продолжение 4 Путешествие во времени

Третье мая. Красноярск. Дом дедушки Абдуллы.

К утру поезд преодолел расстояние от Новосибирска до Красноярска. В Красноярск въезжали в утренних сумерках. Небо было затянуто серыми сплошными облаками. Накрапывал мелкий дождь. Вокруг полотна железной дороги тянулись холмы высотой до двухсот метров. Лес на холмах хвойный, темно-зелёный. Город проехали медленно, но даже не почувствовали, что были на стоянке в городе и самого города не почувствовали. Проехали, словно это был маленький полустанок. Может быть потому, что железная дорога проходила по окраинным местам города. При выезде из Красноярска вдоль железной дороги пошли садовые участки, расположенные на склонах пологих холмов. Рядом с полотном железной дороги продолжали встречаться погреба с торчащими трубами вентиляции и металлическими дверьми.
После завтрака семья сыграла в «тысячу» всего за один час. Тогда Басыр рассказал условия игры «книга», и сыграли в эту игру. Во время игры Басыр вспомнил о прошедшей юности.

Рассуждения о юности и повседневной жизни.

- А знаете? Я в эти игры не играл уже пятнадцать лет. Как женился, так и игры эти пошли по боку. А до этого несколько лет с братишками проводили вечера за игрой в карты или в шахматы. Мы все тогда жили вместе в четырёхкомнатной квартире отца. Нас четверо братьев – как раз полный набор игроков, даже если нет соседей. Братишки учились в институте, а я работал на заводе. Беспечное было время! Заводить свою семью ещё никто не думал. Играли азартно, иногда с чаепитием. Ведь иногда игра затягивалась до утра. Иногда к нам приходили играть соседи: братья из десятой квартиры Рустик и Рафаэль, из четырнадцатой квартиры  – Володя, однокурсник Фарита – Саша, живший в соседней девятиэтажке, реже заходили мальчики из четвёртого подъезда и из других квартир. Сейчас уже и не все имена  помню. А тогда было интересное время, что сейчас даже дух захватывает. С другой стороны, мы тогда считали, что живём так себе, и всё ждали будущих перемен. И вот они произошли.
( Здесь для читателей хочу сказать, что все друзья к 2011 году оказались  довольно значительными людьми общества. К примеру: мои братишки все окончили Уфимский нефтяной институт, Раиль работает конструктором, Фарит руководитель проектного института, Фаниль стал профессором в нефтяном университете и доктором технических наук.)

 Все переженились и разлетелись в разные стороны по своим отдельным семейным гнёздам. Не знаю, как у других, но я совсем замкнулся. Так мне это сейчас видится. В повседневной жизни только и вижу, что работа, дорога домой, вечерний ужин, сон, дорога на работу и опять работа. Только сейчас оглядываясь, вижу, как пролетает время в мелкой суете жизни. Совсем обмельчал. Кругом нет ни друзей, ни достойного дела. Живя среди людей, остаюсь одиноким как в пустыне, если посмотреть на свою жизнь с высоты времени.
- Ладно тебе принижать свою жизнь, - перебила его жена. – когда мы с тобой поженились, ты успел окончить техникум, получил квартиру, стал работать инженером, причём довольно увлечённо. Сколько у тебя рацпредложений? Наверное, сотни три и больше.
- Да ну, эти предложения! Конечно, в одно время это меня увлекало. Но сейчас это кажется мне мелочью. Мне это сейчас кажется латанием старого пальто, которое давно пора было выбросить. Вот если бы я работал над совершенно новой вещью, придумал совершенно новое, что было бы полезно людям, а моя фамилия стала бы известна миру, вот тогда было бы хорошо. Не скажу, что я ленив, но не нашёл друзей, с кем мог бы делать большие дела. Вот и сижу как в болоте.
- Ну-у! Ты уж совсем поехал! Не занижай уж себя совсем. Хуже других не живём. Вон, дети растут. Считай, что ради них и живёшь. Конечно, ты не великий ученый, но и не последний в этой жизни. Сейчас полно и таких, которые просто числятся инженерами, штаны протирают на работе. А ты один за семерых работаешь, вот уже как год. Только вот зарплату дают ту же. Вот это плохо.
- Ну всё мать. Если ты о деньгах начнёшь говорить, то это на долго. Правда, мне не мешало бы иметь голос в защиту своих интересов. Но это уже другой вопрос. Кстати, время к одиннадцати подходит. Потом доиграем. Сейчас надо кушать. Идём Рустам, руки помоем.

После Красноярска климат за окном изменился. Стало прохладнее. Кое-где стали встречаться остатки снежного покрова. Проезжая по равнине, покрытой прошлогодней сухой жёлто-бурой травой, кое-где заболоченной, с маленькими  речушками, путешественники увидели несколько ледяных платформ, оставшихся на руслах рек. Правда, реки были не очень широкие, всего около пятнадцати метров в ширину. Но ледяные платформы были большие, толстые. Некоторые тянулись до сотни метров. Реки текли под этими ледяными глыбами. Возле железной дороги ледяные платформы оборвались, и было видно, как вода вытекает из-подо льда. Возле одного такого выхода речки двое мальчишек ловили рыбу на удочку. А на горизонте виднелись холмы, поросшие редким лесом. Вскоре поезд ехал уже среди холмов. В первое время пассажиры поезда удивились, когда увидели, что вокруг железной дороги горят прошлогодние сухие травы. Даже думали, что это пожар. Но когда это горение продолжалось  на протяжении многих десятков километров, стало ясно, что эти травы поджигают специально. Там где трава сгорела, зияли чёрные островки, похожие на коростки на теле человека.
После полудня стали встречаться жилые поселки и станции. А до этого, начиная с Уральских гор, когда вступили на земли Западной Сибири, людское жильё встречалось очень редко. Вечером поезд пол часа простоял на станции  Тайшет. В этих местах было уже тепло. Город и станция были довольно спокойные, приветливые, больше одноэтажные. Басыр ощутил на этой земле тоску по деревне, по деревенской уютной, размеренной жизни. Земля здесь словно звала остаться, обещая приласкать и пригреть. И Алена, и дети тоже были приятно удивлены нежностью, исходящей от этой земли. И погода здесь стояла тихая, солнечная, но нежаркая, а ласкающая.
Когда поезд опять поехал среди однообразных холмов и уже часто встречающихся станций, на которых были короткие остановки, Басыр рассказал то, что ожило в его воспоминаниях.
- Садитесь – начал он. – Вас всех приятно взволновала земля Тайшета. А я вспомнил совё далёкое детство, когда меня оставляли в деревне у дедушки и бабушки, родителей моей матери. Послушайте, что я вам сейчас расскажу.

И по купе прокатилась волна времени.

В доме дедушки Абдуллы.

В деревню Ново-Ихсаново, что в Чекмагушевском районе Башкирии, родители отвозили меня на всё лето, начиная уже со второго года жизни. Ароматный воздух, пропитанный запахами свежей вощины, сотового мёда, кислого молока, золы у печки, и муки в чулане, сразу полюбились мне. Дом дедушки Абдуллы и бабушки Шамсинур сделались мне роднее и ближе, чем дом родителей в Уфе. Мать, её четыре сестры и самый младший братишка Ранис, родились и выросли в этом доме. Но в то время с бабушкой и дедушкой остался жить только Ранис. Ему тогда было лет около четырнадцати. У дедушки был крутой, своенравный характер. Когда он разговаривал несколько грубоватым голосом, мне становилось страшновато. Но я всё равно тянулся к нему и почему-то называл этий – отец. Помню, как приезжали в деревню мои родители, чтобы забрать меня. А бабушка стала рассказывать, что я дедушку называю отцом. А потом взяла меня на руки и, показывая  на моего отца, говорит: «Вот же твой отец. Иди  к нему на руки.» Я и без неё знаю, что это мой отец, но мне стало и стыдно, и не хотелось уезжать из деревни, а потому я не пошёл на руки к отцу. Я отвернулся, стал брыкаться, заплакал. Тогда бабушка отвела меня в зал, посадила возле гармони, велела успокоиться и вышла в сени к остальным. У меня от того дня осталось чувство ощущения праздничного настроения внутри того деревянного дома. Как я жил в городе я плохо помню. Но жизнь в деревне осталась в памяти. Помню, что днём в доме оставалась только бабушка, и я бегал за ней как привязанный, или,  она бегала и искала меня, если я забирался в какой-нибудь угол. Для меня тогда всё было интересно и ново: куры и петухи, утки и гуси, цыплята и утята, трава и деревья, пчёлы и мухи, амбар и баня, отверстие под крыльцом, куда убегал кот. Ещё и сейчас у меня в памяти этот дом. У входа  было крыльцо с тремя ступеньками, перилами и навесом. Как войдёшь в сени справа широкая самодельная деревянная кровать. Слева от него  находился чулан, занимавший третью часть сеней, напротив от входной двери. В чулане, каких только вещей нет, и, запахи - приятно волнующие, до головокружения, обещающие неизведанное. Кроме муки там были лари с крупой и зерном, рамки от ульев, пластинки вощины, сито, разделочная доска, принадлежности для обслуживания ульев и ещё всякая всячина. Бабушка всегда ругалась, если я сам заходил в чулан. А ещё она ругала, если я начинал карабкаться по железным скобам, что были вбиты в  стену возле двери, ведущей в жилую часть дома. Эти скобы были для подъёма на чердак, который со стороны сеней был полностью открыт, а над сенями совсем не было чердачного перекрытия – только крыша. На чердаке дедушка хранил листья табака и веники. Бабушка говорила, что дедушка сам выращивает табак для махорки. Дедушка как-то один раз поднял меня на чердак, но там оказалось очень пыльно. Я больше туда не просился.
В жилой части комнаты слева от двери у стены стояла скамейка, на которой был укреплён сепаратор. Сепаратор был кирпично-коричневого цвета с длинной ручкой. Стоит крутануть эту ручку и сепаратор сразу начинает гудеть. На этот звук сразу появлялась бабушка, ругала, не велела впустую крутить ручку. А я возражал ей, говоря, что утром ведь сюда собираются соседки, и крутят по очереди эту ручку. Правда, я уже понимал, что сепаратор даёт каймак. Иногда, когда рано вставал, я садился за столом в маленькой комнатке с одним окошком, где и находился сепаратор и наблюдал, как течёт каймак и обрат из сепаратора, и слушал разговоры женщин – соседок. Чтобы я не мешал, бабушка давала мне чай с молоком, ставила каймак и мёд на стол, а сама бегала туда-сюда. Из части каймака бабушка делала масло, взбивая загустевший каймак руками. А обрат – по-татарски аертма, она использовала для изготовления кислого молока – катыка, или, давала телёнку. А катык готовила на кухне, которая была сразу справа от входной двери, отгороженной от маленькой комнаты занавеской. На кухне была плита, где варили супы. Левее плиты был под русской печки, где выпекали хлеб и пироги. А правее и выше плиты в печку была вделан большой котёл, куда сливали обрат и варили катык.
 Для меня тогда было интересно наблюдать через кухонное окно, которое выходило в маленький дворик с ульями, и, пчёлами, которые летали вокруг ульев, то и дело садились на лоток и танцевали. На заднем дворике росли большие тополя, поэтому даже в жаркий день возле окошка кухни было прохладнее, чем где-либо в другом месте дома. Мне нравилось  слушать жужжание пчёл, которое было предупреждающим, деловым, строгим, воинственным, сладко-ароматным. И запах мёда мне нравился. А запахи мёда, воска, цветочной пыльцы, прополиса проникали через окошко и делали кухню очень привлекательным местом для меня. Поэтому бабушке приходилось часто выгонять меня из кухни, чтобы я не путался под ногами. А я ещё любил смотреть, как она растапливает печку кизяком – кирпичами из высохшего коровьего навоза, а потом, как она выгребает золу.
Светлое чувство осталось и от большой комнаты дома. Здесь были два окна во двор и два окна на улицу. В жаркие дни окна со стороны улицы закрывали ставнями, и в большой комнате становилось достаточно  прохладно. А когда приходили гости все ставни открывались, и в комнате становилось светло, ярко и празднично. Ближе к окнам, что выходили на улицу, стоял прямоугольный крепкий стол. Вокруг стола были скамейки. Возле перегородки, проходящей от угла печки до стены дома, выходящей в сторону улицы, у стены стояли напольные часы, похожие на большой шкаф. Я часто наблюдал, как работает маятник, рассматривал гири, сделанные в виде еловых шишек и стрелки часов, ждал, когда будет куковать кукушка. За перегородку бабушка запрещала входить. Там была кровать, где они с дедушкой спали. А днём она всегда была аккуратно заправлена. А я ухитрялся лазить и под кроватью, швыряя там чемоданы, и, помять кровать, влезая на неё. Однажды разбирая чемодан, бабушка показала мне орден Знак Почёта, которым наградили деда за работу председателем колхоза.
А ещё помню, как сидели однажды на  крыльце с дедушкой. Было слегка пасмурное утро. Дедушка держал в руках длинную палку с маленькой тряпкой на конце и пас им  маленьких жёлтых цыплят. Цыплята норовили убежать со двора на улицу, а дедушка их аккуратно заворачивал от ворот. Мне тоже стало интересно. Я стал просить дать палку мне. Дедушка долго не давал, но когда я заплакал, всё же дал. Для меня палка была тяжёлой. И когда один из цыплят побежал к воротам, я вместо лёгкого движения опустил конец палки прямо на цыплёнка. Когда поднял палку, цыпленок лежал и не двигался. Как раз в это время вышла бабушка и запричитала: «Убил ведь цыплёнка! А ты старый куда смотришь? И в самом деле. Ведь цыплёнок не шелохнётся.» Дедушка отобрал у меня палку, слегка тронул концом тряпки лежащего цыплёнка. Тот не шелохнулся. Тогда он стал меня ругать: «Слабак. Не мог палку удержать. Ведь убил цыплёнка.» А бабушка опять деда ругает: «Зачем сам не следишь. Нашёл кому доверить палку. Он ведь ещё сам как цыплёнок. Всего третий год пошёл». Дедушка ей отвечает: «Ладно тебе. Значит, цыплёнок такой дохлый был, если от прикосновения тряпки умер. Отстань от нас». Бабушка продолжала ругаться, а дедушка скрутил самокрутку, взял меня за руку и говорит: «Пусть сама смотрит за своими цыплятами. А мы с тобой к речке сходим, сын Тумяна». А я говорю: "Нет. Моего отца зовут Мухамет». А он отвечает: «Я знаю, как его зовут. Это он хвастается всегда, что он из рода Тумян – настоящих татар. Мы ведь тоже из рода Тумян, но мы не такие хвастуны, как он. Ладно. Идём, я тебе речку покажу».
Вот какие воспоминания навеяла на меня эта земля.




Дом отца Алёны,- Алексея.

- Ты вспомнил деревню, а я вспомнила дом своих родителей. Он был всегда такой светлый и радостный. Об этом даже все соседи говорили. Когда из соседних деревень приезжали в город буряты, то они обязательно у нас останавливались. Они тоже говорили, что в нашем доме легко жить. А наш поп каждый раз, когда заходил к нам, так предлагал матери продать ему наш дом. Говорил, что очень уж светлый и радостный наш дом, хоть и маленький. А ещё мне вспомнилось, как мама специально для меня выращивала молодых петушков. Я тогда болела, и она меня лечила куриным бульоном и мясом.  И отец меня очень любил. Каждый раз с получки приносил только для меня килограмм конфет. А я была жадная. Ни с кем не делилась. Так все конфеты одна и съедала.
- Мама! А сколько сейчас времени? – спросила Лиля.
- Скоро уже одиннадцать. А что?
Вместо Лили ответил Басыр.
- Проголодалась, наверное. В это время обычно мы спали уже. Но утром как и где будем кушать ещё не известно. Поэтому давайте покушаем, а потом ляжем спать.
- Хорошо, - согласилась Алена. – Только немного, чтобы не тяжело было ночью.