Редкий дар

   Тьма сгущается, обволакивает, она всё тяжелее, всё глубже проваливаешься в эту тьму. Бесполезно кричать, никто не услышит, никто не хочет слышать, никто не хочет  иметь дело с этой тьмой. Тьма приходит за каждым, каждый день она поглощает миллионы, каждый день умирают тысячи, умирают без возможности выбраться из тьмы… Она опять пришла за ним, опять сгустилась, нежно, как самая искушенная любовница, она  забирала его. Он чувствовал, как погрузился в нее, он знал, что однажды, он не сможет бороться с ней, однажды он стает тем тысячным, который вскрыл себе вены, пытаясь выбраться из этого тумана.   
«День как день, только ты почему-то грустишь», - скривился как от зубной боли, из груди тихий стон.  День, каждый день – это борьба с собой, борьба с тьмой, иногда ему кажется, что тьма живая, она живет, она дышит, ее длинные тонкий пальцы обвивают его, иногда ему кажется, что  лучшей пары ему было не найти. Тьма….
Вновь затопили воспоминания, да, тьма любит подбрасывать новые воспоминания, воспоминания, где нет ее. Она будто мстит за то, что он был счастлив, за то, что не знал ее. Эти воспоминания убивают его, жестоко, разрывая плоть. Сцепил зубы, он сможет, сможет пережить, сможет забыть. Ехидная улыбка Тьмы, выбивает почву. Ему чудится ее шепот: «Жил? Радовался? Хорошо тебе было? Зато со мной не скучно! Думаешь сильный? Щенок! Я и не таких ломала, и не такие ползали на коленях, моля отпустить, выпрашивая себе милость. А я их убивала,  каждого, одного за другим. Слабые, сильные, вы все умираете со мной, вы все умираете во мне. Все». А он всё еще боролся, всё еще думал, что сможет, сможет жить, сможет справиться.  Трудно, с каждым днем всё труднее, с каждым днем….
«Больно мне, больно, да иначе  нельзя»
Ему было больно, ему было невыносимо больно, и он опять вспоминал, Вспоминал ее глаза, ее нежные губы, ее  улыбку, ее бешеную энергию, да, когда она была рядом, он не боялся тьмы, он точно знал, что тьма не подступится, пока есть она. Быть может осознание ее постоянного присутствия сделала его ленивым, сделало его более самонадеянным, быть может он начал думать, что  исцелился, что тьма, преследовавшая его с детства ушла, что он может жить. Теперь он и сам не понимал этих причин, причин, по которым он всё чаще уходит в воспоминания, причин, которые вернули тьму, причин, которые стерли ее из его жизни. Хотя нет, не так, она ушла сама. Ммммм, мучительно больно, опять воспоминания, он вспоминал, как она уходила. Вспоминал ее  зеленые глаза, утонувшие в слезах, видел, как больно ей дается каждое слово, но она говорила, она так тихо говорила, будто боялась, что   произнесенные  слова, упадут на пол и разобьются на миллиарды острых кусочков, ведь она разбивала их счастье.  Да, тогда он именно так и думал, думал, что она разбивает, разрушает, убивает их счастье, позже, когда пришла тьма, он начал понимать, что их счастье разрушил он, задолго до произнесенных ею слов. «Понимаешь, я так больше не могу, это слишком, слишком для меня. Мне просто не хватает сил, мне не хватает сил быть с тобой и в тоже время быть одной. Пожалуйста, не перебивай, только не перебивай меня. Я просто так не могу, я не хочу терять себя, но с каждым днем я чувствую, как ты разрушаешь меня. Быть может ты сам этого не чувствуешь, не понимаешь, но ты оставил мне так мало моего в этой жизни. Я растворяюсь, я растворилась в тебе, а ты, ты словно отчужденный. Я не понимаю тебя, ты смотришь мне в глаза, ты смотришь на меня, но ты не видишь, ты не понимаешь! Извини, пока, мне очень больно, и….я очень люблю тебя». Потом он часто вспоминал ее слова, пытался понять, что она имела ввиду, и не понимал, раз за разом он осмысливал, но…он не видел смысла в ее словах. А потом пришла тьма,  кстати, в чем-то он ей даже благодарен, именно тьма объяснила ему,  объяснила каждое  слово, произнесенное ею. И вдруг по-другому он оценил их жизнь, их счастье, свою любовь, он вдруг понял все свои ошибки, он вдруг понял, каким идиотом он был.  Странно, как он не замечал этого раньше, как не понимал, что ее надо любить, что ей нужна забота. Он вдруг понял, каким эгоистом он был, когда принимал все ее чувства, как само собой разумеющееся.
  А потом, потом он ей позвонил:
- Лика? Это я.
- Да?
- Лика, послушай, я идиот…
- Зачем ты звонишь?
- Я, я просто хочу сказать, что я всё понял!
- Что? Что ты понял?
- Я понял, какой я идиот!
- Я правильно понимаю, что ты звонишь сказать мне о том, что ты идиот?
- Да…
- Знаешь, а ты и впрямь дурак, пока.
- Подожди….
- Что?
- Можно я буду звонить?
- Только один раз, и только, если ты и вправду всё поймешь…

Гудки, частые, так много гудков, и опять остался горький привкус непонимания, он чувствовал себя ребенком, у которого забрали конфету, или собакой, которую незаслуженно пнули. Он же понял, он же позвонил, а она.
Сейчас он вспоминал те свои чувства и смеялся,  как оказалось и во тьме можно смеяться. Он так больше и не позвонил, хотя очень хотел, хотя каждый день он набирает номер ее телефона , он уже слышит гудки, и тут же опускает трубку обратно на рычаг. Он до сих пор не уверен, всё ли понял. А ведь времени прошло  уже не мало, уже три года. Уже три года тьмы, и из этой тьмы его больше не стремится никто спасать. Рядом нет человека, который бы боролся за него, и с каждым днем он всё явственней ощущает свою ненужность. «Всё жалеешь себя? Бедный, несчастный, как тебе плохо, - тихий шепот тьмы, мороз по коже, хотя он привык к ее шепоту, - а ты признайся себе в том, что ты трус, что ты самый обыкновенный рядовой трус. Что в тебе нет ничего примечательного, что она была лучшим в твоей жизни, и что ты можешь вернуть ее, ты можешь позвонить ей, но ты трус. Ты три года боишься собственной тени, ты называешь себя сильным, хотя ты трус. Ты не наложил на себя руки и думаешь, что ты необычайно крут? Нет, просто у тебя даже на это не хватает смелости», - тьма тоненько захихикала.
Он подошел к зеркалу: «Может она и права, может он просто трус», - но ему почему-то не нравилась эта мысль. И ему так давно хотелось признаться ей во всем, взял телефон, набрал знакомый номер, длинные гудки, учащенное дыхание, липкий страх:
- Алло? – незнакомый женский голос.
- А, извините, можно Лику?
- Лику ? А кто ее спрашивает?
- Это Андрей, она знает.
- Андрей, вы всё-таки позвонили?  Она ждала вашего звонка
- Ждала? Так вы можете ее позвать?
- Она ждала вашего звонка до последнего, она даже не разрешила позвонить вам, чтобы позвать на, -  девушка замялась.
- Позвать на что? – во рту пересохло.
- Андрей, она умерла полгода назад.
- Что?  Нет!
- Андрей, пожалуйста, она оставила вам кое-что…
Здесь я немного отступлю, невозможно передать его чувства, я просто не в с илах объяснить каково ему было в тот момент, когда он понял, что ее больше нет. Это нельзя передать. Просто невозможно. Было ли ему плохо, больно, страшно, горько….. было, но это не те слова. А слов, для того, чтобы объяснить человеческое  горе, просто нет.  Его можно только почувствовать. Как оказалось, у  Лики был рак, о болезни она узнала   года три назад, примерно в то время, когда она рассталась с Андреем.  Она сгорела за 2,5 года, но до последнего дня она ждала, что Андрей вновь придет, что он вновь появится в ее жизни. Незадолго до смерти она написала ему письмо, которое попросила передать, если он когда-нибудь позвонит. В письме была только одна фраза «...она обладала редким даром не существовать до тех пор, пока в ней не появится необходимость. Габриэль Гарсиа Дантес»
Я не знаю, как сложилась жизнь Андрея, мы никогда не виделись, но я часто вижу Лику, она-то и рассказала мне эту историю, а еще она сказала, что он всё-таки нашел способ сказать ей о своей любви. На ее памятники появилась гравировка: «Я очень люблю тебя. Прости, что не смог сказать тебе этого»…

2010 год


Рецензии