Глава 38. Начальник сектора

В начале августа поступила команда готовиться к вылету на полигон. В средине месяца на комплекс стенд-старт планировали вывезти доработанное макетное изделие — предстояла генеральная репетиция проведения первого пуска МКС «Буран».
— Виссарион Леонидович, разрешите вылететь на полигон всем сектором. Надо же обкатать молодых ребят, включая вашего Ковалева. Да и сам столько лет уже не был на полигоне, — попросил Николаева.
— Ребят отправляй. А тебе лететь нельзя, Афанасич. Я не собираюсь за тебя отвечать. Мазо полетит, он за сектором и присмотрит, — выложил свое решение начальник отдела.
— Он присмотрит, — сказал ему и ушел переживать обиду.
— Что невесел, Афанасич? — встретился по дороге Лазуткин, так и застрявший в должности начальника группы.
— Чему радоваться? Снова на полигон не пустили. Что я за начальник, если мой сектор летит на работы, а я остаюсь здесь?
— Да ты радоваться должен, Афанасич. Таких орлов вырастил. Твои ребята там все на виду. Саша Акимов так полковников выстраивает, что я, бывший капитан, завидую. А Игорь Колосанов? А Леночка ваша? Поражаюсь. Мои молодые специалисты только и выучили, где архив находится. Шага самостоятельно ступить не могут. А твои уже работы на полигоне ведут. Как тебе так удалось? Честное слово, завидую, Афанасич, — спел панегирик Лазуткин.
— Вот увидишь, Владимир Иванович, все это вдруг окажется заслугой Мазо. Он с упорством маньяка примазывается к этой работе. Носом чую, есть у него какой-то план, — поделился своими сомнениями с Лазуткиным. Зачем? Не знаю.

— Анатолий Афанасьевич, а я не могу лететь на полигон, — неожиданно обратился ко мне Алексей, главная беда нашего сектора. За все это время он так и не научился работать. Сначала с ним мучился в группе Отто я, а теперь мучается Акимов, который пришел к нам гораздо позже Алексея, но уже возглавил группу.
Впервые они встретились, когда Акимов прилетел с полигона, поверив в свои силы настолько, что рискнул бросить вызов мне. А Алексей прибыл с моря, где все лето пробыл пионервожатым в детском лагере нашего предприятия.
— Анатолий Афанасьевич, а мне два выговора объявили, обычный и строгий, — обрадовал он тогда.
— За что же?
— За пионеров. Один раз сбежали из лагеря на танцы, а второй раз пьянку устроили.
— Что сказать. Ты, Алексей, похоже, нигде работать не сможешь, — сказал ему тогда.
Несколько раз пытался отправить его на полигон с ребятами, но он всякий раз ускользал. Всегда у него оказывалась веская причина.
Что же он придумал на этот раз?
— Меня жена не пускает, Анатолий Афанасьевич, — удивил он меня, — Она боится оставаться одной.
— Почему? Что за причина?
— Ей скучно. Она сама вам позвонит, Анатолий Афанасьевич, — предупредил он.
Жена действительно позвонила. Никакие мои доводы, что отказ от поездки не на пользу ее мужу, не убедили женщину, которая заявила, что деньги ей не нужны, а муж ездить на полигон не будет никогда.

— Саша, что-то твоего Тюрина давно не видел. Где он? — спросил Акимова.
— Похоже, заболел, — ответил он.
— Почему не выяснил? Вдруг ему помощь нужна.
— Ему другая помощь нужна, — загадочно ответил Акимов.
— Ну-ка, Саша, раскалывайся. Что случилось?
— Работать не хочет. В армию собрался.
— В какую армию? — удивился я.
— Хочет стать кадровым офицером, — сообщил Акимов.
Что ж, с этим придется разбираться самому. Узнав адрес общежития, направился к прогульщику. Тюрин оказался в своей комнате.
— В чем дело, Сергей? Почему не ходишь на работу? — спросил его.
— Не нравится мне такая работа, — честно ответил молодой человек.
— А какая нравится?
— Мне нравится служба в армии. Я с детства жил в военных городках и всегда хотел стать офицером.
— Почему же не стал?
— Не прошел медкомиссию.
— А ты думаешь, сейчас пройдешь?
— Думаю, пройду.
— Проходи. Кто бы возражал? А ты в курсе, Сергей, что за прогулы можешь быть уволен по статье? Кто после этого возьмет в кадровые офицеры недисциплинированного штатского?
— Это правда?
— Как и то, что ты штатский. Ты инженер, но у тебя нет военного образования. Ну, хорошо. Допустим, тебя возьмут в кадры, присвоят лейтенантское звание. Тебе сколько лет?
— Двадцать три.
— Очередное звание ты получишь в двадцать шесть. Твои ровесники в это время станут капитанами. Ты, Сергей, неперспективный, а потому капитаном станешь не ранее тридцати, а майорское звание — твой предел. В этом звании ты уйдешь на пенсию. Тебя устраивает такая карьера?
Мы долго спорили. Я рассказал Тюрину о своем опыте военной службы. Рассказал об одном волонтере, который перевелся в кадры, но которого уволили в первых рядах, как неперспективного офицера. Никакие мои доводы не воспринимались упрямцем.
Единственное, что он вынес из нашей беседы — нельзя быть нарушителем дисциплины. Больше претензий к Сергею Тюрину у меня не было. Через полгода он уволился с предприятия в связи с призывом на военную службу.
Лет через двенадцать мы случайно встретились с Тюриным в вагоне метро.
— Ну, как служба? — спросил его.
— Уволили меня из армии, Анатолий Афанасьевич. Как вы и говорили, в первых рядах. Но, до капитана все-таки дослужился, — сообщил Сергей, — Вот теперь снова приспосабливаюсь к жизни на гражданке. Вы были правы, Анатолий Афанасьевич. Зря вас тогда не послушал, — признался он.

Вскоре удалось «пристроиться» и Алексею.
— Анатолий Афанасьевич, у Панарина освободилась должность помощника. Вы не будете возражать, если я туда перейду?
— Алексей, ты хорошенько подумал? До тебя там работал дедушка-пенсионер. Классная работа. Квалификации не требует. Перспективы никакой.
— Меня это устраивает.
— Тогда не возражаю, — избавился я, наконец, от нашей обузы.
Больше у меня проблем с этим составом сектора не было. Вскоре весь сектор, кроме Алексея и меня, выехал на полигон.
Отдохнуть, разумеется, не удалось. Николаев пополнил сектор сразу шестью молодыми специалистами, и мне снова пришлось превратиться в преподавателя.
А в сентябре в наших комнатах стало шумно — вернулись с полигона наши командированные, и за некоторые столы пришлось посадить сразу по два человека. Мы постепенно превратились в полноценный сектор средней численности.
В канун октябрьских праздников почти весь отдел, как обычно, отправили на овощехранилище. Я был старшим от отдела и руководил ставшими уже привычными за много лет работами. Неожиданно меня вызвали к телефону. Звонили от Караштина.
— Анатолий Афанасьевич, я вас прошу срочно прибыть ко мне, — попросил лично Караштин, когда я поднял трубку.
— Владимир Михайлович, я на овощехранилище, — ответил ему.
— Ну и что. Я жду вас.
Делать нечего. Прямо в рабочей одежде сел в машину и минут через пятнадцать оказался в кабинете Караштина.
— Анатолий Афанасьевич, что у вас за вид? — удивился хозяин кабинета.
— Рабочий, Владимир Михайлович. Я же предупредил, что нахожусь на овощехранилище.
— Извините, я подумал, что мне просто придется вас дольше ждать, чем обычно.
— Я на машине, Владимир Михайлович.
— Понятно. Ну что, Анатолий Афанасьевич, кажется, мы с вами дождались настоящего дела. В феврале планируется вывоз летного изделия на стенд-старт. Ориентировочный срок пуска — май месяц. У вас есть всего два месяца на разработку законов управления. Январь мы берем себе. Справитесь, или снова будем создавать комплексную бригаду?
— Зачем? У нас теперь целый сектор и достаточный опыт. Справимся, Владимир Михайлович. Важно, чтобы эта работа попала в наш план, — слукавил я.
— План-график уже подписан. Эта работа за вами, — сообщил Караштин радостную для меня новость. Сразу отлегло от сердца. А я-то думал. Слава богу, Шульман все-таки не отобрал у нас работу, как обещал. Что ж, наш задел позволяет сделать ее и за месяц, но зачем об этом знать Караштину.

И снова, как когда-то в комплексной бригаде, мы работали ударными темпами. Об этом времени помнили лишь четверо из состава сектора, да еще те, кто помогал нам тогда, но остался за бортом нового коллектива. Прослышав о нашей работе, многие из них подходили ко мне в надежде принять в ней посильное участие. Все помнили, как щедро премировали тогда всех участников той работы.
Обратился к Николаеву. Оказалось, напрасно.
— Это ваша плановая работа, Анатолий Афанасьевич. Выполните план, получите обычную квартальную премию. На большее не рассчитывайте, — официально заявил начальник отдела.
Ссылаясь на его слова, «разогнал» потенциальных помощников. Но, слухи тут же дошли и до наших исполнителей, тоже, очевидно, надеявшихся на приличную премию. Темпы работы стали падать.
— Получается, Анатолий Афанасьевич, выгодней сначала работу провалить, а потом быстро сделать, навалившись всей толпой? — спросил меня как-то Акимов.
— Выходит, так, — ответил, разделяя его мысли, — Ничего, Саша, если пуск пройдет успешно, никого не забудут, — ободрил своего лучшего исполнителя, еще не подозревая, как ошибся в своих предположениях.
В конце концов, все правильно. Наш труд оплачивается, а премия это так, подарок судьбы.
Несмотря на спад энтузиазма, еще до новогодних праздников мы сдали согласованный документ в архив. А с января мы с Акимовым и Прозоровым переселились к Шульману. Предстояла проверка работы закона управления на комплексном стенде.
Сколько же удобств операторам мы предусмотрели в этой версии закона — «говорящие» схемки и короткие тексты-подсказки, ссылки на страницу документа, с которой можно ознакомиться, пока идет операция, предполагаемое время, оставшееся до конца операции и еще много чего.
Но, случилось то, о чем предупреждал Валера Бабочкин — все наши «удобства» не потянула вычислительная машина, а потому пришлось ограничиться лишь самым необходимым.
Уже тогда понял, что мы сделали максимум возможного. Именно этот закон управления будет теперь работать не только на первом летном изделии, но и, с минимальными доработками, на всех последующих. Сделать что-то большее можно, лишь сменив вычислительную базу АСУ, что в ближайшей перспективе вряд ли возможно.
Мне вдруг стало скучно.
Так уже в январе месяце восемьдесят седьмого года пришел к выводу, что моим следующим шагом будет создание комплексного стенда сектора, на котором можно работать с моделью ракетно-космического комплекса. Как этого добиться, пока не представлял, но твердо знал, что буду сражаться за это со всей энергией, на которую только способен. Потому что только в этом увидел будущее моего сектора.

В феврале в отделе стало тихо — половина отдела, во главе с руководством, улетела на полигон. И я остался один, без персонала и в тревожных раздумьях.
Постепенно жизнь вошла в размеренный ритм. Большую часть рабочего времени проводил в технической библиотеке, а в оставшееся делал наброски пояснительной записки, в которой обосновывал необходимость создания комплексного стенда с задачей моделирования работы ракетно-космического комплекса. Вскоре эта работа захватила настолько, что не заметил, как подошел месяц май.
А в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое мая восемьдесят седьмого года я в последний раз дежурил на комплексном стенде АСУ. И уже пятнадцатого случилось то, о чем предупреждал специалистов на совещании у Губанова. Не сработал клапан термостатирования — тот самый, на который случайным образом пал выбор Главного конструктора. Что делать? Засуетился Шульман, его программисты и операторы. А что сделаешь, если нет гелиевого поезда. Так и ответил Шульману на его вопрос.
Вскоре позвонили с полигона и сообщили, что разработчики пневмогидравлической системы все-таки нашли выход — сработали клапаном, расположенным рядом. От встряски отказавший клапан все же закрылся.
Дальнейшая подготовка прошла, как по нотам. И уже вечером в половине десятого мы увидели на многочисленных экранах старт ракеты-носителя «Энергия» с космическим кораблем «Полюс»…
Лишь на следующий день узнал, что задача пуска не была выполнена до конца. И хотя его основная цель — испытание новой ракеты-носителя, получившей свое имя «Энергия» — была достигнута, подвел космический корабль «Полюс», не вышедший на орбиту и упавший в океан рядом со второй ступенью носителя.
Тем не менее, этого оказалось достаточно, чтобы признать пуск в целом неудачным с соответствующими выводами.
— В вашу бочку меда случайно попала ложка дегтя. Но она не ваша. Низкий вам поклон, создатели нового носителя «Энергия», безукоризненно выполнившего свою задачу, — приветствовал нас министр на традиционном митинге работников НПО «Энергия» по случаю успешного пуска.
Увы, его низкий поклон оказался единственной наградой за успех предприятия. Ни благодарностей, ни иных наград и премий так никто и не получил.

Настало время летних отпусков, и в отделе снова стало тихо. Людям дали отдохнуть перед началом следующего этапа работ. Мы уже знали, что второй пуск состоится со штатного стартового комплекса, а полезной нагрузкой будет многоразовый орбитальный корабль-самолет «Буран». Но произойдет это не ранее, чем через год.
А пока мы с Прозоровым, Самойленко и Бабочкиным занялись созданием своего «вычислительного центра» — изготовлением персональных компьютеров, объединив которые в сеть, мы могли бы получить свой комплексный стенд, не хуже стенда АСУ у Шульмана.
Неожиданно нас «застукал» за работой сам Панарин, совершавший обход подразделений.
— Анатолий Афанасьевич, что это за самодеятельность на рабочих местах в рабочее время? Почему ваши люди делают какие-то поделки? — строго обратился он ко мне, держа в руках очередную плату компьютера, подготовленную к травлению.
— Это не поделки, Владимир Николаевич. Это плата персонального компьютера, который мы вынуждены изготавливать своими силами, потому что у нас нет доступа к единственному компьютеру комплекса, — ответил ему.
— Интересно. Действительно плата персонального компьютера? И он будет работать? — удивился Панарин.
— Один уже работает в комнате нашего сотрудника. Нам требуется четыре таких компьютера, объединенных в локальную сеть. Тогда мы сможем выполнить нашу задачу с более высоким качеством.
— Зайдите ко мне через час, Анатолий Афанасьевич, — приказал руководитель комплекса.
Через час вошел в кабинет Панарина с намерением доложить о своих научных изысканиях. На всякий случай даже прихватил с собой наброски пояснительной записки. Оказалось, руководитель комплекса вызвал меня вовсе не по поводу наших компьютеров.
— Анатолий Афанасьевич, я решил перевести ваш сектор в отдел Фалеева. По-моему, у вас возражений не должно быть. Они, очевидно, будут у Николаева. Поэтому я вас прошу не информировать его до поры до времени. В нужный момент я сам поставлю его в известность, — обрадовал Панарин.
Вышел от него в приподнятом настроении. Кажется, здравый смысл восторжествовал. Неожиданно наткнулся на Николаева.
— Афанасич, зайди, — пригласил он в свой кабинет, — Потрясающая новость. Мазо переводят к Фалееву. Наконец, я от него избавлюсь, — радовался как ребенок Маленький Наполеончик.
— На какую должность? — спросил его, понимая, что менять шило на мыло Мазо не с руки.
— Не удивлюсь, если вместо Фалеева, — подтвердил мою мысль Николаев.
Настроение резко упало. Как же мне надоел этот карьерист, с упорством маньяка рвущийся в дело, которого никогда не поймет, но зато готов возглавить.

Дня через два меня пригласил к себе Фалеев:
— Ну что, Афанасич, скоро будем работать вместе? — спросил он. «Знает он что-нибудь, или просто пытается выпотрошить меня?» — подумал я.
— Откуда такие сведения? — спросил его.
— От Панарина. А он разве с тобой не говорил?
— Намекал. Но я не воспринял это всерьез, — выкрутился я из щекотливой ситуации, — Ну и что вы мне предложите в этот раз? Хотелось бы знать место заслуженного сектора в вашем отделе?
— Нормальное место. Такое же, как у сектора Соболева.
— Соболева? — удивился я, — А куда вы Четверкина дели?
— Володю планирую заместителем. Ему будут подчинены оба сектора.
Какой кошмар. Унижение, с которым может сравниться разве что мое временное подчинение Отто. Впрочем, причем здесь этот кошмар? Вместо Четверкина, несомненно, будет Мазо, а то, глядишь, и сам Фалеев. Что ж, в любом случае переход к Фалееву мне ни к чему. Тогда что же делать? И вдруг меня осенило.
— Борис Васильевич, а вы в курсе, что ваш отдел решили усилить мощной фигурой стратегического масштаба?
— Какой такой фигурой? — забеспокоился Фалеев.
— Спросите Николаева, а лучше самого Панарина, — посоветовал ему.
Через пару часов оба отдела знали все о предполагаемых переводах, но не от меня. Меня же непрерывно атаковали любопытствующие, которым отвечал, что не в курсе.
— Афанасич, ты в курсе, что вместе с Мазо переводят твой сектор? — снова вызвал Николаев.
— Доброжелатели уже сообщили. Впрочем, я и сам догадался, когда вы сказали, что переводят Мазо. Кто он такой без этого сектора, а с сектором фигура.
— Что делать будем, Афанасич? — искренне расстроился Николаев.
— Лично я с Мазо не пойду. Пусть сектор переходит, а я не хочу.
— Правильно, Афанасич. Оставайся в отделе. Если будут угрожать, что лишат должности, я тебя замом сделаю. Только не уходи.
— Не в должности дело. Чем я у вас заниматься буду, если законы уйдут? Это для меня важней всего, Виссарион Леонидович.
— Да хотя бы анализом комплексных проверок, Афанасич. Шинкин за три года ничего не сделал. Работа провалена. Возьмись. Ты сделаешь, Афанасич.
— Я-то, может, и сделаю. А там у вас новый друг появится. И забудете все на свете.
— Клянусь, Афанасич, никогда не забуду. Ну что, договорились?
Я кивнул, еще не понимая, во что вляпался.

— Анатолий Афанасьевич, Панарин вызывает, — подошел ко мне Мазо, — Нас с тобой к Фалееву переводят, — пояснил он.
Пока шли к руководителю комплекса, Мазо был сама вежливость и предупредительность. Похоже, не зря Бродский часа два консультировал его накануне.
— Вы понимаете, Анатолий Афанасьевич, что Николаев это пустой номер. И Панарин так думает. У Фалеева мы с вами развернемся. К нему новая оргтехника поступает. Компьютер. Я вам там обеспечу режим наибольшего благоприятствования. Думаю, и Фалеев недолго продержится. Это тот же Николаев. У нас с вами там откроются замечательные перспективы, — сыпал Мазо явно не своими словами.
«Тоже на зама намекает. Забудет, как и Николаев, едва до должности доберется. До моей должности. Мне ее и Караштин, и Елисеев обещали», — успел подумать, пока шли к кабинету Панарина.
— Анатолий Семенович, готовьте документы о переводе вас и сектора Зарецкого в отдел триста сорок один, — выдал указание Панарин, не обращая на меня ровно никакого внимания, словно меня и не было в его кабинете.
«Зачем тогда вызывал? Мог бы одного Мазо вызвать. Боится чего-то. Чего? Ну, конечно же, моего отказа», — решил я.
— Владимир Николаевич, одно уточнение. Лично я никуда переходить не собираюсь, — решился все же на бунт.
— Как так, Анатолий Афанасьевич? Мы переводим ваш сектор. Мы с вами об этом уже говорили, и вы дали согласие. Почему вы вдруг изменили вашу позицию? — возмутился Панарин.
— Потому что вы сообщили не всю информацию, Владимир Николаевич. Типичная некорректная задача. А потому не удивительно, что ответ оказался не верным. Сейчас условия полные, и решение, соответственно, стало иным, правильным, — ответил ему.
— Что вы загадками говорите? Вы хоть понимаете, что сектор мы все равно переведем, с вами или без вас? Но, тогда вы уже не будете начальником сектора, — приступил к ожидаемым угрозам руководитель комплекса.
— Делайте, что хотите, — ответил ему, встал и вышел из кабинета. Меня не удерживали.

— Ну что, Афанасич? — озабоченно встретил в коридоре Николаев.
— Бунт на корабле, — ответил ему.
— Правда? — обрадовался он, — Ну, молодец. Я тебе этого никогда не забуду. Спасибо, Афанасич, — засуетился Маленький Наполеончик.
«Знал бы, Виссарион, что ты, оказывается, пустой номер», — мелькнула развеселившая мысль.
— Слушай, Афанасич, ты бы поспрашивал своих, может, кто еще не захочет переходить? — вдруг озаботился Николаев.
— Как так? Сектор и так ослаблен, — возмутился я.
— Тебе-то, какое дело? — удивил Николаев, — Человеком больше, человеком меньше.
— Кто вас конкретно интересует? — спросил его в лоб, заранее зная ответ.
— Ковалев, — не обманул моих ожиданий Виссарион.

— Афанасич, подойди, что покажу, — подозвала Вера Журавлева, едва вышел из кабинета. Она по-прежнему сидела за секретаря.
Это оказался список резерва на замещение освобождающихся должностей. Ковалев был утвержден в резерв на должность заместителя начальника отдела. Меня в том списке вообще не было.
Я не стал исполнять просьбу Николаева. Мне было противно. «Странные люди. Как же они делают ракеты? Впрочем, самый странный здесь это я. А они как раз люди как люди», — с грустью размышлял я.
— Анатолий, что у вас там происходит? — вдруг закричал в телефонную трубку Шульман, — Почему я ничего не знаю? Ты обязан обо всем докладывать мне. Ты же мой человек. Ты работаешь на меня. А я узнаю обо всем со стороны. Кто против меня работает? Я должен немедленно узнать, кто против меня работает, — нес он какую-то оскорбительную чушь. Я положил трубку. Это был мой последний разговор со странным человеком, который вдруг возомнил себя моим хозяином.
— Меня, старого еврея, обвел вокруг пальца какой-то Зарецкий, — как-то раз передал мне от него привет его сосед Рабкин. Так и не понял, вокруг какого пальца обвел тогда Шульмана, внезапно потеряв дело, которое когда-то спас и которому отдал душу.

— Анатолий Афанасьевич, вы разве с нами не переходите? — спросил как-то Акимов, вызвав в коридор.
— Нет, Саша. Мне с Мазо не по пути, — ответил ему.
— А как же ваша работа? Неужели бросите?
— Законы сделаны, Саша, они работают. Самое время кому-то стричь купоны. Почему бы не Мазо. Он, в отличие от меня, на полигон ездит.
— Я тоже не хочу работать с Мазо. Как мне остаться в отделе, Анатолий Афанасьевич?
— Обратись к Николаеву, — порекомендовал ему.
Неожиданно с такой же просьбой ко мне обратился Володя Прозоров.
Вдохновленный его темпераментной речью, к Игорю Колосанову подошел сам.
— Я бы тоже остался в отделе, — ответил Игорь, — Но на днях перехожу в Службу главного конструктора. Я же баллистик, Анатолий Афанасьевич. К вам попал по ошибке, но нисколько не жалею. Спасибо вам большое, Анатолий Афанасьевич, и удачи, — пожелал он.
Удивила Лена Перешеина:
— Не могу я его бросить одного.
— Кого его?
— Ковалева.
— А-а-а.
Подходить к кому-либо еще, больше не захотелось.
Вскоре нас с Акимовым освободили от занимаемых должностей и вывели за штат. Нам сохранили наши минимальные оклады, но мы автоматически попали в число кандидатов на увольнение. Остался в отделе и Прозоров, правда, в отличие от нас, в штате.