Ночная ваза. Глава двадцатая

20.
Господи, как хорошо, когда уходит нестерпимая боль в сердце, и живой труп бесконечно любимого человека отда¬ляется во времени и пространстве, становится некой абстрак¬цией давно минувшего.
Странную закономерность замечал он последние десять лет. Чем лучше были у него отношения с этой женщиной, тем хуже шли дела во всем остальном. Она безусловно при¬носила ему несчастье, но он готов был платить всеми несча¬стьями жизни за счастье быть рядом с ней.
Последний год до самой осени стал неприятным исклю¬чением из этого правила. Несчастья пошли обвалом — и с ней, и повсюду. Словно сплошная пустыня перед ступенька¬ми вниз, на тот свет. И вдруг осенью картина стала менять¬ся. Его пригласили в частный университет, где платят втрое больше, чем в государственном. Теперь она могла бы не бе¬гать по приработкам. Могла бы вообще быть домохозяй¬кой — хозяйкой его дома, — если бы, конечно, захотела. По¬шли заказы на статьи и даже на книги, чего не было годы и годы. Теперь на одни гонорары можно было бы существо¬вать безбедно вместе и ездить в любые поездки по всем стра¬нам мира, куда бы она ни пожелала. Наконец, появилась известная всей стране знаменитость, которой потребовался человек для приведения в порядок его библиотеки и архива. Любые три часа в день пять дней в неделю. Шестьсот долла¬ров в месяц. Готов заключить контракт на пять лет. Готов заплатить на год вперед. Конечно, шестьсот долларов — не две тысячи. Но семь тысяч двести на год вперед — этого впол¬не достаточно для вступительного взноса на приличную трех¬комнатную квартиру — такую же, как у неё на другом конце света. И работать могли бы по очереди — тогда совсем не¬трудно. А с его теперешними доходами квартира была бы обставлена не самым убогим образом. И с платежами в по¬следующем тоже не было бы проблем. Только вот работать теперь приходится намного больше, чем в прошлом году. И вообще в последние десять лет.
Однако, при всей своей нынешней занятости, он выкраи¬вает часок в неделю, чтобы сесть за очередное письмо к ней. Она же сказала, чтобы он писал каждую неделю в стол — потом при встрече они прочитают вместе. Вот он и пишет о самых смешных, по его мнению, событиях, способных разве¬селить её. О графомане-академике, который вздумал пере¬писать наново русскую и мировую историю. О только что прошедшей конференции, редкой по своей вздорности. О себе самом в возможно более смешном свете. Она очень любит видеть его смешным — это её форма самоутвержде¬ния. И складывает неделя за неделей, письмо за письмом в ящик своего стола.
А когда настает время вечерней прогулки, что теперь случается не каждый вечер, — идет гулять обязательно вме¬сте с ней. Когда-то он в шутку сказал, что приходит не к ней, а к сестрам-близняшкам. Которых зовут Лида и Дали. Ли¬да — это дура глупая, монстр ужасный и скандалистка скандальная. Словом, стерва обыкновенная. А Дали, наоборот, воплощение женской нежности, кротости и любви. Жаль только, что Дали выгнана из квартиры, мерзнет за окном и просится обратно в дом. Так вот, теперь Лида, напротив, выгнана не только из квартиры, но даже из родной страны и, хотелось бы верить, из его сердца. А Дали идет рядом с ним, и они не насмотрятся друг на друга, не наговорятся. Жаль лишь, что Дали не переживет его, умрет в ту же секунду, что и он. А лучше, чтобы она жила вечно — в отличие от исча¬дия ада, своей сестры. И чтобы вечным был их путь вдвоем.
Помните последние строки «Мастера и Маргариты»?
Помните, как там два спутника шли по широкой лунной дороге прямо к Луне. И лунный путь вскипал, из него начи¬нала хлестать лунная река, разливаться во все стороны. И в потоке складывалась непомерной красоты женщина.
Теперь ясно, как складывается такая женщина. Надо всего лишь растворить свою жизнь в её жизни, а обе жиз¬ни—в Большой, Настоящей Любви.
И тогда у вас с этой женщиной будет одна, общая жизнь.
Даже на разных концах земли.