Дыхание войны

1

«Отец умер 30 апреля в 8 утра…»
 
Нет! Не хотелось Андрею в это верить. 
Никакой связи с Грозным, с родителями, проживавшими в объятом войной городе, не было. И вдруг – телеграмма!

Вызывал подозрение адрес отправления – Назрань.
Мать никак не могла туда выбраться, чтобы отправить телеграмму. При всем ее желании. Стилистика текста тоже была не похожа на ту, которая была знакома по материнским письмам.
В телеграмме сообщалось, что похороны назначены на второе мая – на Красную горку. Шла Пасхальная неделя.

Конечно, в смерть отца не хотелось верить, но куда девать сомнения?
Истину можно было узнать только на месте. Значит, надо ехать! Но как? Редкие в эту пору поезда на подступах к чеченской столице часто захватывали и грабили боевики, пускали составы под откос.

«Надо позвонить Володе, он поможет», – решил Андрей.

Генерал Владимир Серебренко, друг Долинина по военному училищу, командовал дивизией, которая проводила «операцию по наведению конституционного порядка в Чеченской Республике» – так это называлось официально. Андрей, кадровый офицер, уволился в апреле – почти за год до смерти отца. Всего несколько месяцев оставалось до ввода федеральных войск в его родной город…

До Грозного добираться почти тысячу километров. Андрей хотел попросить друга помочь вывезти мать и тело отца для захоронения в «нормальных» условиях – поближе к своему дому. «Возможно, найдется какой-нибудь санитарный «Уазик», – надеялся он.

Генерала на месте не оказалось.
На другом конце провода дежурный по штабу, уточнив, кто звонит, ответил, что комдив убыл на родину, в Крым, по семейным обстоятельствам.

- По его прибытии я немедленно доложу о вашей просьбе, - заверил офицер, - думаю, он даст необходимые распоряжения и вас встретят в Чермене. Наши сейчас там стоят.

Совпало так, что у Серебренко тоже случилось горе: где-то под Симферополем убили его брата – он ездил на похороны.

Задача усложнялась.
Вместе с братом Валерием, тоже военным, решили: надо искать транспорт. Помочь вызвались Сергей и Виктор Меликовы – у них была не новая, но надежная  белая «шестерка». Братья Меликовы понимали опасность поездки, но от денег отказались.

- Грех не помочь в таком горе, не по христиански это, - твердо сказал Сергей, старший из братьев, - только заправьте, - сквозь ворот его рубахи мелькнул нательный крестик.

Ранним первомайским утром белая «шестерка» с экипажем из четырех братьев отправилась в путь.

2

Холодное дыхание войны почувствовалось уже в Кабарде.
В Нальчике «гаишники» трижды тормозили, искали повод оштрафовать, вымогали взятку. Первый раз это случилось на въезде в город. Второй – уже в центре. Целый час продержали на «штрафплощадке», ничего не предъявляя. Не подействовали на «гаишников» пояснения, что люди опаздывают на похороны отца, что дорога каждая минута.

На выезде из города жезл «гаишника» в третий раз  остановил машину. Прапорщик, потребовал предъявить документы, а сам направился к мотоциклу с коляской, стоявшему на обочине, где его ждал помощник. Все четверо братьев вышли из «Жигулей» и последовали за ним.

- А зачем вы все идете? – оглянулся прапорщик, - мне один водитель нужен, - чувствовалось, что он всем своим видом хотел показать, кто здесь хозяин.

- А, может быть, вы у всех захотите документы проверить! – напористо произнес младший брат Андрея. – Мы отца хоронить едем, а вы на каждом шагу тормозите!

- Ладно, ладно! Езжайте! – ретировался «гаишник», почувствовав, что четверо из «Жигулей» настроены решительно.

Дальше, до самого Беслана, ехали спокойно, но неприятный осадок после Нальчика остался. Нарастало ощущение, что попали в чужую страну.

От Беслана свернули левее: дорожный указатель информировал – до Грозного осталось 110 километров. Где-то близко Чермен. Но признаков присутствия здесь «федеральных сил» почему-то не наблюдается.

«Значит помощи и санитарного «Уазика» не предвидится», – оценил ситуацию Долинин. В голове его завертелись мысли о том, как быть дальше. Понятно, что тело отца вывезти не удастся. Скорее всего, придется захоронить его прямо во дворе. Отец всегда говорил, что человек, по его мнению, где родился, там и должен умереть. Он остался верен своему слову. Гроб? Доски найдутся, а с инструментом у отца никогда проблем не было: мастеровой был человек, на все руки – весь город его по имени знал. Даже фамилия была не нужна: если что надо, «Сергей сделает – он все может!»
Сергеем звали Долинина старшего.

Два автоматчика остановили их машину.

- Справку «цэ-о» покажи, - пьяным голосом потребовал один из них.

Это был  спаренный пост: один автоматчик представлял, Федеральные Силы, другой – формирование Республики Алания. Так они, во всяком случае, назвались.

- Нет справки – деньги давай! – добавил второй, поглаживая ствол «калашникова». 

Андрей молча протянул несколько купюр: автомат – убедительный аргумент! Тем более в руках пьяного солдата!

Метров через пятьдесят переехали через какой-то ручеек рядом с перекинутым через него бревнышком. Еще два автоматчика потребовали заплатить. Тоже нетрезвые!

- Мы уже заплатили. Вон тем двоим, – Валерий указал в сторону предыдущего поста, – спросите у них!

- Еще я у своего врага буду спрашивать! – нервно отрезал постовой, недружелюбно посмотрев в сторону «врага».

Оказалось, что ручеек был границей между Северной Осетией и Ингушетией! По эту его сторону хозяйничал другой спаренный пост – «федерал» и «местный». Категорическое нежелание спрашивать у «врага» объяснялось недавним обострением «осетино-ингушского конфликта». «Федералы», как бы, исполняли роль «миротворцев». И это были не подчиненные генерала Серебренко.

- Ребята! Мы отца хоронить едем, время дорого…

- У вас похороны, а у нас праздник – Первое Мая! На бутылку давай!

Спорить некогда. Денег было не жалко, но, сколько их потребуется на организацию похорон и вывоз матери, вообще на обратную дорогу?
Этого братья знать не могли, даже приблизительно.

Вскоре миновали Назрань, ставшую столицей Ингушетии. Андрей уже принял решение в Слепцовской отпустить братьев Меликовых – пусть возвращаются домой. Подвергать их опасности он не имел права, а из Слепцовской, наверняка, должен быть рейсовый автобус. Там всего-то километров шестьдесят, час – полтора езды до Грозного…

3
 
…Станица, как станица, привычная российская дорога. У двора группа военных в защитной форме – камуфляжная была еще редкостью.

- Наши, - толкнул  брата локтем Андрей, - Остановись, Сережа! – попросил сидящего за рулем старшего из Меликовых.

- Ребята, где тут автостанция? – обратился он к военным.

- Возвращайтесь назад. Проехали метров семьсот…

- Посмотри! – теперь уже Андрей ощутил локоть брата в своем левом боку, - Валера скосил взгляд вправо.

Из соседнего двора выходила группа бородачей с автоматами. Сомнений не было – боевики.

Без лишней суеты, не делая резких движений, развернулись и подъехали к автостанции. Последний автобус ушел ровно час назад.

- Возвращайтесь, ребята, - обратился Андрей к Мелюковым, - спасибо вам за все, дальше мы с Валерой сами!

- Но…

- Никаких «но»! - пресек он попытку возразить, - И чтобы до темна вас уже и в Кабарде не было! Сережа! Витя! Там и так волнуются. Передайте, что все в порядке. Ну, с Богом! И до встречи!

4

Вскоре к тому месту, которое считалось местной автостанцией, подкатил изрядно потрепанный старенький «Москвич». Цвет его определить было трудно. Владелец легковушки, пожилой чеченец в папахе, узнав, куда братьям нужно ехать, предложил подвезти.
«Сошлись» на половине предложенной им цены: ему самому надо было возвращаться в Грозный – не ехать же «порожняком»!

Валера сел впереди, рядом с водителем. Он выразительно посмотрел на Андрея, мол, надо быть  внимательнее. Военные люди, пусть бывшие, на войне и без оружия… Это, конечно, противоестественно. Но навыки-то у братьев сохранились.

Если подумать, чеченец, ведь, тоже рисковал, посадив к себе в машину не известно кого. По дороге он зачем-то стал рассказывать, как недавно подвозил какого-то полковника:

- Он был в парадном мундире, весь в орденах. Так и нашли его через три дня при полном параде – повешенным на дереве, - закончил он свое повествование.

Было это правдой или выдумкой, с помощью которой чеченец страховался, братьев абсолютно не волновало – все равно уже ничего не изменишь. А цель у них одна – добраться до родительского дома.

5

В город въехали через Черноречье. С трудом ориентировался Андрей среди развалин. Больно было смотреть на руины родного города: война не оставила от него камня на камне. Газетчики сравнивали Грозный со Сталинградом 1942 года.

Самыми высокими «архитектурными» сооружениями теперь были «блокпосты», сложенные из бетонных фундаментных блоков. Странно, но никаких военных на них не было. Пустынными были и улицы: ни кошек, ни собак – и люди, и звери попрятались «по норам». Гробовая тишина нависла над разрушенной чеченской столицей.

Сейчас справа должна быть церковь, в которой когда-то крестили Андрея… Ее нет, она разрушена. Сообщалось, что настоятеля этой церкви захватили боевики. Судьба его до сих пор не известна…

Вот знакомый с детства тоннель под железнодорожным полотном, дальше площадь «Минутка», обретшая теперь печальную «мировую известность»…

«Ф-фу-х! Наконец-то удалось сориентироваться. Едем правильно. Надо где-то остановить машину, не доезжая до дома, сходить на разведку…Если засада, дам знать брату – пусть возвращается», - оба брата думали об одном и том же.

Быстро смеркалось. Серой лентой бежала дорога на Шали. Слева, по ходу машины, Андрей заметил распахнутую калитку, а в глубине двора прислоненную к стене дома – крышку гроба! А, может быть. Показалось?!

- Разворачивайся! – резко скомандовал он водителю,  и тот четко выполнил команду – наверное, тоже служил в Советской Армии.

6

Не показалось. Крышка гроба, обитая красным бархатом, стояла вертикально, опираясь верхним краем о серую оштукатуренную стену.

Это был их дом – дом, который отец построил своими руками для них, своих сыновей – Андрея и Валерия!

При виде крышки гроба у Андрея отлегло от сердца. Он даже удивился этому странному ощущению: как может «полегчать» при виде крышки гроба родного отца?!  Скорбь – естественное чувство! Но, вместе с тем, Андрей понимал, что отец в последний свой час не был оставлен в одиночестве. Чуткие и добрые люди окружали его. И нет слов, выразить им сыновнюю благодарность и признательность…

Братья не узнали родного дома, проехали мимо; он стал ниже, врос в землю, прижался к ней – будто уклоняясь от артобстрела.

Во дворе были люди: знакомые и не знакомые, старые и новые соседи. Здесь были русские и армяне, чеченцы и молдаване – все те, кто не захотел покидать родное жилище, не успел уехать,  или те, кому, просто, некуда было ехать.

- Мы здесь, отец, - произнес Андрей, подойдя к гробу, стоявшему посредине гостинной.

- Мы приехали, папа, - вторил ему Валерий, будто отец мог их слышать.

- Он вас очень ждал, сыночки, - сказала мать, уже не роняя слезы.

Как же хотелось братьям, чтобы все это было неправдой, чтобы отец встал, улыбнулся и обнял их…

Мистика это или нет, но произошло чудо!
Лицо покойника разгладилось, посветлело, излучая покой и блаженство, на губах появилось подобие улыбки – все говорило о том, что отец  услышал сыновей и успокоился, все-таки дождавшись их.

7

Всю ночь Андрей и Валерий провели у гроба отца.
Отдаленные звуки перестрелки периодически доносились из разных концов города. На его улицах буйствовала ночная жизнь. Жизнь без правил.
   
Надо бы отдохнуть, да какой же тут сон!
Соседи разошлись по домам, а мать и приехавшие раньше братьев родственники – сестра отца с мужем, перенесшим два инфаркта, добирались из Кисловодска – расположились для ночлега во флигеле.
Конечно, Андрей и Валерий понимали свою ответственность за их безопасность.


Утром из Ханкалы приехали сержант-контрактник и два солдата-срочника. Это были военнослужащие одного из подразделений дивизии Серебренко.

- Мы с дядей Жорой на кладбище поедем, - сказал сержант, обращаясь к Андрею, - там надо все проверить, разминировать и подготовить могилу…

С дядей Жорой, мужем сестры покойного, бойцы успели познакомиться накануне и уже спланировали дальнейшие действия.

- Товарищ полковник, - сержант протянул Андрею автомат, - возьмите, вы же умеете им пользоваться, если что…

- Нет, Боря! Мы с братом сюда не воевать приехали, сам знаешь, - и, сделав паузу, добавил,
- «Если что», то мы здесь сейчас одинаково чужие – и для «своих», и для «чужих». Тем более, с автоматом – кто станет разбираться?

Не успели дядя Жора с военными отъехать, во дворе появился Макшарип Меркиев, ингуш.

- Здравствуй, Валера, - узнал он бывшего одноклассника, - здравствуй, Андрей. Сто лет вас не видел. Жаль, что по такому поводу приходится встречаться. Мы с вашим отцом друзьями были, несмотря на разницу в возрасте. Хороший был, уважаемый человек. Я свой микроавтобус уже подготовил, отвезу на кладбище.

Макшарип сообщил, что ночью в районе Черноречья в город прорвалась группа боевиков.

- Там арабы-наемники были, хотя и наших отморозков хватало.Знаете, - признался он, - я, ведь,  и сам был особо приближен к Дудаеву, батальон был у меня в подчинении. Все тогда выглядело пристойно: нормальный советский генерал, «ставленник Москвы». Среди чеченцев, правда, разговоры ходили: какой он, мол, чеченец, если в Чечне никогда не жил. Ушел я от него еще до того, как все перевернулось.

- Почему же? – поднял на рассказчика взгляд Андрей.

- Аллах, наверное, послал мне пророка. Стоял мой батальон в охранении Президентского дворца. Ну и я здесь, на прилегающей площади. Праздник какой-то, не помню, был. Подходит ко мне старик и говорит: «Скажи, сынок, а в кого ты стрелять собрался?». «Ни в кого!» – отвечаю. «Ну, раз автомат у тебя, значит, он должен в кого-то стрелять!» Ужас охватил меня от сознания правоты старика! Швырнул я этот, как будто ожегший мне руки, «калаш» в машину и – «по газам»!

Меркиев ушел, пообещав подъехать ко времени.

- Знаете, а меня только что избили! Причем, дважды за пятнадцать минут! – сообщил Карен, появившийся во дворе Долининых.

Уже по имени можно догадаться, что этот парень армянин. И он поведал занимательную, если не сказать забавную, историю, случившуюся с ним:

- Мы тут дружно живем. Спим с топором под подушкой – в целях самообороны. Ночь прошла, жив, бегу по соседям, узнать, как они… А это еду я на велосипеде мать проведать, она у меня в Черноречье живет, на краю города, останавливают меня военные, вижу, «федералы». Спрашивают, есть ли у меня права на управление транспортным средством – велосипедом, значит. Откуда? Избили хорошенько, да еще пригрозили: «Иди, и передай своим чеченам, что так с каждым будет!»

Карен сделал глоток воды и продолжил:

- Утерся, сел на велосипед, еду дальше. Опять люди в военной форме останавливают. Понимаю, что теперь это уже другие – не «федералы». А результат тот же: избили, и – «передай своим русским!»

«Наверно, было бы смешно, когда бы не было так грустно!» - сказал бы классик. Карен – музыкант, заслуженный артист двух бывших автономных республик – Северной Осетии и Дагестана. Работал в ансамбле Махмуда Эсамбаева, гастролировал с ним по стране. Знаменитый танцор уже подготовил документы на присвоение Карену звания «Заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР», но настали другие времена и порядки.

- А я им завтра техпаспорт на свое «транспортное средство» повезу, покажу! – по огонькам, вспыхнувшим в глазах музыканта, можно было понять: завтра его снова побьют.

Поинтересовавшись, какая нужна помощь, он направился к гробу.

8

На кладбище поехали только мужчины, которых мог вместить микроавтобус Макшарипа. Он лучше других ориентировался на развороченных улицах. Преодолев лабиринты городских развалин, вскоре были на месте.
 
Солдаты успели очистить от мин и обозначить безопасный проход к свежевырытой могиле. Многие памятники были повреждены, кресты вывернуты, а на табличках с фамилиями зияли пулевые отверстия.

Отца захоронили рядом с могилой его матери – бабушки Андрея и Валерия.
Три залпа - один за другим - прозвучали над сырым холмиком, разорвав воздух пустынного кладбища – так, по-военному, ружейным салютом, солдаты отдали последние почести Долинину старшему.

Помянули его, как и положено, по-христиански. Пришли «остатки соседей» -
все, вместе с ним разделившие трудности военного противостояния.

Меркиев, как обещал, пришел вечером.

- Я узнал, как у вас принято, - сказал он, - мне сказали, что надо выпить три стопки и сказать хорошие слова о покойнике.

Так, как его научили, Макшарип и сделал.

А потом завязался долгий разговор о жизни. Чаще он превращался в диалог бывших одноклассников – им было, что вспомнить, и  что обсудить. Андрей изредка поддерживал беседу, больше погруженный в свои мысли.
Легкий майский ветерок, периодически меняя свое направление, доносил сладковатый тленный запах: это было дыхание смерти – на огромном пустыре, через дорогу, множество наспех сделанных захоронений.
Это было дыхание войны…

- Когда собираетесь ехать? – поинтересовался Макшарип, прощаясь, - Я отвезу на вокзал и посажу на поезд.

Братья решили задержаться еще на денек: надо было заложить пробоину в стене дома.

Уезжая, Андрей бросил прощальный взгляд на калитку: на зеленом фоне белели девятка и единица, написанные когда-то его рукой. Было отчетливо видно, что отец перекрашивал калитку часто, но написанный на ней номер дома каждый раз бережно оставлял в неприкосновенности…

9

- А мне доложили из Чермена, что вы там не появлялись! – Владимир Серебренко поочередно обнял братьев, радуясь их возвращению, - Мы уже и не знали, что думать! Женщины наши чуть с ума не посходили!

- Значит, минут на сорок разминулись, - понял он, выслушав Андрея.

Женщины тем временем накрыли стол. Теперь уже «своим кругом» помянули и отца Долининых, и брата Владимира.

- Хорошо твои ребята помогли, Володя! Только заменил бы ты их поскорее, - попросил Андрей друга, - они, похоже, уже на грани нервного срыва. Особенно – контрактник.

- Понял, - коротко, по-генеральски ответил тот.

- Знаешь, - голос Долинина приобрел несколько иную окраску, - очень тронули меня слова рядового солдата, адыгейского парнишки, за поминальным столом. Я помню их дословно: «У нас в Майкопе, - сказал он, - принято считать, что если я присутствовал на похоронах чьего-то отца, то его сыновья становятся моими братьями. Сегодня у меня появились новые братья – Валерий и Андрей».

Серебренко выразительно посмотрел на друга, а тот продолжил:

- Какие правильные слова! Сколько в них глубокого смысла! Ведь, наверное, сильнее всего сближает людей, роднит их вместе перенесенное горе; самое страшное – смерть близкого человека. Война несет смерть. Зачем же мы, люди, так бездумно раздуваем этот пожар войны, обрекаем себя на самоуничтожение?

Вряд ли такое умозаключение можно было ожидать от кадрового военного. Но генерал хорошо знал своего старого друга и давно научился понимать его. «Наше дело солдатское! - подумал он, - Не против чеченского народа  мы воюем:  там против интересов России давно работает иностранный капитал. А это – уже совсем другая тема».

- Ты, как всегда, прав, Андрей! – сказал он вслух, наполняя стаканы, - Давай еще раз помянем.

5.06.2011