ВП. V - Красавица, Чудовище и Железный Воин

V. КРАСАВИЦА, ЧУДОВИЩЕ И ЖЕЛЕЗНЫЙ ВОИН.

          Дверь открылась, поток света хлынул внутрь и заполнил камеру. Вместе с ним в камеру ворвался поток воздуха, насыщенного кислородом. Он наполнил легкие Зигмунда свежестью и жизнью, подобно тому, как вода заполняет клетки тела обезвоженного организма, и вскружил голову.
          - На выход!
          Начальник Тайной Канцелярии проводил очередной допрос. Или – внеочередной… Чувство времени терялось в гермокамере в течение нескольких часов. Да и то, что сидело перед Майнцем, мало напоминало бравого «айрона», которых он когда-то брал в плен – две недели изоляции, пусть даже и с небольшими перерывами, от света, звука и воздуха ни для кого не проходят бесследно – но продолжало упорствовать.
          У Зигмунда все плыло перед глазами, он старался сдерживать дыхание, чтобы избежать кислородного опьянения, которое могло развязать язык; но ноздри сами по себе раздувались в стремлении втянуть как можно больше живительного газа, который заполнял кабинет. Это придавало подследственному изможденный и свирепый вид, и это нравилось Майнцу. Война закончилась двадцать лет назад, но Система продолжает работать, и главное – успешно гасить ее запоздалые отголоски.
          Зигмунд молчал. Кто его знает, что ему можно говорить сейчас, а что нельзя? Нельзя же все время нести невразумительный бред, превращающий каждый допрос в клоунаду, которая становится все более глупой с риском однажды переиграть (кто еще кого…)… Он молчал. Так не ошибешься. Все равно им нечего с него взять. Зачем же они его держат? Политика… Большая политика запускает свои побеги в Города, они врастают в них упрямыми пробойными корешками, каждый из которых стремится превратиться в корневище, чтобы пустить новые стебли, которые со временем дубеют, превращаясь в столпы власти… И он – еще одна доза удобрения для этой дубовой рощи, он нужен, пока не израсходован, а будучи израсходован, будет втрамбован в тот грунт, что держит на себе это шаткое строение…
          - Ладно, не хочешь колоться, не надо. За тобой приехали.
          Майнц вызвал дежурного, и тот впустил трех человек в «термосах» без шлемов. По нашивкам Зигмунд определил канцеляров из Центра. Все трое были вооружены крупнокалиберными пистолетами – оружие не боя, но задержания.
          Эти трое и Майнц и были олицетворением той самой обреченности, которую он чувствовал все эти полгода жизни  в Городе. Следуя далее логике этих ощущений, сегодняшний день – это начало конца. Никто еще не сбежал ни с этапа, ни с рудников. Но откуда же тогда это затаенное в глубине подсознания ощущение, что вслед за этой черной полосой, кратковременным погружением в тьму, в бездну – взлет высоко в светлое дневное небо… И пусть этот далекий призрачный свет застилает все дальнейшее – оно было не так уж важно. Где-то впереди была удача, нужно было только поймать ее и держать, что есть сил. Черные полосы неизбежны, но именно в них надежда набирает силу и при малейшем просвете преобразовывается в энергию созидания. В апогее света даже перипетии Судьбы кажутся подконтрольными. Внутренне зрение притупляется этой пеленой света – игнорируется разумом, и за яркой вспышкой не видно очередной черной бездны, каждая из которых может оказаться последней.
          Где-то впереди виднелся свет – яркий, ослепительный, хоть и далекий. И, хотя интуиция Зигмунда всегда умела разглядеть дальше этих ярких вспышек и позволяла вовремя замечать пропасти черных полос жизни, сейчас он сам не хотел видеть дальше. Вокруг него был мрак, но впереди был свет (природа которого, как ни странно, была связана с этими канцелярами), и в этом свете было имя – АНИТА.
          Непонятно почему, как, и вообще – умом понимая – невозможно! – но она была там. И он. И не просто вместе – нечто неизмеримо грандиознее, чем просто встреча. Судьба.

          Коридоры Города… Он видит их в последний раз, и поэтому они уже нереальны в его восприятии. «Термос» привычно сковывает движения – идешь, как под водой. Транспортная площадка. Вдалеке – свет в конце туннеля – ворота Городского шлюза. В последний раз – призраками – панели дневного света в перекрытиях.
          Броневик канцеляров – легкий штабной. Сравнительно быстроходный, но без стационарного вооружения. Эээ, Враги мои, расслабились вы…
          Обращаются вежливо – арестованный не выказывает даже признаков сопротивления. Не этапирование, а турпоездка с оказией.
          В соответствием с правилами, надели шлемы. Окружающий мир включился на внутренней стороне визора и наушниках шлемофона.
          Лестница, выдвижной шлюз броневика. Последний шаг во мраке.

          На Поверхности канцеляры сняли шлемы. Совсем ребята нюх потеряли – на собственный же Устав… Зигмунд, помедлив, тоже снял шлем и… привычно положил его на правое колено.
          Канцеляр, сидевший на боковой лавке напротив него, понимающе и сочувственно усмехнулся краем рта. Зигмунд также усмехнулся ему в ответ.
          «Да ладно, что нам друг перед другом комедию ломать… Так всегда и ездят… Чтоб в последний быть может раз друг на друга посмотреть. Огнемет между колен и на левом плече раструбом вверх, а шлем на правом колене. И раз уж сделал так сейчас – значит на эти сутки дороги мы друг друга поняли…»
          Канцеляру было на вид не более тридцати. Вряд ли воевал. Но на локализацию кочевников выезжал на почти такой же бмпэшке, как и Зигмунд. Свой, но по другую сторону барьера.
          На мониторе в окнах внешнего обзора двигались развалины Верхнего Города. Медленно, но верно пожираемые бесконечной Пустыней. В воздухе стояло марево испарений, преломляющее солнечный свет до немыслимых искажений видимой реальности и окрашивающее его в мутные радужные оттенки. Было утро.
          Спустя час развалины кончились, и на экране в четырех направлениях пошла сплошная серо-коричневая пустыня. Водитель выставил курс на автопилоте и попытался заложить руки за голову. Это чуть не рассмешило Зигмунда. Совершить такой трюк в «термосе» было практически невозможно – когда в последний раз этот паренек водил что-то, кроме городских коридорных каров? Он испытал даже некоторое разочарование – похоже, его конвоиры были все-таки штабными крысами, одевавшими «термос» раз в год – ну кроме того, что напротив, наверно… Даже как-то обидно – это таких теперь направляют этапировать «айрона»-разведчика? Интересно, пистолеты у них заряжены? И почему он не в наручниках и кандалах? И почему за ним прислали штабник, а не транспортник, переделанный под автозак? Совсем расслабились, или… экономят!?
          А захват броневика был бы сугубо делом техники. Один канцеляр сидит справа от водителя, другой – на боковой лавке напротив него. Салон узкий, их ступни стоят поочередно на одной линии. Наступить ему на ноги, вскочить, навалиться и вырубить ударом правой в висок. Благо, крыша высокая, и башкой в нее не въедешь. Тот, что спереди, может к этому времени развернуться и выстрелить. То есть, если он действительно профессионал. Если нет – с размаха левой в ухо и сразу правой в затылок, и челюсть командира сломана об нагрудник «термоса», а левая уже в замахе на водителя… (который уже направил свой пистолет как раз ему в грудь? – но тогда бы не было света впереди); и с короткого размаха также и ему  в затылок, и еще одна сломанная челюсть. А потом пристрелить всех троих, выкинуть на Поверхность и поехать к своему броневику. И уехать совсем отсюда… Куда? Нет, не то. Этого не было. Впереди была только Анита и Путь. И он обещал себе больше не убивать. Ни людей, ни мутантов. Он уже не «айрон». Он сам выбрал судьбу Простого Гражданина. Какой бы серой и пассивно-самоубийственной  – он знал заранее – она ни была.
          Зигмунд снова бросил взгляд на монитор. Вокруг была пустыня. Она клубилась пылью на нижних планах боковых окон и в окне заднего вида. И застилала маревом обзор впереди. Видимость была почти нулевая. Только радар на навигационной панели внизу монитора показывал, что они движутся в направлении Центра… И в маленьком окошке радара – между приборным и программным окнами – что они не одни едут по этой мертвой пустыне. Километрах в трех сзади двигалась еще одна точка – она постепенно отставала. И кто-то еще заходил с правого борта – наперерез со встречного курса. Он двигался заметно быстрее канцеляров, но был пока на самом краю карты.
          Водитель запустил идентификатор. Программа, которая должна была включаться автоматически в подобных случаях, не шла даже вручную. При повторном запуске в программном окне появилась строка «Файл не найден».
          - Не иначе, электронная атака, - произнес командир, сидевший рядом водителем, - стерли прогу, не входя в зону обзора.
          - Что делать?
          - Если бы здесь был наш  многоуважаемый шеф, который выписал эту скорлупку на этапирование, он бы, наверно, тебе объяснил.
          Зигмунда вдавило в спинку лавки. Канцеляр, сидевший напротив, чуть не навалился на него – водитель взял управление на себя, броневик сделал крутой поворот влево, турбина взвыла на форсаже. Коричневое полотно пустыни на лобовом окне косо ушло вниз и плавно вернулось на место. Индикатор расхода топлива стыдливо покраснел. Убогий самокат. Такие устарели еще до войны. Черт его знает, что там едет сзади, но тот, что заходил спереди, идет чуть ли не в два раза быстрее.
          - Командир, нас догоняют.
          - Нас не способна догнать только транспортная волокуша. Ну ничего, мы его расстреляем. Из пистолетов.
          Водитель довел форсаж до предела. Зигмунд опять глянул на монитор. Теперь на карте было только две точки, идущие в одном направлении. Преследователь обошел их в полукилометре по правому борту и снова стал заходить наперерез. Канцеляр опять взял круто влево – обратно к Городу. Через некоторое время снова показалась третья точка. Она почти остановилась.
          - Такое впечатление, что всем управляют с тихохода. Нас выводят на него. Что делать?
          - Газу и на таран!
          - Что!?
          - Глуши! Пока мы не взлетели. Это все равно, что пешком удирать от Бури. Он нам с десяти километров комп щупает, а мы форсажи крутим. Остановись и жди. Если бы он захотел нас грохнуть, он для начала заглушил бы нам турбину еще оттуда, а потом пустил бы ракету.
          Вскоре преследователь появился на лобовом окне. Увидев его, Зигмунд обомлел.
          Армейский танк «айронов», главное оружие Войны, десять лет, как снятый с вооружения… Не годный ни на что, кроме уничтожения себе подобной техники «голубых касок». Неужели за ним? Ерунда. Полгода без выхода на связь на глубоком внедрении – не так уж много. Может, был дублер? Но не настолько важным объектом был его Город, чтоб посылать туда еще и дублеров – так что то, что он арестован, знать никто не может. Ни вживленных камер, ни микрофонов в такие задания не положено, а радиомаяк он не ставил. Подстава. Начиная с приказа о передаче дела. Но кому это нужно?
          С танка передали приказ выходить по одному, выбрасывая оружие. Собственно, иначе, как по одному, через шлюз иначе выходить было и невозможно.  Когда канцеляры вышли, в динамике «наружки» Зигмунд услышал:
          - У вас под арестом находится член организации «Железные Воины Будущего». Выпустите его, и можете отправляться.
          Шлюзовая кабина опустилась в салон, створки раздвинулись. Зигмунд надел шлем, вошел в нее и оказался снаружи. Спустившись с крыши, он направился к своим. «Наружка» броневика снова заговорила.
          - Оружие остается на земле, канцеляры садятся в машину. Даю вам десять минут форы.
          Канцеляры бегом кинулись к шлюзу, быстро погрузились и на форсаже скрылись в туче пыли, взрытой гусеницами. Зигмунд стоял около танка в ожидании, пока ему выдвинут шлюз. Но танк вдруг тронулся и стал удаляться в пустыню, бесшумно набирая скорость. Зигмунд чуть было не кинулся за ним, крича «Стойте!», но вовремя опомнился…
          Да, подстава… Липовый приказ, липовые канцеляры, трофейный танк. Майнц обещал отправить его на Поверхность, и он это сделал. Слава богу, хоть «термос» дал. А как насчет оружия?
          Пистолеты, валявшиеся на песке, были не заряжены. Ему дали ровно треть положенного.
          До Города было километров тридцать, и этот путь он должен был проделать до вечера, пока Буря не скрыла следы гусениц. Гражданский «термос» спасет его от атмосферных явлений, но навигатора в нем нет.
          После десяти дней неподвижности и полугодового расслабона идти быстрым шагом было тяжело. А ведь когда-то он пробегал в «термосе» по пустыне десять-пятнадцать километров. Так делалось два раза в день – утром, по еще вязкому от осадков и атмосферного конденсата песку, и вечером, в самом начале Бури. Эти тренировки шли по полной выкладке – с заправленным огнеметом и трехсуточным пайком. Как будто вчера, но как будто в другой жизни…
          «Термос» не давал потеть среди раскаленной пустыни, регенератор делал запас кислорода практически неограниченным. Но идти долго пешком с непривычки все равно было тяжело. На очередной тысяче шагов счет был потерян, а с ним было потеряно чувство перемещения в пространстве. Вряд ли он мог проходить более четырех километров за час… Утешало только то, что ему достаточно было увидеть Город на горизонте – под вечер видимость была иногда отличной – и тогда он сможет переждать Бурю и идти потом, включив «ночник».
          Его ждала Анита. Он ясно это видел, чувствовал и понимал. Он дойдет до нее. Это ясно, потому что было целью, и не могло быть иначе. Потому что без нее не было бы Продолжения. Не было бы того Света, что он видел за спинами канцеляров в кабинете Майнца. Впереди была Она, а дальше был туман, но это было уже не важно. Она ждет его у себя (где же еще?), он найдет способ проникнуть в Город и заберет ее с собой. Он так решил. И хотя внутренний голос говорил ему, что все будет не так – ну может же он и ошибаться иногда…
          Марево скрывало горизонт. В мареве клубилась пыль. Узкий клин пыли, спускающийся с возвышенности и загибающийся в его сторону. Кто-то ехал навстречу, ехал очень медленно и, поскольку он мог быть сейчас только врагом, Зигмунд стал искать укрытие. Укрытие в пустыне могло быть только в песке.
          Маленький неуклюжий вездеходик, какие бывают в личном пользовании городских чиновников, шел точно по следу канцеляров. Похоже, что это был тот самый тихоход… Кому еще он здесь нужен?
          Машина проехала мимо окопавшегося Зигмунда и скрылась в мареве…
          Он уже несколько минут шел в прежнем направлении, когда в наушниках вдруг раздался уже знакомый гул. Прятаться было уже поздно. Вездеход обогнал его и круто развернулся, перегородив дорогу. В наушниках раздался голос.
          - Зигмунд, это Краловский. Забирайся, нам нужно поговорить.
          А этому что от него нужно? Где он раньше был? Не будь он отцом Аниты, повернулся бы и пошел дальше… Ну раз надо, так надо.
          Он обогнул вездеход с кормы и вошел в открывшийся шлюз.

          …- Ну вот, теперь ты знаешь все, что произошло, пока ты сидел в камере, плюс к этому – тайну моей семьи. Бывшую тайну. – Закончил свой рассказ Збигнев. – Кстати, твое освобождение – моих рук дело. И этап, и побег я подстроил через одного знакомого в Центре. И, если после того, о чем я хочу тебя попросить, будут проблемы с канцелярами – на этого человека можно будет рассчитывать.
          - Мне наплевать на проблемы. И на ваш Город. Я был на Ревизии в трех Городах и покончил с этим, потому что мне стало жалко вас, горожан… Да и в правоте затейников этих ревизий усомнился… Но теперь понимаю, что тоже был неправ… Никто, кроме нас, не разделит вас на агнцев и козлищ…
          Я понял, что ты хочешь от меня… Но все, что я могу пообещать – мы или погибнем оба, или я один. До вожака невозможно добраться, не уничтожив девять десятых всей стаи, не говоря уже о том, чтобы уничтожить его в единоборстве. Я пойду туда – но не ради тебя или Города, а только ради нее. Я сделаю все, чтобы вытащить ее оттуда, но я не обещаю убить Титана. И, что он сделает потом с тобой и с Городом – меня не касается. Все. Хватит болтать. Вези меня в Верхний Город. Я покажу – куда.

***
         
          Когда Анита вновь открыла глаза, она увидела все тот же белый потолок и выключенный прожектор. Она лежала на том же столе, но сейчас она чувствовала себя отлично. Голова была необыкновенно ясной. Осмотревшись, насколько позволяли зажимы, она обнаружила, что «паутина» исчезла, но никакой одежды на ней так и не появилось. И… что-то стало с ее телом… Оно было как будто то же, но какое-то другое… Она попыталась мысленно спросить у себя об этом, надеясь, что откликнется ее загадочное «второе я», которое в этот раз, может быть, будет более обстоятельным в разговоре… Но эта ясность в голове… была больше похожа на пустоту… Чистый лист бумаги, с которого кто-то стер некачественный чертеж какого-то ученика. Нет, она помнила все, но это все было таким далеким… будто произошло сотни лет назад. Ее жизнь закончилась вчера и началась сегодня, но между вчера и сегодня лежала пропасть веков. И на другом берегу этой пропасти остались детство и юность, шестнадцать безмятежных лет, отец и Город, человек, любивший ее когда-то… Она помнила все. И ничего этого уже не было и не будет на этом берегу, в ее новой жизни… Должно быть грустно, но грусти почему-то не было… Все, что было прошлым, осталось в прошлом; перед ней же было долгое Будущее, до которого никто из них не дожил… Люди не живут так долго. Лишь некоторые. Избранные. КОРОЛИ и КОРОЛЕВЫ. Она ведь КОРОЛЕВА. Почему-то – да. А где же ее королевство и подданные?
          И, словно отвечая на ее вопрос, в операционную открылась дверь, и вошел… Тот самый «древний бог» из ее детских снов. Огромного роста, широкоплечий, бронзовокожий… И с печалью в черных глазах. Он был похож на древнего бога, но он был всего лишь КОРОЛЬ. ЕЕ КОРОЛЬ. Его звали Титан. Она это знала всегда, как и всегда была его КОРОЛЕВОЙ – всегда, с тех пор, как родилась в этой, новой жизни. Она была ЕГО КОРОЛЕВА. Их королевством был обширный участок бескрайней пустыни, резиденцией – величественный дворец в центре Верхнего Города, а подданными – Верхние люди и… Подземные. Так повелось испокон веков – Верхние люди давали Городу  Короля, а Подземные – Королеву. Только в таком слиянии могли существовать обе расы, только от этого слияния могла произойти новая раса Сверхлюдей-Титанов, которые вновь преобразуют облик планеты, вернув ей статус планеты биосферной…
          …Опять… опять какое-то неведомое раньше Знание… Откуда? Может быть Он объяснит ей?
          КОРОЛЬ подошел к пульту у дальней от двери стены и нажал кнопку. Зажимы на операционном столе ослабли, и Анита села. Она была обнаженной, он тоже, но она не испытывала ни стыда, ни смущения. Какой может быть стыд, если они – одни из первых людей планеты? Чего стесняться одной из главных Продолжательниц Человеческого рода?
          Она еще раз осмотрела себя. Да, ее тело стало другим. Оно оставалось таким же миниатюрным и стройным, но в нем не осталось ничего от той полудетской мягкости и некоторой нескладности, что так нравилась тому странному Подземному, который был в ее прошлой жизни. Под кожей проступили мышцы, а сама кожа… как и у Него – бронзового оттенка, блестящая и гладкая, и на всем теле – ни волоска, кроме головы, но и на голове – не те волосы, что были у нее раньше – огненно-рыжие, прямые – они стали совсем черными, и лежали на плечах тяжелыми локонами.
          Она подняла глаза на Титана.
          - Ты все еще ненавидишь меня? – спросил он.
          - Столетия стирают ненависть… она хранится в памяти, а память умирает вместе с человеком… Наверно, также было и со мной.
          - И со мной. Этой ночью мы оба переродились. Я не понимаю всего механизма этого перерождения – я сделал лишь то, что подробно расписал в завещании мой отец. Я родился в шкуре, покрытой шерстистой чешуей, я жил в ней, пока был ПРИНЦЕМ. Первой целью в жизни были указаны поиски КОРОЛЕВЫ, и я нашел ТЕБЯ. И, как было сказано, в момент твоего перерождения и превращения в КОРОЛЕВУ, я сделал со своим телом то же, что и с твоим – последовательность всех операций была подробно указана в завещании. Хотя он и сам не понимал их глубинной сущности и передал мне лишь то, что было передано ему его отцом. Раскрыть суть этого преобразования и сделать его доступным для всех  - еще одна цель, указанная в завещании не только мне, но и всем последующим моим поколениям.
          Титан подошел к ней, опустился на колени и поцеловал ее руку. От его губ по всему ее телу прошла волна неведомого ранее ощущения.
          - Ты чувствуешь?
          - Что?
          - Прикосновение.
          - Да… Это необыкновенно. Будто ты коснулся меня изнутри.
          На лице Титана промелькнула улыбка. Он прижался губами к ее бедру. Анита сдавленно вскрикнула.
          - Перестань! Если ты творишь со мной такое легкими касаниями, то что же будет, когда…
          - БУРЯ… - Он провел пальцем по ее руке от плеча до локтя. – Тонкий инертный покров… Очень эластичный. Если бы я знал его природу… Я бы сделал всех людей в своем королевстве Верхними…
          - Но ведь Подземные нужны нам подземными…
          - Нужны… Производители, рабочая сила, в крайнем случае – пища… И колыбель будущих КОРОЛЕВ… Для себя они уже давно утратили всякий смысл, и поэтому обречены. Мы спасаем их ненавистью к себе.
          - Кажется, ни тоже делают подобные операции. Я что-то слышала об этом, но это было так давно, что не знаю, правда ли…
          - Это никому не дано, кроме КОРОЛЕЙ. И то – лишь ВЕРА – знание, но без понимания. И никто не знает, откуда это знание взялось – оно просто передается в завещаниях, но даже не все Вожаки владеют этими завещаниями. Скорее всего тому, кто этот Мир создал и направлял его Историю, нужно, чтобы выжили только МЫ.
          - А остальные Верхние люди?
          - Они живут, пока жив Вожак или КОРОЛЬ. Этого я тоже не понимаю. Но я вижу каждого своего подданного в любой точке пространства и воспринимаю все, что воспринимает он. Мне достаточно подумать, чтобы он сделал. Когда он гибнет, гибнет какая-то маленькая часть меня; когда рождается кто-то новый, я чувствую в своем теле появление нового организма.
          - Это телепатическая связь. А я смогу так?
          - Да, но только с женщинами и детьми. С остальными нужно будет поддерживать звуковой контакт.
          Титан встал.
          - А теперь пойдем. Тебе нужно принять подданных. А им – тебя.
          Анита встала с операционного стола, они вышли из комнаты, прошли через шлюз и по коридорам и вышли в холл, который стал огромным, высотой в несколько ярусов, залом. Зал был наполнен…
          …Когда-то давно, в прошлой жизни, она называла их мутантами, чудовищами – но сейчас эти представления показались ей такими же несуразными и ненастоящими, как и та жизнь, которая была ее далеким полузабытым детством, по которому она совсем не тосковала. Прошлого уже не было, она смотрела только в будущее, и там – сейчас – она видела только тысячи глаз, в безмолвии смотревших на нее… на КОРОЛЕВУ.

          …Выходя с Анитой в холл, Титан ощутил некоторое беспокойство. Оно сразу же передалось остальным – толпа зашевелилась. Может, зря он снял в этот вечер блокпосты… Гвардия немедленно отреагировала, выстроившись в походные колонны.
          …Но в этот час все должны быть здесь. И тем более снаружи – Вечерняя Буря…
          Напряжение сошло и все взгляды вновь устремились на Аниту…

***

          Зигмунд не стал показывать Краловскому, где спрятан его броневик. Когда они добрались до нужного района, он сказал, чтобы тот остановился.
          - Дальше я пойду пешком.
          - Ты потеряешь время. В любой момент с ней может произойти самое страшное, и ты сам не простишь себе, если опоздаешь.
          - Если оно должно было произойти, оно уже произошло… - тихо проговорил Зигмунд. – Я не знаю, сколько мне потребуется времени. У тебя на вездеходе может быть радиомаяк. Если канцеляры меня вычислят… Мы можем не успеть уйти.
          Збигнев достал блокнот, черкнул несколько букв и цифр, и показал ему.
          - Знаешь это место?
          - Знаю. Нас там мочат  точечными ударами на расстоянии суточного марша.
          Збигнев вырвал лист, скомкал бумажку и бросил на пол.
          - Я увижу ее?
          - Не знаю. Для ваших я – беглый уголовник, для своих – дезертир. Если мы спасемся, дадим как-нибудь знать. Когда где-нибудь обустроимся. Если она захочет остаться со мной.
          Краловский вздохнул.
          - Да она всю Тайную Канцелярию из-за тебя на уши поставила. Она тебя любит… А ты ее?
          Зигмунд глянул ему в глаза.
          - Да. Прощай, Збигнев.
          Краловский помог ему нацепить баллоны огнемета, и тот выбрался наружу.

          Верхний Город предстал перед ним в окулярах шлема. Далекая окраина Древнего Мегаполиса – гигантский комбинат, совмещавший в себе сырьевые карьеры, шахты, металлургическое и строительное производство; производство гражданских и военных машин и оборудования вплоть до высочайших и тончайших технологий… Хаотическое нагромождение песчаных барханов на квадратные километры Поверхности, среди которых серыми прямоугольниками маячат сверхстратегические сооружения стратегического некогда объекта…
          Полгода назад он трясся в гражданском транспортом вездеходе ВС ООН на пути в этот Город… Полгода назад, восстанавливая в памяти ориентиры со спутниковой карты, он нашел свой броневик, который в то же время шел на автопилоте параллельным курсом к месту маскировки. Полгода назад он, покидая это место, сказал себе – навсегда… Четыре месяца этого полугодия были озарены ЕЕ сиянием… Эти четыре месяца были не просто самыми счастливыми в его жизни – только в это время он понял, что счастье МОЖЕТ БЫТЬ. Счастье было любовью. Счастье было ЕЮ. ЕЕ имя, ЕЕ образ подарили новый истинный – глубокий и всеобъемлющий смысл его новой жизни в эти месяцы. Последние месяцы. Почему последние? Почему-то…
          И почему-то именно в своем тактико-разведывательном броневике он снова почувствовал себя дома. Дома, который есть у всех просто граждан, и которого никогда не было и не будет у «айронов»-военных. Лучшие из которых по-настоящему живут только в своих машинах – а ведь он и был когда-то одним из лучших…
          Даже в этом Городе… Где от него ничего не требовалось, кроме соблюдения обычных  правил проживания, по которым живут все, кто ни на что не годен, он был лишь одним из них – нахлебником и потенциальным пушечным мясом в политических играх двух партий (да – партий – и не более), а среди своих (каких?) – он был пешкой, перешедшей на вражеское поле и получившей надежду стать проходной…
          А здесь он был свободен. Присяга, однажды нарушенная, больше не связывала его волю. Здесь каждая кнопка, каждый рычаг были продолжением его рук, ног, продолжением его мозга; и весь этот стальной организм в сотню тонн живого веса был послушным исполнителем его желаний… На три месяца автономности. А потом он заснет летаргическим сном, и вряд ли кто-то одолеет сотни километров Поверхности, чтобы его разбудить. За это время они с Анитой должны найти себе новое пристанище. Если будет, кому искать…
          Полгода назад он сказал себе – прощай, оружие! – как же до отвращения пафосно и хвастливо это прозвучало в тесном пространстве гражданского «термоса»… при теперешнем взгляде на камеры обзора с пилотского кресла… Но тогда он уже казался себе очищенным от скверны. Только такому себе он мог позволить ПОЛЮБИТЬ. И вот оказалось, что только ОРУЖИЕ способно защитить любовь. Потому что без оружия Человек превращается в беспомощного Гражданина…
          Легким движением кнопка «массы». Аккумуляторы этого зверя умеют годами хранить энергию для запуска микрореактора. Замерцали индикаторы.
          «А у мутов нет броневиков и вообще машин. Зачем же они нам?»
          Потому что они ЖИВУТ, а мы ВЫЖИВАЕМ… сами и – их. Они убивают нас, чтобы есть, они берут нас, чтобы совершенствовать свое размножение… Они унаследовали от нас свойство убивать себе подобных – из принципа, амбиций, по долгу службы – но обратили его на пользу своему виду.
          Но все же они жрут нас, и тут уже закон джунглей (что за выражение? Джунглей не бывает) на нашей стороне. Мы их уничтожаем. И в усердии своем дошли до «корня зла». И стали уничтожать всех. «Бог на небе узнает своих».
          Он почти физически ощутил, как расплавился охлаждающий агент в вольфрамовых трубках, побежал по ним, превращаясь в раскаленный, заряженный движением пар, который ударил по лопастям турбины…
          Поехали.
          «Но я дал слово больше не уничтожать, и я его сдержу. Я просто хочу вернуть свою любовь. Если она еще существует в том облике, который я способен воспринимать. И, если мне для этого придется уничтожить весь человеческий род – то и черт с ним, потому что весь он не стоит одного ее взгляда…»
          Броневик пробирался по полуразрушенным коридорам. Очертания проемов в развалинах сменились серой пеленой песка, засыпавшей видеокамеры обзора. Поверхность. Вечерняя буря.
          «И пусть сейчас мои действия будут на руку отцам-командирам. Запомните, господа генералы – я делаю это не ради ваших амбиций и идей, которыми вы нашпиговывали меня с рождения, а ради девчонки-мутантки, которая ни при чем, что ей досталась такая наследственность… Жаль, что те, кто довели планету до такого состояния, уже померли. Они не успели увидеть. Я бы им показал!»
          Развалины и барханы. Барханы, барханы, барханы. Развалины. Телецентр. Приехали.
          Смерчи пыли и щебня шуршат и скрежещут по броне.
          «Термос» (свой!). Шлем. Пояс с психогенератором-«ужасом» (прости, Анита!). Баллоны огнемета. Второй «термос» вскатку поверх баллонов. Второй шлем на пояс. Огнемет. С Богом.

          Зигмунд развернул шлюз по ветру и соскользнул с борта. Самое удачное время – тьма кромешная и тонны щебня носятся между развалинами. Ни один мутант не вылезет наружу. Двадцать метров, отделявшие его от лабиринта входа, он прополз, ориентируясь по карте шлем-дисплея. Лабиринт гасил силу урагана. Он выводил в холл, где буря ощущалась лишь далекими отзвуками. В конце лабиринта, в надежно укрытом от ветра месте, всегда находились часовые мутантов.
          На входе в лабиринт Зигмунд включил «ужас»…

***

          …Тысячи глаз смотрели на Аниту, и она смотрела на них, пытаясь охватить взглядом всех, заглянув при этом в глаза каждому… 
          Полторы тысячи воинов, пятьсот  женщин и три тысячи детей… Они все были здесь – в плотной копошащейся массе внизу, которую она уже воспринимала, как россыпь фосфоресцирующего бисера; на стенах – многоэтажных выступах и переходах – те же россыпи бисера, десятки, сотни бисеринок…
          …Они не были страшными, как ей когда-то рассказывали… Они были людьми, ее людьми, ждавшими ее – свою КОРОЛЕВУ. Здесь, с ними, она уже не была ОДНОЙ ИЗ людей, как сотни лет назад, но они все здесь были ЕЕ людьми… Ее подданными, сильными, ловкими, неудержимыми в достижении ЕЕ целей…
          - Закрой глаза, - сказал ей Титан, - и ты увидишь больше.
          Она закрыла глаза, и ее ослепило. Свет исходил от Титана, и в этом ореоле он снова стал похож на древнего бога. Ореол распадался на тысячи тоненьких лучиков, устремленных в пространство зала, каждый оканчивался сияющей точкой…
          - Это сияние – наш  общий разум, в центре которого сейчас находимся мы с тобой. А теперь расслабься.
          Она послушалась. И в этот же момент его ореол окутал и поглотил ее, проник в самую глубь ее существа… и отразился тысячами лучей вниз, в стороны, вверх к точкам-бисеринкам, которые были везде вокруг них. Ореол медленно сужался, она почувствовала, как приближается к Титану, их тела начинают срастаться в этом ореоле…
          - Не бойся, это только ощущение. – Его голос звучал почти в ней самой.
          В ослепительном сиянии они растворялись друг в друге и в той человеческой массе, что жила их жизнью и была единым мнемоорганизмом с ними…

          Внезапный приступ Ужаса оборвал все. Не видя ничего вокруг, кроме лучей своего расщепленного сознания, Титан уставился в то место, где была расщелина в стене, которая была входом их лабиринта в зал… Ужас исходил оттуда… Он чернил светлые нити, что связывали его с каждым воином стаи и рассекал облако света, которое объединяло его с его КОРОЛЕВОЙ…
          Тот самый парализующий Ужас, который исходил  от тех машин, что согнали в кучу и сожгли целое королевство кочевников… Ужас, которым владели только Опасные Подземные – порождение Дьявола, уничтожающее его подданных и по крохам съедающее его самого…
          Первым его желанием было бежать, но он словно прирос к месту, на котором стоял… И никто не убегал – как тогда. Они бились в судорогах, их лучи совершенно почернели, и эти черные нити, превратившись в иглы, пронизывали его померкнувший ореол, его мозг, вызывая нестерпимую боль во всем теле. Они поражали прямо в сознание – теперь одно на двоих с Анитой, которая повисла на его руке. И он совершенно ничего не мог поделать ни с собой, ни с ней, ни со всеми – он не мог даже пошевелиться, он мог только смотреть…
          …Этот стоял там, в расщелине, серебристый, бесформенный и неуклюжий, с огненной трубой и темно-зеленой полосой вместо глаз. Его пояс был чернее тьмы, и этот Ужас исходил оттуда.
          У него не было глаз, но был взгляд. Он смотрел на Аниту.
          Мохнатые извивающиеся тела падали со стен, и скоро пол превратился в клокочущую черную массу. Теперь ему ничего не стоило пройти по галерке к ним и…
          Но он стоял…

***

          Зигмунд понимал, что своим «ужасом» причиняет боль Аните, но без него он даже не смог бы проникнуть в телецентр, не говоря уже о том, чтобы вытащить ее оттуда. И он сам чувствовал эту боль… По возможности быстро преодолев лабиринт, он вышел в холл…
          Он увидел.
          Она стоит обнаженная.
          Рядом с обнаженным великаном.
          Если что и могло произойти…
          …То уже произошло.
          Ее тело – не ее.
          Хоть он его никогда и не видел.
          Ее глаза – никогда не были такими.
          Ее волосы – уже не ее.
          Ее кожа… ожившие образы казарменных легенд.
          Ее взгляд…
          Даже в психополе он не может быть таким.
          Тот, кто с ней.
          Вожак.
          Вожак становится псевдочеловеком, становясь КОРОЛЕМ.
          Обретая…
          Значит она…
          КОРОЛЕВА МУТАНТОВ.
          УЖЕ.
          ВСЕ.