Однако

               
               
                ОДНАКО




             36 улица города Л. всего-то метров сто. Начинается она от небольшого сквера и тянется прямо к площади с фонтаном, кинотеатром «Эребуни», ресторанчиком «Заходи, друг»» некого частного предпринимателя и огромным количеством праздного люда по вечерам. Правда, мало кто считает себя другом ресторатора, но заходят. Особенно внушителен «эскалоп» - приличный кусок свинины с поштучно жареной картошкой.
             С 20-00 открывается шахматный клуб. С правой стороны 36 улицы, если спускаться вниз к площади, имеется и небольшая забегаловка  с вкуснейшими сосисками  в натуральной оболочке и пончиками под сахарной пудрой.
             Главной достопримечательностью клуба является часовщик Лёва
             Когда, дождавшись своей очереди, Лёва садится за шахматный столик, все посетители устремляются к нему. Лёва играет быстро и виртуозно. Его козырь – это сделать рокировку в противоположную сторону от той, которую выберет противник. Лёва забавляет себя незначительными ходами до этого момента, затем стремительно переставляет короля с ладьёй в нужную сторону и двигает крайнюю пешку на два хода вперед. Это начало конца противника. В голове его одна, но действительно пламенная страсть: вклиниться в защитные линии короля, разнести в клочья оборону и обязательно, пожертвовав одну, две, а то и три фигуры, сделать неизбежным поражение растерянного деморализованного натиском несчастного. Его игра так красива, так стремительна, что восторг шахматного клуба убывает не скоро, а когда напряжение от испытанного удовольствия спадает, междометия и флюиды азарта, как в каком-нибудь казино или скачках, долго ещё будоражат души завсегдатаев, в основе своей дилетантов- любителей.       
                Конечно, такие клубы существуют во многих городах, но мы уверены, не в каждом есть такой виртуоз. Такой, как наш, без профессиональной шахматной логики, без всякого там изучения классических начал, миттельшпилей и эндшпилей, не говоря  уже о защите Капабланки, Алёхина или Таля, манеру которого, как я предполагаю, перенял наш несравненный Лёва.  Говорили, что благодаря именно такой страстной игре Таль победил Ботвинника и сумел отобрать чемпионский титул на полгода. Всё может быть. Да и в наш город, был случай, приезжал светила: гроссмейстер Ф. Играл на пятидесяти досках. С Лёвой, например, свёл свою партию вничью.

                1
       
         Да, всякое бывает…  Никто этого не ожидал. Никто. Мало того, и помыслить не мог, что такое возможно. Наш Лёва, часовщик из маленькой будочки на углу  Базарной и своротка к церкви, дал маху. И ещё какого! И не он один.
         Весть о том, что общество слепых из столичного  города готово выставить свою команду против нашего клуба, в виде бумажного носителя появилась за три дня до начала матча. На стене сразу за входной дверью  в сторону туалета белый лист бумаги сообщил об этом нашим любителям. Назревало событие. Со времён Ф. никто не пытался бросить нам перчатку, а потому мы не только подняли её, тем самым принимая вызов, но ухватились за неё. Заведующий, он же ключник, он же ведающий шахматными досками и дисциплиной на территории клуба, он же самый главный дилетант и беззаветно преданный шахматному движению во всём мире, созвал совещание.
     - Ну и? – сказал заведующий.
     Кто-то тут же возразил, мол, над нами издеваются.
     - Нет, - сказал заведующий, - не издеваются. Играют же великие мастера, отвернувшись, даже на нескольких досках. Значит по памяти можно. По телевизору сам видел. Тут, скорей всего, то же самое.
      Легко сказать – вслепую. Никто из нас так не умел и не пробовал даже. Видеть слепого шахматиста тоже не приходилось. Здравый смысл говорил, что конечно, всё возможно, но маловероятно. После небольших перепалок обнаружилось несколько мнений, но все они свелись  к тому, что Лёва будет играть на первой доске. Остальные три доски не будут торопиться. Всё должно быть чин-чином. После очередной победы никто не должен вскакивать с места, а, наоборот, подчеркнуто прилично вести себя, баз восторгов и уж точно, без обидных для противника комментариев.
           Определились с остальными тремя участниками.
            Заканчивая совещание, заведующий попросил присутствующих скинуться и приобрести минеральной воды и разовые стаканчики. Попутно отвергли предложение о сосисках и пончиках.

                2

             За оставшиеся два дня до матча шахматный клуб города Л. вел себя тихо. Выбранные участники притащили задачник, где в три-четыре ход надо было поставить мат противнику, и упражнялись, кто-то раздобыл журнал «Знания» с инструкцией по сборке кубика Рубика и уверял, что с шахматами очень даже похоже. Сосредоточенность на предстоящем, несмотря на внешнее благодушие, нарастала,  хотя вера, что не напрасно клуб наш на хорошем счету у местных властей, а заведующий, как поговаривают, скоро будет избран в городской совет, придавала дополнительную успокоенность. В общем, народ колебался: коса и камень, лёд и пламень сменяли друг друга. Правда, иногда вспыхивали и неуместные речи о имеющей место несправедливости Бога, который калечит людей прямо с рождения, и что нет ничего хуже - не видеть красоту этого мира. Была высказана и совсем уж кощунственная мысль. Дескать, нынче существуют особо сильные линзы, которые, если вставить в глаз, то всё можно видеть, но слепые скрывают это, так как инвалиды пользуются большими льготами. Умника, конечно, поставили на место, но внутреннее напряжение не убавилось. Игра за досками не ладилась. Кое-кто навел справки, а заведующий озвучил:
              - Среди них один кандидат в мастера, остальные перворазрядники.
             

                3

               Лёва молча сел за первую доску. Прочие участники тоже спокойно расселись по ранжиру.
                К Лёвиному столу подошёл мальчишка лет четырнадцати. Худенький, кучерявый, с полуопущенными веками. Зрачки его то и дело шарахались из стороны в сторону, нервно пропадали и появлялись. Они не могли видеть, потому что мальчишка их не контролировал. Левую ногу, согнув в коленке, он положил на стул и сделал первый ход.
              Шахматы для слепых только чуть отличаются от обычных. Ничего сложного: к основанию фигуры приделан штырёк, а в доске  дырочка. Игрок вынимает фигуру из дырочки в одной клетке и вставляет в другой. Вот и всё.
              Наш Лёва выпил всю минералку. После матча, придя в себя, обычно молчаливый, он попытался объяснить всему клубу своё состояние.
              - Во-первых, - говорил он несколько дней подряд, – гениальный пацан. Во-вторых, они играют не так, как мы. Я ничего не понял.
               С этого дня Лёву перестали уважать так, как уважали прежде. Мы, стоя за натянутой лентой, чтобы не мешать, видели, как он не смог не только провести свою знаменитую рокировку, а затем двинуть крайнюю пешку на два хода вперед на королевском фланге, но и вообще не дошёл до рокировки. Его фигуры играли сами собой, а Лёва только присутствовал.  Он смотрел на доску как на что-то ужасное. Он не верил происходящему. Противник из несмышлёныша, каковым мы представляли его до игры, превратился в шахматного монстра, не знающего пощады убийцу. Лёвин ферзь, главный маршал и начальник штаба, всю баталию простоял на обочине. Он явно потерял связь с войсками. Мальчишка перерезал коммуникации, расставил снайперов. Снаряды с дальних позиций летели прямо на короля, норовя вот-вот сбить с него корону. Офицеры гибли, солдаты бестолково жертвовали собой, родное пространство оккупировалось противником стремительно и неотвратимо. Если бы Кутузов вдруг сдружился с Наполеоном, то и они не смогли бы провести фланговые атаки лучше, чем это делал парень с блуждающими зрачками. Бедный Лёва, не читавший книжек по шахматному мастерству, не владевший теориями и  основами, и прочими замарочками мудрёной игры, оказался перед лицом классика. Мальчишка ощупывал своими ручками и белые, и чёрные фигуры, что-то прикидывал в уме и двигал туда, куда наш игрок  телят не гонял. Этот парень знал своё дело. Заворожённый Лёва действительно не видел ничего. Если и была в нем воля, то она стремительно испарялась в этой лаве, медленно давившей и уничтожавшей нашего виртуоза. Лицо клубного специалиста с каждым новым ходом противника больше и больше становилось похоже на половую тряпку, что вместе со шваброй валяется в туалете. Бездарность нашего выдвиженца сокрушала клуб. Он таял на глазах. И даже старел.
             Мы проиграли на всех досках. Лёва первым сел за стол и первым встал. Остальные посыпались следом. Их похлопывали по плечу, говорили слова утешения всё больше похожие на соболезнование. Но где-то тут сгустками образовывался несмываемый позор. И все в один голос утверждали, что у наших слабая психика, что по утрам надо делать лёгкие пробежки, читать журнал-газету «64» и бросить курить. И, вообще, как показал матч, шахматная мысль и мы – два разных полюса, причем наш – Южный. Последнее было не совсем понятно, но намекало на пингвинов. 
              Да-а… Однако.

                4

               С той стороны, откуда начинается 36 улица, есть небольшой сквер. Я уже говорил об этом.  Премилые люди рассаживаются в стилизованные под сервизную чашку открытые беседки, пьют сок и едят мороженое. Там свои шахматисты и своя игра. Иногда, в погожий вечер, рядом со скамейкой, где режутся пенсионеры, появляется Лёва. Ему ничего не стоит обыграть их всех, но он только смотрит. Бывает, делает замечания. Но редко.








                МДБ