Милость превозносится над судом

    

 …    На стражу мою стал я и, стоя на башне, наблюдал, чтоб узнать, что скажет Он во мне, и что мне отвечать по жалобе моей? И отвечал мне Господь и сказал:
- запиши видение и начертай ясно на скрижалях, чтобы читающий легко мог прочитать. Ибо видение относится еще к определенному времени и говорит о конце и не обманет; и хотя бы и замедлило, жди его, ибо непременно сбудется, не отменится. Вот, душа надменная не успокоится, а праведный своею верою жив будет. Надменный человек…*

    - Павел Петрович! Шли бы вы кушать, еда на столе стынет! Все читаете да читаете, а уже за окном темно. Вот была бы жива Серафима Аркадьевны, Царство ей Небесное, она бы поругалась с Вами. Где это видано, чтоб так в печаль впадать. Ни пить, ни есть, как положено.
Павел Петрович отложил в сторону книгу, встал из-за письменного стола, подошел к окну. Взглянул на скудно освещенную редкими фонарями, еще заснеженную, не по-весеннему  промерзшую улицу. Позднее время и легкий морозец всех загнали по домам - за окном ни души. Даже собак не слышно. Провинциальный город спрятался в  оплывших сугробах и затаился, чтобы завтра …

     - Дарья, ты иди, спасибо! Я сейчас приду,- обратился он к кухарке, застывшей в дверях кабинета. На душе лежала тяжесть, а в голове роем кружили мысли  о завтрашнем дне.  Он  не мог ни о чем другом думать только об одном – суде! Завтра суд! Его будут судить! И он виновен. Да, виновен! Он не оправдывал себя. Сам виноват. Просто стыдно в глаза людям смотреть. На старости лет, так обмишуриться. Набрал кредитов, накупил мануфактуры, к ярмарке готовился, а она эта мануфактура возьми и сгори при пожаре на складе.
 
     -Я, дурак старый,  у купцов знакомых денег в долг выпросил, чтобы задолженности перед банком покрыть, на родню понадеялся, что не оставят, помогут. Но родство родством, а денежки врозь. Теперь вот – банкрот. Господи! Прости меня грешного, виноват я перед народом, взял, а отдать не могу. Глупость  великую сделал, пожадничал, не застраховал, купленные товары. Господи! Прости.
Продолжая свою мысленную беседу с Богом, Павел Петрович прошел в столовую и сел за стол. Дарья, видя нахмуренные брови хозяина, молча положила в тарелку еду, налила  из штофа в рюмочку наливочки. Отошла от стола и присела на краешек софы.

     Павел Петрович, вяло ел поданную пищу, и по лицу его видно было, что мысли его, витают далеко, далеко. Дарья, желая отвлечь купца от мрачных дум и пользуясь той свободой в обращении, которая была дана ей за давнюю службу в этом доме,  еще при покойной хозяйке, за преданность и услужливость, решилась нарушить молчание:
- Павел Петрович! Забыла Вам сказать. Давеча приходил посыльный из гостиницы с сообщением к Вам, что адвокат тот, ну, которого сын Ваш,
Андрей Павлович в Петербурге нанял – приехал. Завтра вовремя на суде будет. С делом, мол, он ознакомился. Я хотела сразу сказать, а потом вижу, Вы читаете, ну и не стала мешать.

     Павел Петрович поднял глаза и непонимающим взглядом посмотрел на кухарку.
- А! Адвокат! Да, да. Андрей писал мне о нем. Говорят, сейчас самый лучший! Завтра утром мы встретимся и поговорим.
- Павел Петрович! А что у него за фамилия такая смешная - ПлевокО.
Павел Петрович невольно рассмеялся:
- Дарья, его фамилия ПлевАко, а зовут Федором Никифоровичем. Он присяжный поверенный. Читал я о его выигранных процессах в газетах и не думал никогда, что придется познакомиться лично. Спасибо! Можешь убирать со стола. Я поел.

     Дарья довольная, что своей болтовней, вызвала улыбку на лице хозяина, начала составлять на поднос посуду и судки. А Павел Петрович вернулся в кабинет, и сев в кресло, продолжил чтение, прерванное ужином. … горе тому, кто без меры обогащает себя не своим, - на долго ли? – обременяет себя залогами! Не восстанут ли внезапно те, которые будут терзать тебя…
- Господи! Смилуйся надо мной. Слова Твои пронзают мое сердце, Ты про меня написал, суд Твой праведен, Господи, виновен. Милости прошу у Тебя.  Павел Петрович опустился на колени  и долго стоял так, только губы его шептали:
- Ты сказал, что милость превозносится над судом! Ты сказал!

     В патриархальном городе Калуге во второй половине Х1Х века большое влияние имело старообрядческое население. Присяжные заседатели в зале – это купцы с длинными бородами, мещане в чуйках и интеллигенты доброго, христианского нрава. Здание суда было расположено как раз напротив кафедрального собора. Шла вторая седмица Великого поста. Послушать « звезду адвокатуры» собрался весь город, такое событие!  Федор Никифорович, изучив дело, серьезно приготовился к защите, но «почему-то» ему не давали слова. Наконец, около пяти часов председатель суда объявил:

     - Слово принадлежит присяжному поверенному Федору Никифоровичу Плевако.
Адвокат неторопливо занимает свою трибуну, как вдруг в этот момент в кафедральном соборе ударили в большой колокол – к великопостной вечерне. По-московски, широким размашистым крестом Плевако совершает крестное знамение и громко говорит:
- Господи и Владыко живота моего, дух праздности не даждь ми. Дух же целомудрия… даруй мне… и не осуждати брата моего…
Как будто что-то пронзило  всех присутствующих. Все встали, даже судейские чины, и слушали молитву стоя.

     Тихо, почти шепотом, словно находясь в храме, а не в зале суда, Федор Никифорович произнес маленькую речь, совсем не ту, которую готовил:
- Сейчас священник вышел из алтаря и, земно кланяясь, читает молитву о том, чтобы Господь дал нам силу « не осуждать брата своего». А мы в этот момент собрались для того, чтобы осудить и засудить своего брата.
Господа присяжные заседатели, пойдите в совещательную комнату и там, в тишине спросите свою христианскую совесть, виновен ли брат ваш, которого судите вы? Голос Божий через вашу христианскую совесть скажет вам о его невиновности. Вынесите ему справедливый приговор.**

     Присяжные совещались пять минут, не больше. Они вернулись в зал, и  старшина объявил их решение:
- Нет, не виновен.



• - Книга пророка Аввакума, глава 2
• - Из адвокатской практики присяжного поверенного Федора Никифоровича Плевако