Смерть Алисы Селезневой

СМЕРТЬ  АЛИСЫ  СЕЛЕЗНЕВОЙ

Автор жалеет только об одном – о том, что Кир Булычев не дожил до написания этой новеллы.



Сотрудница Московского Института Времени – Алиса Игоревна Селезнева – возвращалась из самой интересной, хотя и не самой опасной своей командировки.  Ее дипломная работа (а в прошлом ноябре Алисе стукнуло 22 года, и она писала дипломную работу) касалась упоминаемого в романе Ефремова «Таис Афинская» Уранополиса – города счастья и справедливости.  Трехмесячная экспедиция в эпоху эллинизма не обнаружила Уранополис, но собрала множество интересных сведений о коммунистических утопиях Античности – этой предшественницы нашего СССР.  Багаж экспедиции со всеми сотрудниками и тремя переселенцами (одной из переселенцев была скифская девушка Динамия, которую ассистент Алисы Пашка спас от работорговцев в Трапезунте) уже благополучно отбыл в наше время, и лишь Алиса задержалась (ей не нашлось места в первом рейсе, а бросать собранные материалы пожалели) и отбыла в одиночку.  Запрограммированные устройства автоматически определили параметры полета, и в сотый раз Алиса чувствовала легкое, но приятное головокружение, будто проваливаешься в бездну, а бездна оказывается всего лишь кроватью.  Но что-то случилось с приборами: они – обычно уверенно показывающие преодоленное расстояние (бортовое время хронокапсулы рассчитывалось исходя из удобства для человека, и каждый полет занимал стандартные четыре минуты) – на сей раз стали вертеться, как стрелка компаса, попавшего в зону магнитных аномалий.  Пришлось нажать на экстренное торможение.  Капсула нашла подходящее место в пространстве, вошла в систему координат земной поверхности, дернулась и замерла.  Что-то пощелкивало, искрились контакты, неприятный запах расплавленных предохранителей свидетельствовал о серьезной аварии.  У Алисы не было хронотелефона, но на всем пространстве: от доисторических безжизненных пустынь архейской эры – до новейшей эпохи Большого Прорыва, когда была изобретена Машина Времени, по времени и пространству были разбросаны аварийные маячки, и потерпевшему аварию хрононавту оставалось лишь найти и активировать один из них.
Алиса выбралась наружу.  Хорошо, что ее синеватый комбинезон обладал термозащитой – снаружи было заметно холоднее, но снег лишь кое-где мелькал печальными хлопьями.  Она осмотрелась.  Окружающее пространство можно было бы назвать лесом, если бы не странный вид деревьев – низкорослые, покореженные, больше похожие на кустарник растения, без единого листочка; причем возникало стойко-неприятное ощущение, что листьев на них не бывает вообще – ни в одно из времен года.  Впрочем, заросли были достаточно густыми, чтобы скрыть все вокруг уже в двадцати метрах, лишь кое-где змеились тропинки, плакал мутный ручей.  Ни одной птицы или зверька.  Небо вверху трудно было описать.  Кажется, именно таким было небо в американских блокбастерах прошлого столетья о ядерной войне.  Но Алисин дозиметр (экспедиция, помимо всего прочего, еще измеряла естественный радиационный фон в III-II вв до н.э.) молчал.  Другой прибор – хронопространственный датчик показывал 2087 год, 12 апреля, а местоположение 25 градусов 27 минут 16 секунд северной широты и 28 градусов 1 минута 7 секунд восточной долготы – то есть то место, которое в 2087 году уже давно было частью Большой Москвы, и откуда – это Алиса помнила хорошо – открывался красивый вид на новый космопорт Подберезное.  Алиса еще раз включила датчик, - нет, ошибки не было: то же время и то же место.  В другое время Алиса, которая и раньше за словом в карман не лезла, а уж теперь вообще ради красного словца…  Но сейчас было не до шуток.  Единственным правдоподобным объяснением случившегося могло быть только «разветвление» - так бывалые хрононавты называли необъяснимое пока наукой явление: иногда хронокапсула не выдерживала напряжения временных линий и оказывалась в других развилках хода истории.  Эти развилки еще только начинали изучать.  Главную опасность составляли непрогнозируемые условия развития, это ломало четкие алгоритмы, и назад возвращались только единицы.  В бывшей Великобритании в начале века во времена женитьбы принца Уильяма и Кейт Миддлтон существовало целое полунаучное сообщество т.н. «альтисториков», которые плотно занимались этой темой, но все их архивы погибли после очередного обрушения американского Интернета.
«Да, - подумала циничная Алиса, - это я залетела…»  И засмеялась, потому что это напоминало неприличную «недетскую» карикатуру на нежелательную беременность.  Шансов вернуться назад практически не было.  Во-первых, для элементарного возвращения к точке развилки понадобилось бы привести в движение хронокапсулу, а это, во-вторых, было невозможно, поскольку новейшие хронокапсулы – в отличие от проходческих – действовали по принципу фуникулера, двигаясь по времени на линиях натяжения времени, а это потребовало бы как минимум строительства еще одной базовой станции и ее подключения к базовой станции 1000000-го года Земли.  Но Алиса – русская баба, которая, как известно, коня на скаку остановит, и не думала отчаиваться.
«Должны же здесь быть какие-нибудь разумные существа?»
Она микроминиатюризировала хронокапсулу (со времен съемок «Острова ржавого лейтенанта» эта технология значительно усовершенствовалась), положила ее себе в карман, достала оттуда плитку отличного горьковатого шоколада, съела ее и зашагала по тропинке уверенной походкой советского человека XXI века.

По небу трудно было даже определить, ночь сейчас или день.  Заросли, окутанные сиреневым туманом, не давали ровно никакой перспективы, и приходилось брести, как слепому по странному пространству, изрытому ямами и оврагами.  В одном из оврагов Алиса заметила сваленные кучей совсем недавние трупы множества животных: волка, черно-бурой лисы, трех белок, енота и каких-то хомяков.  Все зверьки были умерщвлены одинаковым ударом чего-то острого в область сердца, но замечались и другие раны, впрочем, не смертельные.  Это зрелище не сказало Алисе ничего, но закралась мысль, что все зверьки убиты человеческой рукой.  Оставался вопрос: зачем?  Это не было охотничьими трофеями.  Это было как… уничтожение… да, уничтожение! 
Не успела Алиса, как следует, осознать то, что увидела, сзади к ней подкрались и схватили четыре сильные мужские руки.  За ней следили с самого момента ее появления, крались в тумане и, улучив момент, кинулись сзади.  Ошеломленная увиденной гекатомбой Алиса не успела оказать никакого сопротивления, и вот уже ее руки в стальных наручниках.  Она все еще не видела пленивших ее, а грубая мужская рука тянулась к вороту комбинезона.  Алиса укусила руку и получила удар по переносице.  Рука все-таки расстегнула ей комбинезон, пошарила на груди и убралась.
--Креста на ней нет, - заметил владелец обшарившей ее пары рук.
--Жидовка?
--Да нет, вроде…
--Чурка?
--Не знаю.  Отведем ее к Отцу Параклисиарху.  Там дознаемся.
Наконец-то Алиса увидела их.  Оба – бородатые мужики, одетые в какие-то обноски – полный ералаш с точки зрения истории костюма.  На одном было что-то вроде боярского кафтана XVII века, зато на другом – очень поношенная американская бейсбольная шапочка с надписью «I love N-Y».
«Это уже кое-что», -- подумала Алиса, -- «такие шапки производили лет сорок назад, не позже.  Говорят по-русски.  Искали на мне крест…»
Алисе вновь стало не по себе, когда она вспомнила всю историю с Островом ржавого лейтенанта, которая началась вот почти что также: какой-то старик (на самом деле робот-киноактер) вышел из временной дыры, и она вот также испугалась.  Но тогда вокруг нее была огромная Москва, а здесь…
--Кто вы? – Алиса впервые подала голос.  До этой секунды она лишь с ужасом смотрела на двух, заметно похожих друг на друга мужиков.
--Гляди-ка, по-русски говорит!
--Мало ли что по-русски говорит.  Жидовки все по-русски говорят, собаки.
--Да, нет, не жидовка она…
--А! понял.  Это же безбожница.  Все сходится: появилась из сатанинского всполоха, говорит по-русски, креста на ней нет!
За время этого диалога Алиса внимательно рассмотрела обоих потенциальных противников.  Оба дюжие, но неловкие, из оружия – только большие рогатины с заостренными концами.  Руки Алисы скованы наручниками, а ноги-то свободны.  Но ей не везло.  Тотально не везло.  Выпад оказался неудачным, мужики отскочили, а один из них умудрился сделать ей подножку и пребольно ударил почти в промежность тупым концом рогатины.  Ноги Алисы сковали второй парой наручников, которые резали лодыжки (для этого пришлось ее разуть), привязали к рогатине и понесли, как охотники еще в палеолите носили крупного зверя.  Добыча.
Мужики не пытались вступать с ней в разговор, лишь переговаривались между собой.
«Значит, они видят во мне какое-то животное…  Что же случилось с миром?»
В Алисе, при всем трагизме ситуации, проснулось любопытство исследовательницы.  Она уже поняла, что находится в некоем параллельном мире.  Оставалось запастись хладнокровием и ждать продолжения.  Алиса своим особым чутьем чуяла, что ее несут к кому-то более адекватному.

--Не согрешила ли ты ношением короткой юбки или облегающей одежды?
--Согрешила, батюшка.  Каюсь…
--Не согрешила ли ты использованием косметики и тем, что следила за своей внешностью?
--Батюшка, а что такое косметика?
--Дуреха!  Молчи!..  Что надо отвечать?
--Согрешила, батюшка.  Каюсь…
--Вот то-то же, голова твоя садовая!..
Вот таким образом Отец Параклисиарх исповедовал свое малое стадо.  Он восседал у алтаря небольшой рубленой деревянной церквушки, а перед ним на коленях стояли четырнадцать юниц в балахонах из мешковины, опустив глаза долу.  Их духовный отец живописно сочетал в своем наряде архиерейскую пышность со старческой скромностью.  На груди красовался крупный крест.  Черная ряса священника не вязалась с большой епитрахилью и ярким поясом.  Костюм Отца Параклисиарха дополняла длинная цепь, одним концом защелкнутая на обруче вокруг его левой ноги, а другим – соединенная с ошейником.  В ошейнике сидел престарелый еврей отталкивающей наружности в древнееврейском костюме XVII века.  Всем своим видом еврей выражал свое полное отстранение от происходящего в православном храме: прикрыв глаза, он покачивался и творил молитвы.  Отец Параклисиарх, немного похожий на Серафима Саровского, был серьезен и строг лицом, как и подобает старцу, исповедующему грешниц.
Кто-то вошел в Храм и крикнул:
--Отец Параклисиарх, тут Степка с Парамошкой поймали какую-то девку.  Говорят, из сатанинского пламени явилась над могильником.
Как не желал Отец Параклисиарх сохранить подобающую случаю чинность, он вздрогнул, махнул – нет, не епитрахилью, а всего лишь рукой – исповедующимся: после продолжим, и заторопился к выходу.  Еврей следовал за ним, но на полной длине цепи – приближаться ему запрещалось.  А снаружи пойманная Алиса рассматривала жителей пустыни, а они рассматривали ее.  Вся пустынь состояла из трех дюжин изб, кузни, каких-то хозяйственных построек и церквушки со звонницей.  Около сотни мужиков, баб и детей (мужчины – особе, женщины – особе, разделенные холщовым саваном) окружили Алису и с боязнью рассматривали подозрительный комбинезон, на котором у воротника виднелся флаг СССР с серпом и молотом. Мужики заняли угрожающие позы, готовые в любую минуту вновь схватить ее, но при этом не сняли с нее наручников.  Ноги онемели, но Алиса нашла в себе силы внимательно рассмотреть все вокруг себя и отметила удивительную вещь: нигде не было видно ни загонов для скота, ни каких-либо признаков земледелия (мельницы или чего-то вроде того).  Впрочем, недостающее могло прятаться в сиреневом тумане, который плотно обступал пустынь, цепляясь за корявые ветви фантастического леса.
Тот, кто привел Отца Параклисиарха посмотреть на необычную пленницу заслуживает особого описания.  Его костюм резко контрастировал с окружающими.  Ни дать – ни взять русский студент времен Достоевского.  Это нечто достоевское веяло от него во все стороны.  Его лицо – лицо князя Мышкина (Алиса ведь на первом курсе писала работу на тему «Пореформенная Россия в фантазиях и реальности») было одновременно лицом мышкинского побратима – Рогожина.  Без сомнения он мог пожертвовать своей жизнью во имя добра и любви, но столь же, несомненно, мог зарезать не только на большой, но и на малой дороге, причем зарезать жертвенно и самозабвенно.  И в то же время он очень напоминал Алисе ее вузовского преподавателя русской литературы Арсения Михайловича Гамарника – тихого интеллектуала, заблудившегося в дебрях смыслов настолько, что практичным студентам приходилось выводить его оттуда.
Персонаж Достоевского уже был в курсе дела:
--Вот, смотрите, Отец Параклисиарх.  Вот она.  Появилась из адского пламени.  Девка, а одета не по-женски.  Говорит, вроде, на русском.  Дерется ногами.  Креста на ней нет.  Не жидовка и не чурка.
--Жиды – это не жиды.  ЖИД – Живой Инструмент Дьявола, -- изрек Отец Параклисиарх, а прикованный к нему еврей из лояльности закивал.
--Безбожница, может…
--Кто такая? – сурово спросил Отец Параклисиарх. – Во Христа Веруешь?  Царя Чтишь?
--А вы кто такие?
--А вот это, юница, невежливо с твоей стороны – отвечать вопросом на вопрос, тем более, когда со старшими разговариваешь, -- персонаж Достоевского как-то сразу постарел лет на двадцать, и на его лбу обозначились морщины.
Алиса зажмурилась.  Это сон, этого не может быть!  Выйдя невредимой из стольких переделок в эпоху эллинизма, так нелепо попасться!  Ее единственное оружие – бластер выпало из рук, когда она увидела яму, наполненную умерщвленными зверьками, и схватившие ее не обратили на него внимания.  А если попытаться?  Ведь люди всегда были людьми.  Во все времена и у всех народов.
--Я – Алиса Селезнева.  Я живу в Москве.
Это удивило присутствующих.  Какая-то хмурая баба старых лет перекрестилась:
--Имя какое-то нерусское.
А Отец Параклисиарх рассердился:
--Что ты брешешь!  Никто в Москве не живет.
Но персонаж Достоевского стал что-то нашептывать ему на ухо.  Алиса напрягла слух, но ничего кроме «…так ведь жиды там… Патриарх Жидовский окопался на Поклонной горе в синагоге… Царя не чтут…» не расслышала.
Прикованный к Отцу Параклисиарху еврей тем временем справил малую нужду.
--Ты – жидовка? – спросил Отец Параклисиарх. – Отвечай!
--Нет.  Я – не жидовка, -- Алиса Селезнева решилась на последнее средство. – Я пришла со звезд.  Мои друзья следят за мной и могут испепелить вас всех, если меня не отпустите.
Алиса еще не договорила фразу, как поняла: и это не подействует.
--Врешь, диаволово семя.  Не со звезд ты! – как-то тонко по-бабьи заверещал персонаж Достоевского и, подавшись вперед – так, чтобы никто не мог его услышать, произнес тихо.—Говори, что ты жидовка из Москвы,-- в его глазах неожиданно блеснул интеллект: типа, вижу я тебя, ведьму, насквозь…
Алиса Селезнева замотала головой.  Персонаж Достоевского опять зашептался с Отцом Параклисиархом: «…не смущать народ… провести розыск…»
--Идите собе, чада, -- обратился ко всем Отец Параклисиарх.—Мы ее разыщем, и если она жидовка, чурка или безбожница – в огонь ее.
Алису очень не обрадовало это предсказание, но выбирать не приходилось.  Два мужика вновь взяли на плечи рогатину, к которой ее привязали, и понесли в небольшую пристройку к церквушке.  Здесь жил сам Отец Параклисиарх.  В чистой светелке горела лучина, из печи шел жар, а на полках – какие-то книги в кожаных переплетах.  Но Отец Параклисиарх и все остальные (за исключением еврея) первым делом перекрестились на большой красивый иконостас в красном углу.  Алису сняли с шеста, но крепко привязали к чему-то напоминающему…  Нет, Алиса никогда не видела это, но Пашка ей рассказывал, что в прошлом – в странах капитала у некоторых буржуинов было такое садо-мазо-извращение – привязывать кого-нибудь к стулу определенной формы и хлестать плеткой.  Кстати, плетка у Отца Параклисиарха была.  Когда в светелке остались лишь он сам, прикованный к нему еврей, персонаж Достоевского да Алиса, Отец Параклисиарх откашлялся и строго спросил:
--Отвечай, кто ты?  И как сюда попала?
Тут дознание прервали.  В дверь постучал, а затем вошел какой-то новый человек и, держа за хвост крупного бобренка, поклонился Отцу Параклисиарху, перекрестившись на образа:
--Авва-отче, благослови.  Поймал еще одного Зверя.
--Ну что вы меня по пустякам дергаете,--вдруг захныкал Отец Параклисиарх,--поймал, так неси сюда. 
Отец Параклисиарх взял из рук принесшего бобренка и торжественно произнес молитвенную формулу:  «И схвачен был Зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою!»  При этих словах Отец Параклисиарх убил зверька точным ударом ножика в область сердца.  Все присутствующие (опять за исключением еврея и Алисы) перекрестились.  Будничный обряд завершился тем, что Отец Параклисиарх, сопровождаемый прикованным евреем, вышел вслед за принесшим бобренка на крыльцо и стал ему объяснять, куда девать трупик.  Алиса еще раз осмотрела светелку.  И опять не обнаружила ничего, похожего на пищу или хотя бы ее полуфабрикаты.
--Что же они едят? – невольно вырвалось у нее.
--Что мы едим? – переспросил персонаж Достоевского.—Манну Небесную, которую посылает нам Господь Наш.
--А из чего же вы делаете манку?
--Вот дурища!  Откуда ты только такая взялась?!  Манна Небесная с небес падает.  У реки все скалы ею покрыты.  А мы, недостойные рабы Божьи, ее собираем поутру.
Алиса никогда не была гением, но даже она сразу же догадалась, что такое Манна Небесная.  Помет каких-то птиц – вот что.  Но это было уже не важно.  Сильная девушка, немного манерная, снобистски настроенная, интеллектуалка до мозга костей, она в этот момент почувствовала странную усталость, у нее появилось ощущение, что все напрасно. Что у нее нет выхода.  Нет, Алиса не боялась смерти – ведь она читала Вернадского, и относилась к смерти аналогично.  Но ее глубоко возмущала наглая самоуверенность этих религиозных сектантов, которые смотрели на нее свысока.  «Дурища!»  Это надо же так попасть!  Время реально ветвится.  Институт обнаружил уже не менее сорока развилок – в этих зонах ставили стабилизаторы, но такого варианта еще никто не находил, и даже теоретики не могли предсказать.
--А вы думаете, кто я? – спросила она.
--Ты – безбожница.  Я сразу это понял.  Вот твоя печать сатанинская, -- персонаж Достоевского щелкнул пальцем по советскому флагу на воротнике ее комбинезона. – Только это странно – откуда ты взялась?  Мы ж давно всех безбожников ликвидировали…
В сопровождении прикованного еврея вернулся Отец Параклисиарх, опять придал своему лицу строго-серьезное выражение.  Алиса, которой терять было уже нечего, швырнула ему в лицо:
--Я из другого мира.  У нас все по-другому.  У нас нет религий.  Никаких.  Только душевнобольные бывают верующими.  И их лечат.
Отец Параклисиарх побагровел, будто разом оскорбили всех его близких родственников:
--Из какого мира??
--Из нормального.
Еврей полюбопытствовал:
--А евреи есть в вашем мире?
--Есть, но они тоже – нормальные люди.
--Что ты называешь «нормальным»? – насмешливо спросил персонаж Достоевского.
--У нормальных людей не принято убивать зверей, кроме охоты.  Но мы даже не охотимся на них – их и так уже мало осталось.  Мы фотографируем их, и охраняем.  А для питания у нас есть фермы и рыбозаводы.
--Значит, и Поста не держите..,-- прошептал Отец Параклисиарх.
-- Отец Параклисиарх, они же сатанисты!  Они зверей охраняют!  А ведь звери – образы Зверя!  Из Бездны!
Отец Параклисиарх почувствовал, что близок к обмороку.  Он не забыл, как столкнулся тридцать лет назад лицом к лицу со сбежавшей из Московского зоопарка и одичавшей в подмосковных лесах самкой макаки – она оказалась дьявольски похожа на Отца Параклисиарха.  При виде такой хулы на Образ Божий Отец Параклисиарх приказал всех зверей отлавливать и предавать смерти во славу Бога Истинного – Спаса Нерукотворного.  И Отец Параклисиарх не стал молчать:
--Вы – богоотступники!  Вы отреклись от Истины!  Вы обречены на Погибель Вечную!  Без Бога!  Значит, без Жизни Вечной.
--Да, -- как-то не торжественно закивал персонаж Достоевского, -- раз вы отреклись от истинной веры, вы обречены на погибель.  Бездуховность, аборты, пьянство, разврат, бессмысленный смех, преступность – все это ваши безбожные промыслы.
--Они семьдесят лет насиловали Русь Святую!  Но Господь хранил ее!  Да, Он попустил немецко-фашистской Германии напасть на нас, но Он же и привел нас к победе над фашистским Зверем в Его Логове.  И двое воинов Христовых – русский православный инок Егоров, а также сын грузинского священника Кантария водрузили в День Поминовения Усопших Православный Крест на каталицкий рейхстаг!
«Кое-что стало понятно: если семьдесят лет, то значит, развилка была в 1987 – сто лет назад», -- думала Алиса, и ее взгляд стал жестким:
--Все религии – дерьмо!
Отец Параклисиарх и персонаж Достоевского на минуту даже онемели, и тут голос подал прикованный к Отцу Параклисиарху еврей:
--Вы, конечно, будете смеяться, но иудаизм – это не религия.  Это – Истина.
Алиса смерила его презрительным взглядом:
--Я могу согласиться, что свое – отечественное – дерьмо пахнет лучше импортного, но от этого дерьмом быть не перестает.
--Это же антисемитизм! – взбеленился еврей и натянул цепь.—Она – антисемитка!  С нею надо бороться!
--Молчать, собака! -- Отец Параклисиарх все-таки хлестнул его плеткой (надо же хоть на ком-то зло согнать).—Она изрыгала хулу на Духа Святого.  Не простится ей ни в сем веке, ни в будущем!
Расчет Алисы был прост до гениальности.  Она доведет ярых мужей до белого каления – ее приговорят к смерти – она попросит о последнем одолжении: развязать руки – ей это позволят (конечно позволят – персонаж Достоевского все время сверлит глазками ее фигурку – монашек чертов!) – она выхватит из кармана комбинезона микроминиатюризированную хронокапсусу, нажмет на особую кнопку, в секунду увеличит ее до нормальных размеров (какая-то часть светелки при этом разрушится) и, воспользовавшись всеобщим смятением, попробует привести ее в действие – переместиться нужно ровно на сто лет назад, - а там есть аварийный маячок, к тому же она бывала в 1987 году, и все ей знакомо.  Но Алисе сегодня продолжало катастрофически не везти.  И то, что лихо проделывают персонажи Пола Андерсона, у нее не получилось.  Вместо смертного приговора Алису Селезневу обыскали.  Хронокапсула – размером с портсигар – привлекла внимание персонажа Достоевского:
--Это что?
--Игрушка любимая.
--Доигрались своими машинками!  Что вы с природой сделали, сатанисты?!  Один туман и мертвый лес…
И персонаж Достоевского закинул микроминиатюризированную хронокапсулу под лавку – там она и сейчас валяется.  Другая вещь – необычная гемма с изображением прекрасной полуобнаженной богини, которую Алиса везла с собой как сувенир из Пергамского Царства, очень не понравилась ни персонажу Достоевского, ни еврею:
--А это что за срамота?
--Это из Пергамского Царства.  II век до н.э.
--Опять врешь!  И не краснеешь!  Не было такого!  Человечество жило до IV века в первобытном состоянии, а потом пришел Христос и создал цивилизацию.  А всю эту языческую погань навыдумывали каталики.  Еврейский заговор против России.  И дарвинизм евреи придумали.  Чарльз Дарвин – жид.
Прикованный к Отцу Параклисиарху еврей с готовностью закивал головой:
--Да-да-да.  Дарвин был евреем.  Его мама – криптоиудейка.
«Ну, это уже чересчур», -- подумала Алиса.  Неизвестно, что об этом подумал Чеширский Кот, но при воспоминании о своем любимом мультике Алиса непроизвольно улыбнулась.
--Че лыбишься, дура!?..  От дуреха!  Смотрю я на вас – безбожников – и сердце кровью обливается.  Вот ты – здоровая умная русская баба.  Могла бы мужа у Господа вымолить, детей бы Господь послал: мал, мала, меньше.  Или пошла бы в монастырь – грехи мирские замаливать.  А ты?  Одела неприличное женскому полу одеяние и подпустила к себе Сатану.
Дознание опять прервали: в дверь почти без стука протиснулась рябая баба не то двадцати, не то сорока лет в туго повязанном платке и бухнулась на колени перед Отцом Параклисиархом:
--Батюшка, благослови…  Спаси!  Муж мой опять ко мне пристает – распутник!
--Я ж ему – бесу – запретил в этом году!  Он приступал же к тебе на Масленной.  Иди, жено, я с ним потолкую.
Алиса усмехнулась и – насколько позволяла привязь – пожала плечами:
--Но ведь это естественно.  Он ее муж.
Персонаж Достоевского назидательно заметил:
--Это у вас – безбожников – естественно.  Как скоты живете поганые.  А православный человек может быть сверхъестественно.
--А по мне – так лучше уж одной быть, чем таких как вы – в мою с мужем постель пускать.
--Вот она – большевистская геенна!  Растлили вы Русь Святую.  До 1917 года ни один православный человек больше, чем раз в год не осквернялся.  А когда пришел педераст – Царь ВИЛ (Ульянов-Ленин), вот что писать стали.  Вот свидетельство! – Отец Параклисиарх ловко выудил из книжки на полке старую-престарую газетную вырезку из американской газеты 1920-х гг. и помахал ею перед Алисой.  Она успела прочесть: «In the Soviet Russia bolsheviks have entered a generality of wives…»  И ей опять вспомнилось, как в шестом-бэ классе прошлого века она поражала всех своими детскими познаниями.  Счастливое детство!..  Куда это все ушло?..
А Отец Параклисиарх распалялся:
-- Ведь все понимают, что красную гадину уже сдавили фронтами и могли уже призы выставлять для полков, – какой первый придет в Москву.  Но!  Жиды принесли Царя и Семью Святую в жертву!  И Все!  Откатилась белая армия, не считавшая себя белой.  Она была насквозь революционная – февральская!  И что бы было, когда она взяла бы Москву без Царя в голове колонны?  Она бы так же как сегодня стала, распродана с молотка!  Удерживающий был отъят!  Апостол Павел о Царе тогда еще писал!  Вот события 18 года – когда был убран занавес железный – МОЛИТВЕННИК ОДИН ЗА ВСЮ РУСЬ!  Испанка – сотворенная в Америке скосила только на Руси 2 миллиона, тех, кого привили!  А кто не привит был, - выздоровел.  Но народ не понял, что его так убивают!  В Палестине возникли поселения жидов, которые стали отвоевывать у англичан землю, которую Бог отнял у них за Его убийство и продажу!  И рухнуло все!  Народ перестал соображать!  И сейчас он не соображает.  Ему представят «помазанника» - похожего на Царя.  Срежиссируют чисто по дьявольски – иезуитски.  Скажут – мы обрели Царя!  Хитрость великая готовится!
Что было на это возразить Алисе?  Но она напряглась как японская женщина самурайского сословия, ведь смерть – не повод терять человеческое достоинство:
--Вы тут все с ума посходили!  Ты из какого дурдома сбежал, дядя?  Разум!  Я из царства разума!  А вы – сами друг друга поубиваете, если еще не поубивали.  На нашей Земле – миллиарды людей!  А у вас тут сколько осталось?  Три десятка избушек на курьих ножках?
--Разум? – насмешливо переспросил персонаж Достоевского.—Что такое разум?  Кого и когда разум этот твой спасал?  Вера – вот чем жив человек.  Нет другого пути!  Если ты усумнишься хоть в одном догмате веры, хоть в одном слове Писания, - все разрушено!! ты – безбожник!
Алиса читала Солженицына (кстати, он на нее впечатления не произвел) и продолжила буриме:
-- Вот так вы и отталкиваете людей!
Тут удар колокола возвестил о начале вечерни.  Отец Параклисиарх, не попрощавшись ни с кем, пошел в предбанник переодеваться в подобающее облачение, и еврей, прикованный к нему, тоже уплелся.  Алиса и персонаж Достоевского остались наедине.
--А что в Москве сейчас? – поинтересовалась Алиса.
--И не спрашивай…  Там РПЦ Жидовского Патриархата, они покойников из могил выкапывают и жрут.  Туда прилетели инопланетяне из созвездия Тельца и всех заставили прививки сделать.  Тебе еще повезло, что на нас нарвалась.
--Почему это?
--В Москве одни педерасты остались.  Жидовский Патриарх – первый педераст.  Мы его не поминаем на литургии.  А народ – кто где спасается.
--Почему «жидовский»?
--А они там с каталиками в унию вошли.  А каталики – все жиды.  «Каталицкий держит крест И постами мясо ест».
--Но ведь ты же умный, образованный человек.  Неужели ты не понимаешь, что все это игра?  Глупая игра.  И выигравшему достается мешок с битыми черепками.
--А хоть бы и так.  Не отступлю я от Истины Православия!  Готов быть среди ошибающихся, но с Богом, чем среди правых, но без Бога.
--А что в остальном мире?
--Не знаем.  Зомбоящика мы не держим.  Православные радиостанции все заглохли.  Газет не читаем.  Разве кто придет сам – и такие страсти рассказывает!
--Но как это все у вас произошло?
--Вот и я спрашиваю – как такое могло случиться?  И это после падения безбожного совдеповского режима, когда стала мало-помалу возрождаться Церковь.  Когда вновь зажегся огонь благочестия...
--Но погоди!  Ты же образованный человек.  Вспомни школу: дважды два – четыре, до Солнца 149600000 километров.  Волга впадает в Каспийское море.  Пушкин в качестве прототипа Евгения Онегина избрал своего друга – Чаадаева.  В нашем мире Земля существует миллиарды лет, человек произошел от обезьяны, Софокл сочинял прекрасные трагедии, в 1917 году возникло первое государство всеобщей справедливости, а в середине XXI века мы построили коммунизм и...
--Это родители-вы****ки во всем виноваты!  Они выбрали для детей светскую этику.
--И от этого весь ваш сиреневый туман?
--То жиды напустили.
--Странное объяснение…
--Ты, молодуха, простых вещей не кумекаешь.  Всегда, люди наши, да и не наши, ходили в головном уборе.  Это сегодня стало так, что народ весь без крыши на доме Святого Духа.  А раньше все мужики, еще до 70 годов носили летом кепки, шляпы и так далее.  О женщинах вообще молчу.  Они всегда были в косынках.  Это ведь их венец еще на земле.  А кто из них без него, то это хождение по краю Ада.  Родничек на голове у младенца – это нам откровение, что мы бутылка – сосуд с отверстием!  И отверстие надо держать с крышкой.  Как колодец должен быть закрыт, так и человек головным убором показывает, что его крышка на месте.  Жиды это прекрасно помнят и знают, вот только дух другой…  Я, например, не выхожу на улицу без фуражки или кепки.  А вот наша молитвенница, Пелагея Рязанская, говорила, что в последнее время, если женщина без платка (причем завязанного узлом внизу, чтобы был платок тремя концами – во Имя Троицы), то будут те страдать раком и болью головной…
У Алисы родился смелый план: взять персонажа Достоевского в сообщники, освободить руки, достать хронокапсулу, увеличить, забраться туда и попробовать все же привести в действие, если не поврежден аварийный блок.  Но ей опять не повезло.  До чего же не повезло!  Персонаж Достоевского мало того, что раздевал ее взглядом, решил приступить к более решительным действиям и уже дотронулся до ее плеча.
--Я сейчас заору!
--Ори! -- персонаж Достоевского был уверен, что русская баба орать не станет.
И Алиса заорала.  В светелку вбежали два давешних мужика – Степка с Парамошкой, которых Отец Параклисиарх предусмотрительно поставил на часах.  Но персонаж Достоевского и тут вывернулся:
--Заколдовать меня хотела, сука!  В клетку ее.  А утром – в огонь.  Колдунов всегда жгли.  От мирской скверны враз очистится.

Ночью Алиса спала плохо.  То и дело просыпалась.  В клетке слева слышалась какая-то возня, и раздавались всхлипывания.  Отец Параклисиарх исправно служил весь суточный круг богослужения, и это тоже не давало уснуть (клетки стояли неподалеку от церквушки).  Наконец, он раздал всем прихожанам Манну Небесную, и все утихомирилось.  Алиса осталась наедине со своими мыслями.  Как жалко погибать в 22 года!  И не на отдаленной планете, где папа ее, бывало, рисковал жизнью, охотясь на тигро-крыссов, а здесь – под Москвой – в каком-то дерьмовом закоулке человеческой истории...  Прощай Москва, прощай друг Пашка...  Нашел себе хорошую девушку.  Умную и красивую.  А ей – Алисе – судьба быть сожженной под аккомпанемент нашептываний и причитаний...  И все это гадко, мерзко – все-все-все: от их высокопарных рассуждений о спасении верой до прикосновений сопящего и потного мужика, обидчивого как павлин.

Утром (хотя какое утро? лишь бледное солнечное пятно уныло просвечивало сквозь вечный туман) оказалось, что Алиса не единственная кандидат на сожжение.  Из клетки слева вытащили стройного красивого парня кавказской наружности, крепко связанного по рукам и ногам.  Но рот ему завязать почему-то забыли, и он – терять-то все равно уже нечего – подал голос:
--Шайтаны!  Вы всегда зло делали верным Аллаху!  Наши за меня отомстят.  Мы и так уже ваших подстилок поимели!  Свиноеды дерьмовые!  Бездуховные твари!  Я, мученик, в раю буду, а вы...
Стоящий рядом Отец Параклисиарх не выдержал:
--Чурка!  Муслим вонючий!  Я сам твою маму поимел...  Лично!
Мусульманин просто взвыл от злобы и бессилия, а прикованный к Отцу Параклисиарху еврей добавил, глумясь:
--Твой Мухаммед сам свинья: хрю-хрю!
На это мусульманин отвечал со злорадным смехом:
--Наши джигиты твоих всех перебили.  Ты последний, тварь жидовская!
--«…ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей…», -- этими словами Отец Параклисиарх подвел итог диалогу трех вер, и мусульманину завязали рот, а еврея слегка стегнули плетью.
Само сожжение Алиса не видела, клетка стояла, развернутой в другую сторону, но слышала последний вопль, которым мусульманин, выплюнувший, наконец, кляп, огласил окрестности.  А потом пришли за Алисой.  Той же компанией.  Прикованный к Отцу Параклисиарху еврей, который вчера во время обыска ухитрился украсть найденную в ее кармане последнюю шоколадку в обертке с портретом Петра Первого и быстро съел ее, сказал ей на прощанье:
--Ваш Петр Первый был юдофобом.  Он недостаточно боролся с антисемитизмом, -- и кинул в нее оберткой от шоколадки.
Алиса Селезнева лишилась чувств.
Если бы это было литературное произведение, по закону жанра, вот именно здесь должен появиться Таинственный и Всесильный Прекрасный Незнакомец, который разметает всех, как испуганных поросят, и освободит Алису.  Но чуда не произошло.  Никто не появился.  И Алиса Игоревна Селезнева была сожжена живьем на костре в Подберезовской пустыни Русской Православной Церкви Московского Патриархата 13 апреля 2087 года.


Рецензии
А мне понравилось. Хорошо пишете. Жаль, мало.

Вячеслав Вячеславов   20.12.2012 18:32     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.