Глава 5. Горькая изнанка опасности

«Опасность, государь, велика и многообразна, она превышает все расчеты даже самых осторожных людей»
               Мирабо. «Обращение к королю»

Внезапный дождь, мелкий и неприятный, внес ощутимые коррективы в тактические планы Файна. Если ранее он действительно хотел достоять до конца, не обманывая Ветрова и честно исполняя взятую на себя обязанность, то теперь оставаться мокнуть под дождем в его планы не входило. А что может еще произойти? В такую невзрачную ночь едва ли жертвы отважатся выйти на улицу. Ей Богу, что случится, если я отойду погреться на минутку? Должно быть, каждый на его месте затянулся бы этими мыслями. Файна не возможно было заподозрить в халатности или нерачительности - все, за что он брался, он старался делать до конца, - но обстоятельства диктовали смену алгоритма. На его счастье вдруг появился и повод - откуда-то из тени вышла знакомая фигура, немедленно удивившая Файна. Анатолий знал его - хотя и не догадывался откуда, - знал его однозначно, без сомнений. Фигура, стойко шагавшая навстречу ему, резко развернулась и попятилась в другую сторону, будто испугавшись Файна, который все это время вел себя тихо и спокойно. Но телодвижения Анатолия, судя по всему, испугали незнакомца: тот стремительно направился туда, где свет отсутствовал напрочь - видимо, в целях скрыться из зоны внимания. Однако Файн, твердо уверенный в том, что повстречал знакомую личность, отпускать его - и уж тем более терять, - категорически не хотел.
- Стой! - закричал он ускользающему незнакомцу, - Стой, говорю! Это я! Помнишь меня? Я!
Но вопреки его желанию, силуэт неумолимо растворялся в темноте. Впрочем, Файн не сдавался: от представившегося шанса поговорить не с кем-нибудь, а со знакомым человеком, здесь и сейчас, в этих нечеловеческих условиях, когда дождь беспощадно превращал элегантную классическую одежду в половую тряпку, мог отказаться только глупец. Не теряя драгоценного времени, Файт бросился за исчезающим силуэтом в погоню.

Что и говорить, это была ухмылка судьбы, пересечение двух непересекаемых путей. В это мгновение Файн напоминал блоковского лирического героя, дожидавшегося своей туманной незнакомки, с определенными, разумеется, поправками. Файну приходилось догонять, а не покорно ждать. Незнакомец, в свою очередь, чувствовавший наступление Анатолия, принимался ускорять шаг, дабы оторваться от него. Но Файн, - отдадим ему должное, - не так был прост, и ловко догнал Рогова.

- Да куда ты все бежишь? - Запыхавшись, хрипло говорил Анатолий, - Остановись. Это же я, Анатолий.
Рогов, все это время полагавший, что за ним гонится тот самый убийца, что нанят для охоты на Журова, внутренне расслабился. Он достал сигарету и вкусно закурил.
- Помните меня? - отдышался Файн и немедленно перешел на уважиьельное «вы».
При всем своем старании и всех научных степенях Владимир Рогов не мог опознать в нем кого-то знакомого.
- Москва-Петербург. Вагон. Ресторан. Эээ... Языковая философия. Или как там ее... - Файн путался в названиях, ибо даже не понимал их суть, но очень чутко осознавал, что упоминание слова «философия» моментально даст свои плоды. Рогов оторвался от сигареты и глубокомысленно присмотрелся к собеседнику.
- А, это вы, простите, я так сразу и не узнал, - виновато пожал плечами Рогов и поправил очки, - Никогда бы не подумал, что вы здесь, в такое время, будете стоять рядом со мной...
Не зная что и сказать, рогов путался и терял логическую цепочку. Но Файн, в чуткости которому едва ли откажешь, перехватил инициативу и повел разговор в своих интересах,
- Профессор, а что вы, собственно, так поздно гуляете? Да и погода неугодная. Что тут на улице искать?
Профессор, не моргнув и глазом, уверено ответил:
- Не спится. Захотелось немного прогуляться. А вы что делаете?
- А я, - растерялся Анатолий, - а я ищу место, где бы выпить. Вот уже часа два хожу в поисках приличного заведения, и все закрыты, черт возьми.
- Так давайте же я вас отведу в одно. Я здесь все знаю.
- Вы ходите в бары, профессор?
- Нет, что вы, я просто люблю время от времени разбавлять свой досуг парой-тройкой кружек пива.

Перемолвившись еще несколькими словами, они направились в то самое место, где лежал Ветров. В сущности, в этом не было никакого совпадения: в столько поздний час в округе работало только одно место, где продавали алкоголь и где собирались довольно подозрительные личности. Рогов их не боялся, потому что был местным, а вот посторонним приходилось действительно туго. Впрочем, Ветров, который вот уже час лежал на холодном полу неприглядного туалета, уже не относился к посторонним - его признали сразу, как только к нему подсел Джек, тот самый удивительный тип, что подсунул Дмитрию одурманивающий наркотик. Пока Джек не знал, что Дмитрий совсем не тот, за кого себя выдавал, все было в порядке. Ветров мог чувствовать себя защищенным. Однако одно это чувство отнюдь не делало его счастливым. Иллюзии развеялись, сон отошел, и Дмитрию стойко хотелось скорее покинуть это место. Да, здесь было безопасно, но при этом ужасно неловко. Ветров никогда не пробовал курить - даже простую сигарету, - и минутное замешательство, неуклюжее недоразумение сделали из уверенного в себе мужчины обыкновенного труса. Ветров вышел из бара, не приковывая к себе внимания, и тут же рванулся на место дежурства, где по плану должен был его дожидаться коллега Файн. Но их пути разминулись. Ветров пришел на место и никого не встретил, а Файн с новоявленным товарищем Роговым оказались в злополучном баре.

- Садитесь, мой друг, вы пиво будете? - начал Рогов и подмигнул бармену как-то по-братски. Вероятно, они были знакомы давно.
- Пиво не пью. Давайте вино.

Не то чтобы в баре пахло скверно, но Файн обостренно почувствовал запах тления. Это место едва ли могло ему понравиться - разве что из уважения.

- Вам нравится тут? - любезно спросил Рогов.
- Да, неплохо, да, - смущенно отвечал Анатолий.

Неподалеку сидевший Джек тут же обратил внимание на новых посетителей. Джек - а так его назвали завсегдатаи бара за его пристрастие к «Джеку Дэниелсу», - ничтоже сумняшеся решил подсесть к удивительной компании, которая так ярко выделялась на фоне остальных. Джек не чувствовал недостатка во внимании, но обожал разбавлять свои будни свежими знакомствами. Когда Джек бесцеремонно подсел к ним, Рогов даже не шелохнулся - он узнал Джека. Лицо же Файна брезгливо искривилось: что за тип к нам подсел?
- Я вам не помешаю? - задал типичный для таких историй вопрос Джек и уставился на Анатолия. Отказать было не возможно, не скажешь же «конечно, помешаешь» в подобной ситуации - сразу прибьют. Поэтому Файн робко проговорил:
- Нет-нет, присоединяйтесь.

Разговор изначально совсем не клеился. Файн не мог чувствовал свободы из-за постороннего Джека, Рогов летал где-то в своих мыслях, а Джек по-кабацки молчал и расточал не наблюдаемую, но ощущаемую агрессию. Такие, как Джек, пугали одним своим видом. Впрочем, после завершенной своей миссии он всего лишь оттягивался, не желая устраивать потасовок. С утра его дружки передали ему тяжелые наркотики со словами «Ты должен отдать их незнакомцу в баре». «Но как я его вычислю?» - резонно спросил Джек. «В ваш бар в три часа ночи ходят только тунеядцы и твои знакомые. Любой незнакомец на вес золота. Если он появится, то это наш клиент. С ним все улажено. Твоя задача - всего лишь отдать ему товар. О деньгах не беспокойся. Это наши проблемы», - заверили они. Джек не спасовал и не подвел их, он сделал ровно то, что ему приказали. И не его трудности, что клиент оказался подставным, - в жизни всякое бывает, главное, что груз ответственности спал с пьяных плеч Джека, и тот мог свободно и легкомысленно продолжать пьянствовать. Это он любил и ни на что не мог променять. Компания, зашедшая в бар, состоявшая из профессора и его товарища, должно быть, только подстегнула Джека: давненько он не общался с цивилизованным миром, без кулаков и откровенных наездов.

- Ребята, - Джек расправил плечи, - а вы что так поздно здесь делаете? Не спится?
Файн неуклюже повернул голову на Джека и сделал вид, что ни заметил обращения. Рогов отозвался несвойственно отзывчиво.
- Да вот встретились мы с ним неожиданно. Познакомились как-то раз в поезде, когда я отправлялся на лингвистическую конференцию, и теперь невообразимо пересеклись на улице.
- Так не бывает, - стукнул кулаком по стойке Джек и вызвал дрожь у Файна. Анатолий подумал, что его раскусили. Он следил и следил нерачительно. Так профессионалы не поступают. Колебания Файна усиливались, дрожь окутывала все тело.
- Бывает всякое, скажу я вам, - разразился мудростью Рогов, не подозревая того, что тем самым спасал Анатолия от разоблачения, - В сущности, сказать «не бывает» - значит запутаться в своем же высказывании. Трудно говорить о существовании того или иного явления или предмета. Но можно говорить о существовании слова, которое оно обозначает. Есть слово - есть вещи. Наш мир обусловлен языком, который зачастую и формирует реальность. Сказать «не бывает» нельзя, потому что она уже есть. Этой фразой ты одариваешь ее бытием, понимаешь?
- Сложная конструкция, однако, - пробурчал Файн, довольный отсрочкой своего выявления.
Ничего не поняв из того, что проговорил профессор, Джек тем не менее изобразил согласие. Умом похвастать он не мог, но признавать свою глупость в его планы не входило. Он повертелся на стуле и наконец сказал:
- А вы, я смотрю, не из простых. Я таких люблю. С такими интересно жить.
- Пожалуй, да, - не возражал Анатолий.
- Давайте выпьем за мой счет! - внезапно обрадовал своих товарищей Джек и жестом показал бармену принести спиртного, - Обмоем знакомство.

Первая кружка сменилась второй, вторая - четвертой, четвертая - десятой, и трое приятелей не только породнились, но и забыли, собственно, зачем собрались. Джеку, конечно, не было до этого дела, а вот Файну с Роговым еще как. Время неумолимо бежало к утру, и Рогова ждали оставленные Журов со Светланой. Однако, судя по всему, Рогов о возвращении забыл напрочь, - и не из-за досужей халатности, а из-за сугубо личных причин: во время разговора открылось несколько любопытных фактов, позволявших ему раскрыть одну важную тайну.

Что же до Файна, то он полностью отрешился от происходящего и не замечал своих промахов. А допускал он их едва ли не после каждой новой кружки. Сначала он рассказал о себе, потом о своей профессии, потом о своем деле, затем о своей миссии. Шаг за шагом раскрываясь, он допускал непростительные ошибки в его пусть и принудительном, но ответственном деле. После шестой кружки Рогову все стало ясно, но уходить досрочно он не стремился. Файн провалил задание, провалил вдребезги; если бы об этом узнал Ветров, Анатолию не поздоровилось бы, но у Дмитрия на данный момент были свои проблемы.

Наркотическое опьянение мало-помалу оставляло его, но рецидивы мешали здравомыслию и ясности. То он отчетливо осознавал, где находится и для чего, то не осознавал ничего: одна картинка - мрачная, ночная, - сменялась другой - красочной и живописно-обманчивой. Галлюцинации накатывали непредсказуемо, кавалерийскими наскоками, сменялись резко и без предупреждений. Но Ветров держался молодцом - вернее сказать, держался за дерево и по-прежнему ожидал свою жертву. В этом смысле он отличался от Файна принципиально - тот мог и в трезвом уме забыть о важном, а Дмитрий тщился исполнять должное даже в состоянии неадекватности, которое, впрочем, довольно редко его постигало.

Файн до утра так и не явился на свою «смену». Если бы Ветрова предательски не покинул рассудок, то он, должно быть, очень бы негодовал, поскольку в одиночестве простоял до самого восхода солнца. Уже улицы озарились слабым светом, уже проснулся щебет птиц, а напарника все не было.

Между тем, в квартире Рогова тоже просыпалась жизнь. Первой с пастели встала Светлана - ей вообще спалось этой ночью дурно; долгое время она не могла заснуть, расслабиться ей не давал незнакомый запах ветхой квартиры и докучный стук настенных часов; если на время она и засыпала, то не надолго, сон ее был тревожный и быстро прекращался. Такое состояние Светланы легко объяснялось: она чувствовала себя чужой, вечер не разговаривала, внимание Журова не приковывала, а кроме того легла спать не с ним, а по-отдельности. Аргументы Станислава, прямо скажем, выглядели жалкими: дескать, в стрессовой ситуации им нужно спать на разных кроватях, дабы не волновать друг друга. «Отговорки» - думала Светлана первые полчаса после того, как она легла в постель, и последующие часы только и делала, что обмозговывала отголоски этой мысли. Ничего другого в голову просто не приходило - только Журов, только он занимал все ее существо. Тикание часов отвлекало от сна, но не приковывало мысли; разумеется, в какой-то отчаянный момент она хотела начать считать секунды, чтобы заснуть, но ее энтузиазма хватило едва ли на минуту. 

С утра она поспешила сделать что-нибудь приятное Журову, чтобы завоевать его расположение, и побежала на кухню с мыслями приготовить вкусное блюдо. Кухня, впрочем, была не только запущена в гигиеническом плане, но и в плане продуктов: холодильник не мог похвастаться избытком съестного, а сгоревшая картошка на сковородке только прибавляла скепсиса в смысле возможности приготовить хоть что-нибудь. Кажется, здесь давным-давно ничего не готовили. Да и нога человека, похоже, сюда не ступала тоже.

Громкие шаги на кухне - Светлана старалась быть как можно тише, но тщетно, - разбудили и Журова. Вот у кого и был сегодня глубокий и остросюжетный сон, так это у него. Спалось хорошо, без лишних волнений и лишних дум. Он медленно потянулся, сладко зевнул и накинул на себя одежду. Но первые звуки, в которые он внимательно вслушался, немедленно навели на него тоску. «Это Света, что ли?» - почесал голову Журов и лениво присел в коридоре на картонную коробку. Светлана ходила из стороны в сторону, как это делала в книжном, в поиске хотя бы какой-нибудь вещи, напоминавшей о еде или ее готовке. Но кухня отвечала только отрицательно - в середине стоял маленький белый стол, на котором томились две недопитые рюмки водки. Кухонные беседы, вероятно, были здесь в почете, а вот о еде даже не помышляли. Светлана судорожно решала, что ей делать, и при этом пела себе под нос знакомую Журову мелодию. Анатолий, имеющий, в общем, хороший музыкальный вкус, без затруднений вспомнил, что это за мелодия, однако в исполнении Светланы эту композицию слушать он не мог чисто физически - от возмущения начинали дрожать руки. Его розовые щеки побелели, а горбатый нос еще больше искривился; ему хотелось немедленно выйти на улицу, убежать или совершить еще какое-нибудь спонтанное действие, лишь бы не слышать этого. А Светлана не унималась - она напевала себе под нос всегда, когда занималась чем-то важным в одиночестве. Так становилось веселее и появлялся настоящий задор.

Журов сидел в коридоре и поглощался мыслями, как это бывает всякий раз, когда человек остается один на один со своими мыслями и самим собой. Едва ли найдется поэт, не сочинявший своих стихов под душем, и едва ли он не засочинял бы их в аналогичных Журову обстоятельствах. Станислав утонул в потоке сознания: «Какой навязчивый звук? Какая отвратительно-смрадная мелодия? Опошлить классику своим фальшивым голосом - и после этого можно говорить о каких-либо чувствах? Что она может знать о чувствах? Она ими не обладает, она их попросту не имеет. Чувства надо заслужить, чувствовать нужно учиться не один год. А ее фальшивые сантименты только опошляют то, что, увы, и без нее каждодневно вымирает. Настоящие чувства нужно занести в Красную Книгу, ее же - скорее посадить за решетку. Это - преступление против человечности. Только послушайте... Этот противный голос... Этот знойный стон. Зачем она меня насилует? Зачем я ее насилую тщетными надеждами?»

На самом деле Журов сам запутался в своих желаниях. Он боялся остаться один, как и всякий мужчина, но удостаиваться внимания прелестной, но малодушной Светы больше, чем на два дня, он не жаждал. Как и не жаждал ее яблок при первой встрече, как и не жаждал приезжать к Какулии, а затем и ссорится с ним. Станислав вообще мало себя понимал. Задумываться на два дня вперед было для него чем-то невообразимым; он жил одним днем и выжимал целиком и полностью из него все соки. И работать над своими ошибками - что в этой ситуации было крайне необходимо - в его планы так же не входило. Журов невольно слышал звуки, доносившиеся с кухни, и тихо раздражался. Подойти к Светлане он не решался - ни ссор, ни разборок он не любил, предпочитая позицию стороннего наблюдателя. Поэтому, даже когда речь заходила о его собственных неприятностях, он оставался не у дел, - уходил в сторону. Это была его слабость, но и его сила.

Случайно заметив Станислава, отрешенно сидящего на картонном ящике, Светлана приветливо обратилась к нему:
- Ты, я смотрю, уже встал. Как спалось? - радостно заулыбалась она, будто ее сегодняшний сон был примером для подражания.
- Не дурно, - скривил лицо Журов и встал с коробки, - а что ты так растерянно метаешься по кухне? Ищешь клад?
- Да нет же, смешной ты мой, - кротко отозвалась она, - завтрак пытаюсь тебе приготовить. Только вот еды в доме, кажется, совсем нет. Интересно, в этом месте хоть когда-нибудь ели?
Лениво зевнув и потерев глаза, Станислав привычно замолчал. Ему не хотелось жеманничать перед человеком, не представляющим для него никакого интереса.
- Ну давай, коли есть желание, - сказал Журов, уходя в другую комнату. Светлане это явно не понравилось, но она не показала виду. Отношения необходимо было налаживать вопреки своему настроению и физической усталости. В этом читалась вся Светлана. Чего-чего, а жизненной отваги ей было не занимать.
Журов тем временем, зайдя в пустую комнату и не обнаружив хозяина, впал в недоумение. Вряд ли Рогов мог уйти так рано на работу, он бы непременно предупредил. Может, он вышел за покупками? А, может, с ним что-нибудь произошло? В любом случае вопросов было больше, чем ответов, что едва ли могло развеселить Журова в столь ранний час.
- А ты не видела Рогова? - заинтересованно спросил Станислав, вернувшись к Светлане. Та с какой-то стати одевалась и, по всей видимости, норовила выскочить на улицу.
- Что ты говоришь? - не расслышала она, увлеченно надевая на себя джинсовую куртку.
- Я говорю... А ты куда собралась?
- Продукты купить надо, чтобы сделать завтрак, - завелась она из-за непонятливости любимого, - Я что, его из грязи, что покрывает повсюду здесь пол, его сделаю?
- Понятно, - лаконично отпрянул Журов, - А ты Рогова не видела?
- Рогова? Нет, не видела. А он у себя не спит?
- Да что-то объективная реальность, данная нам в ощущениях, осмелилась сказать, что нет. Рогов отсутствует.
Светлана лишь повела бровью, так как сказать в ответ ей было нечего.
- Ну ладно, иди, - кивнул Журов и, сделав пару шагов, повернулся, - стой, а ты куда намылилась?
В раздражении Светлана открыла дверь и направилась на лестничную площадку, будто не расслышав Журова, но тот вовремя закрыл прямо перед ее носом дверь и грозно вперил в нее глаза:
- Ты с ума сошла?
- Что все это значит? - хмурилась Светлана, привыкшая к абсурдным и неадекватным действиям Станислава, но имеющим предел. Сейчас же Журов, по ее мнению, палку перегибал изрядно. Чего он хотел добиться?
- Ты забыла, что на улице нас могут поджидать убийцы? Ты же сама сказала, а теперь вот так просто и легкомысленно рвешься на улицу.
- Но я хотела всего лишь купить продукты... - виновато осознала она опрометчивость своего поступка.
- Ничего, переживем без завтрака.

Он нехотя взял ее за руку и потянул в комнату. Светлана поддалась его силе и податливо проследовала за ним. Нависло неловкое молчание: им нечего было сказать друг другу, словно все темы для разговора исчерпались на пороге квартиры. В таких ситуациях, которые обыкновенно случаются у семейных пар, атмосферу разбавляют телевизором, но и тут им неподфартило - профессор Рогов выкинул телевизор очень давно и жил исключительно текстуальным миром. Журов достал с полки толстую порванную книжку в твердой обложке. Даже время не смогло изничтожить ее былую солидность. Со своих страниц книга патетично восклицала: «Физика. Теория и практика», а иллюстрация грозного Ньютона только добавляла важности.

- И что мы будем делать? Так сидеть? Как нам найти Рогова? - не унималась Светлана. Журов исподлобья взглянул на нее, кинул укоризну в ответ и поморщил лоб. Перед ним сидела девушка, чувства к которой развеялись окончательно. И только лишь одно желание всецело его одолевало - избавиться поскорее от ее навязчивой компании.
- Что ты молчишь? - напирала она, чувствуя нечто неладное в его поведении. Женское сердце - в какой бы девушке оно не сидело - всегда и везде остается чутким к различного рода недоговоренностям. Светлана уловила Журовское неприятие, и немедленно нашла выход из этой ситуации. Она могла бы сорваться, но едва ли бы это привело к чему-нибудь конструктивному, поэтому она решила-таки накормить его. Все-таки пошлая истина - «путь к сердцу любого мужчины ведет через желудок» - с определенной погрешностью весьма точна. Поскольку она не могла приготовить завтрака, не сходить в магазин за едой, она ограничилась тем, что у нее было в сумке - ее «фирменным блюдом», зелеными яблоками, которые она носила с собой на всякий случай. Всякий случай представился, и она не преминула вспомнить об этом. Пока Журов продолжал читать книгу по физике, Светлана заботливо достала яблоки, сходила на кухню, чтобы их помыть, и вернулась в комнату, неся яблоки на подносе. Дежуров намеренно не замечал ее действий, стараясь сосредоточиться на написанном, - тщетно, впрочем. Сконцентрировать внимание хотя бы на одной формуле он не мог, все время отвлекаясь на шаги, шорохи, звуки. Мешало все, доводило все, бесила одна Светлана.
- Будешь яблоки? У нас ничего нет на завтрак. Это - хоть что-то. Держи, - и протянула самый большой плод.
- Свет, знаешь что? - Журов хлопнул книгой, будто стараясь произвести впечатление, - Мне противны твои яблоки. Вот честно. Противны. Как противен утренний прыщ на лбу, который если даже и выдавишь, потом весь день будет красным пятном смущать прохожих. Понимаешь? Твои яблоки у меня уже здесь сидят, - он показал рукой на горло и театрально поперхнулся, - Видишь?
- Я просто хотела тебя накормить, вот и все. Хочешь оставаться голодным - оставайся, - опешила она, держась, впрочем, вполне достойно.
Журов взял самое маленькой яблоко с подноса, умещающееся целиком в его ладони и без тени раздражения, спокойным голосом произнес:
- Знаешь, почему Ньютон такой умный был?
Не находя поведение Журова уместным, Светлана спросила в ответ:
- Для чего ты задаешь вопрос? Что ты хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать, что Ньютон стал умным потому, что ему на голову упало яблоко. Вот прям как тебе сейчас упадет.
Он резким движением бросил ядро в ничего не подозревающую девушку и попал ей точно в голову. Светлана опешила от такого безрассудства. Впрочем, и досталось ей хорошо: болезненные ощущение заслонили собой беспочвенную симпатию к Станиславу.
- Ты с ума сошел, дурак? - закричала она.
Не слыша ее восклицаний, Журов кувыркался на диване и хохотал во весь голос. Его, по всей видимости, действительно рассмешила эта ситуация - к тому же, он давно хотел в нее чем-нибудь бросить, и тут предоставился такой ловкий шанс. Смешной поступок, смешное положение, смешная реакиция Светланы - именно этого хотел Журов с утра. Пиша для духа, которая заставляет совершенно позабыть о материальной пище.
- Это не смешно, слышишь! Совсем не смешно! - продолжала негодовать Светлана, гнев которой усиливался с каждый новым смешком Журова. Тот не держался за нее, а только отталкивал. Всякая ли женщина готова стерпеть такую выходку?.. Светлана терпела, но всему есть предел.
- Ты очень смешная. Ты как Пьеро из театра Карабаса-Барабаса! - еле выговаривал слова Журов, задыхаясь в своем же смехе.
- Да иди ты! - разозлилась не на шутку Светлана и оставила Станислава наедине со своим смехом и Ньютоном с яблоками. Она решительно взяла свои вещи и вышла из квартиры, хлопнув дверью - и в прямом, и в переносном смысле. Она хлопнула дверью в их отношениях, что было на пользу как ему, так и ей. Лишние страдания не угодны даже Богу, так зачем себя испытывать? С этим настроением Светлана и покинула Журова, раз и навсегда.

Было уже позднее утро: на улице роились люди, смешиваясь друг с другом, словно муравьи, машины издавали неприятные моторные звуки, мешавшие птицам сосредоточенно приветствовать наступающий день, а Ветров стоял один-одинешенек, без какой-либо поддержки своего товарища.

Все дело в том, что той ночью Файн просидел свою «смену» в баре с Владимиром Роговым и Джеком. Причем, если первый никакой опасности не источал и был, в общем, вполне дружелюбным, то второй - после выпитых кружек пива - возбуждался тем сильнее, когда Анатолий начинал умничать. Джеку это начинало надоедать. Но все решило другое - признание Файна в том, что он охотится на Журова. Это произошло внезапно даже для самого Анатолия: он, надеялся, исповедаться друзьям, но а результате только себе навредил. Пьяная исповедь страшнее ночного кошмара, ибо навлекает последствия после пробуждения. Файн их навлек еще в процессе рассуждений: Рогов стоически замолчал, давая собеседнику выговорится, а Джек, не унимаясь, запальчиво выдавливал подробности.

- Друзья, - раскрепощенно говорил Анатолия, - вам-то я могу сказать, зачем я тут. Я убийца. Ну то есть не тот, который убивает бессовестно за деньги... а... как бы это сказать... с совестью, тоже за деньги, впрочем, - Файн изменился в лице, почуяв, что сказал нелепость, - В общем, есть один человек, с которым я должен разобраться. Мне дали такое задание.
- Вот так сразу? Убийца? По твоему тщедушному виду и не скажешь, что убийца, - не верил Джек.
- Клянусь тебе, - покраснел Анатолий и поправил галстук, - Вообще-то я никогда это не делал, но вот один знакомый предложил...
- Ты набиваешь себе цену, что ли? - перебил его Джек и брызнул слюной. К деловому разговору он был не расположен, куда уж там до исповеди.
- Стой, Джек, - проснулся от глубоких дум Рогов. Невзирая на то, что он был пьян, соображал он очень хорошо: и, надо сказать, догадался с кем имеет дело и на кого охотится Файн. Но проверить еще нужно было, - Толя, а на кого ты охотишься? Кто жертва-то?
- Володь, - доверительным тоном начал Файн, - этого человека я даже не знаю, но успел его возненавидеть. Он какой-то причудливый, ходит постоянно со своей девушкой, разъезжает туда-сюда, все делает бесцельно. Может, и жизнь у него такая - бесцельная. Но поймать его как раз-таки непросто. Бесцельных людей поймать вообще невозможно, потому что ты не знаешь куда завтра он пойдет - решение принимается на ходу.
- Я понимаю-понимаю, - строгим академическим голосом унял зарождавшийся монолог Файна, - Как звать-то жертву?
- Тебе имя ничего не даст.
- И все-таки.
- А тебе зачем?
- Ну... - Рогов заколебался.
- Отвечай давай, - ударил по столу кулаком Джек, выручив Владимира. Одним этим поступком присутствие Джека в их обществе оправдалось.
- Станислав его зовут, Журов. Противная фамилия.
- Ясно, - промямлил Рогов и тут же взялся за кружку пива, дабы поскорее пригубить ее и собраться с мыслями.
- И, значит, этот Журов, он такой несносный, неуправляемый, беспечный человек. Как будто его ничто не тяготит. И девушка его, вероятно, не тяготит, потому что он хотя и берет ее с собой, но всегда сторонится. Как будто стыдиться ее.
- Ты мне, Толя, вот что скажи, - развязано-пьяным жестом Джек показал на Файна, - вот ты, ты - убийца, говоришь, мол, ловишь неуловимого. А что ты сам сделал, чтобы его поймать? А? Сидишь тут с нами в баре, распыляешься. Так убийцы поступают? Нет, ты не убийца, ты, Толя, говно.
- Подожди, Джек, не горячись, - прервал его Рогов и обратился к Анатолию, - а девушку ты тоже должен пригрохнуть?
- Да нет, - махнул рукой он, - Зачем она сдалась? Только Журов. Он - главная цель. А девушка... с этой девушкой, как ни странно, я вообще провел целую ночь, - улыбнулся Файн и посмотрел в свирепые глаза Джека. Тот пропитался уважением к Анатолию - возможно, впервые за встречу, - и это отразилось на его поведении. Он на некоторое время притих.
- Провел ночь? Это как? - икнул Рогов от удивления.
- Переспал, в смысле.
- Пикантная подробность, - сказал Владимир и посмотрел на Джека, сознание которого уже отключалось на глазах.

Джек упоенно засмеялся, будто смакуя новые подробности, раскрывшие Файна, как личность. Перед ними сидел убийца, но совсем не страшный. Маленький, щуплый, с еврейкой наружностью, он не представлял угрозы для кого. Но, вместе с тем, в этом человеке уживалось и другое начало, с которым два новых его друга этой ночью познакомились. Мнения о Файне к концу встречи у обоих круто поменялись: Джек его зауважал, а Рогов устрашился.