Неудачник

«Скорее бы уж закончить школу», – думал Петька Посошков, глядя на отливающую старым серебром воду.

Он стоял на мосту через Оку, положив на решетчатые перила локти и уткнув подбородок в сцепленные пальцы. По Оке шла неровная рябь от ветерка и редких дождевых капель. Над водой с пронзительными криками носились чайки. Прохожих на мосту в эту пору почти не было – день-то рабочий. А если кому-то и надо было перейти на ту сторону, они шагали по мосту торопливо, засунув руки в карманы и подняв воротник. На мальчишку никто не обращал внимания. От воды тянуло холодом, как осенью. Но Петька только накинул капюшон толстовки, надетой под джинсовую куртку. Он не боялся простыть, ему вообще было все равно.

Почему считается, что детство у человека обязательно беззаботное и радостное? Скорее всего, потому что, вырастая, люди забывают проблемы тех лет или начинают считать их мелкими и несерьезными. Конечно, потеря любимой книжки или разбитый велосипед в сравнении с другими бедами, утраты незначительные, но что если велосипед был давней мечтой, и ты собирался колесить на нем еще не один год, а книжки вообще для тебя главная ценность на свете? А что если за свою жизнь ты так и не нашел хорошего друга или вообще одинок как пугало на грядке?

Или если никогда и ни в чем не бывает у человека везения?

Всякая ерунда вроде захлопывающейся перед носом троллейбусной двери или закончившегося мороженого, когда ты отстоял длинную очередь, не в счет. Электричество, вырубившееся в самом начале хорошего фильма, который никак не можешь достать на диске – неприятно, но не страшно. Контрольная по теме, которую ты пропустил, и теперь в ней ни бум-бум, – тоже не смертельно. И новые штаны, разодранные при неловком прыжке с забора – не самая большая трагедия. Но если все это изо дня в день… И не только неудачи, а вообще всякие неприятности. И мама страдающе вздыхает: «Ну что ты у меня за человек такой…»

Что он за человек? Почему ему постоянно не везет в жизни?

Кто виноват?

Или виноват он сам, потому что уродился таким хлипким и неуклюжим? Скоро двенадцать, а он не умеет толком кататься ни на велике, ни на коньках. И если на физре играют в футбол, мальчишки недовольно пыхтят и стараются не пасовать в его сторону, а гонять мяч с компаниями во дворе он не решается вовсе. И болеет часто…

К своей неудачливости Петька давно привык, но порой чаша терпения переполнялась, и накатывала такая вот ядовитая тоска. Придавливала, как висящий сейчас за спиной рюкзак, набитый учебниками. Ну сколько же можно!! Когда вечные неприятности перестанут его преследовать?! Может быть, когда он окончит школу и сможет сам решать, что ему делать и как жить? Хотя… разве взрослые решают это сами? Они тоже зажаты в тугие тиски всяких обязанностей, условностей, правил. Так что же, это никогда не кончится?
Петька носком ботинка толкнул между столбиками перил камешек, тот плюхнулся, пошли по воде круги…

Как же опостылело это мутное небо, эти серые будни…

Петька лег на высокие перила грудью, подтянулся, болтнул ногами.

Вспенивая воду, промчался под мостом катер, оставил после себя длинный, расходящийся к берегам след. Счастливые люди, вот бы помчаться так же у самой воды!

Или… к воде?..

Надо только чуть сильнее перевеситься через перила. Будет мгновение жутковатого полета, тугой удар о поверхность, а потом проглотит водная толща. Тяжелый рюкзак потянет вниз, не выпустит на поверхность… И не будет больше ни обид, ни несчастий.

Лямка рюкзака, надетого на одно плечо, сползла на локоть, потянула назад и вниз. Будто рюкзак решил отговорить Петьку от такого страшного дела.

Петька повисел на перилах еще несколько секунд, потом тяжело прыгнул на мост. Поставил рюкзак у ног. Повернулся, привалился к перилам спиной и стал смотреть в пасмурное небо.

Чушь! После короткого падения будет ужас и отчаянная, но бесполезная борьба за жизнь – с инстинктом самосохранения не поспоришь. Да и неизвестно, будет ли за тем рубежом лучше, чем здесь? Или ждут его только вечные муки как расплата за содеянное…

И – мама… Она-то как будет без него?

– Оба-на! Смотри, чуваки: Посох! Эй, Посох, ты кого пасешь?

К Петьке вразвалочку приближалась компания: тощий рыжий Санька Марков из Петькиного класса, восьмиклассник с увесистым именем Мирон и вертлявый Боня из шестого. Петька лопатками толкнулся от перил и тоскливо смотрел на приближающихся пацанов. Пакостей от них ждать не стоило, но и радостного в этой встрече тоже было мало.

– Здорово, Посох! – излишне жизнерадостно воскликнул Санька (будто не виделись в школе). – Ты тут чё?

– Так просто, гуляю, – нехотя отозвался Петька.

– Он чаек считает, – хихикнул за Санькиной спиной Боня.

Чайки зигзагами рассекали серое пространство над мостом.

– Много насчитал? – лениво поинтересовался Мирон.

– Тыщу, – вздохнул Петька.
Что им надо? Шли бы себе.

– Посох, а ты чё с физры слинял? – Санька нагнулся над перилами и плюнул в реку. – Физрукша тебя искала, хотела, чтоб ты показал новое упражнение «висение на перекладине».

Санька оглянулся на своих приятелей и гоготнул, приглашая посмеяться над тюфяком Посохом. Потом опять глянул на Петьку. «Сам рыжий, а глаза какие-то бесцветные», – машинально отметил Петька, словно видел Саньку впервые. Насмешку он проглотил молча. Звуки почему-то казались глуховатыми, будто пробивались сквозь наброшенное на голову одеяло. И смысл сказанного доходил с небольшой заминкой.

– Петруха, айда с нами мяч гонять, – вдруг предложил Санька.

Еще секунда, и Петька бы глянул на него с недоверчивой радостью, он просто не успел среагировать. Но тут Боня пискляво добавил:

– Ага, мы тебя к противнику на ворота поставим. Глядишь, выиграем, ага, Санек?

Теперь заржали все трое.

Раньше Петьку не «доставали». Любить не любили, но и не травили никогда. Тем более не ожидал он такого от Маркова, Санька – незаметный такой пацан, никакой не отморозок. Петька подхватил рюкзак, хотел шагнуть мимо Саньки, но тот загородил дорогу.

– Дай пройти.
– Ты куда, Посошок? Мы еще не договорились.
– Дай пройти, – звеняще повторил Петька.
– Санек, пусти его, а то ботаник сейчас заплачет, – ухмыльнулся Мирон.

Но Санька не пустил, с косой усмешкой он ухватился за лямку Петькиного рюкзака. Свел реденькие рыжие брови и гаркнул:

– Стоять, сказал!

Недавно у Саньки начал ломаться голос, поэтому слово «стоять» прозвучало басовито, а «сказал» неожиданно тонко и визгливо. В общем, смешно получилось. Саньку это взбесило. Он зло сощурился:

– Чё, к мамочке торопишься?
– Не твое дело, – буркнул Петька. – Чё пристал?
– Ах ты, шмакодявка вонючая!

Марков вдруг с силой рванул у Петьки рюкзак, секунду подумал, а потом с натугой протянул руку над перилами. Рюкзак закачался над водой.

Петька машинально сделал шаг назад. Боня и Мирон замерли, видно, не ожидали такого. «Псих», – подумал Петька. И вдруг понял, почему Марков привязался: ему хотелось продемонстрировать перед приятелями свою крутизну. А как это лучше сделать, если не при помощи такого хлюпика как Посох? И безопасно, и круто.

– Ну чё пялишься, ботаник? Щас пущу твое имущество к рыбам! – Марков уставился на Петьку своими бесцветными глазами.

«Сам ты рыба», – с бессильной злостью подумал Петька.

– Сань, да хватит, – поморщился Мирон, – брось.

– Могу и бросить, – Марков опять усмехнулся.

А ведь, в самом деле, может. Или просто пальцы устанут и разожмутся, рюкзак-то тяжелый. А в рюкзаке новенькая книга «Путешествие вокруг света» Крузенштерна, вчера увидел в книжном магазине, и весь вечер клянчил на нее у мамы деньги. И учебники жалко, осенью мама выложила за них круглую сумму, хотела, как закончится учебный год, продать. У них, у Посошковых, каждый рублик на счету.

Санька покачал рюкзаком.

– Ладно, Посох, попроси по-хорошему, и я тебе верну твои книженции. Пойдешь ботать дальше.

Боня нервно хихикнул.

Петька молчал. Жаль Крузенштерна, всего одну главу успел прочитать…

– Оглох, что ли? Попроси, говорю!

Петька молчал. Только краем глаза видел, что Мирон смотрит на него с непонятным интересом.

– Ну?!

Петька рванулся к Маркову. Вцепиться в него, чтобы не смел!.. никогда!..

Куда уж было ему, неловкому и невезучему, соваться в такое дело! Тем более что трое на одного – навешают в два счета. И все-таки он рванулся…

И уже в броске понял, что от толчка Санька выпустит рюкзак…

И тут Петьке Посошкову крупно повезло.

Когда от удара ладонями в грудь Санька летел спиной и боком на перила, чья-то крепкая рука ухватила вырвавшийся у него рюкзак, легко перенесла его через перила, бросила на мост, а самого Саньку взяла за шиворот и крепко тряхнула.

– Что здесь такое?!

Разом притихший, растерявший всю свою крутизну Санька слабо трепыхался и сопел.

Его держал за воротник взрослый коренастый парень в светлой куртке и модных узких очках.

– Твоя сумка? – спросил парень у Петьки, тот кивнул, шумно дыша. – Возьми. Что им было надо?

– Да ничего, – пискляво заявил Боня. – Стоим, нормально разговариваем, нельзя что ли?

– По-твоему, сумки в реку кидать – это нормальный разговор?

– А чего он…

Петька заметил, как Мирон смерил Боню непонятным взглядом.

Парень выпустил Санькин воротник и подтолкнул его в спину.

– Ясно. Валите отсюда и не попадайтесь больше. А если узнаю, что опять Посошкова достаете, ноги оборву. Г-герои…

Марков оглянулся на Петьку, плюнул, и они с Боней торопливо зашагали прочь. А Мирон задержался, посмотрел на Петьку, будто хотел что-то сказать. Но не сказал, повернулся, сунул руки в карманы и медленно пошел за приятелями.

– Вот паразиты, – сказал парень, глядя им вслед. – Что им надо было?
– Не знаю. По-моему, просто развлекались…
– Паразиты, – повторил парень. – Ну, пойдем?

Петька повесил рюкзак на плечо, и они пошли рядом по мосту. Один раз Петька не выдержал, оглянулся. И заметил, как догнавший приятелей Мирон влепляет Маркову полновесную «плюху».

– А откуда вы меня знаете? – неловко спросил Петька.

– А я с твоей мамой работаю. Только она в бухгалтерии, а я в редакции. Видел, когда ты к ней приходил. Правда, узнал не сразу.

– А я вас вообще не помню. Извините.

– Да ладно. Я вот тоже не помню, как тебя зовут.

– Петька.

– Значит, в честь деда? Мама-то Ольга Петровна.

– Ага.

– А меня зовут Олег. Будем знакомы? – Он весело протянул Петьке ладонь. Тот неуклюже подал свою. – А ты чего такой… задумчивый?

– Я… наверно, удивляюсь, – неожиданно для себя откровенно сказал Петька.
– Чему?
– Ну, что вы вот так вдруг появились.
– Что же тут удивительного? Просто мимо шел.
– Да дело не в этом.  Просто я очень невезучий. А тут такая удача! Если бы не вы, рюкзак бы утонул, а там учебники и книга.
– Почему это ты невезучий? – нахмурился Олег.
– По жизни так.

Олег посмотрел на него очень внимательно, даже остановился. Потом глянул вокруг. Мост кончился, неподалеку поблескивала стеклами маленькая кафешка.

– Давай-ка с тобой зайдем вот сюда, выпьем кофе, или что ты там любишь, какао, чай. А то ты, по-моему, продрог.

Конечно, идти с незнакомым человеком в кафе не стоило бы, но, во-первых, тот был не совсем незнакомый, а во-вторых, Петька понял, что окоченел на влажном ветру.

В кафе было малолюдно, уютно и тепло. Тихонько звучала музыка. Петька сел в уголок, пристроил рюкзак у ножки мягкого стула. Им принесли по чашке кофе.

– Ну, давай рассказывай, – проговорил Олег. – В чем это тебе не везет?

– Да во всем. И в ерунде, и в крупном.

Петька Посошков сказал это так тоскливо и серьезно, что журналист Олег Цаплин сразу понял: парнишка не играет, не рисуется. Олег подумал немного.

– Знаешь, если все, как ты говоришь, то выход один – переломить судьбу.

– Как это?

– Пойти ей наперекор до конца. И тогда все изменится.

Петька моргал.

– Ну смотри. Есть у тебя какая-нибудь мечта? Или любимое дело? Или цель какая-то?

– Ну… наверное, есть. Мечта.

– Ну вот! Значит, надо к этой мечте идти несмотря ни на что. Везет, не везет – по фигу, даже думать об этом не надо, главное, делать свое дело. Ну и еще постараться поверить в себя. Тогда судьба сдастся. Понял?

– Кажется, да, – неуверенно проговорил Петька.

Олег откинулся на спинку стула, улыбнулся.

– Хотя мне кажется, твоя судьба уже начала сдаваться. Сегодня, когда ты не уступил этим балбесам.

– И она послала вас на помощь? – тоже улыбнулся Петька.

– Ну… неловко как-то чувствовать себя подарком судьбы…

Они рассмеялись.

Потом Олег поднялся, взял с вешалки свою куртку.

– Я пойду, Петька. Работа. А ты если хочешь, еще посиди, погрейся.

– Ага, я посижу.

– Может, тебе еще что-нибудь заказать?

– Нет, спасибо. Я так.

Петька проводил Олега взглядом и дернул из рюкзака книжку. Слава Богу, Крузенштерн уцелел! Официантки поглядывали на него, но никто не выгонял, и вскоре Петька перестал обращать внимание на посетителей и персонал, полностью окунувшись в удивительные приключения шлюпов «Нева» и «Надежда». Конечно, документальное повествование о кругосветке – не роман Дюма или Жюля Верна, но Иван Федорович Крузенштерн в начале девятнадцатого века писал так живо и увлекательно о, казалось бы, неинтересных вещах, что Петька никак не мог оторваться. Наконец, дочитав о вынужденной длительной стоянке путешественников у берегов острова Святой Екатерины, Петька заставил себя закрыть книгу. Пора было двигать домой.

Троллейбус, конечно, улизнул прямо из-под носа. «Ну и фиг с тобой», – сказал Петька ему вслед и пошел пешком – пока ждешь следующую машину, будешь уже почти дома. Когда Петька подходил к своей девятиэтажке, в нагрудном кармане завибрировал мобильник.

– Петя, ты дома?

– Ага, мам.

В этот момент визгливо затормозил рядом побитый жигуленок. Мамин голос в трубке моментально набрал громкость и взволнованность.

– Петя! Ты что, мне врешь? Ты где?
– Да не вру я, я уже около подъезда, через минуту буду дома.
– А почему так поздно? Ты где был? Что случилось?
– Мама! Ну почему обязательно что-то должно случиться? – взвыл Петька. – Я гулял!
– Где?

Говорить, что гулял на мосту, не стоило: мама сразу решит, что он уже насмерть простужен. Петька ушел от ответа.

– Я познакомился с вашим сотрудником. Его зовут Олег, он журналист. В очках.

– Понятно, Цаплин.

Петька ждал дальнейших вопросов, но мама сказала:

– В холодильнике макароны и гуляш, погрей в микроволновке. Я сегодня задержусь, у меня отчет.

– Хорошо, – вздохнул Петька. Могла бы и не говорить, что задержится. Вот если бы в кои-то веки собралась придти домой вовремя, тогда – да.

В сумрачной пещере подъезда Петька привычно прошел к лестнице, поднялся на три ступени и остановился, глянул назад. В подъезде никого не было. Петька вернулся и нажал кнопку лифта.

Вообще-то ездить одному на лифте ему не разрешалось, считалось, что он обязательно застрянет там или нарвется на маньяка. Но сегодня Петька решил испытать судьбу. В конце концов, он же не собирается прыгать с крыши. Миллионы людей ежедневно ездят в лифтах и ничего, живы. На крайний случай есть телефон, можно позвонить маме, а она вызовет кого надо. Петька зажал мобильник в ладони.

Лифт благополучно доставил его на четвертый этаж.

Дома было тихо и холодно. Отопление выключили в начале мая, а погода стояла далеко не летняя. За стеной привычно и негромко звучала классическая музыка, это у пожилой соседки Анны Федоровны. Иногда она приходила к маме и спрашивала:

– Леночка, вам не слишком мешает моя музыка?

– Ну что вы, Анна Федоровна, совсем не мешает, – искренне отвечала мама.

Музыка не мешала, наоборот, Петьке нравилось учить уроки под фуги Баха и читать под Моцарта.

Сегодня звучал Чайковский, это была самая подходящая музыка. Петька торопливо повесил курточку, бросил в прихожей рюкзак и из нижнего ящика письменного стола достал тетрадь. На обложке был изображен рыцарский замок, стоящий на утесе над морем. В этой тетради Петька писал свою повесть о приключениях друзей Вани и Сережки. Если бы кто-то прочитал это произведение, то сразу понял бы, что робкий и немного неуклюжий Сережка очень похож на самого Петьку Посошкова, а ловкий, находчивый и серьезный Ваня – это, наверняка, друг, которого очень хочет иметь Петька. Но Петькину повесть никто не читал, он прятал тетрадку даже от мамы.

Петька развернул тетрадь и мельком просмотрел последний абзац, в котором рассказывалось, как Сережка среди развалин сгоревшего дома обнаруживает статуэтку конного рыцаря. Петька собирался написать, что статуэтка порядком оплавилась, в боку коня открылась щель, и из этой щели Сережка извлек скрученный в тугой свиток загадочный документ…

Но повесть не пошла, не помогали даже звуки «Времен года» за стенкой, мысли разлетались, как воробьи из-под ног. Оставалось последнее средство собрать творческие силы. Петька дотянулся до книжного шкафчика-пенала и взял с полки книгу в синем переплете. Привычно приласкал глазами парусник-малютку на обложке, раскрыл наугад. «Женька распахнул окно и бесшумно скользнул в палисадник. Южная ночь обступила его. Женька прокрался к забору, перемахнул его и оказался на безлюдной улице, дышащей ароматом цветущих каштанов…» Дальше можно было не читать, Петька и так знал, что Женька проберется к морю и на ночном берегу встретит брата и сестру Стрельцовых, с которыми у него будет много не всегда приятных приключений, но все закончится хорошо.

Петька закрыл книгу, подышал осторожно, пытаясь понять, пришло ли вдохновение. И вдруг понял, что очень хочет сделать то, о чем давно думал, но не решался. Затея, конечно, была пустая и безнадежная, но… Олег говорил, что надо идти к своей мечте.

Петька открыл тетрадь на середине, вырвал двойной лист, положил его поверх тетрадки, глубоко вздохнул и коряво (немного дрожали пальцы) вывел:

Здравствуйте, Вадим Сергеевич!

Петька подумал, спрятал листок в тетрадку, вырвал другой и переписал фразу, добавив перед именем слово «уважаемый».

Потом он поморщился, погрыз колпачок ручки и стал писать дальше.

Меня зовут Петя Посошков, мне 12 лет. Я с 1-го класса читаю ваши книги, и они мне очень нравятся…

Чернила в ручке были жирные, и в некоторых местах размазались, а в слове «нравятся» Петька пропустил букву а. Он испуганно перечитал написанное, тут же разорвал страницу на множество мелких клочков, завернул их в листок и засунул поглубже в ящик. Посидел, прислушиваясь к Чайковскому. Потом медленно, будто против воли, отыскал в столе другую ручку и достал листок, на котором писал вначале. Теперь ему казалось, что слово «уважаемый» вовсе тут ни к чему. Оно отдавало канцелярщиной, будто он пишет не письмо любимому писателю, а прошение в мэрию города. А про уважение Вадим Сергеевич и так поймет, ведь Петька напишет про его книги очень хорошие слова. И он стал торопливо водить ручкой.

Закончив, Петька сложил листок пополам и сунул его в тетрадь. В прихожей он вытряхнул из рюкзака на пуфик книжки, сунул в рюкзак тетрадку с письмом, побренчал мелочью в кармане и выскочил из квартиры.

На лестничной площадке Петька наткнулся на маму. У мамы стали очень круглые глаза.

– Ты куда?

– Мам, я быстро! До почты и обратно!

Мама ухватила его за рукав.

– Какая почта? Зачем?

– Ну мама! Мне очень-очень надо!

– За-чем?

– Ох… мне надо два конверта.

– Ты что, письма собрался писать?

Петька хотел было сказать правду, но в последний миг подумалось, что не стоит об этом говорить. Это как новогоднее желание – загадал про себя и молчи, иначе не сбудется.

– Я… я хочу поучаствовать в викторине по литературным произведениям. Это по газете.

– И что, до завтра нельзя подождать?

– Там же учитывается, кто раньше прислал ответы, – нашелся Петька.

Только бы мама не попросила показать газету!

Но мама сказала:

– Пойдем, у меня где-то дома были конверты.

Мама дала ему два конверта, Петька снова уселся за стол и вытащил письмо. Ох, как захотелось развернуть его! Но Петька не стал, потому что понял: если прочитает снова, уже не сможет его отправить. Он запечатал письмо, надписал «Карпинскому Вадиму Сергеевичу», указал свой адрес, вложил запечатанный конверт в другой и приложил к нему лист с короткой припиской «Очень прошу переслать Вадиму Сергеевичу Карпинскому. Петр Посошков». Этот конверт он тоже запечатал и написал на нем адрес издательства «Ока-Полиграф». Адрес он взял в конце книги Карпинского «Женька и море», на странице, где помещают всякие издательские данные, справедливо рассудив, что уж в издательстве-то точно знают адрес автора, книгу которого печатают.
После этого Петька почувствовал вину перед мамой за свой бессовестный обман. Но решил, что все расскажет ей потом, а сейчас только перемыл всю посуду, полил цветы и вытер пыль на столах и подоконниках.

Чтобы не мучиться сомнениями, назавтра Петька вышел из дома позже обычного и, пробегая мимо почтового отделения, торопливо сунул конверт в щель почтового ящика. Все! Пути отступления закрыты! Ответа, конечно, не будет, но Петька пошел на урок с чувством, что сделал все как надо.

А в письме любимому писателю было вот что:

Здравствуйте, Вадим Сергеевич!

Меня зовут Петя Посошков, мне 12 лет. Я с 1-го класса читаю ваши книги, это самые замечательные книги на свете. Я даже тоже начал сочинять рассказы, только пока получается очень плохо. Пока пишу, кажется, что хорошо, а когда потом читаю, то совсем неинтересно и глупо. Большое вам спасибо за ваши книги, за то, что вы так хорошо знаете наши, детские, проблемы.  Вообще мне иногда кажется, что вы читаете мои мысли и пишете про меня. Это здорово! Вот бы мне так научиться! Но наверно, я никогда не научусь, потому что я неудачник. Мне очень нравится, что в ваших книгах такие крепкие друзья. У меня в жизни такого нет, но я придумал себе друга Ваню Смирнова и теперь пишу про нас с ним повесть. Может, что-то получится. Еще раз спасибо.
Петя Посошков, 7 класс

Ответ пришел через три недели. Петька примчался из школы, и оказалось, что мама уже дома. Она пекла пирог и напевала в кухне.

– Мама, а ты почему дома? – крикнул Петька, разуваясь.

Мама появилась на пороге в фартуке и с полотенцем в руках. Она смотрела на Петьку с растерянной улыбкой.

– Петя, там тебе письмо

Петька две секунды постоял, соображая, потом мигнул и в одном ботинке ринулся в комнату.

Обычный белый конверт стоял на столе, прислоненный к деревянной карандашнице.

Сердце забилось так, словно сейчас прыгнет на стол рядом с конвертом. Петька взял конверт дрожащими руками. Адрес был написан аккуратными полупечатными буквами, а вместо фамилии отправителя стояла размашистая роспись, в которой Петька разобрал только заглавную букву «К». Петька вскрыл конверт, осторожно вытянул из него лист для принтера. Почерк был размашистым, но понятным, строки, написанные черной ручкой, загибались вверх.

Здравствуй, Петя!

Только что получил из издательства «Ока-Полиграф» пакет с твоим письмом. Большое спасибо тебе за добрые слова о моих книгах. Обещаю, как только будет издана, прислать тебе мою новую повесть «Капитан из шестого А».

Насчет неудачливости хочу сказать: у меня тоже были в жизни периоды, когда все валилось из рук, и ничего не получалось. В такие моменты остается одно: сжать зубы и упорно делать свое дело. И все получится.
Петя, и мне когда-то  мои «литературные творения» казались скверными, я даже сжег несколько ранних книг (о чем, кстати, потом здорово жалел). Так бывает у многих авторов в начале пути.  А потом что-то стало получаться. Поэтому не бросай писать, если только не поймешь, что тебе это не нужно.

И еще. Друзья, рожденные нашим воображением, бывают нам не менее дороги, чем реальные. Они идут по жизни рядом с нами. Поэтому – привет Ване Смирнову.

Вадим Карпинский

Мой адрес: Санкт-Петербург…
… … …

Петька мгновенно пробежал все строки, потом прочитал еще раз, медленно и вдумчиво.

И понял, что мама все еще стоит на пороге. И что из кухни пахнет пригоревшим пирогом.

– Мама, пирог!

Мама умчалась с резвостью пятиклассницы, а Петька погладил ладошкой конверт, как будто он был живой.

И вдруг его накрыло жуткое сомнение, словно прошила от макушки до пяток ледяная игла.

Петька ринулся к книжному шкафу, выхватил синий томик, откинул переплет, и Вадим Сергеевич привычно глянул на него с фронтисписа. Под портретом стояла подпись «Вадим Карпинский», и выглядела она… ну точно как в конце письма!

Потом Петька сидел, откинувшись на спинку стула, болтал в воздухе ногами – одной в носке, другой в ботинке и улыбался.

Это было не просто везение, это была громаднейшая удача! Даже и не сосчитать, сколько раз Петьке повезло. Во-первых, повезло, что письмо не затерялось где-нибудь на почте и благополучно добралось до издательства «Ока-Полиграф». Во-вторых, что в издательстве оно попало к хорошему человеку, который не поленился отправить его писателю. Ну и главное, что сам Вадим Сергеевич среди всех своих писательско-педагогических дел нашел время прочитать Петькино послание и написать ответ. Хотя в своих интервью писатель Карпинский не раз заявлял, что просто физически не может отвечать на все приходящие письма восторженных читателей.

Петька стащил ботинок и, помахивая им, пошел на кухню. По пути глянул на себя в высокое зеркало в прихожей, и Петьке показалось, что отражение неуловимо изменилось. Как если бы прежде он смотрелся в пыльное зеркало, а теперь его начистили до блеска и осветили яркой лампой.

Мама отложила кисточку, которой смазывала пирог, села на табурет и жалобно посмотрела на Петьку.

– Петя… что случилось?

Петька присел перед мамой на корточки, локти поставил ей на колени, а кулаками подпер щеки.

– Мама, да ничего! Просто я… Кажется, я самый везучий человек на свете!..