Как боливийская награда, нашла своего героя, по-ру

          Махая фуражкой, Смаковский пробирался сквозь пробку вяло текущего строя легковушек. Поленился идти к «зебре». Так было надо. Он махнул прямо к магазину через три ряда машин.
 
           … Черный «Мерседес» шел по разделительной полосе, за ним неслась «Десятка» ДПС.

           Встреча водителя «Мерседеса» с подполковником была столь неожиданной, что водитель вильнул влево. Бампер «немца» встретил ногу Смаковского и подполковник, с «вертушкой» Ван Дама, взлетел. Что-то под его ногами бахнуло, и он рухнул на асфальт. Препятствий больше «Мерседесу» не было. С разбитым лобовым стеклом, на всей скорости он въехал в плетущийся к светофору встречный ряд.

           … Позже, Смаковский вспомнит бегущих к аварии оперативников.

           Память.

           Знать и помнить.

           Этот дар и знания к нему вернутся через три дня в госпитале. После того, как придет в сознание. И оно, сознание, будет рвать «поручика» напополам.


       ___________________________________________________


           Глория Леонидовна сидела в мягком кресле «японки».

           В марках машин она не разбиралась, но «европейку» от «азиатки» могла легко определить по салону автомобиля. Разница культур всегда заметна просвещенному уму. Глория Леонидовна преподавала фортепьяно. Ёе учениками были богатые студенты консерватории. Однако, знания трех языков и виртуозность в исполнении, не помогли справиться с автомагнитолой. Дома она тоже еле справлялась с пультом телевизора. Так, листала каналы.

           Глория Леонидовна, терпеливо слушала барда.


           … – А утки уже, летят высоко…
 
           Розенбаум был хорош. Вот только песня была случайно поставлена Глорией Леонидовной на «повтор», когда она пыталась выключить магнитолу.

           И, что теперь? А теперь – мысль! Мысль, о том, что скоро появится ее настоящий полковник, пьянила! Ну и что, что он полный. Ну, женат. Это жизнь! Однако «поручик», так она звала Смаковского, был всегда нежен. Сегодня он медведем рычал, когда увидел Глорию Леонидовну на станции метро.

           Скоро он вернется из магазина. Принесет дешевого шампанского, апельсины, шоколад с орехами. Глория Леонидовна не любила орехи, но повторять «поручику» было не удобно. Она представила как он войдет в гараж, потом быстро закроет на засов двери. Поднимет с пола кусок мятой газеты и небрежно застелит "скатертью" на багажнике. Он аккуратно разложит продукты на мятом листе, а после …кинется на нее.

           … Все потом! Шампанское, орехи. Только он и она!

           Так было не раз. И муза, уже давно изучила «поручика». В голове с «форте» закружил - «Венский вальс».

           За запертыми воротами, замкнутыми Смаковским с наружной стороны, послышался звук проехавшей рядом машины и в гараже, где стояла «японка» с Глорией Леонидовной, погас свет.

           Где-то с трассы пилила слух полицейская сирена и последующие стоны  ломающихся в аварии автомобилей, в купе с Розенбаумом, вернули ее в реалии. Почему-то тревожно кольнуло в груди.

           – … летать, так летать… – с нотой скорби провыл безудержно бард.





           Подполковник был в полудреме.

           Яд снотворного медленно отступал. Ему снилась Глория Леонидовна. Запах французских духов, который исходил от большой белой груди, от этого редкого подарка жизни - туманил и плавил мозг. Глория Леонидовна выгнувшись кошкой, откинула рукой гриву волос. Нежно посмотрев в глаза Смаковского, она спросила голосом Макарова:

           – Давай просыпайся, придурок! Разговор есть.

           Смаковский, тяжело вздохнул и открыл глаза.

           – Если я помер, то рядом ангел из ФСБ. – ответил он вяло шевеля опухшим от прикуса языком.

           Макаров сидел рядом на табурете. Он добро потрепал вялую руку подполковника. На тумбочке, из-за спины фээсбэшника, в прозрачном пакете, виднелись четыре тетрапаковских коробки с томатным соком.

           «С похорон, наверное, шел.»  – подумалось подполковнику, разглядевшему помидоры на упаковках. Знает-же скотина, что его томаты пучат.

           – Ну, раз шутишь, значит живой!

           Макаров подмигнул подполковнику и улыбнулся.

           – Ты теперь, герой!

           Смаковский с тревогою посмотрел на опера.

           – Это с чего бы баня завалилась? – подполковник почувствовал, как живот покрылся потом.

           – Черный «Мерседес» вели наши опера. В «Десятке» стояла камера. Теперь показывают по Интернету как ты, аки киношный каратист, перелетая капот выломал коленом лобовое «Мэрса».

            Смаковский еще не отошел от обезболивающих инъекций. Так, немного ломило в спине.

             – Как могла эта запись попасть в инет? – удивлённо спросил он поморщившись от вдруг появившейся боли в колене.

             Опер пожал плечами. Мол, не знает.

             Подполковник закрыл глаза.


             Память. Знать и помнить.

             – Какой я дурак!!!   

             Зубы подполковника заскрипели в безмолвной злобе. На глазах выступили слезы.

             Макаров это понял по-своему.

             – Не беспокойся. Все схвачено. За дверью, дежурит наш оперативник.

            Смаковский с мольбою в глазах, смотрел на фээсбэшника. В этом взгляде, таилось безумие.

            – Иди в гараж. Ключи у сестры хозяйки возьми, они со мною были в кармане брюк. Там, в гараже, сидит в заперти Глория Леонидовна.

            Макаров сразу все понял.

            – Гонишь! Три дня прошло, как ты в госпитале!

            Но, глаза Смаковского говорили обратное.

             – Да, не переживай! Может ее и нет там вовсе. Побарабанила в дверь, или по мобиле МЧС вызванила.

            Подполковник молчал. Может опер и прав, но сердце тревожно щемило.

            – Я съезжу туда. Прямо сейчас.

            Макаров еще раз потрепал рукав подполковника. Подмигнул. Встал с больничного табурета и пошел к выходу.





            Глория Леонидовна устало била мобильником по воротам.

            Какие они все в МЧС – тупые! Ну как она сможет сказать в каком она гараже, если не знает адреса новостройки. Телефон сел через час общения с экипажем пожарных, который Глория Леонидовна тупо водила по улицам города.
 
            Хотелось в туалет. А еще больше, хотелось убить подполковника.

            На второй день, на верстаке была нащупана монтажка. Как только Глория Леонидовна нашла ее, она дала себе обещание: если подполковника не будет  вечером, то ночью – наступит час мести.

            Под утро, она вырубила маэстро. Перед ударом монтажкой по панели магнитолы, Розенбаум был бессилен и, он замолк. Следующим, было зеркало заднего вида. Вот оно уже на полу, раздавленное ногами. Работа закипела, заспорилась. В вихре вагнеровского "Полёта Валькирий", тяжёлая железяка стала терзать "японку". Через час битвы с седаном, на нежных руках замурованной Эсмеральды появились первые мозоли.

           Отдыхала она сидя на ящике с инструментами, в котором нашла охотничий нож. А это, еще час работы над скатами и кожаным салоном.

           Она уже видела в темноте как кошка. Вон канистра с маслом. Нет, по запаху с краской. На маши-ину!!

          Краска растеклась по капоту и стала собираться в большую ямину над радиатором. А вот, под верстаком нашлась бейсбольная бита. Ничего так в руках. Но монтажку, лучше положить где-то рядом.
 
          Глория Леонидовна недобро улыбнулась и палица, ведомая мозолистой рукой, описав дугу опустилась на уже разбитое лобовое стекло.
 
          Фары тоже должны пострадать.

          Ба-бах, ба-бах.

          А еще, надо вымочить палицу в краске. Хорошо вымочить. Интересно, какого она цвета? Глория Леонидовна опустила конец биты в лужицу на мятом капоте.

          Иногда оживала магнитола и пел Розенбаум. Правда, не долго. Так, пару предложений и все. Обычно, магнитола выключалась как только Глория Леонидовна  подходила к панели.

          – ... закружила карусель мелодию… – прорычал бард, удивившись мощи жестокой дивы.

 
         Вот они, значимые слова! Муза, встала на тропу войны. Представив краску кровью «поручика», она вымачивала биту с особым терпением.

         Вчера вечером, дышать краской уже не было сил. А они нужны! Нужны для того, чтобы перебить все. И это, надо обязательно сделать!

         В машине сидеть было невозможно из-за крошки битого стекла. Ящик уже достал. Глория Леонидовна, смахнув грязной ладонью слёзы, накатившие от рези запаха краски, чуть передохнув стоя, продолжила бить мобильником по воротам.
 
         Вдруг, с улицы, послышался шум подъехавшего автомобиля.

         Глория Леонидовна тихо подошла к углу ворот. Подняв биту, она замерла в ожидании.





         Поплутав по новостройке, Макаров нашел подъезд к гаражу. Он остановил авто у ворот. Прихватив наручники опер вышел из машины.

         Следов взлома нет. Следовательно, Смаковский был прав. Рыбка в банке.

         Что делать дальше, опер не знал. Прильнув ухом к двери, Макаров услышал пустоту. Сделав шаг назад он по футбольному пнул воротину.

         – Есть кто?! – спросил он громко замкнутые ворота.

         Тишина.

         Опер накинул «браслет» на запястье. Второе кольцо наручников готово к «приему». Скрипнул ключ в скважине и дверь, тихо открылась.

          Запах мочи и краски ударил в нос! Темнота и тишина. Макаров открыл дверь шире.

          Заходящее солнце осветило разбитый багажник и мятую крышу «Митсубиши». Яркие зайчики весело искрясь, играли разноцветами в паутине разбитого заднего ветрового стекла. Во вмятинах багажника лежали погрызеный репчатый лук и сырая картошка. От запаха краски заслезились глаза.

          Чуть приоткрыв вторую воротину, опер тихо вошел в темноту.

          – … Чему нас учили в школе давно, отец мой и мать… – на последнем дыхании выкрикнул Розенбаум, предупреждая оперативника об опасности, но…

          … Искры из глаз и резкая боль, свалили Макарова на колени. Второй удар пришелся в ключицу.

          – Зеленая! – закричала Глория Леонидовна, различив цвет краски на голове и плече опера. – На! Держи, скотина!

          Бита, по крутой траектории врезалась в челюсть. Выбитые зубы вывели опера из ступора. В зеленом боевом окрасе он ринулся в бой. Перехватив руку женщины застегнул "браслет". Но вот беда, пристегнул правую, а она левша! И... зеленая голова, звонко приняла зеленую биту…

          Теперь, Глория Леонидовна была прикована к оперу. Вроде вот она – свобода, но что делать с этим незнакомым ей человеком? Не руку же пилить.

          Что делать дальше, она не знала. По этой причине она со всего маха ударила Макарова битой по ребрам. Да вот только теперь Макарову наплевать. Он потерял сознание. Поняв случай, Глория Леонидовна, разорвав на груди блузу, завыла на заходящее солнце, как на луну.



           В 12 ночи на ее вопли пришел сторож. Выпучив пьяные глаза на биту, побитого и безумную, он кинулся вызывать МЧС и полицию.


           ... и только бард, знавший всю правду происшествия, подсказал участковому направить пистолет на перекошенное в злости лицо Глории Леонидовны. Он знал, что надо делать с этой дикой женщиной с зеленой битой.

           – Стрелять, так стрелять...






            Макаров был в полудреме.

            Яд снотворного медленно отступал. Ему снилась Глория Леонидовна. Запах мочи и краски, который исходил от большой белой груди вывалившейся из разорванной блузы, от этого редкого подарка жизни – туманил и плавил мозг. Глория Леонидовна, методично насиловала опера. Она, выгнувшись кошкой, откинув наспину зеленой битой гриву волос, нежно посмотрела в глаза Макарова и, спросила голосом Смаковского:

            – Давай просыпайся, придурок! Разговор есть.

            Опер шумно вздохнул и открыл глаза. Рядом, на больничном табурете полусидел перебинтованный подполковник. Левая нога в гипсе, рука на перевязи.
 
            Нещадно ныла верхняя челюсть. Макаров провел языком по больным зубам, но их на месте не оказалось.

            – Что со мною?

            Подполковник виновато опустил глаза.

            – Сотрясение мозга. Перелом ключицы. Три ребра и челюсть, наполовину без зубов.

            – Все? – не веря спросил опер.

            Подполковник отвернулся в сторону. Под руку ему попалась пачка с томатным соком.

            – Будешь? Я, налью.

            Макаров с болью в глазах, покачал головою. Мол, нет.

            – Голова у тебя, вся в зеленых шишках. Волосы... Ничего не понимаю. Может, расскажешь?

            Кивнув, опер зловеще зашипел.

            – Конечно. Мне от тебя, Ромео толстожопый, скрывать нечего! Как только на ноги встану, так битой и расскажу.



            Дверь тихо скрипнула и в проеме появился генерал. На его плечах больничный халат, за ним – толпа с софитами.

            – Так, господа! Вы, в госпитале! Видите себя соответственно, да и герои наши, тишины хотят. Вот они, орлики! Гордость Вооруженных Сил России!

            Генерал бодрым шагом вошел в палату и водрузил на тумбочку Смаковского прозрачный пакет.

            – Как знал, что ты любишь томаты! Вон у тебя уже сколько нанесено. Любят тебя однополчане. Помнят.

            Рядом шуршал теле-шабаш. Набилось в палату много.

            – Все готовы? – спросил он вошедших следом.

            – Диктор пошел! В камеру вон того, с зеленой головой! Стоп! Работаем без дубля, в живую! Генерал рядом, рука на плече героя! Все! Поехали!

            – Что же все-таки произошло, господин генерал? НТВ в прямом эфире. Народ ждет ответа!..

            – Поклонники «Первого» теряются в догадках. – прилетел сбоку следующий вопрос. – Речь идет о выбросе ролика с задержанием «Мерседеса», в эфир всемирной паутины. Прокомментируйте, генерал!

            Скинув больничный халат на спинку палатной кровати, генерал предстал перед камерами в парадном костюме с орденами и медалями во всю грудь. Золотые звезды погон переливались в свете софитов.

            – Спокойно, господа! Не все сразу! Отвечаю на оба вопроса. Был трудный день. Я, только вышел от министра Обороны и вернулся в кабинет. Сработал телефон экстренной связи. Наши оперативники из ФСБ - взяли след. Мы долго вели эту банду. Если-бы не полковник Смаковский, автомобиль с террористами, мог скрыться в общем потоке машин и затеряться. Смаковский, в прыжке, выбил лобовое стекло «Мерседеса». Уже не управляемый, "немец" врезался во встречные автомобили. Все живы. Все взяты. Все дают показания.

             – НТВ! Есть слух, что в деле замешена женщина! Кто она?

             – Понятно кто: «шахидка». – Сказал генерал, прикуривая сигару. – Она успела выскочить из машины, затеряться в общей суматохе. Тремя днями позже, воспользовавшись информацией из Интернета, она нашла гараж где хранил свою машину наш герой – полковник. Подобрав ключи, она пыталась установить взрывное устройство на его автомобиль. Вот тут и сработало звено оперативников! Макаров вошел первым! Он чудом пленил «шахидку» пристегнув ее к себе наручниками. Была команда одна: брать живой! На ней было три пояса «смертников». А это, господа, около ста килограмм в тротиловом эквиваленте. Какова у них подготовка, заметили? Только чудо спасло нашего героя! Преступницу освобождало от наручников – четыре спецназовца. Очень опасна! Очень... Сейчас она под присмотром врачей психиатров, которые различили в ней запущенную таксикоманку. У нее «ломка». Ничего, скоро она заговорит! Есть уже первые сведения.

             – Вопрос от «Первого». Что вы смогли выяснить? Ее заставили это сделать? Есть сообщники?

             – Есть! И это целая организация, имя которой: «Зеленая Булава»! Понятное дело – Знамя Ислама! Мир, должен быть осторожен. Их бомбы повсюду! Вы,даже не представляете, с какой яростью эта женщина искала встречу с полковником. Ведала, что это он сорвал операцию шахидов! И кто знает, смогут-ли наши воины? Успеют-ли встать грудью всеобщей опасности? Мир шаток. Все, на грани.

             – Отсюда вопрос от «Коммерсанта»! Не связаны-ли эти слова с последним вашим выступлением в госдуме с вопросом о финансировании Вооруженных Сил?

             – Та-ак! Вы сами ответили на мой вопрос. Ну, теперь «контрольный» и я покидаю вас, господа. Служба.

            – НТВ, господин генерал! Вопрос конечно нелепый, однако: Почему у оперативного сотрудника, голова зеленая?

            Генерал устало вздохнул.

            – Действительно нелепый. Понятное дело, это их метка. Мол, труп конкретно от «Зеленой Булавы». А парень, вот – выжил! Стойкость, несгибаемость и вера. Так просто Россию не сломать! Кто к нам с булавою придет, тот, ...ну, дальше вы сами знаете.

            Генерал снял со своей груди орден. Под всплески фотовспышек, он пристегнул награду к больничному халату Макарова. Орден был в виде двенадцатиконечной звезды размером с ладонь в центре которой, переливаясь в свете яркими красками, синий дельфин подпоясанный военным ремнем с кобурою для пистолета и с золотою короной над головой.

            – Все, что могу. Этот орден дорогого стоит. Совместная операция с боливийским морским спецназом! Ну, ладно, герой. Поправляйся!


            Вскоре, все ушли.

 
            Макаров, знавший португальский как русский, прочел на обратной стороне ордена, гравировку: «Мигелю Карлосу, капралу боливийской полиции за труд в освобождении дельфинов из рыболовных сетей».

            Склонив зеленую голову и сжав орден в руке, Макаров заплакал.

            – Ничего. Понимаю! – казал, уже полковник Смаковский, добро потрепав опера за рукав. – Поди, любимый орден генерала! Носи гордо!