Моя встреча со львом

(Памфлет)

В Библии немало повествуется о волках, обижающих овец своим неумеренным аппетитом, вследствие чего от тех, как говорится, рожки да ножки остаются. Организуясь в клубы грабителей баптистов (КГБ), они стригут проштрафившихся овец, придирчиво осматривают их жилища. Овечья одежда не делает их вегетарианцами. Некоторым овцам приходилось встречаться с таковыми, но не многие уже смогут рассказать об этом.
О львах мы наслышаны меньше. Формально, они вместе с овцами, тоже являются "братьями по классу. млекопитающих", провозглашая, что человек человеку — друг, товарищ и брат. Однако, взрослея и формируя для себя задачу "что нам есть и что пить", они не ограничиваются только молочной пищей. Их меню становится разнообразным. Грозный вид, сила, а также гибкая кошачья способность подкрадываться к добыче заслуженно обеспечили львам репутацию царей в мире зверей. Тем более, что не каждый, отрастивший себе гриву, становится львом... Вот почему, когда мне объяснили, что меня жаждет, точнее алчет видеть Лев... Львович, я несколько затрепетал. Буду откровенным: я ни в коей мере не разделял мнения хвастливого зайчишки из михалковской басни: "Да что мне Лев? Да мне ль его бояться? Я как бы сам его не съел подать его сюда! Пора с ним рассчитаться!"
Будучи трезвым в своих суждениях, я осознавал какой опасности подвергаюсь, поскольку даже волки пресмыкаются перед львами. Поэтому не удивительно, что инстинктивной молитвенной просьбой, родившейся в моем сознании при этом извещении была: "Господи! Отведи душу мою от злодейств их, от львов одинокую мою" (Пс. 34,17). Кстати псалмопевец Давид, автор этой молитвы, опытный специалист по части раздирания львиной пасти, в Пс. 90,13 гарантировал верующему в Бога: "попирать будешь льва и дракона". И Даниил, попавший в ров львиный, и апостол Павел, боровшийся со зверями в Эфесе, и христианин, с ужасом проходивший между двумя львами из буньяновского "Пилигрима", калейдоскопически промелькнули в моей голове, когда я робко приоткрыл дверь с начертанной на ней надписью "Уполномоченный по делам религий".
Вспомнив, что "праведник смел, как лев", я собрался с духом и, действуя по принципу "клин клином вышибают", поинтересовался:
— Кто здесь Лев Львович?
И вышел мне навстречу благородный, представительный мужчина с протянутой рукой. Нет, он не просил у меня ничего, он приветствовал меня: — Здравствуйте! Это я! Не бойтесь! Садитесь, пожалуйста! Снова мрачные мысли замельтешили в мозгу: не успел порог переступить, а уже посадить хочет. Однако, доброжелательная улыбка, обнажившая его белоснежные зубы, меня успокоила. Он, обладающий удивительной способностью "разбирать по косточкам" законодательство и тем, кто его нарушает, старался рассеять страх у общающихся с ним овец. И, дабы его случайно не перепутали с тем, который "ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить", то есть, посадить, он, бил себя в грудь, уверяя:
 — Кто вам сказал, братья, что я неверующий? Просто с иудеями — я как иудей, а с язычниками как язычник. А какой я веры Бог знает! 
И для вящей убедительности возводил очи к небу.
Правда, червячок сомнения точил души некоторых скептически настроенных служителей:
— Лев Львович, что о нас скажут наши братья и сестры, созерцая, что мы с вами якшаемся?
— Что ж, Валерий Иванович, сокрушенно вздыхал он, — если вам нужно для поднятия вашего авторитета, чтобы я не ходил с вами в обнимку, а кусал вас — я готов пойти на такую жертву. Ради вашего престижа, конечно! Холодок пробегал по спине вопрошающего. Разумеется, нелегкой была шапка Мономаха.
Однажды, красноречиво убедив собравшихся братьев в необходимости свято чтить законы самого могущественного государства на земле, он столкнулся с откровенно-провокационным вопросом:
— Лев Львович, неужели сатана стал таким добрым, что уже готов покаяться?
Тот одарил наивного совопросника ослепительным оскалом белоснежных зубов.
В другой раз обсуждая проблему регистрации отделившихся, он произнес целую обличительную проповедь:
— Дорогие братья, когда я ехал в ваш город — в течение всего пути, на протяжении 120 км, я молил Господа о том, чтобы Он расположил ваши сердца к регистрации. И Он дал мне Слово, которое я вам прочту из Матфея 5, 14—16: "Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они, видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного". Я хочу обличить вас, братья, за то, что вы сковываете свет спасения от грешников. Поэтому и церковь ваша не растет. Кто ходит к вам в потаенные комнаты? Кто, спрашиваю, кроме работников милиции знает, что где вы собираетесь? Вы же совершаете преступление! Да не только против власти, а против Евангелия! Вы должны покаяться, братья. Более того, вы должны принести достойный плод покаяния, то есть, зарегистрироваться! Ведь нет ничего тайного, что не стало бы явным, а если не покаетесь, то всякое дело я имею в виду уголовное дело — мы приведем в суд, и ваши руководители пожнут то, что посеяли.
Его демосфеновскую речь буквально обезоружил коварный контрвопрос одного из присутствующих:
— А как Вы думаете — это будет на созидание церкви или на разрушение?
Он растерянно развел руками... Гибкость — вот что его неоднократно выручало в работе с такой группой населения, как верующие. Как-то, оказавшись в общине, где все дружно и единодушно склонились на колени, он, не ударив в грязь лицом, скопировал этот жест. Умилению окружающих не было границ. Авторитет возрастал пропорционально "смирению". Он сам понимал, что "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать". Впрочем этой способности явно не хватало атеистическому волку Сивухину, который, словно приклеенный сидел на стуле в то время, как проповедник предложил всем верующим засвидетельствовать свою веру вставанием. Сконфуженный безбожник, ставший мишенью для сотен глаз, сидящий в единственном числе в большом зале, как на скамье подсудимых, был вынужден, вроде провинившегося школьника, выслушать, бледнея и краснея, потрясающую проповедь. Эта проповедь, сконцентрированная по его адресу, напоминала о плачевной участи тех, которые столь фамильярно себя ведут. Потом он признался пресвитеру этой церкви:
— Ваши собрания стали проходить на высоте.
— Еще бы, конечно, "на высоте" — если ты демонстративно сидишь, а остальные стоят. К слову сказать, этот пресловутый преподаватель атеизма настолько поверил в Бога, посещая религиозные собрания, что стал буквально терроризировать на экзаменах попавших в его когтистые руки студентов:
— А ну-ка, докажи мне, что Бога нет! Бедняга, потея тщился это сделать и так, и эдак, однако наставник непробиваемо опровергал все доводы:
— Ты меня не убедил, что нет Бога!
Сокрушенно вздыхая, он любовно выводил "двойку" в зачетке незадачливого юного атеиста. В отношениях со студентами он руководствовался девизом: "Не столь важно быть металлургом, сколь атеистом". Варить сталь может только атеист, у которого не варит в голове. Когда оскорбленные студенты его за это поколотили, он обрел ореол страдальца за веру. За веру в то, что Бога нет... Но Лев Львович, напоминаю, не совершил этой опрометчивости. Он понимал, что приспособляемость — способ выживания видов. То же уразумел и коллега Сивухина — некий ректор университета марксизма, съевший собаку на этом деле, видимо — в качестве закуски к спиртному. Раскачиваемый "зелёным змием", он остановил проезжающий легковой автомобиль и заплетающимся языком обратился к своему верующему соседу — хозяину машины:
— Бог есть, только подвези до дому!
Отличный ход, ничего не скажешь: цель оправдывает средства! Но эти хищники веры и душ человеческих, повторяю, и в подметки не годились находчивому Льву Львовичу.
Однажды, трактуя законодательство с Библией в руках, он, разоткровенничавшись, сокрушался о том, что пока еще законоположение о культах не совершенно и поэтому не может стопроцентно удовлетворить всех верующих. Некто заметил, что — в противоположность несовершенному законодательству "закон Господа совершенен", а посему — не лучше ли им руководствоваться?
— Безусловно, Закон Божий совершенен и прекрасен! — воскликнул уполномоченный с таким неподдельным пафосом, что глаза исполкомовских секретарей буквально на лоб полезли от удивления, — но мы, люди, — продолжал он, — не столь "совершенны", чтобы этот совершенный Закон правильно уразуметь! Да, его изобретательность была поистине чудовищной!
А когда в телефонограмме известили, что меня хочет видеть уполномоченный по делам религий при Совете Министров СССР по Донецкой области сам Лев, — остальной текст мои производственные руководители, шокированные такой солидной должностью и таким грозным именем, помнили туманно, но испугались отчетливо, умоляя меня ехать к нему во избежание неприятностей. И вот такой человек приветствует меня, как брата, и увещевает не бояться его. Правда, подспудно гнездилась мыслишка: если говорит не бояться, значит — есть чего бояться? Но я отогнал ее, как назойливую муху. А он, вдохновившись, приступил к беседе:
— Мы вызвали вас (он имел в виду своего заместителя, сидящего рядом), чтобы преодолеть Ваши идеологические шатания и наставить на путь истинный. Должен пояснить Вам, в чем он заключается. Как только я стал читать Библию, мне стала ясной программа Царствия Божьего, и я понял смысл жизни человека на земле. Послушайте, что говорит Бог: "Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле" (Быт. 1,26). Вот оно — это ключевое слово — владычествовать! Иначе говоря — управлять! Мы призваны управлять. Он стал последовательно излагать мне, как это управление осуществлялось при первобытном, родовом, феодальном и капиталистическом строях! Тон его речи приобрел погребально-некрологический оттенок: рабы, крепостные, рабочие, угнетенные богатыми — таким было управление в прошлом...
Утомленный ночным дежурством, я мужественно слушал высокопоставленного собеседника, периодически кивая головой, пока не задумался: "Э, — думаю, — управлять мы должны… Но ведь говорил же известный персонаж из булгаковского романа "Мастер и Маргарита", что для этого необходимо составить план на несколько тысяч, в лучшем случае — на несколько десятков лет. А как может управлять человек, не ручающийся за свой завтрашний день? Ну, допустим, станет он управлять, распоряжаться другими и собою, входить, так сказать, во вкус, а тут — раковая опухоль, или поскользнулся и попал под трамвай. Вот тут–то его управление и закончилось. Так неужели он собою управлял так?"
В процессе этих размышлений я прослушал часть лекции своего просветителя, и он, очевидно, по отсутствию одобрительных кивков, заметив мою рассеянность, решил прозондировать внимание психологической паузой. Воспользовавшись ею, как брешью, я поспешил исправить неловкое положение:
— Лев Львович, у меня сложилось впечатление, что мало кому доступен такой глубокий богословско-социалистический анализ Божьего поведения, какой сделали Вы. Вы обогатили меня интересными мыслями, и я хотел бы развить их в своих проповедях. Могу ли я это сделать без обвинений в плагиате? Его чело расцвело добродушной улыбкой — видимо, понравился комплимент, — и он по-царски щедро снизошел ко мне:
— Пожалуйста, я дарю их Вам!
— Спасибо, только жалко, что смерть обрывает наше управление!
Эту реплику он пропустил мимо ушей, как откладывают кость при употреблении рыбы, и в радужно — оптимистическом тоне продолжил увлеченно рисовать картину управления при социализме и коммунизме. Глаза его заблестели.
— Христианство и социализм — это одно целое! Социализм представляет нам идеальные возможности для реализации  Божьей программы управления миром. А христианство и социализм, как близнецы-братья, вполне совместимы и солидарны между собой! — так, кажется, сказал товарищ Бычков на вашем съезде?
Спохватившись, он начал оправдываться:
— Да, я не оговорился. Его смело можно назвать нашим товарищем. Я еще не встречал такого руководителя верующих в нашей стране, который бы так правильно понимал свою задачу. И я советую Вам глубже изучить, основательно проработать доклад товарища Бычкова. Вы обязаны осознать, что церковь в нашей стране должна стать социалистической!
— Вы имеете в виду — "лаодикийской"? — с иронией сказал я. Выходит не за горами то время, когда верующих будут и в партию принимать?
Теперь уже на лице его заместителя от уха и до уха расползлась улыбка. Но Лев Львович был настроен серьезно:
— А что вы думаете? Если хотите знать мое личное мнение, то я считаю, что некоторых верующих можно переводить туда хоть сегодня. Здесь он уже пророчествовал, вроде Исаии, о том времени, "волк будет жить с ягненком, и лев и вол будут вместе".
Неужели приблизилось это тысячелетнее царство, когда мы с Львом Львовичем будем мирно сосуществовать? — промелькнуло в голове.
— Но не всех верующих это касается! — вразумлял он меня. Например, если раньше в Ватикане был "красный папа из белой страны", то теперь там заправляет "белый папа из красной страны"! С такими нам не по пути! Посчитав теоретическую часть исчерпанной, он перешел к практическим вопросам:
— Нас удивляет и опечаливает, — сказал он, как истинный борец за чистоту евангельского ученья, — ваша дружба с пятидесятниками. Что у вас с ними общего? Ведь их "язык" ничто иное, как пароль. Хочу поделиться собственным впечатлением. Был я недавно у них на собрании. При этом просил Бога, чтобы явил мне знамение "языков". И слышу молится он. Что он там говорил — я всего не понял, но отчетливо уловил три немецких слова: "арбайтэн", "киндэр" и "эссэн". И до меня дошло, что этот человек просит у Бога "работы", чтобы его "детям" было что "покушать". Я понял, что приобщился к этой благодати и этому духу, но публично претендовать на роль истолкователя, когда на меня все косо смотрели, я не дерзнул.
Это было рискованно. Выслушав эту исповедь, я уловил желание "сеять нас, как пшеницу" посредством взаимной неприязни и возразил:
— Не взирая на второстепенные догматические разногласия, мы все-таки — братья во Христе.
Он смягчился и поделился со мной своим упованием:
— Раньше мы воздействовали на верующих буквой закона. А сегодня мы стали духовнее, и руководствуемся духом закона как служителя не буквы, а духа. Конечно, закон не дышло — куда повернул, туда и вышло. Но толковать его можно по—разному, и я, как юрист, должен признаться: был бы человек, а статью мы ему всегда подберем! Но мы хотим кровопролития! Нам жалко бедных овец! И мы, придерживаясь бесштрафной и бестюремной (чуть ли не вегетарианской) диеты, увещеваем их с любовью регистрироваться и не нарушать законы. Только жаль — наверху некоторые консервативные руководители не убеждены в эффективности таких новых взаимоотношений с верующими. Они не верят, что такой подход дает добрые плоды. (Он, наверное, подразумевал плоды покаяния.)
Я внимательно посмотрел на него: синий костюм, красивый галстук — никак не скажешь, что это — "овечья одежда, в которой придут, чтобы прельстить". Нет, это не волк. Это Лев. Но он — добрый и деликатный, вникающий в нас и в учение. И я сказал ему, прощаясь:
— Лев Львович, пусть они не верят, они ведь — неверующие! А вы — другое дело. Вы ведь сами свидетельствовали о себе, что вы — верующий. Да не оскудеет вера ваша! Но вера без дел мертва! Он пошел обедать в исполкомовскую столовую, а меня отпустил... целым и невредимым домой. И я опровергаю ту молву, что страшно попасть ко льву. Ко льву — вегетарианцу.