Разменная монета

- Легко живёшь! - махнул рукой мой собеседник, достаточно несерьёзный юноша, коему уже два года не достаёт сил разрешить семейный конфликт с родителями своей девушки.
- Не могу согласиться, - ответила я, достаточно серьёзная девушка, вот уже одиннадцать лет выслушивающая любые его жалобы. - Тебе когда-нибудь приходилось писать речь для взрослого, состоявшегося человека, на двадцать лет превышающего тебя своим возрастом? - спросила, вспоминая весьма нескромную просьбу своего преподавателя.
- Ну… если ты о том разговоре, то не доводилось.
- А писать речь или какое-нибудь выступление для ребёнка? - продолжала донимать я.
- Нет. Ты это к чему ведёшь? - с ухмылкой спросил он.
- Разницы никакой, - заключила я, разведя ладони в стороны, а затем сцепив пальцы.
- И к чему же ты об этом вспомнила? К тому, что нелегко живётся?
- Да, - кивнула в ответ, - только не знаю, мне или Алевтине Антоновне.
- А тебя это беспокоит? Жизнь такая – делаешь, что говорят, если не хочешь вылететь из игры, - в привычном для него тоне ответил друг.
- Не могу согласиться, - у меня же дурная манера повторять эту фразу. - Вот, к примеру, твоя Раечка, - так зовут его девушку, - игнорирует даже очень разумные наставления своих родителей, - я широко улыбнулась, зная, что сейчас он начнёт сердиться.
- В смысле? Что за наглость? Я, между прочим, и своим пытаюсь втолковать…
- Никто не говорит тебе, что ты еврей, - которым он, к сожалению семьи своей девушки, и не являлся, - но её родственники ещё не раз наступят на хвост и тебе, и ей.
- Ну, спасибо! А если я не хочу, чтобы моему ребёнку делали обрезание, - мне известно, что просто он всё мечтает о сыне. - И вообще мне в своей религии комфортно.
- Запомни, - несмотря на то, что беседовали мы в моей общежитской комнате, - вопросы политики и религии в общество не выносятся – это дело государства и церквей.
- Я ничего не имею против…
- Я знаю, - конечно, я знаю, что он опять начнёт оправдывать себя, и потому перебиваю, чтоб не тянуть время, - что ты любишь её, не обращая внимания на такие вещи. Но ты ведь и сам понимаешь, что дела принципиальные – это дела больше смерти, чем жизни. А Рая – твоя любимая – хочет, чтобы ты поступился “тем” раньше, чем это придётся сделать ей.
- Ну, а мы не можем…? - “оставаться каждый при своей религии”, скажет он.
- Не можете. Любая религия – тоже дело принципиальное, - я говорила с ним и ощущала каждым эфирным граммом своей интуиции, что даю плохие советы.
Проблема была не только в собственных убеждениях влюблённых, но и в тех проблемах семейного характера, с которыми им ещё предстояло встретиться. Или кто-то предполагает возможность одновременной инициации и в иудаизме, и в православии? Нет, конечно, мне нетрудно представить себе сначала крещение, а потом обрезание (если будет мальчик). Но я не верю в это, да и суть – не в качестве, а в количестве – семья будет одна, а религий уже две – делать выбор полагается. А юноша-то напротив меня – человек легкомысленный.
- Тебе ещё повезло, - продолжала я, - что её зовут Рая. Надо же – а ведь где-то проблема возникает между католиком и протестантом. Не смей сдавать на тормоза! Ты бы “спасибо” раздавал налево и направо – красивая, умная, хозяйственная, в тебе души не чает…
- Опять о старом? - подсела к нам моя подруга Варвара – дверь в общежитиях, знаете ли, редко бывает закрытой долго. - Мораль – вещь для ленивых, которые всю ответственность за свои решения сваливают на того, кто её придумывает.
- Мораль придумывают? - нахмурился мой друг. - Слушай, может, ещё погуляешь?
- Не-а. Лучше, иди-ка ты к своей ненаглядной и, раз не можешь сам отказаться…
Так мы и продолжали разговор ещё минут с двадцать, а потом… Сейчас, вспоминая эту незамысловатую историю, я киваю головой и умудрёно улыбаюсь. Ну, я же знала, что мой друг легкомыслен. Спустя два года он всё-таки женился… на другой девушке. Любовь…