Союз-Аполлон по-пскопскИ

Костерок на обочине, рядом с понуро примолкшим «Москвичом- 407», да в прохладную ночь – дело необходимое. Накрытые покрывальцами, на брёвнышке нахохлились две наши с Валькой спутницы-жЕны. Назойливо пробиваются к ним в щелочки покрывал вечно голодные кровопийцы- комары. Мы с Валькой подливаем им в высунутые кружки ароматный «Вермут». Тишина. Только где-то в ночи, издалека, наяривает разбитная гармонь. Мы с Валькой оттираем бензином мазутные руки.

Вот так, «без потерь», почти закончить автокруиз, вот-вот и асфальт, и так влипнуть, в полном смысле слова. Сцепление мы подожгли основательно. А уж было где. Никогда не пробовали из Вильнюса в Псков, да меж озёр и болот, по местам с романтическим названием Чудь. Красивейшие места. Щучьи озёра с чистым белым песком и полупрозрачными утренними туманами. Ступайте, не пожалеете. Только по тем грунтовым просёлкам лучше пешком, с надёжным дорожным посошком. Не так хлопотно будет.

За спиной остались земляничные лесные поляны владимирщины и ивановщины, Валдай и великолепие Петрова творенья, и Прибалтика – от Нарвы до Вильнюса, со всеми, приятными и не очень, впечатлениями. Приветливые тогда ещё латыши, сурово насупленные эстонцы с язвительно-оскорбительным «Я по-ру-усски не понима-а-аю», и индифферентные литовцы с деревянными пивными кружками-сувенирами в Тарту.

Наш прокатный голубой броневичок – «Москвич 407», один из прародителей нынешнего напыженного Путинского автопрома, выдержал и повидал многое. С двухметровой антенной из орешника и увеличенный в размерах за счёт увязанных на крыше бельевой верёвкой дорожных пожитков, броневичок веселил и чопорных питерцев, и оголённый вдоль Балтийского побережья всесоюзный тогда ещё отпускной люд.

Пламенный совковый мотор вёл себя надёжно, как и обещал механик московского проката, тоже, тот надёжный совковый механик, без зелени в глазах. Да и металл нашего броневичка достойно выдержал проверку в рисковом ДТП. Это был тоже совковый металл. А восхищённые Гаишники, забыв перегородить дорогу палкой, улыбались и готовы были снять фуражки при виде нашей «Антилопы Гну».

Молодым и настырным, нам непременно нужно было, проникнувшись воинской задумкой князя Александра, взобраться на Вороний Камень – лично убедиться в её обоснованности и результатах разгрома псов-рыцарей. Только не нашли мы того камня. Оно и слава Богу – не сохранило время той дороги, набитой сапогами Александровой рати, а двадцатый век предлагал лишь глубокие колеи разбитых «пскопских» просёлков.

Над нами, высоко, гудели провода высоковольтной ЛЭП, а вокруг –  темень. Проезжавший, в ночи, в сторону весёлой гармошки велосипедом, окрестный киномеханик, благодарно согласился обогреться костерком с парой стаканчиков водки. Он и внёс ясность – Колхозом на провод насбирали, давай ямы под столбы рыть. Пока на столбы сбирали, провод упёрли. На кой хрен теперь столбы без проводов. Плюнули пока что. От движков кручу, коробки с лентами – своими колёсами доставляю. – Посидел, крякнул, попрощался и укатил в ночь, дребезжа звонком.

А мы, почаевав поутрянке, осторожно лаская ногой педаль сцепления двинулись в сторону Пскова, до которого, судя по «Атласу Автодорог СССР», было рукой подать. И поныне атлас, что надо. Совковый – надёжный. Нам бы до асфальта. Вот и рулим осторожно – больше газу, меньше ям.

Аккуратно преодолев очередной погрязший поворот и нерегулируемый проселочный перекрёсток, притормозили, крайне удивлённые открывшейся картиной. Метрах в двадцати по ходу одноколейный просёлок перегородило не встречаемое нами доселе в здешних местах зарубежное диво.

Высоко задрав нос, съехав всем задним мостом в придорожную канаву, колею нам перекрыл приличных размеров «нерусский» лимузин. Пораженные встречей, мы с Валькой вышли из нашего броневичка, готовые к очередным неожиданностям. Мало ли что.

Двери зарубежного монстра были настежь распахнуты, а на пороге его, поникнув головами, опёрлись в колени локтями две человеческие фигуры предположительно разного пола. Услышав шум нашего мотора, фигуры повернули к нам головы и резко вскочили. Мы молчим, стоим, крайне удивлённые. Жены наши изнутри «Москвича» домогаются – В чём дело, чего стали? – Не могут сквозь заляпанное стекло врубиться в ситуацию.

Мы с Валькой  от открывшейся нам картины готовы были врубить заднюю скорость. Остановил нас истошный двухголосый крик на смеси русского и английского – Стоять, плиз, пожалуйста помогать. – Это и остановило нас, тронув сострадательные славянские души.

Первым к нам двинулся, по всем признакам, мужик. Не сострадать было не возможно. Штаны его были закатаны по колено. Не закатанная часть их, как и пиджак, были расцвечены под камуфляж окружающей грязью цвета киндер-какис. Из под клетчатой кепки чуть-чуть проблескивали камуфлированные же очки. Двигался мужик враскорячку, походкой, напоминающей «в штаны наклавши», а опирались оголённые интеллигентные ноги на тяжелые глиняные лапти. Отсюда и походка и облик – дайвера на пути к родной стихии  – типа, в ластах, лицом вперёд. Квинтэссенцией будоражащей картины была поза надвигавшегося «акванавта». Широко расставив руки, перекрывая нам движение, мужик отвечал всем признакам огородного пугала, не то распятого Христа. За ним пыталась семенить, явно, дама. Подол юбки её был бесстыдно заткнут за поясок. Всё было в «камуфляже», включая лицо под остатками пышной прически. Обутка была той же, но судя по походке, её «ласты» были оборудованы высокими каблуками. Она тоже изображала распятие. Пара явно шла на контакт с нами, и мы с Валькой напряженно готовились к этому. Дело пахло объятиями.

Общение оказалось интересным. Наш запас иностранных слов вполне соответствовал их познаниям в русском. Мужик, представился кратко – Генри, американ турист, путешествовать ваш прекрасный Россия, Псков. – Чего уж тут непонятного? Потом представил жену Луизу, которая, соответственно ситуации, вынуждена была глупо улыбаться. – Пожалюста помогайт нам ехайт. – Увидев высунувшихся из «броневичка» наших дам, Луиза вспыхнула радостью и надеждой. Перед ней были лица двух женщин, искаженные гримасой сострадания и безысходности – наши жены знали состояние нашего сцепления.

Наши первые категорические «Ноу, ноу. Ит из ноу возможно – хреновое сцепление» вызвали бурю эмоций и категорического протеста. Луиза с мольбой уставилась на наших жен набрякшими от слёз глазами. А те уже готовы были соединиться потоками слёз с несчастной Луизой. Таким образом вопрос был решен – Надо помогайт.

Машина называлась «Форд», и была в два раза больше нашего «Москвичка». Сквозь грязь местами просматривался цвет его – «сандалового дерева». Вот это была мощь! Вот это был комфорт. Став рядом, наш броневичок как-то съёжился весь, скукожился от предчувствия уготованного ему издевательства, а сползший задом в канаву заграничный монстр словно подъелдыкивал – А ну, а ну. Давай, попробуй, «рашен чебурашен».

Заглянув в салон «Форда» мы получили очередную порцию неожиданности. Из дальнего нижнего угла огромного заднего сиденья перекошенного салона на нас уставились две пары выпученных от страха глаз. Как выяснилось немного погодя, это мама-тёща и отпрыск-сын наших американских знакомых насторожились в ожидании волосатых русских мужиков. Крик ужаса в их горлах застрял вместе с нашими приветливыми, почти без акцента – Гуд дэй, мэм и чилдрэн. – Спокойствию и кривым улыбкам их способствовали заглядывавшие в салон из-за наших спин совсем не волосатые лица наших спутниц. Теперь стыковка была полной и напряженность первого контакта исчезла.

Мы с Валькой оценивали постигшие наших гостей трудности по состоянию салона. В грязи было всё, начиная от баранки до дверных ручек, включая приборную доску. Педали управления скрывали огромные комья глины, а напольные коврики из-под неё еле просматривались. Ко всему, повсюду, даже на крыше красовались глиняные отпечатки человеческих ладоней. Дорожная драма не требовала других доказательств. Молчаливый и пристыженный общей картиной Генри, обходя с Валентином машину вокруг, тихо соглашался с ним – Йес, йес. Твою мать. – Он быстро осваивал русский.

Так вот, на сбивчивом русско-английском, он поведал нам, как перелетев океан, они, семьёй, из Германии решили отправиться в Россию на автомашине. Турфирма выдала им на прокат надёжный «Форд», путёвку и гарантию сервиса на всём пути следования. Разглядывая измазанную глиной карту, прилагаемую к путёвке, мы убедились в наивности немецкого туроператора, а заодно и некомпетентности штурмана пробега – Луизы. Но мы сказали – Йес. Мы сказали – Ол райт. Мы уже тоже кумекали по-ихнему. А русские, даже на английском, слов на ветер не бросают. Дело оставалось за малым – вытащить наших новых «френдов» из нашей глубокой Российской задницы. Теперь для нас – это стало делом чести, и нашей, и нашего государства. Трос и лопатка в нашем арсенале были. Мы были готовы к международному эксперименту. Руководство «стыковкой» взял на себя Валентин. Генри усердно копал канавки под колёса и выстилал их сухим валежником. Женщины, найдя общий язык, вооруженные тряпками, приводили в маломальский порядок американскую технику.

Когда подготовка была закончена, и трос связал машины, как мост дружбы через океан разногласий, наступила наша с Генри очередь. Я, чтобы утяжелить «задок» нашей надежды – «Москвича», предложил Луизе вместе с русскими «гёрлами» загрузиться на наше заднее сиденье. Удивлённому Генри – Вот из задок? – Валька, простая душа, объяснил доходчиво, похлопав по заду Луизу, а потом наш багажник, присев пару раз, при этом поднатужась лицом. Вопрос отпал. А Генри врубился, что есть «на малом газу и первой скорости». Ол райт. Мы хлопнули по рукам, и с решительными лицами ухватились за баранки. Внутри всё напряглось – я помнил про наше сцепление. Валька дал отмашку. Женщины за моей спиной напряглись, и даже подталкивали меня в сиденье. Натужился внутренне и сам я, будто Мюнхгаузен, сантиметр за сантиметром вытаскивая себя из болота. И процесс пошёл. 

Когда «Форд» выполз из канавы и, крякнув всеми рессорами плюхнулся в колею, всеобщей радости не было предела. Вспотевший Генри откинулся на спинку сиденья, а я задавил в себе нервную дрожь. Остальная публика, включая тёщу и отпрыска, неистовствовала. Расцепившись, расселись по машинам. Предварительно Генри вызубрил закон русских просёлков – больше газу, меньше ям. Мы пообещали не бросать друзей до Пскова. Так и тронулись, не теряя друг друга из вида. Генри в точности повторял прыжки и пируэты нашей «антилопы», и даже поджимал нас порой весело и мелодично клаксоня. Так, в хорошем настроении, дружной кавалькадой мы въехали во Псков, и язык довёл нас до ближайшей гостиницы.      

Заглушив двигатель у подъезда гостиницы, Генри быстро вынул из багажника два больших чемодана и они, всей семьёй, застыли в ожидании гостеприимной прислуги. Мы с Валентином вышли из машины в нерешительности – нас здесь никто не ждал, и на сервис мы не рассчитывали. Не дождавшись услужливого «боя», Генри поволок чемоданы. Мы помогли ему, а сзади семенило его семейство. Вот так, в довольно неприглядном, «пожёванном» виде и предстала наша компания перед администратором.

Здесь американцев ждал очередной удар судьбы. Ни в каких списках здесь они не значились. Узнав об этом, опустошённые, они, всей семьёй, опустив руки, уселись на чемоданы. Администратор с переполненными жалостью глазами, листала документы американцев. Вдруг, докопавшись до истины, она возрадовалась в полный голос – Так у них же другая гостиница!!! – и схватилась за телефон. Через минуту всё было решено – американцев уже ждали совсем недалеко отсюда. Расстались мы, как родные братья и сестры. Мы с Валькой узнали от Генри лично, что «раша ест карашо». Видать, тоже поднаторел в русском. Втолковать ему, что значит «Знай наших», мы не смогли – не хватало словарного запаса.

Возвращаясь в Москву, мы искали глазами на дорогах «Форд» цвета сандалового дерева. Тщетно. Пути наши разошлись навсегда. Остались весёлые воспоминания.