Харам, Или Безбожная любовь

Нам не дано понять судьбу, дано нам только научиться
Стучанием сердца своего в любви своей не ошибиться...
(исп. Мила Нитич «Каюсь»)

- Мама, да что ты в этом понимаешь? Тебе дедушка по утрам бутерброды делал и ботинки чистил, когда ты из школы приходила! А я даже карандаши лезвием сама точила, не зная, что это опасно, пока не порезалась! Вам дела до меня никакого не было! А теперь что? Воспитываете? Не поздновато ли? Ты можешь понять, что я ни в детстве не узнала, ни сейчас не знаю, что такое отцовская любовь! Он заботится обо мне, словно я – ребенок, обнимает меня своими огромными руками, целует в носик, разрешает сидеть у него на коленках и запрыгивать на спину, носит на руках и говорит, что я – его маленькая девочка. Это не сравнится с отцовской любовью дяди Миши, – Вера отвернулась с каменным лицом к окну.

- Да что ты такое говоришь?! Если бы не Михаил, то неизвестно, как бы мы жили и где! Ведь он работает и всё нам, всё для нас старается сделать, вот и в медицинском ты учишься, будешь нас лечить, – проговорила Надежда Львовна, пытаясь не расплакаться и хоть как-то смягчить порыв гнева дочки Верочки.

- Мама, ты знаешь, что такое любимый мужчина? Ильдар – единственный человек, слышишь, единственный, который принимает меня такой, какая я есть. Ну и пусть, что он старше, я ведь тоже не идеальная! Он - самостоятельный, работает в ФСБ. Я до него не знала совершенно, что такое любить и как общаться с противоположным полом. Вспомни, ты хоть раз говорила со мной о половой зрелости, о ревности, о состоянии души, когда влюбляешься? - стояла на своем Вера.

- Все-таки мало я тебя лупастила в детстве, надо было больше ремнем по заднице хлестать!

- Только это ты и умеешь!

Разговор матери и дочки частенько оканчивался ничем.

Надежда Львовна, 37-летняя женщина, всю жизнь проработала инженером-снабженцем в районной больнице, известна как ответсвенный работник, не душа компании, но и не зануда, с коллегами по работе не прочь пропустить рюмочку-другую. Верочку она родила, когда ей было 19, от мужчины старше ее на 12 лет. Прожили они 4 года. С Михаилом Витальевичем познакомилась она быстро, стали вместе жить, но за все это время маленькая Вера так и не смогла увидеть в нем любящего отца.

- Ну хачапури не лучший выбор! Найди нормального славянина или жидюрмана на худой конец! А с этими террорюгами поосторожнее! А то поедешь ковры продавать в Турцию или вообще в анальное рабство попадёшь! Шучу я всё! Конечно, среди бусурман тоже есть неплохие люди! Но тебе, скорее всего, придётся принять ислам! – так комментировала сложившиеся обстоятельства подруга Лолка.

- Лол, ну я серьезно, а ты опять свои приколы!

- Мусульманин и мент в одном флаконе, это перебор! Вер, ты правда его любишь? – выпучив глаза и недоуменно посмеиваясь над сидящей перед ней Верой, спросила Лола.

- Он в моей жизни появился внезапно. Так же быстро я в него влюбилась, но боюсь, что не смогу быть с ним счастлива. Я боюсь тех законов, по которым живут мусульмане. Я не знаю, что будет, когда я стану его женой. Я боюсь с ним ехать в чужой мне город. По сути, моя жизнь после переезда изменится полностью. Но я люблю этого человека и не хочу его терять.
 
- Верка, ты чокнутая, наверное, поэтому я тебя люблю! Знаешь что? Если выходить замуж за мусульманина, то только за олигарха. Хоть бабло поимеешь. А так – одно непонимание в семье будет и плевательское отношение. У них женщина – не человек.

- Я тебя тоже люблю, но иногда ты бываешь такой невыносимой! – сделав кислое лицо, поморщилась Вера.

- За непомерный экспансионизм этой пещерной религии, - Лолка подняла бокал красного вина, мило улыбнулась Вере и сделала большой глоток Thomas Barton Reserve Graves.

***

- Она сидит у своей сумашедшей подруги Лолиты, сказала, что отметят сдачу сессии. Короче, Азик, я на тебя рассчитываю, трахните ее, как следует, а то она совсем мне голову запудрила, я чуть не кончил, когда она вчера мне делала массаж спины, пришлось поскорее отправить ее домой и позвонить Ленке... Ну как не помнишь! Я вам с Рафиком ее в пятницу приводил... Ага, да, тигрица... Ну, говорю, хочет замуж за меня, а мне пятая не нужна, Фатима такой ревнивой оказалась, зато двух пацанов мне подарила. Давай в 21.00. она до поздна не засиживается. Потом отзвонишься, - молодой человек положил сотовый на рядом стоящую тумбочку, пальцем зачерпнул из миски красную икру, встал с кожаного дивана, но случайно зацепил халатом угол журнального столика – чашка с чаем упала на кафель в бассейне. – К счастью-то посуда побилась, значит, получится у ребят все по-тихому.

***

- Ладно, Лолка, засиделась я у тебя, пойду, а то тучи находят, боюсь дождь хлынет, на пол пути меня застанет, - Вера достала из сумочки маленькое зеркальце, чтобы запудрить красный от слез носик, но от маслянистого крема руки стали скользить и вдруг нечаянно выронили его. Крошечные осколки разлетелись по сторонам...

Погода быстро менялась. На смену красивому солнечному закату пришли черные громоздкие тучи, будто предвещали что-то нехорошее. Вера решила пойти домой пешком. Она знала, что Ильдар весь вечер будет занят, он заранее позвонил и предупредил, в таких ситуациях он выключает свой телефон до следующего дня, пока не освободится. Также она отказалась от предложения дяди Игоря – отца Лолки – подвести ее домой, подумала, что опять, когда они подъедут, отчим Михаил Витальевич наверняка будет стоять курить у порога и дожидаться ее, а увидев как машина дяди Игоря выворачивает из-за угла, мигом зайти домой, высказывая наедине потом матери свое брюзгливое недовольство:

- Она что услугами такси не может воспользоваться? Разъезжает на Форде с этим недотепой-предпринимателем, скажи ей, чтоб больше не садилась к нему в машину. А если еще раз увижу этот черный джипяру на углу улицы, то и ты, и Верка схлопочите от меня! Не хватало нам еще тут уродов со страшными черными мордами и вшивыми бородами как пакля. Это же народ с какими-то пещерно-домостройными законами. Я не шибко в их исламе разбираюсь, но джихад, кажется, никогда не отменялся, забивание женщины камнями и вообще расценка её как рабыни – тоже. А еще эта их несокрушимая вера в мифического аллаха и это тупое скопление народа в общий круг какого-то «святого»  куска камня и молебства 10 раз на дню. Ты слышала меня, Надежда? – Михаил Витальевич грозно посмотрел на женщну, которая вот уже почти 20 лет беспрекословно повинуется ему; на женщину, которая никогда его не любила и живет с ним лишь потому, что он вполне обеспеченный; на женщину, которая никогда не хотела его как мужчину в постели.

***

- Эй, красотка, садись, подвезем, а то ненароком промокнешь еще, ишь какая худенькая, да все при себе! – из черного Мерса высунул свое черное бородатое лицо Азамат, оценивающе посмотрел на стройные смуглые ножки Верочки, подумав про себя: «Ну и дурак же Ильдар, такой лакомый кусочек отдал. Сам бы испробовал ее сперва, а если не понравилось, тогда нам бы и подарил. Тем лучше!»

Вера сначала шла спокойно, но заприметив еще издалека черный медленно движущийся Мерседес в ее сторону, почувствовала какой-то холод внутри.

- Спасибо, здесь недалеко, тем более мне в другую сторону, - ответила Вера и свернула за 5-этажный дом в надежде увидеть там хоть каких-то бабушек-старушек, проводящих час-другой на лавочке . Но, увы, никого не оказалось. Вера пыталась вспомнить рабочий телефон Ильдара: «О, Господи, так 38...38...45... потом, какие же потом?». Как вдруг Азамат быстро подбежал, взял в охапку щупленькую Веру и поволок в машину:

- Садись, сука, я сказал. Будешь ты еще здесь свои капризы показывать. Твоя учесть решена, детка, - на этих словах он посадил испуганную девочку на заднее сиденье, слюнявым языком провел по нежной щеке Веры, задрал юбку кверху. Тот, кто был за рулем, заблокировал двери и ускорил движение. На спидрметре 170 км/ч.

Машина оказалась за городом совсем быстро, из кабины то и дело раздавались девичьи крики со словами: «Отпустите!», «Мамочка родная!», «Он вас убьет!», «Изверги!», но вскоре возгласы утихли, так как на полную мощность раздавалась веселая музыка.

В душе перевернулось всё. Ощущение унижения. Пустота. Всё рухнуло.

До этого Вера жила эмоциями и глубокими чувствами ко всем и всему, представляла мир как витраж из цветного стекла, через которое светит солнце. А теперь... теперь возникло ощущение, что картинка разлетелась на куски. Осталась пустота и темнота.

 Вера лежала как мертвая, просто бездыханное тело, которое дышит. Это как цветок, на который ты наступил, придавив его к земле, а он пытается подняться, но не получается, потому что его ножка сломана.

***

- Да зачем ты мне, потаскуха, такая теперь нужна? Тебя какие-то конюхи имели, а сейчас ко мне под бочок хочешь прыгнуть? Не выйдет! И не звони мне больше!

- Я же люблю тебя, Ильдар! А ты меня нет?

- Ты совсем что ли маленькая безмозглая дура? Не понимаешь, что это я подослал своих ублюдков-охранников к тебе?

***

У последствий изнасилования есть свои особенности. Одной из первой – высокая тревожность и трудность при строительстве новых отношений. Всю последующую жизнь Вера не могла «отмыться» от своего «грязного, дурного» тела. Она так и не смогла обрести себя и доверие к противоположному полу, которое необходимо для счастливой семейной жизни.

После случившегося в голове Веры то и дело возникали противоречащие мысли: «Нет, этого не могло случиться со мной», «Господи, за что? Почему я?». Чувства мести и суицида, будто соревнуясь, не покидали ее ни на минуту. На каком-то подсознательном уровне, когда она оказывалась одна, будь то ночью или днем, в хорошую ли солнечную погоду или снежную метель, возникало неугасаемое чувство, что жизнь бессмысленна и без видимого активного продолжения. И желание умереть становилось невыносимо притягательно. Вера не чувствовала себя участником жизни, а лишь ее пассивным наблюдателем.
 
Неизгладимые шрамы и раны в психихе, одиночество, растоптанная душа, чувство вины, заниженная самооценка, неприязнь к мужчинам, чувство отчужденности – больше ничего и никого не оставалось в жизни Веры.

«Всё со временем пройдёт само собой, главное, чтоб никто не узнал», - порой убеждала себя Вера. Но на самом деле возникшая проблема оказалась значительно более разрушительной. Помимо бичевания себя в целом, у Веры возникло неприятие себя как объекта возможной привязанности, непринятие себя как привлекательной женщины, которую можно любить и уважать. В университете Вера дальше учиться не смогла, она переехала в другой город. С родителями попрощалась, когда те были на работе, оставив им записку, но не оставив никаких данных о себе.

***

Прошло вот уже пара десятка лет, как ВЕРОНИКА Александровна работает воспитателем в детском садике. Собственных детей нет, семьи тоже. Но все это время она ВЕРИЛА в настоящую любовь и в то, что приключившийся с ней случай 20-летней давности не имеет никакого отношения с Ильдаром – идеалом любимого мужчины.

А НАДЕЖДА Львовна все еще безумно НАДЕЕТСЯ  хоть на минуту увидеть свою маленькую дочку Верочку.

Я понимаю, не вернуть, я понимаю, всё уплыло
Вот только ночью не уснуть, и сердце вновь заныло...
(исп. Мила Нитич «Каюсь»)