Вероятно, последний переход

Тимофей Ферапонтов.

Вероятно, последний переход.

Сергею Богданову посвящается.


1.

Встав с кровати, Витя подбежал к окну и схватил с подоконника бинокль. Его корпус уже успел охладиться. Очередной приступ кашля прорывался из груди, глаза слезились.
Рядом лежала раскрытая тетрадка. Её Витя приспособил под «дневник уличных наблюдений» и редко закрывал: дни напролёт он торчит в своей комнате, где течения времени не существует, а улица под окном постоянно движется. Переиграв во все игры на своём планшетном компьютере, просмотрев все фильмы на ДВД-проигрывателе, Витя нашёл себе занятие. Он оглядел пустынное шоссе – ставшее как будто тоньше и объёмнее – и, не приметив ничего интересного, опустил бинокль.  Прикрыв рот рукой, кашлянул и сел на край кровати.
Где-то до середины апреля Витя вносил в дневник каждую деталь, вплоть до того, что «мужчина вошёл в магазин в три часа дня, а вышел – в три десять». Запас фильмов истощился к апрелю, Стивен Кинг и Дин Кунц  не удовлетворяли.
«Проклятый карантин» - эту надпись Витя, в готическом стиле, нарисовал на титульном листе дневника. Ему в комнату притащили небольшой телевизор, который он почти не включал, планшетный компьютер и радиоприёмник, бренчащий всё время. Спустя первую неделю его глаза болели, и вскоре единственным развлечением стали книги. Огромный шкаф во всю стену справа от входной двери. Известные авторы (от Данте Алигьери до Владимира Набокова) сменились неизвестными: в их число вошёл (позже Витя недоумевал, почему этот автор попал во вторую категорию)  Джон Гришэм.  Они занимали весь день – от восхода до заката солнца, не оставляя времени на Уличные Наблюдения… чему Витя порой был несказанно рад. Хотя этот процесс как-то привязывал его севший на мель корабль к морским долам.

Вот и сейчас на его смятой простыни, обложкой вверх, лежал роман Дина Кунца «Тёмные реки сердца». Сюжет подходил к завершению, намеченное продолжение звалось «Ловец снов». Витя снова поднялся с кровати и неспешно подошёл к окну – с упрямой надеждой засвидетельствовать какое-нибудь событие. Вялое солнце бросало сквозь стекло свои кисейные лучи. Витя взял тетрадку. Ручка была заложена на незаконченной странице. Он открыл её: хруст исписанных страниц огласил глухую комнату. Света не требовалось.
Сделанный вчера отчёт оканчивался так: «Хоть каплю «интересной» (для кого как; мне лично это было до глубины души мерзко) мне представилась драка двух пьяных девчонок, обоим – лет по четырнадцать. Мне их жаль. Как думаете, посмеялся бы над ними Макс? Ну тот, который «плюс один ноль ноль пять ноль ноль? Приятных снов»
«Двадцать первое апреля (12 день карантина). Сейчас вечер, состояние среднее. Утро вообще не помню – провалялся за «Тёмными реками сердца», словно за убойной дозой ЛСД. Минут через зайду в Интернет. Улица почти не шевелится. Завтра пойду прогуляюсь, наверно. Накопленные деньги уйдут на фильм «Остров проклятых» и книгу «Фантомы». Я практически здоров, и лёгкая прогулочка – лишь на пользу. По ящику показывали какую-то дрянь про детей, исчезающих из школы. Однообразие протекающих дней начинает пугать. Хоть бы… ЯДЕРНЫЙ ВЗ…
(Витя не дописал. Слепящий луч солнца, прикрыв зрение, обострил слух. Конец дня может преподнести сюрприз? Он встрепенулся и подставил к окну стул. Так как дом Вити был построен на окраине города, то за полосой шоссе начинался лес. А шоссе – узковатая дорога, осью пронизывающая насквозь, - шло в нескольких метрах от дома.
Ещё там был переход. Оборудованный по всем правилам («зебра», светофор с пикающим сигналом для слепых).
«Я точно что-то слышал»
Витя поводил взглядом по пустой – в этом он скоро будет сомневаться – дороге, наткнулся на стёршуюся «зебру» и повёл вверх, пока что-то чёрное не мелькнуло в поле зрения. Витя отдёрнул бинокль и прищурился. Парень лет шестнадцати, в чёрной куртке, то срываясь с места, то останавливаясь, переходил дорогу. При этом он орал в телефон. Проскальзывали лишь отдельные слова. Встав на разделительную полосу, парень осмотрелся. Закатывающееся солнце очерчивало вершины елей и символизировало начало чего-то необычного. Если напрячь слух, можно услышать, как гудит приближающийся автомобиль. Но он далеко.
Секундомер над светофором, на котором горел красный человечек, отсчитывал последние десять секунд. Парню не терпелось оказаться на другой стороне, он уже занёс ногу для шага…
-СТЕРВА! – внезапно то, что он прокричал, взорвалось в Витиной голове. Он едва не выронил бинокль. Парень упал на колени посреди дороги, замахнулся и грохнул телефон об асфальт. От оглушившего треска Витя вскрикнул. Сквозь разделяющее их пространство раздался тихий плач.
Витя нервно хохотнул и, расслабившись, потянулся за дневником. Стул опасно накренился.
Вдруг пустынная дорога озарилась молнией, словно включились сотни прожекторов. Витя услышал тупой звук удара, будто уронили мешок с картошкой, затем – короткий взвизг.)
РЫВ!!!»

***

Вечер моментально сменился ночью. Тени пересекли огороженную хлопающей красно-белой лентой дорогу и скопились в углу комнаты.
Притворившись спящим, Витя видел, как под покровом сумерек к нему зашла мама, возвратившаяся с работы. Было слышно, как неровно и тяжело она дышит. Проверив, выпил ли её сын положенную дозу микстур, Ирина Сергеевна опустила жалюзи. Они разрезали оставшийся свет на пластины. Мама знала о дневнике, но дотрагивалась до него лишь в том случае, если требовалось закрыть его и поместить на законное место. Затем она села на краешек кровати и склонилась над посапывающим сыном; он почти спал. Поцеловала в лоб и подоткнула одеяло.
Так поздно?
Лишь только хлопнула дверь и свет из коридора исчез, Витя сбросил одеяло, включил настольную лампу и взял дневник, страница в котором была заложена ручкой. Как оказалось, глаза не совсем привыкли к темноте.
«Ночь с 21 на 22 апреля (12-13 день карантина). Едва дождался мамы – и её ухода, - чтобы написать это. Под нашим окном сбили парня. Чёрт возьми, «сбит» - это ещё мягко сказано! Его положительно отшвырнуло. Я выглянул в окно в самый последний момент – он падал на землю… Это ужасно.
Милиция и «скорая» подоспели через час. Двое милиционеров (или полицейских) вошли в наш дом. Я убрал бинокль в ящик, чтобы не вызвать подозрений, будто я что-то видел.
Хотя… - тут Витя поднял глаза от тетради и вновь всмотрелся в картинку, застрявшую в мозгу. Дрожь пробрала его. Этого не может быть! - …на дороге за секунду до происшествия ни одной машины не было.
СКАЗАТЬ КОМУ?»
Последний вопрос он густо подчеркнул. Спазматически рвущиеся сигналы синего цвета словно до сиз пор скользили по стенам. Витя в задумчивости покусал ручку и вернул тетрадь на прикроватный столик. Машина из ниоткуда. Вероятно, Витя упустил какую-то  деталь. Он болеет и имеет право на секунду хоть и невольно, но отключиться. И в эту секунду проносится смертельно опасная «Феррари».
Витя сглотнул: обожженное «Гексоралом» горло превратилось в кислое желе. Планшетный  компьютер «НР» подзаряжался на тумбочке. Последние месяцы батарейка садилась едва ли не каждые два дня. Он выдернул штекер и достал стилус. На «Рабочем столе» было иконок шесть, самые необходимые сейчас Вите. Через броузер он вошёл в Интернет. Страница социальной сети была «домашней». На фотографии, которую прошлым летом сделала его мама, Витя стоял, раскинув руки, на вершине горы. Поездка в Хорватию на две недели будоражила своим великолепием и ежедневными, прогретыми лучами счастья моментами. По дороге проехал автомобиль. Добравшись до середины страницы, Витя вдруг заметил краем глаза, что на его стуле кто-то сидит; кровавые прожилки вдоль всего чернеющего тела. Тяжёлое дыхание незнакомца оказалось естественным сквозняком, а человек распался на сложенный комплект одежды. Пора спать.
Он перешёл через дорогу.
Витя похолодел. Он не заснёт. Кости хрустнули как… Витя остановил руку с компьютером на полпути. Она дрожала. Необязательно петь (…как палка под колёсами грузовика…) вслух… - I sit alone and watch a candle burn…
Витя обновил страницу  – и увидел новое сообщение. Возможно, оно пришло давно. Прерывистые вздохи сопровождалось таким вихрем мыслей, что комната шла кругом.
«Завтра поедем в город, - время: 23.56, - Боря в субботу будет занят. Поправляйся»
Онперелетелчерездорогу – I SIT ALONE AND – костихрустнуликак… - WITHEER LIKE A FLOWER!!!
Песней группы «Circus Maximus» Витя перекрыл доступ ужасающим образам. Он подивился тому, как этот процесс был действительно похож на тот, когда захлопывают дверь перед незваным гостем, и он остаётся по ту сторону.
Ногтём Витя напечатал – сообщение, которое точно будет прочитано утром, пользователя Григория Буяновского не было «он-лайн». «ОК.  Спасибо, поправлюсь. Напиши, во сколько (онумерутебя на глазах – I STAND ON THE EDGE OF THE ABYSS… - атыпишешь сообщение) встретимся»
ОТПРАВИТЬ.
Витя сопротивлялся всеми силами, но то, что его трясло, как при обливании холодной водой… «Circus Maximus» он слушал с февраля, стоило радиослушателю на «Метал FM» заказать их композицию «Sane No More». Ему повезло, что тексты он выучил наизусть и насущное желание петь, хоть и плохо, пересиливало всё на свете.
Витя обнял себя за плечи и уставился на жгущую лампочку. «Она расплавит мои глаза, - исступленно думал он, - но хоть усну». Он молил солнце взойти, поминал всех святых. День двадцать второе апреля наступил пять минут назад. Солнышко появится на небе лишь в шесть (раньше, прошу тебя, раньше!), то есть через пять с лишним часов.
Витя осмелился и щёлкнул выключателем. Сгрудившиеся по углам тени, как испуганные ребятишки, ринулись на стены. Они будто съели всю комнату. В горле булькнуло. «Здесь никого нет, - странно, что голос звучал не настойчиво и жестко, а заботливо и нежно, - Включи ночник и спи. Ты один. Повторяй эту фразу – и спи».
-Я один. Я один. Один…
Витя уснул. Поэтому он не видел, как человек, выпрыгнув из автобуса, беспрепятственно перебежал дорогу. Первые принесённые на место трагедии цветы сдуло на обочину.
Человек жизнерадостно смеялся.

***

Проспал Витя до половины одиннадцатого. Разумеется, комната преобразилась вновь в пристанище. Он посмотрел в окно, на кусок неба в белой раме. Закрыл глаза и выдохнул. Это кончилось. Мерцающие страхом шесть часов улетучились одной секундой.
Витя нашёл свой планшетный компьютер лежащим рядом и показывающим (под потухшим сенсорным экраном) страницу социальной сети. «Блин!» Пришлось спешно ставить заряжать.
Из кухни доносилось бурчание, то прерывающееся (мама переключала каналы), то зависающее на дикторе с монотонной речью. Ей пока неизвестно, что Витя сегодня едет в город, а не в субботу, как случается каждые две недели. За окном, выходящим на дорогу, стояли мужчина и женщина. Можно было предположить, будто это родители того парня – наверняка, рано утром почтальон воткнул сегодняшний выпуск газеты в бокс для почты, - но они просто смотрели, мужчина присел, аккуратно положил одну гвоздику, и, приобнявшись, они удалились по направлению к центру.
Витя подкрутил бинокль и оглядел дорогу. Солнце осветило её, не оставив и следа от сумрачности вечера. Заградительную ленту убрали. Про себя Витя отметил, что теперь картина кажется какой-то… издевательской, что ли. Переход решил пошутить – парень был подставной, и (Витя сорвал узды с воображения) его подкинули на батуте… сменив затем на тряпичную куклу с мешочками томатного сока.
Витя раскрыл дневник, и фраза «СКАЗАТЬ КОМУ?» бросилась в глаза. Если только маме и ребятам. Пускай они и не до конца (если вообще) поверят, но не поднимут на смех.
«22 апреля (13 день карантина), утро. Едва проснулся. Состояние почти идеальное, но всё равно – «Гексорал»,  парочку «Суммамеда». Мучили кошмары, но недолго. Писать не буду, скорее всего, до вечера: мы едем в город!!! Сейчас десять сорок три. Пойду позавтракаю, приму душ – в путь. Желаю себе отлично провести этот день!»
Одевшись, Витя прихватил с тумбочки баллончик «Гексорала» и проверил сообщения в социальной сети. «Супер. Мы встречаемся у дома Бори в полвторого. Спокойной ночи», - писал Гриша. Компания состояла из четырёх ребят, учеников разных классов городской школы 87. Боря учился на третьем курсе Музыкального Колледжа при Консерватории. И у него была собственная машина, предмет всеобщей радости, - подержанный «Форд».
На завтрак мама приготовила яичницу, выжала яблочный сок в стакан и поджарила тосты, приплюсовав к ним клубничного варенья. Спиной к сервированному блестящему столу, мама жарила себе яичницу.
По телевизору транслировали «Новости».
-Как спалось?
Витя отодвинул стул и сел. Картинка на экране сменилась.
-Нормально.
Мама обернулась к нему. Растрепанные волосы и капельку осунувшийся вид придавали Ирине Сергеевне (так именовали её приходящие на дом клиенты: она работала агентом по продаже недвижимости в Сомовске) приятной томности.
-Знаешь  Валю Биверова?
-Нет, - Витя отломил кусочек от яичницы. Разговор явно не должен быть подсвечен светом утреннего солнца. – А кто это?
 -Его сбили вчера вечером около нашего дома, - Витя резко вдохнул, и яичница встала поперёк горла. Кухня померкла на мгновенье, и Вите показалось, будто он падает на пол. – Что с тобой?
Мама вскочила, чтобы помочь, но Витя махнул рукой…той рукой, которой отчаянно не колотил себя по груди. Ему было плевать, что с медицинской точки зрения это опасно.
-Ничего… - обслюнявленный кусок плюхнулся на тарелку. Выпуклая сталь чайной ложки издевательски исказила его отражение. Утерев слёзы, Витя взглянул на мать.
-Милиция приходила, - тихо продолжала она. «Наверно, списала то, что я поперхнулся, на необычайное удивление, - думал Витя. – Оно и к лучшему. Валя Биверов. Вот кто ты».
«СКАЗАТЬ КОМУ?»
-Я, возможно, уснул, читая книгу, - врал Витя, сочиняя на ходу. Он словно стремительно летел в бездну. – Во сколько это случилось?
«Как бы я хотел в тот момент реально спать!»
-Рита сказала, последний раз он звонил ей без четверти семь. Валя был чем-то сильно расстроен. Мне пришлось пойти к ней далеко за полночь. У неё собрался чуть ли не весь город. Убитая горем, она слегла в больницу с подозрением на инфаркт.
-Ничего себе, - Витя начал есть яичницу, - Вкусная получилась, - хотя никаких отличий от миллиона предыдущих не было.
Нервная дрожь унялась. Мама встала.
-Мы сегодня собрались ехать в город, - Витя, как будто видя ту бурю, что, казалось, миновала его сознание, сделал акцент на уточняющем «сегодня». – Напишешь список?
Мама вывалила яичницу себе на тарелку; её уставшие глаза метались, будто пытаясь уследить за бешеным маятником.
-Я тебе сообщением скину, мне убегать надо.

«Собираюсь в поездку. Мама, как сказала, накатала список необходимых вещей, которые надобно приобрести. Довольно большой. Сейчас позвоню Боре и пойду. Планшетный компьютер стоит на зарядке, обязан протянуть до завтрашнего утра. Беру две тысячи из накопленных плюс полторы от мамы. Постараюсь найти выпуск газеты. Чувствую себя хорошо. Вечером я хочу опять понаблюдать из окна.
Будет плохо, если опять кто-то погибнет в нашем городке».
***

В город белый «Форд» с пятью ребятами влетел без четверти четыре. Он пересёк ведущую в центр магистраль и свернул к дороге по указателю «ТРЦ «Витязь».
Трёхэтажное строение, недалеко от станции метро «Южная», бликовало, и в глаза будто вонзались сотни раскалённых игл; над входом висела афиша нового фильма с Вином Дизелем в главной роли. Премьера намечалась через неделю.
-Каков наш план? – Боря, щурясь то на дорогу, то в зеркало заднего вида, вертел руль, пытаясь припарковать автомобиль. Сидящий рядом Саша выключил саднящую магнитолу, прервав «Guns’N’Roses».
-Внутри решим, - отреагировал Гриша, с которым – единственным из компании – Витя имел натянутые отношения. «Ну, не сложилось!», - разводя руками, грустили герои фильмов и книг. Гриша ни разу не упустил момента, когда бы не нажать и не подтрунить над какой-нибудь чертой характера своего товарища, не вовремя проявленной. Одним словом, порой Грише претили любые изменения в Вите.
Витя угрюмо молчал: парень с телефоном у уха перебегал дорогу. С диким рёвом автомобили проносились вдоль «Витязя» и исчезали вдали. Оказавшись на той стороне, он помахал кому-то рукой, убрал телефон и убежал.
В стекло постучали. Витя встрепенулся – он остался в машине один. «Вылезай!» - крикнул Боря, но голос его приглушился. Витя протёр слезящиеся глаза и дёрнул за дверную ручку. Про себя он решил, что оторвётся сейчас на полную катушку: тогда голова будет занята чем-то совершенно иным, в любом человеке на переходе будет вырисовываться потенциальная жертва случайной аварии, и сам он восстановит баланс между страхом и тем, что происходит взаправду.
«Точно. Так и сделаю!»
Проверив, всё ли на месте в сумке, Витя закрыл дверь и отошёл от «Форда». Два коротких сигнала, и Боря спрятал ключи в нагрудный карман.
Войдя через автоматически разъезжающиеся  двери в торговый центр, Витя ощутил резкую приятную прохладу из ближайшего магазинчика электроники. Невероятное облегчение… Боря, Гриша и Саша опередили его, затерявшись в толпе, - капельку странном явлении для четырёх часов вечера. На первом этаже шумела музыка, она безобразно смешивалась с гулом праздных гуляк. Витя сторонился, как мог, бредущих людей и вышел к своим товарищам. В руках он держал деньги.
-Возьмите мне билет. Я должен отлучиться.
Гриша непонятно ухмыльнулся. Витя приготовился принять удар.
-С тобой всё в порядке? – спросил, кривляясь, Гриша. – Тебе не нужна…
-Со мной ВСЁ ХОРОШО, - Витя, щёки которого стучали как мембраны динамиков, вручил деньги Боре, - Я подойду. Давайте.
Компания из четырёх человек (не помешало бы нам название придумать) – и каждый посчитал своим долгом впериться в него – поднялась по эскалатору и скрылась. Витя ссыпал мелочь из кошелька в ладонь. Ларёк «СВЕЖАЯ ПРЕССА»  виднелся возле кислородных коктейлей.
-У вас есть сегодняшний «Вестник Сомовска»?
Продавщица, полноватая женщина лет пятидесяти, наклонилась и достала сложенную вдвое газету. «Пятница, 22 апреля 2011 года». Заголовок: «История повторяется?» - Витю словно сдавило двумя жерновами.
«Спокойно. Ты сам хотел этого»
-Десять рублей.
Заплатив, Витя неверным шагом побрёл к эскалатору. Оторваться по полной, оторваться по полной… Витя раскрыл газету, отбросив сомнения.
«История повторяется, - торговый центр «Витязь» провалился под тяжестью ночи с двадцать первого на двадцать второе апреля. Через несколько секунд первое прочитанное слово пустит в оборот плёнку, - Спустя десять лет трагедия настигла четырнадцатилетнего Валентина Биверова»
Витя отшвырнул газету. Читать дальше не было душевных сил.
«Не суйся куда не надо. Есть люди, которые будут этим заниматься. Беги к своим ребятам»
Он зашёл в туалет, скорчился над раковиной и ополоснул бледное щетинистое лицо холодной водой. Пока капли стекали на белоснежный кафель, Витя вглядывался в своё отражение. И старался избавиться от гнетущего чувства.

Из Москвы они выехали в половину восьмого. Пробки забили почти все дороги, поэтому на относительно свободных участках «Форд» гнал с приличной скоростью. В багажнике лежали пакеты с продуктами. Гриша и Саша, изрядно набравшись, храпели на заднем сиденье. Витя смотрел на дорогу, на длинные скатерти полей, заканчивающиеся в большинстве своём небольшими посёлками; на небо, тучи по которому плыли вровень с автомобилем. Зрелище начинало убаюкивать. Трёхчасовой сеанс, тяжёлая еда в «МакДоналдс» в два подхода, ряды различных продуктов в подземном супермаркете сделали своё дело: тревоги нет, она просто (испарилась?) под напором усталости.
Грузное молчание нарушил Боря. Он едва шевелил языком. Не дай Бог наткнуться на пост ДПС – вроде таковых не было на том пути.
-Срок карантина истекает в следующий понедельник, двадцать пятого апреля.
-Круто,- промямлил Витя. Не было причины противиться себе – и он впал в как бы пограничную дрёму: между сном и реальностью. Ткни в бок, и уже на ногах.
Работающая магнитола словно служила фоном. На минимальном уровне громкости играли «Dream Theater», композицию «Another Day», как нельзя натурально подчёркивающую обстановку. Исполняемое приглашённым саксофонистом пронзительное соло рисовало картины бесконечной  мысли, безграничного сна. Очнувшийся на подъезде к Сомовску (высокий мраморный постамент с перекладиной указателем), Витя знал,  что эта песня будет долго в его голове звучать.
Он был последним, кто покинул автомобиль. Боря подвёз его почти до порога. В сумерках молочно-голубого цвета фасад дома номер семь  по улице Крайней был темнеющим пятном, на котором, излучая заманивающий жёлтый свет, горело окно второго этажа. Мама наверняка читает Агату Кристи или смотрит сериал.
-Спасибо, - Боря помог выгрузить сумки из багажника, - Теперь на следующей неделе?
Витя вдруг ощутил огромнейший прилив любви к своему другу. Разница между ними была в шесть лет. Общались они на равных,  и Вите в крайней степени нравилось слушать увлекательные рассказы о музыке и композиторах.
-У меня курсовая, сессия, как говорится, на носу. Может, как-нибудь без меня обойдётесь?
Витя с улыбкой пожал пухлую руку. Затем поднял пакеты с земли и направился к ведущей в дом дороге.
-Спокойной ночи, Вить! – крикнул вслед Боря. Витя обернулся (краем глаза заметив, что не отбрасывает тени) – и в тающем свете стоп-сигналов увидел поставленный, вероятно, днём крест с фотографией Валерия Биверова. Как цепь на шее, там висел венок.
-Нет, - прошептал Витя накатывающей волне страха, - Не смей.
Он шагнул через порог и начал подъём к своей квартире.

***

«23 апреля (14 день карантина). Чувствую себя великолепно, если не принимать во внимание редкие приступы кашля. В утреннем выпуске новостей лишь вскользь упомянули об аварии – спустя два дня? Или я редко смотрю телевизор?»
Витя отложил дневник и, сев на стул, обозрел в бинокль улицу. Напротив соседнего дома остановилась фиолетовая «Шевроле». Вышедший водитель поставил её на сигнализацию. Оглядевшись, исчез под козырьком подъезда. На переходе пара человек ожидала разрешающего сигнала светофора. Витя опустил бинокль и возвратился к записи.
«Жизнь за окном требует своей однообразностью, чтобы я снова возобновил учёбу. Ничего, ей осталось недолго»

Через три часа на переходе был сбит человек.
Витя читал «Ловца снов», и леденящий душу вопль совпал с моментом, когда Джоунси понял, что держит на прицеле вовсе не оленя.
Вспышка. Внутри всё оборвалось. «Господи, нет. ПОЖАЛУЙСТА!»
Витя прыжком соскочил с кровати и с криком бросился к окну.
Лужа крови начиналась на одной из полос «зебры», вытягиваясь на несколько метров влево, упиралась она в бесформенную груду одежды. Тело было так изломано ударом об асфальт, что кости, продравшие кожу в разных местах, торчали кольями из-под куртки. Знакомой куртки.
Только потом станет известно: Боре Комарову, который поссорился с матерью из-за немытой посуды, оторвало ноги и размозжило череп.
2.

 Погода поменялась: солнце подёрнулось тенью, жара разгонялась прохладными дуновениями ветра.
 Придя домой с похорон Бориса Комарова, Витя чуть не упал на пол прихожей. Только в машине до него дошло: погиб его лучший друг, с которым делились и радость, и горе. Нет, Боря обязательно приедет на своём белом «Форде», и они вместе отправятся в город!..
 Мама старалась не затрагивать эту тему и вообще оставить сына. Наедине с ужасом? Скорее, нет.
 Сознание Вити испытывало колоссальную перегрузку. Когда слёзы ушли, он попытался влиться обратно в жизнь, видя блёклые отражения страха лишь во снах. Как оказалось, смерть присутствовала везде – в книжках, которые он читал, в фильмах, которые смотрел. Мама рассказывала как-то о смерти его дедушки в девяносто девятом, однако это была сказка. Сказка далёкой страны. Дедушка умер, не привнеся в жизнь Вити ничего. Боря же ненароком разлил ведро с краской в том уютном кафе «Шоколадница», где их свёл Саша три года назад.
 Ночью его стошнило. Вместе с волоконцами еды на белый кафель капали новые слёзы; беспомощные вопли разбудили маму.
 «Ему оторвало ноги… ОТОРВАЛО…»
 «История повторяется…»
 «Спустя десять лет трагедия настигла…»
 Витя изнутри ощутил: он – часть единого целого, того, что обретает жизнь раз в десять лет… или в два дня? Десять лет – и два дня? У Вити свело живот. Ослабленный своей пассивностью (да какая это пассивность? Что ты предпримешь?), он посмотрел в окно. На закатном небе полыхали первые звёзды. «Пускай одна из них будет душой Бори, - молил Витя. Голос дрогнул. Глотая рыдания, он продолжал, - Господи, помоги ему. Помоги мне. Помоги нам всем. Аминь». Витя осенил себя крестным знамением, закутался в одеяло и уснул.
 Ему приснился оранжевый джип. На пульте управления.

 Путь из школы домой был изломан. Витя зашёл в ближайший супермаркет и купил тёмно-зелёный радиоуправляемый «Хаммер». Распаковав его, Витя вставил батарейки и вернулся на улицу. Был тёплый весенний вечер, закатное солнце делало всё вокруг оранжевым. Два молчаливых парня были последними, кто прошёл мимо Вити.
 Он начал действовать.
 Валю и Борю сбили вечером. Витя дёрнул джойстик, и машинка поехала. Подскочила на выбоине и выровнялась. Теперь оставалось только ждать, появится ли Машина Из Ниоткуда. Витя занял позицию в придорожных кустах и внимательно следил за «Хаммером». Он ездил из стороны в сторону, жужжал шипованными колёсами по асфальту, словно шаман, кличущий демонов. Минут двадцать тёмно-зелёная коробочка зря бороздила роковой отрезок дороги.
 Никто не приедет.

 ***

 «Наверно, только что я совершил самый бессмысленный поступок в своей жизни. На что я надеялся?»
 Витя лежал на кровати, глядя на «Вестник Сомовска» за двадцать апреля. «Внимательное прочтение говорит о закономерности в происходящем… и о «деде из леса».
 Вите ответили. Группа в социальной сети «Жители прекрасного города Сомовск» располагала огромными ресурсами. Ему писал пользователь с именем «Odo HomTas»: Дед из леса – это типа наш старожил, которому в этом году вроде исполнилось восемьдесят три года. Его жизнь очень трагична, особенно после случая в июле восемьдесят восьмого.
 «Какого случая?» Формальный вопрос – Витя знал.
 Вот тебе ссылочка. Сайт, так сказать, про наш городок. А на что он тебе сдался?
 Витя едва дышал, пока страница присланного сайта постепенно загружалась.
 «Исторические личности». Витя проследовал по этому заголовку. Первым, естественно, был Николай Андреевич Ройский-Синицын, основатель некогда небольшого городка при заводе и первый губернатор Сомовска. На фотографии он, лет сорока, с женой и маленьким мальчиком стояли перед тем самым знаменитым заводом «Исток», 1957 год. Курс истории седьмого класса, второе полугодие, обязательный факультатив. Неудача постигла «Исток» в шестьдесят третьем: невиданный пожар изъел его. Городок процветал, вскоре обратившись в настоящий город. Николай Андреевич тогда покинул свой пост, который был вручён ныне здравствующему главе города, хорошему другу Николая Андреевича, - Геннадию Апраксину.
 Второй был Пётр Прохорович Г***, 5.01.1928. «Самый старый житель города Сомовск» - его изображение почему-то покоробило Витю, хотя ничего необычного там не было: молодой человек с белыми кучерявыми волосами на жёлтом фоне. Но было в его глазах (в его лице) нечто страшное, щиплющее нервы. ЭТО было не увидеть. Лишь ПОЧУВСТВОВАТЬ.
 «Трагедия лета 1998 года, - Витя поразился своей неосведомлённости, - Двадцать второго июля случилась страшная авария, в которой погибла внучка Петра Прохоровича. По его словам, «Бог забрал к себе единственную родственную душу». К настоящему моменту родственников у старика нет. Место аварии – улица Энтузиастов (ныне – улица Крайняя). (статья находится в стадии завершения.)»
 Ниже повествовалось о каком-то городском сумасшедшем – Гришке Водителе.
 За стеклом земля словно восставала: сначала зазубренная вершина леса, потом всплыла полянка перед ним, вслед – дорога.
 -Какую тайну ты держишь при себе? – Витя прижал ладонь к стеклу, соприкоснувшись с отражением. Ему было страшно, как никогда раньше. – Я разберусь с тобой. Обязательно разберусь.
 Ответом был шелест листьев нового венка, нанизанного на крест Бори. Дорога молчала – чтобы сохранить в себе души умерших. Заполыхали звёзды: Боря и Валя, подружившись, смотрели на него.
 Витя смахнул слёзы и пошёл на кухню – пропустить стаканчик яблочного сока, на который мама звала его десять минут назад.

 После школы Витя, Саша и Гриша, постаревшие на много лет, отправились в кафе. «Вроде как месяц прошёл», - мрачно говорил Витя на перемене. Они заказали куриных бёдрышек и вина. Поднимая бокал, Витя не выдержал, и камень ужаса провалился в него. Напиток расплескался  ему на руки, потёк по локтю. Стакан упал на пол и разбился. Перед мысленным взором Борю опять убили. Витя тоже пожалел, что Джоунси не пристрелил МакКарти. Он закрыл лицо ладонями и разрыдался.

 ***

 В убывающем свете дня дом, к которому подобрёл Витя за разъяснением всех вопросов, казался ветхим; а крыша, обломанная по краям, свисала, как огромная сосулька. Вокруг, образуя концентрические круги, стояли пни срубленных деревьев. Окно было занавешено, но сквозь плотные шторы была видна тень, беспокойно снующая внутри.
 «Окраина леса», - два слова, означающие адрес. Вероятно, эта часть составляла лес лет пятьдесят назад, сейчас же – простая полянка, в полукилометре  от Крайней улицы, посреди которой Пётр Прохорович построил дом… столько же лет назад.
 Витя вспомнил на одну секунду фотографию с сайта города. Тот стеклянный взгляд и ощущение, будто парень ухмыляется и начинает равномерное движение навстречу.
 «Ему в этом году исполнилось восемьдесят три года», - с благоговением подумал Витя. Поправил лямку на плече и, уверенный, пошёл вперед. Он не задавался вопросом, как будет – и главное, о чём? – разговаривать со стариком. Если в той аварии действительно погибла его внучка, Витя найдёт тему. Улица Энтузиастов, девяносто восьмой.
 Трухлявое трёхступенчатое крыльцо, приведшее Витю под некое подобие летней веранды (круглый стол, обрамлённый тремя стульями, кувшин с лимонадом или чаем), скрипело, и трещины на нём опасно разевались. Вместо звонка посередине двери висело толстое кольцо, удар которым по оббившейся медной пластине сообщал хозяевам о госте.
 Дверь отворилась. Витя увидел нырнувшую из полутьмы молодую девушку в бело-красном переднике и двумя косичками на древнерусский манер. Свет её зелёных глаз излучал домашнее тепло.
 -Здравствуй.
 -Здравствуйте. Скажите, здесь живёт Пётр Прохорович?
 -Тебе он на что?
 -Мне нужна помощь, - Витя натужно думал, что сказать. – На него ссылались из-за тех случаев на дороге, и…
 -Марфа! – донёсся слабенький голосок из глубины дома, - Гони их в шею!
 «Как он её назвал?»
 Витя уставился на... девушку.  Надёжды едва не пошли прахом. Что за чертовщина?
 -Проходи, - Марфа (?) посторонилась, пропуская бледного, как молоко, Витю в дом. Он ошарашено постоял пару секунд на пороге, сомневаясь, стоит ли входить. Ноги прибавили в весе.
 Посреди коридора сидел старик. В инвалидном кресле. То, что увидел Витя через пару секунд, заставило его похолодеть и испытать что-то похожее на шок; как человек, очнувшийся на крыше небоскрёба и глянувший вниз.
 У Петра Прохоровича не было половины лица. Правой половины – с уголком рта и глазом. Кожа на этом месте словно стекла к подбородку и затвердела гладким мешком. Она обтянула череп, из-под неё проступал контур пустой глазницы.
 «Куда делся его глаз… Какого…»
 -Марфа, сделай чаю, - у Вити помутилось сознание, когда он посмотрел, как двигаются его полугубы: будто краешек зажат прищепкой, - Иди наверх, я сейчас поднимусь.
 Говорил он на удивление чётко и внятно.
 Витя понял, что исходит мелкой дрожью и потеет. Исчезновение инвалида как бы отпустило резинку рогатки. Витя пулей взлетел на второй этаж и ринулся наугад. По ступенькам также тянулись две железные полосы для коляски. Сердце вибрировало, гоня по венам, кроме крови, ещё и разнообразные картинки. Человек без лица. Что он пережил?
 Внизу щёлкнуло. Витя оказался в гостиной, отходящей от двери двумя полукругами. На левой дуге расположились шкафы с книгами и диван с приставленным чайным столиком; свободные места на стенах были заняты картинами с изображенными по-разному головами коров или быков. Акварелью, карандашом. В оцепенении Витя пересёк комнату с мыслями, а не попал ли он в Ад. На окне, откуда отдохнувшему хозяину и его (прислуге?) открывалась живописная панорама города, сейчас пригретая заходящим солнцем, прозрачными витражными красками было начертано: CAPRICORN. Тут Вите удалось расставить всё по полочкам. Культ поклонения Козерогу, ясно. Пятое января, начало года. С чувством отхлынувшей тревоги Витя подумал, как бы изменилась его собственная комната, водрузи он на каждую поверхность Весы всех размеров – Libras. «15 октября 1994» - на стенах и стёклах шкафов. Витя шагнул дальше в комнату, теперь можно было разобрать названия на корешках книг. «Борис Бродский. Связь времён», «Аркадий и Борис Стругацкие. Том 1. Понедельник начинается в субботу», «Уилки Коллинз. Женщина в белом». Это были единичные издания, помещённые на верхней полке. На нижней выставили полные собрания сочинений Гончарова, Толстого, Пушкина, Чехова, Достоевского.
 -Красивый вид. Я воевал за этот дом.
 Витя вздрогнул и обернулся. Пётр Прохорович медленно вкатился в гостиную. Его лицо занавешивала чёрная сетчатая ткань, свисавшая с козырька зелёной бейсболки, в которой он выглядел просто отвратительно. Закрепленным на подлокотнике джойстиком старик управлял коляской.
 -Не спрашивай, что со мной. Излагай самую суть.
 Витя обнаружил подле себя стул и упал на него. Он глубоко дышал, чтобы спрятать страх. По спине сновали мурашки. И холод.
 Витя вкратце рассказал, что произошло. Внезапно он понял, с какой ненавязчивостью и лёгкостью говорит о смерти Бори. Будто ничего не было. Иногда Витя замечал любопытное свойство разных воспоминаний. Они словно оббиваются, когда их всё прокручиваешь и прокручиваешь, как молоток, если долбить им бесконечно. Возможно, сейчас было именно так. Витя не знал, правильно ли такое свойство по отношении к памяти Бори, и от этой неизвестности ему делалось жутко.
 -Стоило случиться аварии, как я безвозвратно утерял часть себя и своей жизни, - после долгого молчания очнулся Пётр Прохорович, - Марфа была прекрасной дочерью прекрасных людей, на пути которых однажды встал Рок. Аркадий воспитал в ней тот стальной стержень – и пал жертвой несправедливости. Леночка научила её всему, чтобы помочь найти счастье в жизни, - погибнув в авиакатастрофе.
 Я расскажу тебе, что в точности пережил я и этот городок в ту страшную среду тысяча девятьсот восьмого года.

 -Вот деньги.
 -Что я должен буду сделать?
 -Довольно простая у тебя роль. Оденься под дурачка – кепка козырьком назад, штаны с талией на уровне задницы, майка огромного размера. И притворись заикой.
 -Последнее обязательно? – собеседник ухмыльнулся.
 -Так ему легче будет… запомнить тебя.
 -Что за бред?
 -Для таких, как он, - а в скором времени и для нас, - определено специальное место на том свете.
 -Вы хотели сказать, в Аду, - хихикнув, уточнил нечаянный собеседник.
 -Не решусь. Бога не существует, иначе бы все получали путёвку в Рай. А знаешь, почему?
 -Почему? – в тон спросил собеседник, разрезая неподатливую свинину под майонезом.
 -К сожалению, в этом мире, какое бы зло ты ни содеял, всегда будет прощение. Пойдёшь в церковь, исповедаешься батюшке и пожмешь ему руку с благодарностью. И всё – демоны уже не исполняют «Праздничную увертюру» в твою честь! Ангелочки с прозрачными крылышками теперь ваши опекуны. Так что по мне – только одно понятие: Тот Свет. Давай выпьем за успех, который впереди.

 Витя в полузабытьи наблюдал за размеренными движениями Марфы. Скорее всего, не желая начинать рассказ в её присутствии, Пётр Прохорович кинул «спасибо» и отъехал к одной из книжных полок.
 Марфа ушла с пустым подносом. Старик возвратился и, просунув чашку за ширму, отпил. «Как он это делает?» - Витю покоробило, когда он мысленно ответил на свой вопрос.
 -Моего соседа город официально прозвал Сумасшедшим Сэмом. В девяносто восьмом я справил свой семидесятилетний юбилей, Сэм был на десять лет меня старше, однако возраст не становился ему помехой ни в чём. Мы с ним росли вместе, собачились из-за одних и тех же баб. К пятому десятку Сэм сделался совсем плох. Набравшись едва ли не до беспамятства, он спалил свой сарай, как говорят. Сорвался с обрыва и сломал позвоночник. Бедняга мучился два дня, истекая кровью: его нашли на рассвете первого сентября грибники. Они ни в коем случае не удивились, увидев на нём лишь шорты, когда на улице – пятнадцать градусов от силы.
 За пару месяцев до своей кончины он заявился ко мне. Я читал Рэя Бредбери и пил кофе, когда в дверь прогремел настойчивый удар. Сэм не принимал звонки, да и наш, к слову, гикнулся. «И грянул гром…» - вздрогнув, я поднялся с кресла, положил книгу и очки на стол и проследовал к двери.
 Солнце светило очень ярко. Мне пришлось поддержать горе-соседа, не ожидавшего, что я так скоро отворю, и опершегося своим пьяным телом на дверь. Мы ввалились  в прихожую, куда уже, встревоженная, спустилась Марфа. Она была одета в ночную рубашечку, спросонья щурившая глазки и закладывающая волосы за уши. Я потащил Сэма к креслу. Он тщился что-то сказать своими онемевшими губами, но единственно выпускал изо рта мерзкие пары. В какую-то секунду мне показалось, будто я тащу с поля брани товарища, изрешечённого пулемётом.
 Почувствовав под собой твёрдую ткань кресла, Сэм тяжко охнул и растёкся по нему. Только сейчас я понял, что мои ладони сверкают его потом, и что из одежды на нём – широченные шорты. «Пускай отоспится, - сказал я Марфе, замершей на лестнице, - Он точно не из дома».
 Проспал он до наступления вечера. Я занимался оформлением  документов у себя в кабинете. Сэм шёпотом сообщил о своей персоне. Марфа старательно приодела его – теперь он немного походил на Обломова, каким я представлял себе гончаровского героя. Он облокотился об косяк. «Жена погнала? – осведомился я, откладывая бумаги, - плохо кончишь, Сэм. Помяни моё слово». «Блин, Петя, - Сэм, подавшись вперёд, чуть не рухнул на пол, спасла дверная ручка, - Я узрел Дьявола! ОН В НАШЕМ МИРЕ!» Вслед за этим откровением Сэм снял с шеи золотую цепочку. «Это его вещица», - неожиданно он швырнул её мне. Поймав, я отложил «его вещицу» на стол и подошёл к соседу. Думаю, ещё пара часиков крепко-нездорового сна ему бы не повредила. Стеклянные шарики воспаленных глаз стыдливо были опущены в пол. «Забирай цепь и проваливай отсюда, - гнев сочился из-за сжатых челюстей, - Верни её владельцу». «Эзотерик хренов! – внезапно Сэм страшно побледнел и оттолкнул меня. Покачнувшись, я удержал равновесие, - Хочешь ограничиться своими гороскопами?» В злостном порыве он сорвал со стены мной нарисованную картину и, прежде чем я успел на него накинуться, врезал ей по полу.
 Тут  я услышал, как внизу плачет Марфа. Я вроде знал, что на вечер у неё назначено свидание. Парень её, Андрей Шекетов, бывал у нас дома и производил самое положительное впечатление.
 Скрюченные пальцы стиснули мою шею, однако не принесли Сэму желаемого результата. Возраст быстро взял своё, и он с кряхтеньем откатился. «Извини… извини», - багровый и задыхающийся, со слезящимися глазами и всклокоченными волосами, шептал Сэм обессилено. Его дёргающиеся руки разбрасывали осколки и обрывки моей картины. Хорошая физическая подготовка позволила мне быстро среагировать, и, оставив Сэма, я сбежал по лестнице. Плач, невыносимый плач, резавший сердце, раздавался всё ближе и ближе. Я ступил на последнюю ступеньку, когда Марфа промчалась мимо, пихнула плечом и вышла на темнеющую улицу. «Всё-таки Андрей». Кровоточащее сердце не успокаивалось, поэтому я присел на кресло. Чтобы не убивать вечер до конца, я поставил задачу изгнать Сэма из нашего дома ко всем чертям т постараться наколдовать ужин для Марфы.
 Из неглубокой ниши в подлокотнике кресла Пётр Прохорович извлёк сигарету с зажигалкой, а затем – скрученную бумажку. Протянул Вите.
 -Всегда держу при себе, - Пётр Прохорович, отогнув и закрепив краешек ширмы, закурил. Витя тем временем рассматривал фото.
 Подписанная «сентябрь, 1997», фотография демонстрировала девушку в кружевном белом платье, улыбка на лице которой, казалось, принадлежала самому Солнцу; а позади, обхватив её живот и положив голову на её плечо, стоял Андрей. Фоном был аттракцион «Бешеная карусель» - из парка, который закрыли три года назад.
 -Как она погибла? – спросил Витя.
 -Стечение обстоятельств, - мрачно ответил старик и раздавил почти целую сигарету в блюдце, - Сэм напугал меня своим появлением на кухне. Я был целиком поглощён нарезанием овощей и присмотром за огнём конфорки – этот процесс дарил гениальное успокоение. «Авиакатастрофа случилась по вине пилота в девяносто втором году, - слова, пробивающиеся сквозь постукивания ножа о разделочную доску, повергли в шок, сердце сдавило в тисках, - Елену, в девичестве – Колмыкову, перерубило частью фюзеляжа, хоронили в декабре того же года, в закрытом гробу»
 Обернувшись, я посмотрел на Сэма. Это не был семидесятилетний старик. Парень, как он преобразился! – старик задумался, наклонил голову, и прикреплённая ширма вновь спала на глаза, - Он держал в вытянутой руке поблёскивающую цепочку. В нём, таком маленьком и неприглядном, словно сконцентрировались знания со всей Вселенной. Отключая плиту, я понял, что руки трясутся. Конечно, Сэм мог прознать обо всём благодаря слухам; они и по сию пору не утихли. Но мы очень тщательно скрывали, что её тело нашли разрубленным и что опознать Лену удалось лишь по фрагменту её… лица.
 Пётр Прохорович всхлипнул.
 -Подойдя к Сэму (он не двинулся; только глаза повернулись на меня в глазницах), я вырвал цепочку и теперь внимательно к ней присмотрелся. «Улица Энтузиастов, напротив дома номер три».
 Мы вышли. Небо стало цвета северного сияния с розовыми отливами. Мысли о погибшей дочери, воскресшие, больше не беспокоили. Я брёл очень медленно.

 «Будь осторожен, Пётр, - Сэм ступил на дорогу первым. Я осмотрелся – по обеим сторонам пустая дорога. Тишина резала слух. – Сейчас попробую его вызвать»
 Говоря это на полном серьёзе, словно констатируя непреложный факт, Сэм снял с шеи цепочку, которую я отдал ему, и одел на запястье, будто большой браслет. «Он должен за ней вернуться».
 Я ожидал каких-нибудь заклинаний, тарабарщины на латинском языке, но Сэм поднял руку, и цепь скатилась до плеча. «Ждать… Ждать…» - цедил он.
 Тут раздался сумасшедший визг тормозов, свет фар взрезал скапливающуюся тьму. Мне не пришло сначала в голову, что это – именно фары: «Дьявольский свет», подумал я. Глубоко в себе я не мог поверить, что Сэм, этот чудаковатый старикан, окажется прав.
 Пронзительный вопль вывел меня из состояния замешательства. Я видел, как Сэм, с перекошенным лицом, грохнулся на колени, разодрав кожу об асфальт и глядя в небо. Кричал не он – кричала Марфа, моя любимая Марфочка. Она инстинктивно бросила руки вперёд надвигающемуся автомобилю Андрея – и была снесена, как дерево дровосеком. Красные стоп-сигналы остановились в метре от меня и от Сэма.
 Его лихорадочно трясущийся палец уставился в набегающие тучи. Тупо, словно меня разворачивали, я взглянул наверх.
 Если существует какой-то уровень, находящийся выше облаков, то там сверкали молнии. Оранжевые, цвета виски. Жёлтые. Зелёные. Пьяные облака разделало на волоконца, и во вспышках молний они мигали  чёрным. «БРОСЬ! – взревел я, и звук, исторгнутый глоткой, расслоился. Не ринуться к Марфе, помочь ей – к Сэму, выпростать цепь. – БРООСЬ!!!» С как бы остановившимся лицом, молочно-бледной краски, Андрей открыл дверь машины, я увернулся от неё и, налетая на остолбеневшего Сэма, зажал влажную цепь в своей руке. Она поддалась без труда. «Пётр Пр-прохорович, вы…» - заткнувшись, Андрей отскочил из-под низвергнувшегося (тела?), смявшего автомобиль с такой силой, что колёса выстрелило с осей.
 -Тела? – напряжение, сковавшее Витю и не дававшее понять, что температура в комнате нарастает, пропало вместе с этим словом. Он его чуть ли не проорал; на спине словно ослабили корсет.
 -Тело размером с самосвал. Окончательно сплющив корпус автомобиля, оно распрямилось, затушевав половину неба, и неспешно воздело голову к небесам, откуда явилось. Вне себя от ужаса, я принялся на карачках ползти к обочине, где была  возможность спрятаться и переждать. Наверняка окочурившийся Сэм валялся посреди дороги, Андрей (осознал он – или нет, что наделал?) хныкал в придорожных кустах. Я плакал – сквозь белёсую пелену  увидел цепь: я до сих пор стискивал её в кулаке. Не думая о последствиях, я швырнул ею в Демона и закрыл лицо руками. Но когда отнял их, встретился с Ним глазами. В них читались печаль и одновременно ненависть, ненависть школьника к отчислившему его директору. Огромные жёлто-мутные глаза…
 Небо погасло. Демон взмахнул крыльями – поток воздуха толкнул меня – и взлетел, как птица. Оставшиеся в раме и посверкивающие бриллиантами на асфальте, звенели осколки стекла. Тяжёлое «плюх-плюх» крыльев оставалось в ушах ещё очень долго.

 -Сломанные рёбра Марфы проткнули кожу на груди и на спине и торчали, словно колья, - сказал Пётр Прохорович. Не чувствовавший стула под собой и в прострации, Витя не мог разглядеть отражение эмоций за ширмой перед лицом старика. Но получил ответы на вопросы: почему именно вечер и почему Андрей действует избирательно.
 Валентин Биверов поссорился с девушкой, как выяснилось.
 Боря получил нагоняй от матери, которую обожал и которой смертельно боялся нанести хоть какую-нибудь обиду, и ушёл из дому.
 Марфа расстроилась из-за Андрея.
 Все трое были рассержены или хотя бы испытывали секундно-плохие чувства к своим любимым людям.
 -Нас отыскали ночью. Одинокий водитель перекрыл движение (машин тогда было немного, а чтобы пустить их в объезд, не хватило ширины дороги) и вызвал «скорую». Было тихо. Синие огоньки – единственное, что растворяло нависшую ночь, - усмехнувшись, Пётр Прохорович продолжил, - Представляю, какую картину наблюдали прибывшие врачи: мёртвая девушка, сдавленная, наверно, танком  лепёшка автомобиля, зарёванный молодой человек и два старика, у одного из которых потом случится инсульт.
 Сэм выкарабкался через месяц – в начале августа он по обыкновению пил пиво на скотном дворе и стегал коз кнутом. В то время Сомовск почти переродился в современный город, однако имение небольшого дворика со скотом значило дополнительные денежки в карман. К моменту похорон Марфы я на сто процентов уверовал, что часто повторяемые фразы утешения и соболезнования притупляют твердыню горя. Но жизнь моя изменился, парень, - Пётр Прохорович подался вперёд и стиснул Витино колено, - навсегда изменилась. Когда я пришёл к нему в тот день (День Принятого Решения), он, весь красный, обнимал за шею блеющую козу и напевал арию Папагено про птицелова. Он бы всё равно умер.
 Расцепив Сэма и животное, тут же присоединившееся к пасущемуся стаду, я благодушно предложил ему прогуляться. Гнев и ярость к этому человеку я стягивал канатами. Видимо, не заметив, что его слушателя подменили, Сэм с удвоенным оптимизмом начал петь арию из оперы Моцарта. Добредя до оврага, я развернул окосевшее лицо Сэма к себе (чёрная щетина, которую брили не очень аккуратно), положил ладони на затылок – «Я самый ловкий пти-це-лов!» - и поцеловал его в лоб.
 Витю вздёрнуло.
 -Я столкнул его на камни. Он падал как мешок, пока из жерла оврага не донёсся слабоватый хруст – положивший конец. С осевшим сердцем я вернулся к его двору, облил бензином сарай и поджёг. Пускай гадают, какой сволочью был Сэм.
 -Вы убили его?
 -После того как он убил меня, - уточнил Пётр Прохорович, - Его потерю никто бы не оплакивал. Даже наоборот.
 Витя подумал, что с него хватит, но вопрос сам слетел с губ.
 -Вы были одни тогда на этой дороге?
 -Домов, со второго по восьмой, не построили. На их месте был пустырь, и граница города проходила ближе, чем теперь.
 -Что было потом?
 Витя вовремя замолчал, чтобы второй ненужный вопрос по поводу поцелуя не отдался рикошетом. Как поступил Пётр Прохорович, поступают лишь маньяки, которым нечего терять и которые увековечивают своё имя на доске истории. Только мажут губы помадой, говоря следователям: «Вот и я, серийный маньяк».
 «А не слишком ли он разоткровенничался?» – Витя поймал за хвост подозрение и дёрнул. Подозрение? О чём ты? А, парень? Смело разворачивайся и вали к мамочке.
 -Звонок, - парировал старик. Дрогнувший, как сосулька, голос колыхнул ширму. – От Андрея Шекетова. Он остался топтать эту проклятую землю.
 -Он должен был умереть? – рассудок Вити отказывался понимать, - Вы и его… убили?
 -Андрей отправился в Швейцарию по приглашению. Отдохнувший, он был посажен в частный самолёт друга. В небе над Венгрией самолёт попал в зону турбулентности и разбился. Погибли ВСЕ – кроме Андрея, спасшегося благодаря свободному карманчику у Бога, - Пётр Прохорович вложил в свои слова столько презрения и чёрной ненависти, что Витя вздрогнул. Он слышал о проявлениях материализовавшейся ненависти. Убийство, ограбление, поджог – с чего началось? В них диктует желание доказать, что семья вправе остаться целой и что ни авиакатастрофа, ни упавший с неба демон не разъединят цепи… Цепь. – Он позвонил спустя две недели после смерти.
 Витю охватывала волна дрожи. Он боялся слушать старика дальше.
 -Перед появлением водителя той ночью на мгновенье наступило озарение, и я отыскал Андрея в кустах. Сил на ненависть не было. Мы с ним условились кровью, что об этом никто не узнает. Теперь он требовал денег, много денег, иначе  случай с Марфой будет оживлён.  С тех пор звонки раздаются в каждой квартире, которой коснулось горе. Дьявол нас проклял.
 -Почему…. –Витя как будто был пьян. – Почему об ЭТОМ ничего не известно?
 -Я сделал максимум того, что сделал бы человек на моём месте. Сэм, напившись, убился в овраге, Андрей официально погиб в авиакатастрофе. Марфа нарушила правила, перейдя дорогу в неположенном месте. Последнее признать было сложнее всего.

 Когда парень ушёл, Марфа закрыла за ним дверь и, переглянувшись с хозяином, удалилась на кухню. Пётр Прохорович отъехал в комнату и посмотрел в окно: фигура мальчика была не меньше муравья.
 Через несколько минут ему позвонил Андрей. Он интересовался, кто к нему нынче заходил. Старик ответствовал. Даже сквозь телефонную старик увидал злобную ухмылку на лице Андрея. Тем вечером, в отличие от содержания рассказа, они вдвоём помогли Демону, а теперь он помогал им. От Петра Прохоровича теперь необходим был выход на улицу и  встреча с Андреем, который приведёт его куда следует.
 В накатывающих сумерках Андрей, приближающийся к инвалидной коляске, будто переливался фиолетовым и синим цветами. В руке он нёс пакет. Сняв с шеи золотую цепочку, Пётр Прохорович с улыбкой передал её другу.
 В пакете были деньги, полученные с Натальи Комаровой.

 ***

 Последний день Вити Речнова начался с того, что он проспал. Ощущая себя как водолаз на дне Марианской впадины, Витя спешно позавтракал, оделся и выпотрошил портфель. Сказка (утро стойко убедило его в этом) Петра Прохоровича вновь всплыла в памяти, выставив вперёд сперва разодранное тело Сэма, - почему разодранное? – а затем расплющенную машину. Эти две детали глубоко засели в его мозгу.
 По дороге домой Витя заметил непонятную процессию перед своим домом. В темноте – словно горбатая черепаха на маленьких ножках. За их головами он различил, что окно его квартиры светится жёлтым. За ужином, который своей по-домашнему тёплой атмосферой как бы разрубил неведомые оковы на сердце, выяснилось, что это была церемония освящения дороги отцом Алексеем, из городской церкви святого Павла. Представив демон-с-небес, как он, обжигаясь, скачет обезьяной на освященном месте, Витя рассмеялся и, уронив вилку, схватился за живот. «Ты свободен, - вещал голос, - Свободен». На пороге сна, размерами с цунами, Витя наконец изнутри осознал своё чувство: «я точно побывал на триллере в кинотеатре». Страшно (и, зачастую, непонятно) – только в беспросветном зале, а снаружи – весело.
 Он был уверен, что ни один пешеход не погибнет.
 Однако его уверенность молниеносно сменилась холодным ужасом. Разгребая наваленные учебники, Витя случайно смахнул на пол золотую цепочку. Она была в форме кольца, будто её собирались одеть (Вите) на шею. Первое мгновенье принесло с собой оцепенение и нереальность происходящего, ворвавшиеся как покупатели в магазин в сезон бешеных скидок.
 «…Сэм снял с шеи золотую цепочку»
 «Он держал в вытянутой руке поблёскивающую цепочку»
 Старик выбросил эту проклятую цепь тогда, на дороге!!!
 Тут началось невообразимое. Витя отступил к двери, под напором маньяка, обнаруживая, что сходит с ума. Похоже, Пётр Прохорович не такой беспомощный, каким кажется на первый взгляд. Инвалидная коляска – и домработница – разжалобят кого угодно. «Из-за цепочки погибла Марфа…» - подумал слабеющий Витя, сразу же убеждаясь в ошибочности своих слов: Андрей бы всё равно сбил её, приди Сэм и Пётр на дорогу вызывать дьявола или останься дома читать Рэя Бредбери.  Витя, прислонившись, скатился по стене и закрыл глаза. Он всего лишь хотел сделать так, чтобы смерть Бори не покоилась на его сердце нераскрытой книгой.
 «Я умру?»
 Раздался стук в дверь.
 Витя был в комнате один. С цепью в руках.

 На пороге стоял курьер: о его приходе предупредила мама в записке под магнитом на холодильнике. Белая майка с разинутой волчьей пастью, красная поношенная кепка, запыхавшийся вид.
 -Вам заказ, на имя Речновой Ирины Сергеевны.
 Курьер приподнялся и попытался заглянуть в коридор. Позади него прибыла кабина лифта, скрипнув, двери разъехались.
 -Журнал «Недвижимость»?
 -Ты её сын? – доброжелательно осведомился курьер. Ему было лет двадцать. – Ирина Сергеевна дома?
 -Нет, но я могу расписаться в получении?
 Курьер кивнул. Отставив пакет с логотипом фирмы доставки в темноту прихожей, Витя царапнул подпись на бланке и пожелал, по привычке, доброго дня. Уходя, парень неожиданно спросил:
 -Слыхал про сегодняшнее убийство?
 Витю словно ножом проткнуло. Проглоченный стон стиснул внутренности железом.
 -Нет… - он, наверно, весь побелел. – О господи.
 -Городская легенда, Гришка Водитель. Тело без рук и с выколотыми глазами. Звери, о которых предрекал Дед из Леса. Кстати, кто он?
 -Не знаю, - Витя по возможности игнорировал рвотные позывы, - Можете в Интернете посмотреть.
 Затворяющаяся дверь послужила соответствующим знаком: поклонившись, курьер вспрыгнул в лифт.
 Витя присел на краешек табуретки. Гришка Водитель, воистину легенда. Вот почему у него такое специфичное прозвище. Один, вероятно, незначительный персонаж, о котором – пара описывающих слов от старика.
 Звонок.
 Муха в паутине, ожидание смерти. Василиса Михайловна Комарова. Брат Бори – Рома. Дотянувшись до телефона, он взял трубку и набрал номер. На третьем гудке, лишившись сердца, бросил её на аппарат. Привет, Саш! Не в курсе, звонил ли вам человек, который неизвестно, жив или нет, после смерти твоего брата? А то я кое-что узнал…
 Витя распахнул дверь и вышел.
 На шее, как солнечные блики на воде, блестела цепочка.

 Руки – которыми он оказывал первую помощь людям на дороге.
 Глаза – которыми он всё это наблюдал.
 В кафе Витя сел за самый дальний столик. Умиротворяющая мелодия. Переливчатый ручеек голосов. Он заказал чай, пару бутербродов и круассан. Несмотря на то что домашний завтрак был вкусен и питателен, внезапный стресс возбудил аппетит. Раньше Витя не придавал значения одному странному ощущению, притупившемуся в карантин: ты почти подозревал, чем кончится этот день.
 Но мир сместился. Как в «Тёмной Башне».
 Теребя цепочку, Витя направился к выходу.  Что будет, если Андрей убьёт кого-то ещё?

 Демон спустился с небес, где, благодаря двум людям, замолвившим за него словечко, вновь обрёл место, и по-рыцарски пал на одно колено. Андрей, сидя за рулем новой машины, наблюдал за происходящим и заводил мотор. Пётр Прохорович предложил на какое-то время прекратить это. Андрей был не против.
 Витя столкнулся с заикающимся парнем на переходе. Тот, по договорённости, принялся «наезжать» на мальчика, тем самым наводняя его душу чёрной злобой, на которую буйно реагировал Демон. Пётр Прохорович и Андрей, вовремя понявших, что к чему, использовали сверхъестественное для совершенно естественных потребностей.
 Витя был сбит в 18.06. Его тело, сделавшее сальто, нашли на обочине: при падении оно подмяло под себя крест Бори и задело крест Вали.

 ***


 -Я видел номер машины, которая убила вашего сына, Ирина Сергеевна.
 В воспалённом мозгу матери закрутились подробности её беседы с Наташей. Всё повторяется.
 -Что… что вам надо?
 - Мы можем поймать этого ублюдка при условии, что вы заплатите мне необходимую сумму.
 Ирина Сергеевна шагнула в подступившую тьму.
 На другом конце провода, в ветхом доме на окраине леса, Андрей улыбнулся.
 Демон отправился домой.