яркими цветами.
В трех верхних сидели маленькие человечки. В самом верхнем бутоне на деревянном игрушечном стульчике сидела черноволосая синеглазая  девчонка с косичками. В двух нижних на стульчиках сидели рыжие мальчишки.
- Меня зовут Людмила, для своих Люся. – Представилась она. - Меня прислали сказать, что ты свободен. Можешь идти в верхний мир, я покажу, как отсюда выбраться. – Она хлопнула крошечной ладошкой по воздуху возле бутона и в воздухе появилась золотистая ступенька.
- Это что? – спросил я ее в полном обалдении, показывая на ступеньку.
- Иллюзия и миф. – Заговорил рыжий мальчишка, сидящий в бутоне расположенном снизу и слева. – Позвольте представиться, э – м - м  младший эльф Михаил. Разжалован в младшие за маловерие и пессимизм. Она, конечно, сильная чародейка, - он указал пальцем на бутон с девчонкой, - но всякое бывает. Покажет вам сейчас лесенку в другой, хороший мир. Вы по ней пойдете, а там одна иллюзия. Световой эффект. И вы у крокодилов первым блюдом на ужин.
Справа послышался вздох. Затем заговорил второй рыжий мальчик.
- Верьте. Верьте обязательно и идите спокойно.
- Нет.  Мать у меня здесь, в больнице. Спасибо. Не могу. 
- Я же говорила, достоин! – Девчонка посмотрела гордо на мальчишек.
- Кто бы сомневался. –  Это правый.
- Ее нет здесь, два часа как душа отлетела. – Сообщил  левый рыжик, грустно вздохнув.
-  В  этом случае мне должны из больницы позвонить…
- Уже звонят. Через три, две, одну секунду.  Звонок! – Это правый рыжик.
У меня зазвонила рация. Я посмотрел на табло. Звонок не по базе, а из больницы.
- Доброе утро, хотя какое оно доброе. - Я узнал голос дежурной медсестры из больницы, где в коме лежала мать. - Сочувствуем, вашей мамы больше нет. Отмучилась….
Мне стало паршиво и одиноко.
Оказывается, радость моя была не только в еде.
- Ну, так как? Вперед? – Девчонка смотрела на меня. Я кивнул, что согласен.
Люся щелкнула пальцами, и  лесенка выросла и засветилась золотом,  уносясь  вверх, в темное еще небо. На самом ее верху появилась золотистая дверца. Я шагнул на первую ступеньку в грязных берцах, а Люся засмеялась:
- Берцы сними и мне оставь. Они тебе позже пригодятся.


К обеду пришел катер из фельдсовета . Привезли боеприпасы и еду. Забрали документы на приход угля.
- Я тебе сочувствую, Яш. Думаешь, утонул? Или ворота вскрыты?
- Нет, все на месте. Берцы стоят на пирсе и все.
- У него, кажется, матушка в больнице. Он за нее отдавал зарплату, себе только пайку оставлял? Я, вроде, такое ходатайство подписывал?
- Да.
- Я сожалею, но мы ее содержать в больнице не можем. Мы не знаем ничего о том, как он пропал. Может он в разбойники ушел. Придется вывезти старушку на заброшенную бетонку.
- Не надо. Я за нее платить буду.
- Смотри, Яш, дело твое….
Только к вечеру Яше сообщили, что старушка, мать исчезнувшего охранника, умерла.


Через два дня Яше не повезло. Он нарезал обычный круг моцион по базе, получая адреналин по полной программе. За ним летела разъяренная стая крокодилов. Впереди шестиметровый вожак.  До пирса сторожки оставалось три метра. Яша с улыбкой оглянулся на крокодилов и наступил мимо бетонной кочки.
Он успел выскочить из воды на кочку, но на пирс не успевал. Кочка была притоплена, и Яша стоял по колено в воде. Вожак выпрыгнул из воды и летел к фельдфебелю. Но вдруг замер в воздухе.
И здесь произошло странное событие.  Яша  мог поклясться, что все это видел собственными глазами.
У замершего в воздухе крокодила, растянулись в стороны передние лапы. Тут -  то они и появились. Черноволосая девчонка  с яркими синими глазами и два рыжих мальчугана. Совсем крошечные, с ладошку ростом.
Мальчишки держали зубастого за передние лапы. Левый  рыжик тянул в свою сторону, держа крокодила одной рукой, а другой рукой закрывая наморщенный нос маленьким носовым платочком. Правый рыжик тянул в свою сторону, отклонившись назад для упора.
Перед крокодильей челюстью возникла девчонка. Она чуть согнула ноги в коленях, по правилам боксерского боя. Левое плечо выдвинула вперед, а правым кулачком от правого  плеча врезала вожаку в челюсть.
У зеленого чудовища закатились глазки, и обвис хвост. Синеглазая  махнула рыжим, и они отпустили лапы крокодила. Тот булькнул в воду, как бетонный блок.
Яше второго приглашения не нужно было. Со скоростью баллистической ракеты он залетел на бетон пирса.

Он лежал на холодном бетоне пирса и наслаждался покоем. Он понимал, что произошло чудо. Но это было во вторых. Во - первых был покой и радость.
Лежа на спине, он вспоминал:
- Вот тебе и приблажный! Вырастил такую штуку и отвалил. Крови боялся. Я его за человека не считал. - Он вздохнул. - И зачем я этот росток прошлый раз затоптал?!
На небе в сплошной серой облачности пошли яркие синие разрывы. Яша улыбался небу, а небо улыбалось Яше синими глазами черноволосой девчонки.  Фельдфебель скосил глаза на сторожку, и увидел зеленый росток, упрямо пробивающийся у бетонного фундамента.


Их три раза выкидывали. Но каждое утро они появлялись на своем месте. Под моим рабочим столом. Я понял, их не подкладывали. Они приходили сами. Грязные раздолбаные берцы.  Знакомые до дрожи. Но как я, ни старался, ничего конкретного про них вспомнить не мог.
Я вспомнил, когда они появились. 
В тот день была обычная рутина. И только одно событие выбивалось из обычного, повседневного. Старушка божий одуванчик, заместитель директора хосписа. Она просила помочь деньгами. На каждую мою фразу вежливого отказа, она все более виновато улыбалась и кивала головой.
И просил хоспис всего ничего – 250.000 долларов. Для бюджета моей фирмы это была капелька в море расходов и доходов.
Отказывал я солидно, благородно. Даже вышел проводить старушку до приемной. Она могла заплутать в моем кабинете, более походившим на дворцовую площадь. Здесь у меня были два фонтана, слоны из мрамора в полный размер. Зимний сад, каких - то кустов, цветов и прочих насаждений.
Я сам себе умилился и подумал.
– Нет, не ценят они меня. – До того было мне приятно мое благородство и вежливость со старушкой, аж глаза замокрели. - Кто они? Почему не ценят? Н – да -с. Ну, все равно, хорошо.
Когда я вернулся из приемной к своему столу, они уже были на месте. На столе. С тех пор и пошло. Как в анекдоте. Помните анекдот  про диван с клопами? Как его хозяева дома выкидывали за старостью, а клопы его назад заносили в дом родной.
Берцы без всяких клопов, возникали сами по себе – у стола, на столе. При посетителях и без таковых. Дома они таскались за мной по всем комнатам и ложились спать вместе со мной в мою большую кровать.
Когда до меня дошло, я вызвал главбуха. Мы посмотрели бюджет хосписа, и я его купил. Хоспис. И поставил на полное свое обеспечение. Параллельно начал ремонт в нем и строительство еще одного хосписа.
Берцы не исчезли, но стали прозрачными как тень. Я понял одно, что двигаюсь в правильном направлении.


Она стояла в коридоре и держалась за стену. На ней была желтая в красный горошек пижама. Смотрела она как то странно, поверх моей головы. Лет ей было приблизительно пять. В коридоре больше никого не было.
Все дети и персонал были на торжественном обеде, посвященном открытию этого нового хосписа, который я построил по самым современным проектам и напичкал самым современным оборудованием. В столовой хосписа  была куча всяких вкусностей, солидных и взрослых людей и все дети больницы. Я постарался угодить им. Были закуплены большие мягкие игрушки, разные игры, мячи, компьюторы. Были приглашены клоуны из театра и небольшой оркестр живой музыки…
- Ты кто?- Она смотрела поверх моей головы.
- Я Олег. –   Слепая, понял я. Ее распахнутые глаза показались мне до того близкими и знакомыми, что я вздрогнул.
- А ты чей?
- Ничей.
- И я ничья. – Она на секунду задумалась. -  А ты не мой папа? - Она робко заулыбалась.
- Нет. – Я понял, где видел эти глаза. Глаза моей матери с ее детского фото.
- А похож. – Она помолчала, как бы прислушиваясь к себе. - И добрый такой же.
- Ты откуда знаешь, что добрый. – Я улыбнулся.
-  Я хоть и не вижу совсем, но знаю. – Теперь она смотрела себе под ноги.
- Ты тоже похожа на одного, очень мне близкого человека. Торт пойдем есть?
- Пойдем. – Она доверчиво протянула ко мне руки, глядя при этом куда то поверх моей головы в потолок.
 
 Все в наших руках. Сейчас врачи говорят, что зрение у нее восстановится полностью. По-моему, мы с ней оба счастливы. Она вернула отца, а я маму.
Когда исчезли берцы, я и не заметил.