Бомбила. Глава 6

Этой ночью Он понял: Ему нужна женщина. Нет, не Карга, хотя старуха никогда и не отказывала; жена, как-никак. Женщина. Молодая. Красивая. Настоящая! Пле-мян-ни-ца.
Он долго ворочался, пытаясь унять пробудившееся вдруг желание. Впрочем, достаточно быстро Он понял, что это занятие бесполезное: чем сильнее гнал Он прочь образ белокожей девчонки, тем сильнее его мучила похоть. Закрывая на мгновение глаза, Он тут же начинал ворочаться на скрипучей своей раскладушке извиваясь от волнами накатывавшей похоти; да какого чёрта она бегает перед ним нагишом!
Не в силах больше противиться, Он скинул одеяло и решительно подошёл к кровати старухи. Впрочем, лишь взглянув на сморщенное лицо цыганки, бомбила с отвращением отвернулся. Старуха чёртова! Он с ненавистью сплюнул. Сплюнул и решительно двинулся прочь из душной каморки.

-Открывай! Слышишь, Леший? Отпирай, мать твою! – молотил Он крюком по крышке люка.
-Слышь, ты, урод, – недовольный рык раздался откуда-то сзади. – Те чо, жить надоело? – за спиной раздался звук приближающихся шагов. – Да ты хоть знаешь, кого разбудил, мудак?
-Сгинь, – Он повернулся к бугаю. Хмырь! Подонок ещё тот. – Сейчас же. – Сообразив, кто сейчас стоит перед ним, мужик на секунду замешкался, словно решая, что ему делать. – Или помочь? – Он даже привстал чуть, словно собираясь разобраться с нахалом.
-Не, не. Не надо. Я это… Я сам. Сам я, – Хмырь, живо исчез под землёй в норе своей вонючей.
-Леший, урод, отпирай, мать твою! – снова принялся молотить Он по люку. Затем, устав, ловко подцепил железку крюком и мощным движением откинул люк прочь.
-Чо? Чо такое! Где? Кто? А, ты, – облегченно вздохнул Леший, едва лишь только разглядев Его физиономию. Он, оказывается давно уже проснулся, вот только наружу нос свой высунуть боялся, оттого и затаился, типа как в расчёте на то, что незваному гостю скоро осточертеет без толку молотить по крышке люка и он скоро свалит прочь. Ну, или кто-то из разбуженных соседей снесет бошку борзому нарушителю спокойствия, – А?! Чо стряслось-то? – покосившись на крюк, испуганно залепетал бугай. Заячья душонка! Небось, уже в штаны наклал со страху, кретин! Только и знаешь, что у себя в конторке отсиживаться. Хоть бы раз в жизни на охоту съездил, так, ведь, нет! Устроился. Абонементы раздаёт за тушёнку. Хотя, что такое абонемент этот чёртов? Так, бумажка. Даже нет, тряпица поганая с каракулями какими-то убогими.
-Прочь пошёл! – За шкирку, словно цуцыка, вытащил Он Лешего из люка.
-Ты чо, в натуре, ахренел савсем? – скорее от неожиданности, чем от вспышки отваги, Леший повысил на бомбилу голос.
-Пасть заткни, – Он сунул бомбиле в руки три банки тушёнки. – Здесь будь, пока не позову.
-Мало! Целка ведь! В натуре для тебя берег! – попытался повозникать Леший, но, упершись в тяжёлый взгляд гостя, предпочёл заткнуться.
Он спустился в логово Лешего. Ну и бедлам! Такого Он даже в том доме Святых не видел! Посреди землянки стояла огромнющая, продавленная в нескольких местах кованная кровать, которая была своему хозяину и столом и стулом и местом для сна и ещё Бог знает чем. Распластавшись по земле, она заняла почти всё и без того небольшое пространство подземной «квартиры» своего хозяина.
-Вы тоже, – уткнувшись взглядом в «жен» Лешего, процедил Он. – Живо отсюда! – услужливо заулыбавшись, пареньки-жёны подонка живенько так повыскакивали прочь из каморки.
Он огляделся по сторонам. Почти в самом углу, где-то на уровне пола, прилепилась к стенке какая-то убогая халабуда; кровать, как тентом накрытая сверху куском брезента. Место племянницы в этом доме. Шум, поднятый Им, разбудил девушку и она, выбравшись наружу, прижималась к стенке, перепугано глядя на нежданного гостя.
Он расплылся в плотоядной ухмылке и медленно двинулся к девушке. Бог ты мой! Ночнушка! Белая! Почти, как кожа хозяйки! Нет, ещё белее!
Сладкая истома накрыла Его с головой, едва лишь только бомбила представил, как эта ночнушка слетает с тела хозяйки. Такая, что Он даже закрыл глаза, в предвкушении рисуя себе картины остатка этого вечера. Впрочем, совсем не на долго. Пара секунд и не более того. Чтобы не упустить птичку. Распахнув глаза, Он двинулся прямо на жертву.
Девчонка даже не шевельнулась, когда Он сорвал с неё ночнушку. Не дрогнула, когда Его дрожащие, побитые мозолями и шрамами руки начали жадно мять упругие груди и похотливо лезть между ног. Не произнесла ни звука, пока Он пожирал девчонку глазами. Просто стояла, вжавшись в стенку, и смотрела, не отрываясь, в ночнушку, что тряпкой валялась на грязном полу. Ему это было странно. Он-то приготовился, что та визжать начнёт, царапаться, молотить Его всем, что под руку подвернётся, как любая из женщин Святых. А она… Стоит себе у стенки, не шевелясь. Такая… Такая беззащитная. Такая... голая!
Кураж весь вдруг куда-то испарился, словно бы и не было его. Чтобы хоть как-то скрыть своё смущение, Он принялся торопливо стаскивать с себя ватник. «Твою мать!» – чертыхнулся Он, запутавшись в рукаве.
-Ложись, давай, – нарочито грубо бросил Он девчонке, трясущимися руками борясь с ремнём. «Да что происходит-то?!» – Он вдруг остановился. Сколько раз Ему доводилось проходить через это. Но то всё было быстро и как-то просто. Он даже и не заморачивался особо-то; ширинку расстегивал и делал своё дело. А здесь…
-Ты чо, в натуре, – совсем, как Леший, оскалился Он. – Не слышала? А ну, живо, в койку! Иначе стоя будешь! – с застывшем на физиономии идиотским оскалом, Он уставился на девчонку. Та подняла глаза. Только сейчас Он увидел: она плачет! Нервно кусая бледные свои губы, она в упор смотрела на мучителя. Затем, вдохнув воздуха в грудь, вдруг влепила Ему пощечину. Наотмашь. От души. Влепила и, закрыв лицо, руками зарыдала!
-Ненавижу! – тряслась она, словно в конвульсиях. – Ненавижу вас, быдло! Крысы! Вонючие крысы! Оставьте меня в покое! Я домой хочу!!! Домой!
Чёрт его знает, что произошло с Ним в тот момент. Как будто бы весь мир перевернулся с ног на голову! Вот она, рядом. Во всей красе. Бери – не хочу. А Он стоит перед ней, как дурак, и не знает, что делать. Казалось бы, сколько раз Он наблюдал эту картину, когда женщина Святых, уже поняв, что помощи ждать неоткуда, стоит перед ним на коленях и воет. Но то не вызвало в нём и сотой доли тех чувств, что бушевали в нём теперь.
Уже не зная, что делать, Он судорожно схватил свой ватник и попытался укутать в него девчонку.
-Одень! На, возьми. Укройся, говорят тебе.
Вместо ответа, девчонка рванулась от Него, освобождаясь от ватника. Оттолкнув бомбилу в сторону, Она вдруг упала на кровать и, раздвинув ноги, нервно выкрикнула.
-Делай своё дело, крыса! Ты, ведь, за этим сюда пришёл, да?! Так делай и уходи прочь! Подонок! Мразь! Крыса!
Только тут Он увидел, что тело девушки покрыто синяками от побоев и свежими багровыми полосами – следами от Его ладоней.
-Укройся, женщина! – Он протянул ей свой ватник. – Я этого не сделаю. – Та испуганно посмотрела на бомбилу. – Возьми, тебе говорят! – девчонка нервно схватила подарок и судорожно прижала его к тощему своему телу. – Прости, – сам того не ожидая, вдруг пробормотал Он. – Прости, если можешь.
Не оглядываясь, Он подошел к люку и, не теряя больше ни мгновения, подтянувшись, выбрался наружу.
-Ну, чо? Высший, в натуре класс, да? – с заискивающей улыбкой подкатил к Нему Леший. Вместо ответа, Он изо всех сил жахнул тому в челюсть.
-Ты сказал – целка, мразь! – Он поднял с земли сумку с банками и, чуть помешкав, бросил её в открытый люк. – Спрячь их от этого урода. Они – твои. – Последнее, что Он увидел, это испуганные глаза девчонки. Она так и сидела на кровати, голая, чуть прикрывшись латанным-перелатанным ватником! Волна похоти, на время утихшая, вновь накрыла Его с головой. Чтобы вновь не натворить глупостей, Он нервно развернулся и быстро зашагал к машине

Домой вернулся совершенно убитый. А ещё – томимый похотью. Карга встречала мужа на улице. В который раз Он поразился тому, как же старуха чувствует, что Ему сейчас надо больше всего.
-Не в доме, – поймав Его взгляд, покачала головой цыганка. – Ребенка разбудишь. Так и сказала: не мы разбудим, ты разбудишь. Ведьма! – Пойдём, – она кивнула на гору хлама, схоронившего Его машину. У её подножия валялся кусок оргалита, как раз под их рост. – Пошли, – видя, что муж сомневается, прохрипела женщина. – Тебе сейчас это надо.
Они бились в конвульсиях, распластавшись на возмущённо гремящей подстилке. Дёргались, думая каждый о чём-то своём, глядя куда-нибудь, лишь бы не друг на друга. Он – упершись лбом в шершавую доску. Она – глядя в затянутое тучами небо. Он – словно каждым своим движением с ненавистью пытаясь забить гвоздь, она – шумно выдыхая при каждом Его рывке. Он – обхватив голову руками, она, словно в молитве сложив ладони. Она, крепко стиснув усохшие свои кулачки, словно бы готовясь к драке. Черт знает что, короче. Уже потом, сползая с морщинистого тела жены, Он сделал то, чего, кажется, не делал с самого своего младенчества: Он разревелся! Как та девчонка, племянница в норе Лешего. Он ревел, а Карга сидела рядом и, как мальчишку, гладила его по жёстким, рано поседевшим волосам.
Потом они забрались в свою нору и ещё долго-долго сидели каждый на своей кровати, подавленно пялясь в измученные стены. Настроение было паршивое. Все вокруг – мрачное и беспросветное. И только Его левая щека, куда влепила пощёчину девчонка, до сих пор полыхала единственным ярким пятном в этом подземелье.

И вот армия, как и во времена Короля, двинулась в поход против своих соседей. Никуда не торопясь, бодро маршировали воины на Запад до самой ночи, а когда тьма укрыла их своим чёрным плащом, они резко развернулись и уже в полной тишине быстро направились на Юг.
Как и рассчитывал Князь, такое громкое начало похода не могло не привлечь внимание остальных Королей. Совершенно не собираясь нападать на обескровленного длительными войнами соседа, он, тем не менее, отдал приказ двигаться на Запад. Тем самым он заставил Короля южных земель спешно собрать армию и выступить против него, Князя замка. Поднятая в спешке армия не смогла организовать хоть какое-то сопротивление, когда ранним утром со всех четырех сторон её атаковали силы Князя. Лишь отдельные группки самых опытных воинов успели взять в руки оружие и выстроиться, яростно отбивая нападение. Впрочем, сопротивлялись они не долго. Кто-то пал в бою, кто-то сложил оружие и присоединился к армии Князя, кто-то, воспользовавшись суматохой, попросту бежал. Укреплённая и воодушевлённая, армия Князя тут же выступила в поход и уже к вечеру стояла лагерем у стен южного королевства.
-Я не желаю кровопролития! – стоя у самого защитного рва, громогласно объявил Князь, притихшим жителям города. – Всё, что я прошу – это открыть ворота для моей армии! Пусть мои люди отдохнут с дороги!
Вместо ответа чёрное копьё вонзилось в землю у его ног.
-Ты предлагаешь нам впустить свою армию в наш город и при этом обещаешь, что кровопролития не будет? Ты хочешь, чтобы твои солдаты отдохнули? Так разбей лагерь у наших стен. Или, если хочешь, приди к нам, но гостем! Без оружия! – раздался звонкий девичий голос с одной из караульных вышек.
-Я не собираюсь грабить ваши дома! – снова выкрикнул Он
-Ты – нет! Но уверен ли ты, что твои люди не бросятся обирать наши дома? Мы не желаем становиться твоими рабами и будем сопротивляться, а, если ты и впрямь не хочешь проливать кровь – возвращайся домой! Ты и так уже дважды доказал, что являешься грозной силой на нашей земле. Что тебе ещё надо?
-Мне надо, чтобы вы открыли ворота. Это приказ! – мрачно посмотрел наверх молодой человек. – И горе тому, кто осмелится его не выполнить!
-Так, значит, не желаешь кровопролития?! Гостем хочешь быть?! – снова раздался насмешливый голос сверху. – Возвращайся домой и оставь нас в покое!
Молча выдернув копьё из земли, Князь резко развернулся и, не оборачиваясь, пошёл по направлению к лагерю.
-Начинаем штурм! Немедленно! – гневно сверкая глазами, выкрикнул он в лицо Воеводе.
Тяжело ахнули трубы и барабаны походного оркестра, громкий военный клич разорвал воздух. Гулкие удары клинков о щиты и свист стрел – всё это смешалось в один устрашающий гул, когда армия Князя медленно взяла город в плотное кольцо.
В одно мгновение наладили мост через ров и установили стенобитное орудие у ворот. Огромное бревно, подвешенное на цепях, с гулким стуком врезалось в дубовые блоки! И ещё раз, и ещё. Со стоном поддалась древняя порода. Вот уже огромная трещина рассекла ворота пополам. Ещё несколько ударов – и они проломятся под яростным напором. Нападающие выстроились для решающего броска, как вдруг с громким треском деревянные створки сорвались с петель и рухнули прямо на атакующих, раздавив их своей тяжестью. В эту же самую секунду на войско Князя яростно выплеснулась волна защитников города. Не ожидавшие такой атаки, нападающие дрогнули и начали пятиться. Казалось, ещё чуть-чуть и грозное войско рассыплется от этого яростного напора, но в этот момент в самую гущу сражения вклинился Князь. Верхом на коне, рубя налево и направо отточенными своими мечами, он решительно прорывался к воротам. Секунда и всё войско, оправившееся от смятения, бросилось в атаку, без труда разметав жалкую горсть защитников города. Ещё одна – и с налитыми кровью глазами оно безудержной волной влилось в город в поисках наживы и новых сражений, но тот встретил их лишь треском беснующегося пламени и нестерпимым жаром пожарища.
Все, кто оставался в городе, лишь только поняв, что битвы не миновать, кинулись поджигать свои дома, и даже не надеясь на пощаду со стороны нападающих, бросились в яростную, но обречённую атаку.
-Ну что, теперь к восточному соседу? – прорычал Воевода на ухо остолбенело стоящему Князю. – Поход без добычи – плохой поход! А, поди, поспорь с огнём!

Поразительно, насколько сложно бывает разобраться в самом себе! Если всего несколько дней назад Он желал только одного – остаться одному, то теперь ему нужно было общество. Он хотел видеть живых людей, тех, с кем можно просто тупо пообщаться. Вот, только с кем? Карга с Зайкой ушли куда-то там по делам своим. Старуха, кажись, поучить решила девчонку травки какие-то там целебные собирать. Теперь не скоро вернутся. Карга в такие походы надолго уходила, так, что Он остался один. Совсем. Но как же Ему надо было хоть с кем-то пообщаться!
Первая, кого Он вспомнил – это племянница Лешего. Девчонка эта белокожая. Он закрыл глаза, вспоминая её тело. Решено! Он едет к ней! Она спасёт Его от одиночества, потому, что… Неважно. Она поможет Ему. Он был уверен в этом. Главное, чтобы Леший выделываться не начал, хотя, банки две тушёнки, и он в лепёшку разобьется, выполняя любое Его желание. С этими мыслями Он подрулил к дому Лешего.
Леший, хоть и урод последний всё-таки не такой кретин, как это могло показаться с первого взгляда. Вон, и нору себе устроил почти рядом с Храмом, всегда, подонок, первым узнает что там нового и интересного намечается. И пристроился красиво; жратву буквально из воздуха добывает. И на племяннице, небось… При этой мысли Он посерел, представив сколько уродов уже успели поваляться на белокожей. Скотина ты, Леший, последняя после этого! Остановив машину среди руин, Он принялся отчаянно молотить по крышке люка.
-Леший, открывай. Открой, кому сказано! Леший, слышишь меня?! – от усилий Он даже взмок. Ладно, хрен с тобой. По-другому, если так не хочешь, говорить с тобой будем. Он подцепил крюком крышку люка и привычным движением откинул её в сторону. Затем, осторожно взглянув внутрь, негромко позвал. – Эй! Живые есть? – в ответ – тишина. Подняв с земли обломок кирпича, Он бросил его на кровать. Как раз в то место, куда собирался наступить. В ту же минуту огромный металлический капкан с противным лязгом захлопнул свою металлическую пасть. Леший, урод! Так ведь, и покалечить недолго!
Он аккуратно опустился на кровать и, тщательно прощупывая каждый сантиметр поверхности палкой, медленно двинулся к халабуде племянницы. Уже там, стоя перед ней, бомбила вдруг понял, что Ему неспокойно. Пульс бешено молотил в висках, сердце скакало, словно бы желая выскочить вон из груди. Да и Его самого пробивала мелкая такая противная дрожь. Замерев истуканом, Он несколько минут простоял перед халабудой племянницы, прежде чем решился потревожить кусок брезента. Решившись, наконец, Он решительно отдёрнул тряпку в сторону. Девчонки не было. Наверное, в конторе сидят снова. Хотя чего там делать, когда ночь-то уже почти закончилась?
Он угрюмо двинулся прочь. Это потом уже, там, наверху, повинуясь какому-то неведомому порыву, Он вдруг, остановившись, поднял с земли чудом уцелевший кленовый лист и, спустившись обратно в логово Лешего, аккуратно положил его на подушку девчонки. Долго потом ещё просидел на её кровати, глядя на одинокий лист, распластанный на белой наволочке. Вздохнув, Он медленно побрёл прочь.
Потом Он поехал в город. Туда, к Святым. Но, сначала – контора. Очень уж хотелось увидеть её снова! Его мечтам, впрочем, и здесь не суждено было сбыться. Железная дверь конторки Лешего оказалась заперта. Причём, судя по виду, не открывалась она уже достаточно давно. Потёршись на замызганной лестничной площадке, Он побрел назад, к машине.
Бесцельно шарахаясь по улицам города Он то и дело, завидев людей, пытался подъехать поближе, снова и снова выходя из машины. Однако Его боялись. Как и в тот день, едва лишь только завидев машину бомбилы, все рассыпались прочь. Куда глаза глядят. Неважно куда, лишь бы подальше от неприятностей. Чертыхаясь, Он снова садился за руль и двигался дальше. Снова и снова. Раз за разом, пока вдруг не оказался в той самой комнате, где Он встретил Малого и его сестру. Ошарашено ворочая головой, Он оглядывался по сторонам, пытаясь понять, как это Его угораздило оказаться здесь. Вроде и комната та же самая, только жизни в ней не осталось совсем. Даже огонь в буржуйке и тот угас.
-А я знал, что ты приедешь, – услышал Он голос Малого.
-Разве, тебя не забрали с собой дозорные? – уставился Он на мальчишку.
-Забрали. И меня и сестру. Только, сегодня я решил, что ты приедешь. Поэтому вернулся домой.
-Ты решил, что я приеду? – не понял Он.
-Да, – кивнул головой Малой. – Мне показалось, что тебе сегодня плохо. Очень, – Малой на минуту замолчал. – Тебе нужен кто-то, с кем можно было бы поговорить. Нужен друг, как мне, тогда, когда мы встретились в первый раз.
-То есть, как это? – окончательно запутался Он.
-Тогда отец опять побил меня, за то, что Малая плакала, – мальчишка замолчал, словно собираясь с мыслями. – Мне было больно и плохо. Вот тогда мне и захотелось, чтобы у меня появился настоящий друг. И приехал ты. Теперь ты – мой друг.
-А дозорные? – опешил Он. – Разве они не друзья?
-Они хорошие. Правда. Особенно Старец. Они научили меня многим вещам. Они не обижают ни меня, ни сестру, ни остальных детей. Но они просто добрые, а ты – друг.
Оба замолчали, глядя куда-то во тьму. Чтобы хоть чем-то наполнить тягостную паузу, Он начал разжигать огонь в печи. Несколько минут, и вот уже, потрескивая, тоненькие язычки пламени принялись жадно лизать щепочки, накрошенные бомбилой. Ещё несколько, и вот уже печь ожила, застонав от бушующего в утробе пламени. Сквозь решётки заслонки было видно это таинство: пляску огня на недовольно потрескивающих дощечках и щепках. Огонь, добавив чуть света во мраке, вдохнул жизнь в эту унылую бетонную коробку.
-А отец? – почему-то спросил Он, закончив возиться с огнём.
-Ушёл с изгоями. Многие ушли.
Он опустился на гору хлама возле печи.
-Зачем они это делают? – скорее сам себе задал вопрос Он, впрочем, наперед уже зная ответ.
-Они хотят, чтобы кто-то сделал это. Кто-то, но не они сами. Самим-то разве что и хватает смелости гнить здесь, в этих трущобах.
-И что, помогает? – мрачно усмехнулся Он.
-Говорят, да.
-А ты пошёл бы? – посмотрел на мальчугана бомбила.
-Если бы ты не пришел, пошёл бы. – Малой вдруг ткнулся носом в Его ватник.
-Но, за каким чёртом?
-Ты так ничего и не понял, – обхватил он руками бомбилу. – Ничегошеньки. Но ты – хороший. Правда.
-Но что? Что я должен понять? – Он растерялся. – Все так и ждут от меня, чтобы я что-то понял. Все! И ты ждёшь. И Карга. И Зайка. И Старец этот твой! Все! А я… Я просто запутался во всём этом и не знаю, что делать дальше, – устало закончил Он.

Они сидели в тесных сумерках коробки комнаты. Одинокие и уставшие. Сидели, молча глядя на пляшущие в пузатой печурке язычки пламени и слушая заунывное пение металлической буржуйки, думая каждый о чём-то там своём. Он, вспоминая Рай. Малой…
Какое-то движение привлекло Его внимание, заставив вздрогнуть и резко вскочить на ноги, готовясь к новым неприятностям. Там, в чёрном прямоугольнике входного проёма, в самом низу белело какое-то мелкое светлое пятно. Неподвижное, оно словно бы изучало незваных гостей этого дома, уставившись на них сияющими бусинками своих глаз.
-Что это? – не сводя глаз со странного пятна, прошипел Он.
-Не знаю, – чуть слышно пролепетал в ответ Малой. – Никогда раньше не видел.
Замерев, они с тревогой глядели на странного посетителя. Видимо, убедившись, что существа, жмущиеся друг к другу, там, около печурки, неопасны, пятно медленно двинулось к бомбиле с Малым. Бесшумно переступая с лапы на лапу, оно, то и дело останавливалось и, настороженно водя туда сюда мордочкой, замирало, разглядывая привлекшие его внимание предметы. Два шага – остановка. Несколько настороженных взглядов по сторонам и снова вперед. Иногда останавливаясь, чтобы, чуть припав к земле, осторожно обнюхать тот или иной предмет, валяющийся на полу, существо, не поднимаясь, вдруг, словно стрела, в два прыжка перемещалось к какой-нибудь тряпке или куску брезента, чуть шелестящим на сквозняке. Набросившись на привлекший внимание предмет, существо, выгнув спину и вздыбив хвост, начинало отчаянно теребить шелестящий предмет, забавно крутясь на одном месте.
-Кошка! – чуть не выкрикнул Малой, радостно глядя на существо! – Смотри, кошка.
Услышав звук, та вдруг замерла и, присев на все свои четыре лапы, прижавшись брюхом к полу, словно готовясь к молниеносному прыжку. Не шевелясь, существо уставилось на пришельцев, нервно елозя хвостом по бетонному полу.
-Кс! – припав на колено, чуть слышно прошептал Малой! – Кс! – медленно, медленно вытянул он к кошке руку. – Кс!
Кошка, насторожившись, не отрываясь от пола, медленно поползла к пацану. Достигнув цели, она, вытянувшись вперед, начала осторожно обнюхивать пальцы мальчишки.
-Кс! Иди ко мне, кс! – снова подозвал Малой. – Кс! – уже не боясь, кошка поднялась на лапы и начала исследовать ладонь Малого. Добродушно ворча что-то там себе под нос, она ловкими движениями начала тереться впалыми своими боками о рукав, а потом и об ноги мальчишки, круто выгибая спину и вытянув хвост вверх.
-Кошка! – словно зачарованный твердил Малой, то почёсывая, закрывавшую от удовольствия, гостью за стоящими торчком ушами, то гладя по упругой спине. – Я всю жизнь мечтал о такой.
Что-то привлекло внимание животного. Вдруг замерев, словно бы в одно мгновение превратившись в каменное изваяние, кошка уставилась куда-то в сторону входного проёма. Затем, присев на лапах, медленно поползла к выходу.
-Что..? – встревожено начал было Малой, но бомбила остановил его.
-Тц! – приложив палец к губам, прошипел Он, кивком указывая на охотника: – смотри!
Кошка, добравшись почти до выхода, замерла, напряжённо подергивая хвостом. Рывок! Светлое пятно стрелой понеслось к стенке. Прыжок! Как мячик какой-то подскочило оно в полной темноте. Шипение, невероятные прыжки и пируэты, отчаянный визг… Всё утихло в одно мгновение. Светлое пятно замерло, распластавшись на земле, лишь изредка подёргиваясь, словно в конвульсиях.
-Что случилось? – голос Малого вздрогнул. – Что с ней? – пацан уже было бросился к кошке, как светлое пятно поднялось и неторопливо пошагало назад, к застывшим в ожидании бомбиле и Малому. Только, когда животное приблизилось, они увидели, что кошка сжимает в зубах труп огромной, едва ли не такого же, как и она сама размера крысу.
-Настоящая охотница. Настоящая, – пробормотал Он, когда труп серого существа лёг у из ног. – Всё, как в нашем мире. Есть охотники, а есть жертвы, и кто-то должен победить.
-А есть те, кого побеждать незачем, – Малой носком изодранного ботинка ткнул тушку. По телу существа пробежала противная дрожь конвульсии.
-Ты о чём? – бомбила посмотрел на пацана
-Пойдём, – Малой вдруг резко поднялся, поднимая на руки недовольно шипящую кошку. – Я покажу тебе кое что.
-Что?
-Пойдём, если хочешь понять.
Он покорно поднялся и последовал за мальчишкой.

Место, где они оказались, было хорошо знакомо бомбиле. На другой стороне, отделённое от города железной дорогой, прямо рядом с бывшим заводом, со временем захиревшим и превратившимся в притон для всякого сброда. Кормушка! Любой желающий мог прийти сюда и получить свою порцию мутноватой жидкости, плещущейся на дне железной миски и кусок хлеба. Ровно столько, сколько необходимо, чтобы кое-как протянуть ещё день в этом мире… Нет, ровно столько, чтобы продлить агонию до следующей кормёжки. Сотни существ, измождённых, осунувшихся и исхудавших постоянно ошивались рядом, кое как перебиваясь от порции к порции спасительной мерзости. Сотни убогих, потерявших всякую надежду человекообразных томились, вдыхая сладостные ароматы жратвы, разносившиеся далеко от Кормушки.
Он уже бывал здесь. Во время затянувшихся охот, когда консервы осточертевали так, что дальше уже некуда, когда даже во снах Его преследовали котелки с дымящимися супами, кашами или ещё чёрти чем, Он приезжал сюда. Прорывался через земли Паленого ради горячей, согревающей тело порции похлёбки. Не тратя времени на выстаивание в очередях, Он проходил прямиком к металлическим стойкам. Туда, где Ему, по непререкаемому праву сильного и в обмен на банку с консервами живенько варганили какой-нибудь там перекус: салатик, что-то на второе и тарелку настоящего наваристого супа! Такого, которого и от Карги не всегда было дождаться.
-И зачем мы здесь? – поинтересовался Он у Малого.
-Ты хочешь знать ответ? – поглаживая успокоившуюся на руках кошку, посмотрел на бомбилу тот. – Тогда не задавай вопросов.
Они пристроились в конец длинной очереди, хвостом своим упирающейся в самую входную дверь. Место, откуда отлично видно всё, что происходит там, у самого места раздачи. У Кормушки теснились один к другому поникшие, опустившиеся существа. Жадно напирая друг на друга и сварливо переругиваясь с тетками, ловко орудовавшими своими черпаками, они исступленно цеплялись за металлические миски, наполненные серой бурдой. Запуганно ворочая лохматыми заросшими бошками, живенько отбегали они прочь, прижимая к себе тарелки с сокровищем
Потом, серая очередь постепенно редела, раскалываясь на небольшие группки существ, опасливо несущих емкости с мутной жидкостью к столам. В самом конце толпа распадалась на несколько десятков хмурых замкнутых фигурок, устроившихся, где только возможно: на подоконниках, прямо на полу, за измученными столами, а то и вовсе стоя, они, как один, склонившись над самыми своими тарелками и, тупо уткнувшиеся взглядом в их содержимое, жадно хлебали жидкую вонючую бурду.
Закончив, кто-то из них, ссутулившись, незаметно вытекали прочь из кормушки. Некоторые, воровато озираясь по сторонам, выискивали зазевавшихся товарищей по несчастью, чтобы выхватить у тех из-под носа драгоценную тарелку. Самые отчаянные из посетителей, пытались снова вклиниться в очередь, однако таких тут же гнали прочь такие же, как они сами, доходяги. То тут то там вспыхивали короткие, но яростные драки в результате которых зачинщиков вышвыривали из очереди прочь и те, всхлипывая и размазывая по осунувшимся своим физиономиям кровь, медленно покидали помещение.
Стоя здесь, в очереди, Он вдруг почувствовал, что становится частичкой этого уставшего мира, насквозь пропитанного безнадёгой и отчаянием. А ещё – надеждой что ли какой-то? Вот, только что за она, бомбила так и не смог понять. Стоя здесь, среди сброда, Он вдруг поймал себя на том, что, ссутулившись, Он старается быть похожим на доходяг из очереди. Откуда-то вдруг появились эти вороватые, чуть дерганные движения, рыскающий по сторонам настороженный взгляд; а чёрт его знает, чего от соседей ждать? Вроде как и пофиг им до них с Малым, а всё равно страшно стало; сейчас свою порцию бурды получит и тут же гвоздь под ребра схлопочет… Здесь и не за такое убивают.
Противные такие мурашки пробежались по коже. Истории опять же вспомнились всякие. Он вообще не любил этого места. Приезжал сюда нечасто, стараясь всё-таки дотерпеть до дома, где Его по-любому ждала какая-никакая, но горячая жратва. Глядя на Малого, Он так и не смог понять, за каким чертом здесь делает, да ещё и выстаивая в очереди. Тяжёлое это место. А ещё – чертовски опасное. Недели не проходило, чтобы в отчаянной драке за порцию супа или место в очереди не погиб кто-то из доходяг. Бывало и бомбил выносили отсюда мёртвыми; редко, конечно, но, всё-таки и такое случалось. Хотя, даже и здесь, в Кормушке было место чудесам. Вон, например, дед старый как-то вдруг взял и отдал порцию свою бурды девчонке какой-то отощавшей так, что и скелет уже виден был… Тогда и Он почему-то вдруг не удержался; перелил в миску старику половину своей порции настоящего супа. Ну, а девчонке – салатик. На следующий день снова приехал в Кормушку, забрать хотел её к себе; откормить, там, женой второй сделать, да только та, поговаривают, умерла...
-И всё рано не понимаю, какого чёрта мы здесь делаем, – механически забирая тарелку, пробормотал Он.

Получив свою порцию кашицы, они с Малым двинулись искать свободные места.
-Ты собираешься это есть? – с отвращением нюхая бурду, поморщился бомбила. Малой, не ответив, молча приземлился на одно из двух свободных мест за пошарпанным столом, отпустив на стол кошку. Настороженно понюхав содержимого тарелки, та недовольно фыркнула и вернулась на руки пацану.
-Даже кошка это дерьмо жрать не хочет, – усмехнулся бомбила, глядя на животное. Затем уселся рядом.
-А теперь, слушай, – чуть слышно прошипел ему мальчик. Бомбила напрягся, вслушиваясь в стену из поспешного чавканья, суетливого скрежетания ложек о стенки мисок и угрюмого шаркания десятков ног тех, кто медленно-медленно продвигался к заветной кормушке.
-Ничего не слышу, – пожал плечами Он.
-Слушай! – прошипел в ответ Малой. – И тарелку держи, чтобы не стащили.
Ничего не понимая, Он закрыл глаза и в этот миг услышал, вернее ощутил… Все, все до одного из этих жалких существ, уткнувшихся мордами в тарелки, мечтают лишь об одном: уйти. Уйти прочь их этого злого мира и попасть в какой-то там неведомый им Рай. Туда, где уж их-то точно ждёт вечное блаженство. Туда, где они забудут про ту собачью жизнь, что пришлось влачить им здесь на земле. Туда, где они станут ну, если не королями, то, по крайней мере, знатными людьми, вершащими правосудие здесь, на земле. Людьми, которым будет дано решать, кому из сидящих рядом дано попасть в этот неведомый мир, а кому гореть в вечном огне или куда там врагов Святых кидают?
Он поморщился. Враз как-то неприятно стало бомбиле. Когда-то Святые не были им врагами. Было время, Он даже знался с некоторыми из них, но те…
С ними действительно было просто и легко. Те были готовы помочь, отдав последнее, что имели тем, кто просил. И жили они кучками, собирая вокруг себя всех доходяг, поднимая тех на ноги, иногда леча. То была Его тайна, но Он иногда притаскивал им консервов, да только не брали они.
-Знаем, мил человек, как получил их. Знаем, оттого и взять не можем, хотя и благодарны тебе, за труды. Уж не обессудь, но зла не держи, а если хочешь, им отдай, – кивали они на тощих, заросших существ, что вечно ошивались вокруг. И Он, ведь, отдавал.
Те верили в жизнь лучшую после смерти. Верили и других учили. Про святых и как жили они скверно, рассказывали. Мол, за веру свою истинную страдали, других спасая. За то Святыми их и прозвали. Много чего говорили они ещё. Всё про Рай, да про Рай, где все потом окажутся. Только кто-то раскаиваться будет там днями и ночами, а кто-то жизнью наслаждаться. Те, кто наворотить не успел при жизни фигни всякой.
-Вот ты, мил человек, хоть и понагрешить успел, а все равно человек хороший. Будет тебе в Раю покой и наслажденье, если исправить успеешь, что наделал не со зла, – частенько вспоминал он слова одного из Святых. Тогда он ничего не понимал. А другие, вроде, и ничего, кивали головами. Кто-то даже за этими  чудаками пошёл за веру эту, но больше за жратву, конечно пёрлись.
Святые эти повымерли вскоре; не жрамши, чего удивляться, что перемёрли, как мухи? Да и от доходяг своих же натерпелись: те как-то ночью собрались с силами, да погром устроили в жилищах Святых. Думали, у тех консервов до фига, раз направо да налево раздают. Не получив ничего, это отребье перебило выживших стариков да новое племя стали мастячить на руинах. Вожака себе, вон выбрали и начали остальным рассказывать про Ад, куда всех без разбора пихают, кто к племени их присоединиться не успел. И про Рай, где-то там, далеко, куда хрен добраться.
-Истину говорю вам, Рай – там, – распинались, размахивая во все сторонам ученички тех Святых. Кто, говорил, в Брянске, кто в Костроме, кто –  во Владимире. В одном только сходились: попасть живым туда невозможно.
Поперву ухитрялся Он попасть и в Брянск, и во Владимир. Бошкой и тачкой рискуя, прорывался сквозь колдобины, ловушки князьков местных и засады таких же бомбил, как и Он сам. Прорывался! Уж очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на Рай этот самый. Да, только, сколько не колесил, всё больше убеждался в правоте своей: Рай там, на берегу огромного озера. А эти крикуны… Он их возненавидел. Ну, и бомбил натравил на уродов этих. Трепачи, только и знают, что мозги пудрить другим!
-Свиньи, ничтожества, мерзость, – молнией пронеслось у Него в голове. Он открыл глаза. Прямо напротив него, в другом конце зала сидела девушка. Словно тот старик-Святой среди бомбил в Храме выделялась она среди всех остальных. Ухоженная и чистая, хотя и смертельно-бледная, с длинными каштановыми волосами, каскадом спадающими на вытертую, но аккуратно подшитую куртку, она сидела перед тарелкой с бурдой. Не уткнувшись носом в миску и ожесточённо работая локтями, как любой из доходяг, а прямо, высоко поднося ко рту ложку, неторопливо ела она столовскую бурду.
-Ты скучаешь по матери? – тронул Он за плечо Малого.
-Почему ты спрашиваешь? – посмотрел мальчик на бомбилу.
-Знать хочу.
-Если ты мне друг, не задавай больше этот вопрос, – Малой вдруг шмыгнул носом. – Пожалуйста, – он посмотрел на бомбилу. – Или я..., – осекся мальчуган, проследив за Его взглядом.
-Пойдём, – Он молча перелил остывшую уже бурду в миску соседа. – Отдай кому-нибудь, иначе подерутся, – Малой молча протянул свою жестянку длинному худющему мужику и побежал за бомбилой.
-Мальчику с сестрой нужна мать, – остановившись напротив девушки, негромко начал бомбила.
-Мальчику мать или тебе потаскушка, – с трудом скривила иссохшие губы та.
-Мать, – кивнул головой бомбила, потрепав по голове Малого, испуганно прижавшегося в другу. – Правда.
-Это так? – устало посмотрела она на мальчугана. В ответ тот отчаянно закивал головой.
-Станьте нашей мамой, – чуть слышно прошептал Он. – Пожалуйста.
Бомбила посмотрел на Малого и только сейчас увидел, что он плачет.
-Пойдёмте, – протянул Он руку девушке. – Я не могу стать им ни матерью, ни даже отцом. Сделайте это за меня. Я вас прошу, – девушка неуверенно поднялась из-за стола. Только сейчас Он понял, какая же она худая! Истерзанная голодом, она, казалось, вот-вот упадёт на грязный кафель Кормушки.
-Я сама, – видя Его порыв подхватить её на руки, тихо остановила бомбилу девушка. – Не надо помощи, – медленно-медленно она вышла из-за стола и, чуть покачиваясь и останавливаясь каждые несколько метров, чтобы перевести дыхание, двинулась к выходу. Наверное, она бы и не дошла, если бы не Малой. Подбежав к девушке, он прижался к ней, буквально подхватив на руки. Со стороны это было очень странное зрелище: мальчишка, еле-еле достающий до бедра истощенной девушки, буквально тащит её на себе.
Не выдержав, бомбила подхватил легкую, словно пушинку девушку и бережно понёс её к машине.
-Везет же сучке! – раздалось ему в спину чьё-то противное карканье. Замерев, Он медленно развернулся, ища взглядом подонка, прохрипевшего эти слова, однако всё, что успел увидеть, чью-то испуганную тень, живо юркнувшую в зал Кормушки.

Как обычно, Карга словно знала, что Ему потребуется в этот раз. Судорожно роясь в походной своей сумке, Он вдруг наткнулся на небольшую металлическую колбу с горячим бульоном! Настоящим! Отваренным, на кости с куском мяса, а не разведённой кипятком тушенкой! Твою мать, да Он уже и забыл, когда последний раз сам такой пробовал, а тут – на тебе! Подарок судьбы. Аккуратно приподняв голову девушки, Он дал ей сделать несколько глотков отвара.
-Спасибо, – приоткрыв глаза, прошептала девушка. – Зачем вы это сделали?
-Малому с сестрой и правда нужна мама. Настоящая. Как вы, – вдруг улыбнулся Он.
-Но, – начала было она, но бомбила не дал ей договорить. Он снова приложил к её губам термос с бульоном.
-Поберегите силы. Вам они нужны.
Затем Он вез Малого с его новой матерью к убежищу Святых. Сосредоточенно ворочая баранкой, и стараясь избегать освещённых мест, Он то и дело бросал взгляды на заднее сиденье, где сидели они: девушка, бледная и уставшая и Малой, отчаянно прижавшийся к её груди.
Нельзя сказать, что новая встреча порадовала дозорных; Он буквально чувствовал ненавидящие взгляды, у себя за спиной, слышал недовольный ропот.
-Вот ублюдок, как домой зачастил!
-Ещё одну припёр! Он что думает, у нас тут Шарм-Эль-шейх что ли?!
-Тут самим жрать нечего, а ещё эту корми!
-Рай он тоже не резиновый, самим бы протолкаться!
В другой раз говорившие дорого бы заплатили за эти слова, случайно или умышленно брошенные Ему в спину, но сейчас – нет. И даже не в том дело, что у него на руках лежала истощённая девчонка. И не в том, что Малой был рядом. Сейчас Он шёл просить. Просить о помощи. А ещё – признать своё бессилие помочь девчонке. По крайней мере, сейчас. Поэтому, скрипя зубами, Он шёл прямиком к Старцу, не обращая внимания на все эти перешёптывания за спиной.
Старец восседал в глубоком кожаном кресле, выдранном, похоже, из тачки одного из не особо удачливых бомбил. Чуть прикрыв глаза, словно бы и не интересуясь тем, что происходило вокруг, он, напевая себе под нос какой-то странный мотивчик, чуть покачивался взад-вперёд, в такт мелодии. Не зная, что делать, Он остановился перед креслом, не решаясь прервать Старца.
-Зачем ты снова пришёл к нам? – не открывая глаз, поинтересовался старик.
-Мне нужна ваша помощь.
-Опять?
-Не только мне одному. И вам тоже, – Он мельком взглянул на Малого, сиротливо жавшегося к Его ноге.
-Нам? – не открывая глаз, удивлённо вздёрнул брови старик.
-Да.
-У нас всё есть. Мы можем прокормить и защитить себя. Мы достаточно сильны, чтобы дать отпор любому, кто нарушит наши границы. А что можешь ты? Снова и снова просить о помощи, – Старец презрительно скривил губы.
-Помоги ей, – протянул Он к Старцу девушку. – И Малому с сестрой.
-Она должна была сегодня уйти, но ты помешал этому. А теперь просишь помощи у нас. Ступай к своей старухе, пусть она выхаживает твою новую подстилку, – Старик открыл глаза. – Если, конечно, захочет.
-Значит, ты не поможешь? – глядя в упор на старика, прохрипел бомбила.
-Нет, – одними губами отвечал тот.
-Сука! – прошипел в ответ Он. Круто развернувшись, бомбила пошёл прочь от «Трона».
-Да кто ты такой?! Стой! – раздался сзади властный окрик и знакомая слабость вдруг навалилась на него, так и норовя прижать к земле. Точь-в-точь, как у того дома! Скотина! Подонок! Ублюдок! – пронеслось у него в голове, когда Он, яростно борясь со слабостью и делая всё, только чтобы не упасть и не уронить свою ношу на землю, боролся с наваждением.
-Не смей поворачиваться к Старцу спиной, ты, крыса! – подскочил к нему тот самый дозорный, который ещё тогда требовал смерти для пленного бомбилы. – Ща я тебя! – замахнулся Святой.
-Отвали от него, урод! – набросился сзади на него Малой. Повиснув на шее дозорного, пацан чуть изменил траекторию полёта тяжеленного армейского башмака, нацеленного прямо в висок бомбиле. Тяжеленный кусок резины пролетел буквально в нескольких миллиметрах от Его головы. Разом потеряв равновесие, юнец, чертыхаясь, грохнулся на землю.
-А ну, пошёл вон, щенок! – с силой отбросил взвизгнувшего от боли мальчишку тот. – Да я тебя, ща!!! – Святой бросился на Малого, забыв про своё намерение отмудохать пленника.
Ненависть ко всему миру обжигающей волной вдруг накатилась на Него. Словно огненная вспышка сотен молний, яростная, сметающая всё на своём пути, разорвала она путы, скрутившие Его по воле старика. Тяжёлый взгляд в сторону борзого дозорного и вот, тот катается по усыпанной битым кирпичом земле, вцепившись в голову и корчась от страшных судорог.
-Получи, тварь, – Он распрямился, с наслаждением представляя как изо всех сил двигает этому выскочке в дых. Извивающийся на земле дозорный тут же сложился пополам и, чуть дернувшись, замер. Бережно поправив голову вновь потерявшей сознание девушки, бомбила медленно двинулся к машине.
-Остановись! – за спиной раздался жалобный окрик Старца.
-Пошёл ты, Святой! – смачно выплюнул Он последнее слово, и, не оборачиваясь на враз обмякшего старика, грузно распластавшегося в объятиях кресла, двинулся прямиком на стенку перегородивших ему путь дозорных.
-Прочь с дороги, шешура, – обвёл Он тяжёлым взглядом юнцов, вставших на пути. От этого взгляда, полного презрения и ненависти, те как-то съежились, однако, неуверенно переглядываясь, остались стоять на месте.
-Дорогу, – звонкий голос Малого заставил всех, даже Его вздрогнуть. Обернувшись, Он увидел мальчишку, бережно несущего на руках укутанную в пеленки сестру.
-Итак, – Он оглядел в нерешительности переминающихся с ноги на ногу дозорных, и, не дождавшись, угрожающе двинулся на них. Дальше всё происходило примерно также, как в доме Малого. Стена зашевелилась и, словно чуть подумав, прогнулась, пропуская одинокого бомбилу, идущего куда-то вперед и следующего за ним мальчишку, так же как и взрослый, несущего на руках притихшее беспомощное существо.
Гнетущую тишину разорвал мощный рык движка джипяры, когда Он вдавил педаль газа в пол.
-Мерзавцы! – прошипел Он, с ненавистью бросив последний взгляд на беспомощных юнцов, не знающих что теперь им делать.
-Пришёл! – чуть улыбнулся Старец, глядя вслед удаляющемуся «Бимеру».

Опьянённый победой, Князь азартно посмотрел на Воеводу. Как тот изменился! Куда делось вечно спокойное выражение лица, неторопливые, даже вальяжные движения и манера говорить? Растрепанная борода, клочьями торчащая в разные стороны, сумасшедший взгляд нервно бегающих глазок, в бешенстве ищущие ещё не объятые огнём дома, хриплый голос.
-Этот город оставил нас без добычи, – набрав побольше воздух в грудь, закричал Князь своим воинам, – но это не значит, что домой мы вернёмся с пустыми руками! Впереди у нас ещё два врага, которые с лихвой воздадут нам за лишения последних дней! Не будем же ждать, а выступим немедленно. Застанем наших врагов врасплох, пока они не заперлись у себя в норе!
-Дело говоришь! – рявкнул Воевода. – Ура Князю!
-Ура Князю! – дружно подхватили опьяневшее от крови и жара воины.
По дороге им встретился небольшой купеческий караван. Желая узнать как можно больше о противнике, Князь спрятал своё войско, оставив лишь десяток переодетых в тряпьё воинов, чтобы взять в плен купцов. Таким образом, уже через час он знал про город Восточного Короля всё. Теперь же, задумавшись, он мерно покачивался в седле в такт шагам своего жеребца. «Я подарю своему сыну все земли, что видны из бойниц караульной башни! Королевскому наследнику – королевский подарок. Моему сыну будет за что благодарить меня», – думал он, мечтая о том, как будет учить сына военному искусству и иностранным языкам. Вот они вдвоём, верхом на жеребцах скачут наперегонки. Вот, сидя по правую руку от отца, Принц внимательно выслушивает иностранных послов и смотрит за тем, как Король решает вопросы государственной важности. Раз в месяц они устраивают торжественные смотры королевской гвардии, а раз в полгода – турниры и соревнования, чтобы поддерживать боевой дух своих воинов. Из сладких пут дремоты его выдернул звенящий от возбуждения голос Воеводы:
-Князь, городские ворота открыты! Все уже готовы.
Вздрогнув от неожиданности, Князь быстро огляделся. Около двадцати воинов, переодетых купцами и их сопровождающими, нетерпеливо поглядывали на опущенные деревянные ворота города, сулившие им богатые трофеи.
-Двадцать солдат поведут мулов в город, каждый из которых навьючен двумя тюками. В каждом из тюков спрятано ещё по воину, – объяснял Воевода Князю, – так что через час в городе будут шестьдесят наших человек. Они спрячутся до наступления темноты, а ночью запрут снаружи казармы, перебьют охрану и откроют ворота. А всё, что от нас требуется так незаметно дойти до стен города, – расплылся в довольной ухмылке Воевода.