Перевод с Новонемецкого урок 4

Урок четвёртый: Домоводства.
В средней школе №71, как и по всему СССР, начиная апартаментов генерального секретаря НКПСС, кончая бытовкой в уголовно-исправительном профилактории где-нибудь в степи на юге Саратовской области (граница со Старшим Казахским Жузом) субботник, в честь именин фюрера мирового пролетариата Адольфа Гитлера, заканчивался стандартно.
 Каким-то подобием банкета. С тостами за здоровье Андрея Андреевича Власова, рейхсканцлера Мартина Бормана, мир во всем мире и благосостояние всего Советского Союза и каждой из его братских республик в отдельности. А именно: Белорусской ССР, Татарской ССР, Башкирской ССР, Русской ССР, Северо-Западной Пограничной, Калмыцкой ССР, Северокавказской ССР и Области Войска Донского. Тут вот чего ещё нужно заметить. То, что помянутая средняя школа числись в Районном Отделе Народного Образования под номером 71, было данью условности и следствие здорового великорусского консерватизма. Это при Сталине, до начала Великой Освободительной войны в городе было 90 школ. Однако средними они были только по названию. Головы учащихся засорялись всяким мусором, типа геометрии, алгебры, литературы и прочих абсолютно ненужных русскому человеку дисциплин, не говоря уже о марксистко-сталинском бреде так называемых общественных наук. Ни немецкого языка, ни закона божьего, ни тем более расоведения там не преподавалось. О качестве подготовки педагогов и говорить нечего.
Сейчас в городе всего десять средних школ и 25 церковно-приходских. И этого вполне хватает. Великолепное профессиональное  образование великороссы имеют блестящую возможность получить в 5 ремесленных училищах. Гуманитарное образование – в педагогическом техникуме. Военную специальность приобрести в школе прапорщиков. Медицинские навыки в школе фельдшеров. Юридические тонкости изучить в школе полиции. И, наконец, самые достойные, талантливые и безупречные с расовой точки зрения, преданные идеям национал-коммунизма получают образование в высшей партийной школе. Не в каждой Сорбонне можно научиться тому, что преподают там самые квалифицированные преподаватели, прошедшие долговременную стажировку в рейхе, в Боннском филиале академии евгеники имени доктора Геббельса.
Конечно, в хоз.помещениях уголовных профилакториев тематика тостов, как и содержимое алюминиевых кружек, было несколько иным. На дне кружек плескался не добротный сливовый шнапс и великолепно очищенная от сивушных примесей водка «Экстра» - а пропущенный через угольный фильтр денатурат, разбавленный солоноватой водицей из скважины. И пили его в основном не за здоровье генсека Власова и канцлера Бормана, и даже не за собственное здоровье – а за свободу. Понятно не за абстрактную свободу «вообще», а за конкретное условно-досрочное освобождение.
А в школьной учительской за дружно сдвинутыми письменными столами застолье происходило стандартно. Педагогический коллектив, синхронно, по кроличьи перетирая челюстями тонкие кружочки «Гамбургской» сырокопчёной колбасы, ждал пока начальство -  директор, парторг, представитель РОНО выполнят ритуал причастия к коллективу и отбудут восвояси. Что бы предаться оргии на законном основании, не провоцируя соответственную реакцию руководства на это действо не вполне сопоставимое с кодексом строителя национал-коммунизма.   В связи с этим учительши, в количестве пяти экземпляров с тревогой, искоса как-то, посматривали на бравого военрука Тимофея Храпатого, главного и основного участника предстоящего удовольствия.  Всё дело в том, что Тимофей шнапс пил не стопками-напёрстками, а из 200-от граммового гранёного стакана, правда, заполняя его лишь на треть. Сидящая рядом с военруком Криста, настойчиво пыталась освежать швепсом очередную порцию налитого в стакан, и подкладывала в одноразовую тарелку ломтики солёного ананаса, с морошкой который, как доказано, нейтрализует алкоголь.  С другой стороны женщины, из которых только Кристе было меньше 35, а остальным за 40, прекрасно понимали, что для полноценного участия в предстоящем развлечении Хропатому необходимо принять определённую дозу горячительного. Здесь главное меру выдержать. Был и ещё один член учительского коллектива пола противоположенного женскому. Но о нем будет рассказано чуть позднее. В следующей, другой главе. Сейчас же следует заметить, что как полноценный мужчина он не котировался в силу преклонного возраста, и… Впрочем, пока достаточно и первого фактора. Шнапс он не пил и копчёную колбасу не потреблял по причинам цейроза печени и язвы желудка. А на женщин смотрел из-под кустистых седых бровей с какими-то злорадством и укором. И вообще преподаватель расоведения Семён Маркович Айсберг походил на старого битого жизнью и молью сибирского кота, которого уже давно не прельщают чердачные прелести мартовского гона.  А мыша, волочащая в нору сворованную селёдочную голову, в метре всего от тёртого и горячего котовского носа, в крапчатой душе мини-тигра эмоций не будит никаких.
Ну, вот, наконец, товарищ из РОНО Егорофф хлопыстнул стременную стопку за «успехи сотрудников в личной жизни», поблагодарил коллектив за хорошую организацию мероприятия, заверил, что доложит об этом в подробностях кому надо и попрощался. Начали собираться и директор с парторгом.  Вялые предложения «посидеть ещё» были твёрдо отвергнуты.
И то верно. Егорофф стоял перед дилеммой.   Ехать в райком на продолжение банкета (приглашение лежало в нагрудном кармане пиджака, рядом с партбилетом) или – домой. Если честно в райком ехать не хотелось. Шнапсом он нагрузился и здесь. И хорошо нагрузился. А за т-образным столом в актовом зале районного комитета НКПСС он будет уже не «дорогим гостем», как здесь, а лишь одним из десятков номенклатурных работников среднего звена допущенных к пищевому священнодействию.   К тому же там пить шнапс пришлось бы под желчным прищуром зам. зав. отделом идеологии и нравственности иеромонаха Ануфрия, уже полгода вынужденного мучиться трезвостью из-за перенесённого гепатита.  Говорят под свирком этого взгляда, во время празднования Первомая в прошлом году, второй секретарь райкома Петрофф поперхнулся водкой и помер. Спирт не в то горло пошёл. А когда приехала «скорая» было уже поздно. Не откачали. Байка, конечно. Егорофф точно знал, что в июне того же года Петрофф пошёл на повышение, в обком. Инструктором по жилкомхозу. А умер он в августе. На курорте. В австрийских Альпах. По турпутёвке, которую получил в качестве премии за рекордные результаты, достигнутые его отделом в идеологическом воспитании квартиросъёмщиков.  Пьяный из фуникулёра вывалился. Прямо на бобслейную трассу.  А там как раз сборная Тироля тренировалась. Попал под санки, короче. Глупая смерть. Не так должен умирать настоящий партиец. Истинный православный национал-коммунист. Но от судьбы куда денешься? А как ему все завидовали перед поездкой. В рейх! На отдых! На покой, «на вечный», как выяснилось. Но попа Ануфрия все равно никто не любил. Злой поп. Шибко идейный какой-то. Взгляд у него и вправду колючий. Шипастый. Как у следователя. А он следователем, говорят, и работал. В КГБ. Шпионов ловил. Плохо видно ловил. Что-то там не срослось и перебросили его на религию с идеологией. Постриг принять пришлось. Ладно. К тому же еда на банкете, в райкоме – не та. Хоть и из распределителя категории "В" – но не та. Консервы в основном. Хорошие – но консервы. Не то, что здесь. Пирожки с печенкой. Селёдочка. И консервы те же учителки из загашников домашних приволокли. Всё с любовью. Всё по-домашнему. Да и сыт он уже. Пища домашняя хорошо естся. Ещё бы морды им, помолодее, да не такие лошадиные – так можно было бы и остаться, а так… В Либесборн, конечно, можно заглянуть – но там вязка фиксируется. Протокол составляется. Супруга, поздно ли, рано дознается. А она, сука, хоть и партийная, хоть и арийка, а хером мужниным, ни с кем делиться не хочет. Сколько ей про политику партии не говори, да про потребность армии в бойцах добрых не объясняй – как горохом об стенку. Да ещё и тестю, папочке своему пожалится. А папочку, тестюшку расстраивать нельзя. Зав. орготдела-то, в обкоме-то. Как бы не он, Тит Лукич-то, кто б его, с неоконченной ЦПХ, на арийское происхождение не глядючи, на народное образование поставил, на должность ответственную инспектора РОНО. Он ведь до сей поры по-русски по складам читает. А по-немецки только «энь, цвай, драй», да «Сталин капут» знает.  А Флюра, супруга, татарка. А с татарами жить год за два. Лет ей, чем ему на восемь меньше – а выглядит  на пару годков старше, чем он. Как хрюшка холяндская разъелась. Сиски хоть и мясистые – висят уже давно. Как груши. Сосками до резинки на рейтузах чуть ли не касаются. А вредная гадина. ****ься любит – а не умеет. На миньет не раскрутишь. На простой даже. А что б без резинки – и не подходи. Но нужно терпеть. Разве что…
Как ответственному работнику Егороффу полагался персональный автомобиль. Фольксваген-жук.  Образца 39 года. А вот водитель уже не полагался. Калибром номенклатурным не вышел. Машина стояла у школьного крыльца. Номера государственные. Так что проблемы с ГАИ по поводу пьяной езды исключались.  И уж понятно, было бы просто не вежливо не предложить директору и парторгу подбросить их до дома. В принципе и та и другая, так же имели пригласительные купоны на банкет в райком. Только в другом зале. На первом этаже. По категории «С». Но они не пойдут. Партийных тёток с прическами «хала» на голове, там как сельдей в бочке. А мужчин свободных нет. Считаны. Кто инвалид к сожительству не способный. А кто занят. А кто не занят, так те с комсогелками губастыми, молоденькими досуг проводят. Так-то. Так что парторг с директором отоварят свои купоны в распределителе завтра, с утра. И всё. Кстати, завтра отоварка знатная будет. Печень тресковая в масле оливковом. Куры румынские. Кетчуп болгарский. Сало белорусское. Шпик. Красным перцем пересыпанное. Вино венгерское. Хорошее. Токайское. Сладкое. В натуре сладкое. Вкуснючее. А бабью ещё и туш для ресниц. Настоящая. Из рейха. Производства «Florena».  Флюрке, сучке, надо бы коробку взять. Хотя на хер ей тушь. У неё у ресниц-то практически нет. Повылазили. Лучше бы, как в прошлый раз. Презервативы турецкие. Специальные. Миньетные. Со вкусом манго. С такой резиной даже Флюрка не ломалась. Сосала с удовольствием. С причмоком. За щеку брала.  Языком так перекладывала. То за одну. То за другую. Вот язычищу бабьему лучшее применение! Так! А не супруга облаивать. Турки хоть, турки они и есть – а делать научились. Что значить вещь качественная. Импортная. Он сам ведь, перед тем, как протектор на член притулить тайком его лизнул. Вкусно. А запах! Манго оно и есть манго. Один пакетик с резинкой ещё остался. С собой. В нагрудном кармашке. Рядом с партбилетом и купоном на райкомовский банкет. Купон с задней стороны краснокорой обложки. А презерватив с передней. Цветастой оберткой прижат к сдвоенному профилю двух фюреров мирового пролетариата, Ульяноффа и Гитлера. Вождям-то, запах манго тоже нюхнуть, чай, приятно было б. И кощунства никакого нет. Резинка-то в пакете. Неиспользованная. Стерильная. В смазке.
(продолжение в ближайшее время)