Перестроился

Когда я прибыл в резиденцию уполномоченного Льва Львовича Козлова для получения справки о регистрации, меня предупредили в приемной:
— Лев Львович собирается прочитать вам лекцию.
Зная по опыту, что таковая вряд ли будет приятной, я сжался в комок и погрустнел.
Однако навстречу мне уже шагал сияющий белозубой улыбкой уполномоченный. Одну конечность он протягивал для приветствия, а в другой сжимал приготовленную справку.
— Поздравляю вас с регистрацией, — воскликнул он, но справку не отдал. — Садитесь, пожалуйста.
Пришлось принять приглашение.
— Я хотел поделиться с вами сокровенными мыслями, — заговорил он. — Они пришли мне в голову недавно. Кстати, как вы понимаете, что практически реализует принцип отделения церкви от государства?
Не давая мне возможности открыть рот, он воскликнул:
— Регистрация! Регистрация — вот что отделяет церковь от государства. И ежели эта церковь живая, верная Господу и преданная Ему, — она стремится к отделению Божьего от кесарева, то бишь к регистрации. Как ни странно, в последнее время я стал сильно переживать о деле Божьем. Тут мои интересы совпадают с церковными.
— Это отрадно слышать, — заметил я.
 Эта фраза еще более воспламенила его красноречие.
— Если раньше, — сказал он, — я стремился побольше зарегистрировать общин, особенно из сторонников Совета Церквей, то теперь в свете нового мышления я осознал: пусть они подождут! Они не созрели для регистрации! Только живая, духовная церковь достойна отделения от государства путем регистрации! А мертвая — пусть не отделяется, она еще подобно младенцу не созрела для самостоятельного существования.
— Но зачем вам мертвое, инородное тело? — поинтересовался я. — Или, по—вашему, государство тоже мертвая структура, а посему одно другому мешать не будет.
Тут Лев Львович, столь виртуозно занимающийся словесной эквилибристикой, несколько поостыл:
— Ничего не попишешь: перестройка. Пока противники регистрации не осознают, где Божье и где кесарево, и не поймут, что регистрация — это торжественный акт посвящения церкви Богу, — я им регистрации не дам. Будут со слезами просить — а я не разрешу!
— Так выходит, все от вас зависит?
— Разумеется, от меня! — с нескрываемой гордостью заявил уполномоченный.
— А церковь считает, что от Бога! — робко возразил я.
— Ну и пусть считает, — махнул он рукой. — Иллюзии все это, воздушные замки! Бог — на небе, а мы живем на земле. И надо мыслить земными категориями. Надо перестраивать свое мышление. И осознать, что регистрация — от Бога, и всякая власть от Бога! И что вся власть — Советам! Только так!
— Вы имеете в виду Совет Церквей, Совет родственников узников или Всесоюзный совет ЕХБ? — спросил я.
— Нет, — спохватился он, — я признаю только советы депутатов трудящихся.
— Но это же старое мышление.
— А все новое — это хорошо забытое старое! — победоносно заключил он. — Недаром еще Экклесиаст говорил: "Нет ничего нового под небом". Подумайте об этом. А пока — до свидания.
Я вышел из кабинета уполномоченного, размышляя о его новых, недавно созревших мыслях. Мне они представлялись несколько зеленоватыми и кисловатыми.
В руках у меня как верительная грамота, врученная послу иного государства, была справка о регистрации. И я подумал: ведь я — действительно гражданин другого, небесного государства, а он, уполномоченный — представитель земного. Он — посол кесаря, а я — Царя царей. И эта церемония, называемая регистрацией, и эта бумажка — всего лишь форма дипломатических отношений. Форма, но не содержание. А содержание таково: "Справедливо ли пред Богом повиноваться людям более, нежели Богу? "
У кесаря свой закон — конституция, у Бога Свой — Библия.