Большая игра. Глава 15. Как стать убийцей

Уже начало светать, а я ещё не спал. Много раз всё обдумал, составил планы на кучу вариантов возможного развития событий. Это было не очень разумно, ведь всего не предусмотришь, особенно когда почти ничего не знаешь. Но чем-то надо было себя занять. И это ведь еще не худший вариант, лежать в постели и ждать. Вспоминал моменты, когда писал про Мирро. Тогда приходилось днями валяться в болотах, с комарами и пиявками, терпеть, ждать, пропитываться гнилью и водой. Ничего, вытерпел тогда, лежал и сейчас.
Иногда у Нины случались истерики. Она начинали кричать, плакать, пыталась куда-то бежать, отталкивала меня, кричала, при этом сама не просыпалась. Я приспособился вязать её по рукам и ногам, прижимать к себе и шептать на ухо какие-то успокаивающие глупости, наподобие тех, что шепчут малышам, когда укачивают. Это действовало, Нина успокаивалась. Во время одного из приступов одеяло сбилось с её головы. Я смотрел на лицо, покрытое синяками и шрамами, думал, каким же извергом нужно быть, чтоб так избить женщину. У меня сжимались кулаки и холодело внутри. Потом я подумал, что били-то Нину не какие-то больные на голову, маньяки, чикатилы, а обычные ребята, которым просто дали власть. И власть, безграничная, полная власть опьянила их. Сначала повышение тона, потом переход на крик, ругань, тыканье в спину, пощечины, удары, удары ногами, а потом можно уже мучить вволю. Потому что власть. Потому что никто и не пикнет.
Еще раньше я думал о том, что одна из самых страшных черт украинцев, впрочем, как и всех совков, это готовность принимать зло. Готовность соглашаться с ним. Так был устроен естественный отбор: выживали лишь те, кто опускал голову и отворачивался при встрече со злом. Это въелось в кровь, выбилось в мозгу. Поэтому и мог твориться тот беспредел против которого пошли партизаны, кто бы они ни были. Потому что, как бы ни убивали или насиловали, воровали или требовали взятку, никто и подумать не мог, чтобы возмутиться, добиться, чтобы воры были наказаны, а закон восторжествовал. Все, по крайней мере, абсолютное большинство, отворачивались. Терпели, платили, договаривались. Одним словом, соглашались на такую игру, в которой проигрывали бы по любым правилам. Принимали зло, как правило, как норму.
А это ведь была ненормальная ситуация и она приводила к повышенной агрессивности, постоянной нервозности и почти категорической неспособности к объединению. Когда человек смирялся со злом, он позволял злу разрушать себя, делался слабым. Вот почему я не верил в партизан, в их способность к действиям. Я считал, что украинцы, по крайней мере современные, не способны объединиться и бороться, а могут лишь терпеть, в лучшем случае линять с родной земли подальше. Но партизаны стали исключением.
Готовность согласиться на зло, кроме слабости, делала и самого человека уязвимым к воздействию зла. Культурный слой, очень тонкий, быстро слетал с наших людей, легко превращая их в чудовищ. Которые могли вот так избить девушку.
Я погрузился в невеселые мысли, смотрел на Нину, когда она вдруг открыла глаза. Я не стал отводить взгляд, это было бы унизительно для неё. Просто улыбнулся.
- Доброе утро.
Нина смотрела мне в глаза, будто что-то хотела разглядеть в них.
- Я очень страшная?
- Нет.
- Неправда.
- Если ты для себя всё решила, зачем спрашиваешь?
Она потянула одеяло к лицу.
- Прекрати, не обижай меня. - сказал ей я.
Она оставила одеяло.
- Ночью снились разные глупости. - пожаловалась мне.
- Я видел.
- Ты и дальше не спишь?
- Нет.
- Может нужно попросить снотворного?
- Лучше я попрошу, чтобы посмотрели тебя. Чтобы все нормально заживало.
Она отворачивается. Я слышу разговоры за окном. Выхожу на балкон. Вижу несколько десятков парней в камуфляже, которые проходят рядом с большими черными сумками. Значит, охранники не врали, что их забирают на фронт. Идут унылые и серьезные, идут молча. Значит, на фронте их ждет не лёгкое приключение с лёгкой победой, а что-то менее приятное. Знать бы что!
Возвращаюсь в номер, ложусь рядом с Ниной. Лежим молча. Когда за окном кто-то кричит «На море! На море!". Выглядываю. Какой-то дедушка в кедах, спортивных трусах и майке, со свистком и в белой шляпе. Идёт аллеей и кричит своё: «На море!».  За ним уже спешат несколько отдыхающих. 
- Можно сходить покупаться? - спрашиваю у деда, небольшого, с загорелым лицом и роскошными белыми кучерами, делавшими его похожим на пуделя.
- Да, возобновляются утренние морские купания! Присоединяйтесь! - приглашает дед.
Возвращаюсь в номер.
- Пойду на море. Не хочешь составить компанию?
- Нет, я лучше отдохну. А плавки у тебя есть?
- Да какие там плавки! - беру полотенце и спешу вниз. Когда догоняю деда, с ним уже несколько десятков купальщиков. Среди них шеф с военным корреспондентом. Его зовут Иван, не могу вспомнить фамилию. Рад их видеть, но в толпе не поговоришь, поэтому держусь на расстоянии.
Идём к морю по петляющей аллее. Однажды вижу забор санатория с витками колючей проволоки, чтобы никто не пролез. Охраны не видно. Я уже думаю, не является ли все это большим надувательством? Вдруг нас просто напугали, а в действительности никакой охраны нет? Красивая история о том, как люди сами создают себе рабство. Но потом вижу нескольких автоматчиков с собакой, которые делают обход вдоль ограды. Нет, охрана есть.
Уже сквозь деревья видно пляж, выходим на берег. Дедушка требует, чтобы мы стали перед ним.
- Прошу не нарушать правила отдыха на пляже. Правила таковы: не отплывать дальше вот тех красных буев. Вообще, лучше к ним не приближаться. Те, кто заплывет, те ... - дед делает паузу. - Теми займутся вон те парни. - он кивает в сторону здания возле пляжа. На крыше здания сидит боец со снайперской винтовкой. Машет нам рукой. - Ну и не баловаться в воде, не залезать на волнорез. Кто не умеет плавать - обращайтесь, научу.
Пляж ограничен двумя волнорезами, на которых установлено ограждение с колючей проволокой. Между волнорезами где-то метров сто пляжа. Буи далековато, тоже метров сто. Так что нам отдан гектар моря.
- Ну, с богом! - кричит военный корреспондент, который уже сбросил одежду и нагишом побежал в море. Когда бежал, немного задел рукой меня. Красиво нырнул, скрылся под водой и выплыл где-то метров за двадцать.
Следом и другие тоже начали быстро раздеваться, прыгать в море. Вода была теплой, спокойной, почти без волн. Прелесть. Я нырнул и поплыл. Словно просто так, но следил за корреспондентом, за Ваней. Кажется, его фамилия Касиков. Странная такая фамилия. Он доплыл до буйков и стал плавать вдоль их. Я плавал рядом. Вокруг никого.
- Я проверил охрану. - сказал он.
- Проверил?
- Да, ночью вылез из номера и прошелся территорией.
- Черт, это же опасно!
- Я схожу с ума в номере! Значит, нас охраняет где-то сотня бойцов. У них казарма возле хозяйственного блока. Вокруг санатория четыре поста, между ними ходят патрули. По ограждению всюду колючая проволока. Но без тока. Нужно будет взять несколько одеял и веник. Одеяла на проволоку, перелезть, последний заметёт следы, чтобы наш побег не сразу заметили. Забираем одеяла и уходим в горы. Охрана хватится нас не раньше, чем после завтрака. Мы будем уже далеко! Ты с нами?
- Нет.
- Почему? Испугался?
- Я ничего не делаю наугад! А ты улыбайся, а то у тебя сейчас такая рожа, что сразу ясно – ты что-то подозрительное задумал. - я громко хохочу, будто мне анекдот рассказали.
- Ты хочешь оставаться здесь и дальше нюхать трупы? – спрашивает он, широко улыбаясь.
- Нам нужно знать, что происходит.
- Мы никогда не узнаем об этом!
- Узнаем.
- Как?
- На нужен радиоприемник.
- Что?
- Они закрыли интернет и мобильную связь, взяли под контроль телевидение и газеты, но радио не смогли ликвидировать. Эта дедовская технология должна сработать.
- Они захватили и радио!
- Украинское - да! Но что они сделают с длинными волнами? Нам нужно радио, чтобы слушать иностранные станции, они то и расскажут нам всё. К тому же, не исключено, что и противники режима могут вести трансляцию.
- Противники?
- Судя по всему, продолжается война в Журбах. Там какая-то женщина возглавила сопротивление, переманила одного из армейских генералов, который придал сопротивлению сил. Не знаю, как там всё обстоит в деталях, но пока война не думает заканчиваться. Сегодня из охраны забрали десятка три бойцов!
- Радио! - Ваня стучит себя по лбу. - Как же я сам не подумал! Точно, радио!
- Не кричи. - тихо говорю я, а потом уже громко добавляю: - А Гена подходит к пионеру и ему люком по голове: «Вот его пилотка!».
Начинаю хохотать. Ваня тоже хохочет, потому что к нам приближается парень, тот, с маслянистыми глазками, который уже приседал к нам за столик в столовой. Вот и сейчас подгребает. 
- Как водичка? - спрашивает у нас, будто сам не в воде.
- Замечательная! - отвечает Ваня и рассказывает анекдот. Потом ещё один и ещё. Он их много знает, так мы болтаем, к нам подплывают ещё. Окружили Ваню и слушают его, я понемногу уплываю, когда вижу шефа.
- Ну, что слышно? - спрашивает он.
- Да вот не знаю, как понимать эти послабления. Или как слабость режима, или как его силу. Единственное, что могу сказать: плавать просто прекрасно.
- Несколько ребят собираются бежать. – вдруг шепчет шеф.
- Что?
- Что слышишь. Несколько ребят собираются бежать.
- Куда?
- В горы!
- И что там?
- Спрятаться, переждать и бежать дальше.
- Они что, идиоты, куда они убегут?
- Ты с нами?
- Вы что, тоже в деле?
- Да.
- Слушайте, не делайте глупостей! У вас же даже карты нет. И что вы будете есть? Это же горы, а не супермаркет!
- Остап, это может быть единственный шанс! Потому что после бегства охрану усилят! Айда с нами!
- Нет.
- Почему?
- Потому что я не самоубийца! И я хочу получить проект на новом телевидении!
- Остап, эти люди изнасиловали нашу страну!
- Шеф, эта страна никогда не была моей. И её всегда кто насиловал! Это не повод, чтобы совершать самоубийство.
Он недовольно трясёт головой и отплывает. У меня перед глазами его взгляд. От которого мне хочется заорать. Потому что шеф всегда был умным и уважаемым человеком, с чувством юмора и характером. Его много раз пытались сломать, но он отбивался и учил меня всегда держать спину прямо, не ложиться под обстоятельства. Но вот сейчас в его взгляде появилось что-то собачье. Не просто собачье, а как у побитой собаки. И шеф же был осторожен. Он всегда предостерегал нас от излишнего риска, учил готовиться, планировать, а потом уже действовать. А тут приглашает бежать неизвестно куда и зачем. Что с ним лучилось? Его сломали? Нашли чем зацепить? Или он сам не выдержал, сбрендил?
Я ныряю. От всех этих вопросов. Мне не хочется думать о плохом. Я всё глубже и глубже. Вот уже дно. Вижу большой камень, хватаюсь за него и сажусь рядом. Задерживаю дыхание, стараюсь успокоиться. Могу обходиться без воздуха до трёх минут – навык приобретенный ещё на йоге и потом очень пригодившийся во времена Мирро. Концентрируюсь и понимаю, что шеф ведет какую-то свою игру и ему нельзя доверять. Немного обидно, ведь мы работали с ним долго и прошли вместе, спина к спине, много разных моментов. Всегда были уверены друг в друге, а тут какая-то гниль. Но так бывает в жизни. Как говорил один знакомый бизнесмен, каждый человек ежесекундно может измениться, как в лучшую, так и худшую сторону. Так что не нужно переживать про это, следует воспринимать, как должное.
Ещё думаю о радио. Вспомнил я про него, когда смотрел на дедушку-инструктора. Он был похож на моего соседа с детства. Тоже худенького старичка с пышными волосами, бывшего учителя физкультуры, который стал плохо видеть, так что все знания о мире черпал именно из радио, которое слушал почти круглосуточно, даже когда укладывался спать. Конечно, жене это не нравилось, она выселила радийного супруга в коридор. Дед был согласен, потому ни за что не хотел расставаться с радио. Слушал и слушал, смешной в своей серьезности.
Потом у него обнаружили опухоль. Можно было оперировать, но дети решили, что это слишком дорого. Деньги на врачей, на препараты, на реабилитацию, выходило, что нужно примерно тысяч десять. Потрать и никаких гарантий, что дед выживет. Поэтому детки решили не тратиться, надеялись, что рак, долго мучить не будет. Но дед прожил ещё почти два года, опухоль в голове выросла до того, что выдавила глаза из глазниц и прочие нелицеприятные детали. Даже уже когда не мог ходить, лежал в кровати, а рядом работало радио. Если его выключали, то начинал выть и стонать, потому что говорить уже не мог.
Интересно, что слушал дед не так называемый брехунец, то есть проводное радио, а только разные станции. Приемник у него был старый, фм-диапазон не ловил, так что в основном шли длинные волны, часто даже на иностранных языках, главное, чтобы радио работало. Теперь бы найти приёмник и мы будем знать всё, что происходит. Куча же новостных станций, которые просто не могут молчать о событиях в одной из крупнейших европейских стран. А там, может, и повстанцы подадут голоса.
Идея была хороша, но где взять радио? Оно и так стало большой редкостью, оставшись лишь в машинах. Где ещё человек слушать радио, если не в транспорте? Так что найти приемник не просто. Тем более в этом санатории.
Я почувствовал движения рядом с собой. Открыл глаза, увидел испуганное лицо кого-то из коллег, который смотрел меня под водой. Показал ему, что всё хорошо. Он поплыл к поверхности. И я почувствовал, что задыхаюсь. Всегда, когда нарушается сосредоточенность, начинал задыхаться. Отпустил камень и поднялся на поверхность.
- К берегу! К берегу! - кричал дед-инструктор. - Все на завтрак! Пойдём вместе, не отставать!
На берегу я вытерся, увидел, как шеф убеждает какого-то парня. Видимо, в том же, что и меня.
- Пошли! - приказал дед и мы пошли. Все держались толпы, боялись остаться одни. Так что некоторые одевались на ходу.
- Как тебе здесь? - спросил Пчеленко. Типа коллега, но я считал его говном, а не журналистом. Он работал в популярном таблоиде, был известен своим ****истическими взглядами (наша родина - СССР, спасибо деду за Победу, украинцев придумали, защитим русский мир православия), заявлениями аналогичного толка и любовью нажраться, особенно если на халяву.
- Прекрасно. Это же Крым. - у меня всегда было желание плюнуть ему в глаза, чтобы он больше не подходил, сейчас оно только усилилось, но я сдерживался, потому что культурный же человек.
- Мне обещают отдать всю газету! - похвастался он.
- А не боишься, что нынешний владелец газеты подвесит тебя за яйца?
- Нет, он в Лондоне и сюда долго не приедет! - Пчеленко захохотал, встряхивая своим немаленьким животиком. - К тому же газета будет единственная, пусть и на базе моей. Хочешь ко мне? Первым замом.
- Я надеюсь остаться на телевидении.
- Зря! Здесь из газет десятка три, не больше! А с телевидения около двух сотен! Там будет большая конкуренция, хер пролезешь! Пойдём ко мне! Ты же понимаешь, что станешь большим человеком. Машина, охрана, секретарша! Остап, пойдем! - он положил мне руку на плечо. Про его ориентацию ходило много слухов. Не знаю, с кем он спал, но пидор был ещё тот. Так что руку я его убрал.
- Ты думаешь, они забыли? - спросил строго.
- Кто? Что? – заволновался Пчеленко.
- Твои выступления во время газовых переговоров. Когда ты критиковал Москву, которая не делает уступок пророссийской власти и тем самым ослабляет свои позиции в Украине. Думаешь, им понравилось, что ты их учил, что делать? Думаю - нет.
- Да ты что, Остап! Но когда такое было! И ...
- Найдут и когда и как. Если они не найдут, думаю, добровольные помощники подсобят.
- Но я же не против Москвы был, я же за, я как лучше хотел! Ради Русского мира! Ты же знаешь!
- Я знаю, но не я принимаю решение. Прости. И не подходи больше ко мне, потому что я не хочу рисковать.
- Что? - он уставился на меня, он так удивился, что хватал ртом воздух, как рыба на берегу. – Что за ***ня? – крикнул он мне в спину, потому что я стремительную уходил от него, как от прокаженного. И не отвечал. Слышу, как он побежал за мной, своими тяжелыми, бегемотьими  шагами. - Что ты сказал? - он подбежал, схватил за плечо, хотел развернуть меня.
- Отстань от меня! Я с тобой тонуть не хочу! - убираю его руку и быстро ухожу. Он снова бежит за мной.
- И это ты мне говоришь! Ты! Сука оранжевая! Ты же на Майдане был! Ты же против России! Ты за Америку! И ты мне будешь угрожать? - визжит Пчеленко.
- Про мой Майдан всем известно. Но, если я здесь, значит, мне его простили. К тому же, я российского президента не учил, как поступать с газом, не вещал про дельцов, которые из жадности отталкивают Украину от русского мира! Думаю, информацию об этих твоих ошибках ещё просто не нашли. Но найдут, обязательно найдут, и тогда будешь кукарекать на пункте перераспределения! Понял? И если ещё раз подойдешь ко мне, я тебя с дерьмом смешаю! Говно продажное!
Я строго глянул и ушёл. Тут уже и корпус был рядом. Забежал внутрь, только на лестнице расхохотался. Конечно, это было детство, вот так дразнить Пчеленко, но у него была такая счастливая рожа, что я просто был вынужден завернуть ему поганку.
- Ну, что ты? - я заскочил в номер, увидел, что Нина стоит у окна.
- Ты прямо светишься. Что случилось? - спросила она. Уже не пряталась под одеяло.
- Испортил настроение одному мерзавцу. Не обращай внимания.
- Что слышно?
- Что скоро завтрак. Пойдем вместе?
- Нет, я пока не хочу выходить.
- Тогда я принесу.
Развесил полотенце и поспешил в столовую. Трупы возле неё уже убрали. Или еще один жест по смягчению режима, или вонь достигла и руководства. А может по санитарным причинам, чтобы не началась какая-то эпидемия. Захожу в столовую. Вижу в очереди Ваню. Становлюсь в хвост. Когда подхожу к раздатчицам, то требую две порции. Не спорят, дают две. Омлет, салат, чай и булка с маслом. Набираю целый поднос. Вижу, что у Вани за столом есть место. Он так разложился, что просто за стол и не подсядешь. Но когда подхожу, то отодвигает свою посуду.
- У тебя есть деньги? - спрашивает в лоб.
- Что?
- Или золото. Что-то ценное.
- Зачем?
- Я договорился с уборщицей. Она принесет из дома маленький приемник. Китайский, на батарейках.
- Она не настучит?
- Если у нас будет, чем расплатиться, то нет.
- У меня ничего нет.
- А крестик?
- Латунный. А вот цепочка - серебряная. – будто случайно показываю.
- Черт, тонкая. Уборщица может не согласиться. Она говорит, что рискует и хочет взять большую цену.
- Ты ешь, ешь, мы же едим, а потом уже разговариваем.
- Да, ем.
Он лопает омлет и я жую, хотя есть не хочу. Кофе бы.
- Что ты ей сказал про приемник?
- Сказал, что фанат футбола, сейчас же чемпионат мира, хочу знать результаты.
- Слушай, я и забыл!
- Да тут всё забудешь! Нужно достать золота или баксов. Цепочки, кольцо, хотя коронку золотую изо рта! - он смотрит на меня. Широко улыбаюсь.
- У меня два зуба на имплантатах. Стоило это до фига денег, но, боюсь, уборщицу это не впечатлит. Относительно кольца, так я не женат.
- Тогда помоги мне. – просит Иван
- В чём?
- У меня есть коронка. - он скалит зубы. Я морщусь. Меня не очень радует перспектива выдирать Вани зуб. Да еще без инструментов, без лекарств. - Нам нужен приемник. - Говорит он. Я вижу, что ему тоже не очень хочется расставаться с зубом, но он решился.
Киваю, потом вижу, что к нам направляется шеф.
- Молчи, он может предать. - тихонько шепчу и жую салат. Пока вот говорили, съел ради маскировки весь омлет и теперь мне плохо.
- Он? - удивляется Ваня, огляделся. - Он?
- Он.
Шеф садится с подносом рядом.
- Привет, ребята.
Здороваемся с ним. На шефа неприятно смотреть. Он же был такой крепкий дядя, любил выпить, гулял с девками, которые едва не во внучки ему годились, зимой купался в проруби, хохотал так, что окна дрожали. А теперь сидел, не человек, а руина. Потный, руки дрожат, глаза бегают, небритый, лицо обвисло, как на старом псе. Еще же вчера он не был таким. На чём прихватили?
- Ваня, пойдешь с нами? - спрашивает шеф в лоб, не обращая внимание на моё присутствие.
- Куда?
- В горы. Мы бежать собираемся. Уже около десятка человек.
- Да что вы такое говорите, Андрей Борисович?
- Что слышишь! Остап не хочет бежать, боится, не понимает, что бояться нужно здесь остаться, а в горах шанс есть!
- Нет, Андрей Борисович. Вы уж простите, но нет. Я надеюсь большую программу получить, это же всей жизни моей мечта, не могу от неё отказаться. К тому же верная смерть бежать. В горах долго не высидишь, без еды. В села придётся выходить, а там легко арестуют. Тогда уж пощады не жди. Так я лучше здесь, буду ждать программу. Уж извините.
- Тьфу! Отребье, а не люди! - обижается шеф, хватается за поднос и уходит. Ваня смотрит ему в след. Крутит головой. - Нормальный же человек был.
- Был и сплыл. Видимо, прихватили его за что-то. - вспоминаю, что у шефа была любимая внучка. От сына, с которым он не общался, потому что сын так и не простил отцу измену матери. Но к внучке пускал, может и потому, что шеф был при деньгах, мог помочь. Шеф о внучке не рассказывал, но помню, как однажды мы выпивали в редакции, выпустив очередной номер, а шеф вдруг встал и сказал, что едет домой, потому что завтра у внучки день рождения, хочет поздравить её не в похмельном виде. Чтобы шеф сам уходил из-за стола, такого я не слышал, так что решил, что внучку он любит. Вот теперь могли и прихватить за неё.
- Так поможешь зуб вырвать? - спросил Ваня.
- Когда надо расплачиваться с уборщицей?
- Завтра утром.
- Давай до вечера подождём. Если ничего не найдём и не придумаем, тогда вырвем.
- Договорились.
После завтрака отношу еду Нине, потом беру в админкорпусе бумагу и ручку, сажусь писать доклад. Надо сделать всё серьезно. Это над Пчеленко я мог издеваться, а с куратором лучше не шутить. Он и так, скорее всего, имеет на меня зуб. Так что старательно излагаю  разговоры, бегло упоминаю о шефе, характеризую его поведение, как подозрительное. Пишу и про Ваню, что когда плавали, он в шутку предлагал бежать вплавь в Турцию. Все видели, что мы плавали вместе, проигнорировать встречу не мог. Еще написал несколько абзацев об общих настроениях, характеризовал их, как тревожные, но в целом лояльные к новой системе.
- Ну как, пишется? - спрашивает Нина, которая уже поела.
- Пишется. С этим у меня никогда проблем не было.
Думаю, что здесь надо продержаться еще минимум два дня. Завтра утром у нас будет приемник, к обеду мы уже более-менее будем знать ситуацию в Украине и за границей, после чего сможем составить план действий. Думаю, что если Журбы взяты, тогда ничего не остается, как попытаться убежать куда-нибудь по морю. Вся надежда на Журбы, на ту женщину, на генерала Розтынайко. Если они победят, то это будет смешно, что у спасителя Украине будет такая фамилия.
Ставлю точку, еще раз перечитываю. Нормально, серьезный, вдумчивый доклад, написанный старательно и по делу. Откладываю ручку, чувствую, что устал. Уже давно ничего не писал вот так, вручную. Только набирал. Даже немного голова заболела, от необходимости настраиваться на давно забытую деятельность. Дедовские технологии.
- Ну что, пойду, сдам доклад. – говорю Нине.
- Давай, успехов.
Я уже вышел из корпуса, когда услышал знакомое: «На море! На море!». Дед-инструктор направлялся на пляж. За ним несколько десятков желающих.
- Остап! – окликнула меня Нина с балкона. Стояла там, не закрывая лицо.
- Что?
- Хочу на море.
- Так пошли!
- Я сейчас.
Ждал её на выходе из корпуса. Охраны здесь так и не было. То есть, вместо тех, кого послали на фронт, новых не прислали. Хороший знак.
- Я готова. - Нина намотала на голову белое полотенце, немного прикрывающее лицо, но не совсем.
- Пошли.
Мы спешим, догоняем толпу. Нина немного прихрамывает, но старается идти быстро. Все отворачиваются от нас, стараются не замечать. Кроме Вани, который смотрит и играет желваками. Видимо, так же хочет убивать, как и я, когда увидел Нину. Ваня к нам не подходит, ну и правильно. Вон Шеф опять кого-то горячо убеждает, а вон тот молоденький стукач с масляными глазами. Ещё несколько знакомых. Никто ко мне не подходит, словно боятся Нины. Ну и хорошо.
На пляже мы останавливаемся возле волнореза, Нина раздевается, быстро заходит в воду и ныряет в одних трусах. Ну да, купальника у неё нет. Вижу еще нескольких женщин, в основном ведущих с разных каналов. Вон и та блондинка, которую насиловал куратор. Разбитые губы. Неожиданно она идёт ко мне. Сначала думаю, что к кому-то другому, но ко мне.
- Привет, Остап.
- Привет. - я даже немного теряюсь.
- Спасибо тебе.
- За что?
- Я знаю, что ты поговорил с куратором.
- Откуда ты знаешь?
- От охранников. Они сказали, что тот хер был испуган после разговора с тобой и приказал не трогать девушек. И сам больше не лез. Мы тебе очень благодарны.
- Не за что, честно.
- Что будет дальше? - тихо спрашивает она.
- Я не знаю. - говорю так, не потому, что не доверяю ей, а потому, что действительно не знаю. Может завтра что-то выяснится, а сейчас пока темень.
- Будь осторожен со своим шефом. Он врёт. – вдруг говорит девушка.
- Я в курсе.
- Если узнаешь что-то, или надумаешь, сообщи мне. Я и еще несколько девушек готовы к действиям. - она целует меня в щёку и уходит. Красивая такая. Точеная фигура, длинные ноги, белые кудряшки.
- Это твоя девушка? - спрашивает Нина. Она уже вылезла из моря и укуталась в простыню, взятую из номера. Она спрашивает с равнодушным выражением лица, но голос её звучит обиженно.
- Нет, малыш, ты же моя девушка. Единственная и неповторимая. - целую её. – Ну что, пойду поплаваю.
Раздеваюсь, ныряю, дважды плаваю от берега до буйков, затем успокаиваю дыхание, ныряю до дна, беру камень и там сижу морским падишахом. Мне приходит мысль, что в санатории должны быть какие-то плавсредства. Хоть лодки, а может и катер, так как большой же санаторий. Вот за волнорезом какое-то здание на берегу моря. Не исключено, что плавсредства находятся именно там. Вполне возможно, что охраны здесь немного. Так что ночью можно прийти сюда, обезоружить охрану, которой вряд ли будет много и сбежать. Вспоминаю карту, пытаюсь определить, куда ближе плыть, в Турцию или в Грузию. Кажется, в Турцию, да и не промажешь, тогда как вместо Грузии, можно приплыть в Сочи или оккупированную русскими Абхазию.
Думаю, что перед бегством нужно будет зайти и в столовую, взять запас еды. Пластиковые канистры для воды. Нечто, что можно было бы использовать в качестве мачты. И что-то для парусов. Например, шторы из номера, кажется, прочный материал, выдержит. Но мачта, это в худшем случае, если не найдем лодки с мотором или не будет горючего. Потому что на веслах и под парусом до Турции плыть далековато.
Открываю глаза, отталкиваюсь от дна и выныриваю на поверхность. Хватаю воздух. Сначала понемногу. Насыщаю кровь кислородом и плыву к берегу. Там нервничает Нина.
- Ты зачем так долго был под водой?
- Медитировал.
- Я уж подумала, что ты ушел топиться от несчастной любви!
- Это разве на меня похоже?
Нина думает, крутит носом. Синяки понемногу начинают отходить, так что у неё лицо сейчас, как у вокзальной бомжихи.
- Нет, не похоже. - соглашается она.
- Правильный ответ. Пошли.
Мы возвращаемся первыми, другие еще купаются, или загорают на солнце, дед рассказывает им курортные байки. Оставляю Нину в номере, с докладом направляюсь к админкорпусу. Там на входе охраны нет, только двое в коридоре. Просят подождать. Сразу замечаю, что уже не такие строгие, один вон даже открыл пустой кабинет, пригласил присесть, а потом пришел за автографом. Подписал ему.
- Какие новости с фронтов? - спрашиваю.
- Побеждаем. - говорит он, но как-то невесело. - Россияне вписались. Дожмут. - уже шепчет.
- Ну, это ещё вопрос. У россиян армия такая, что все танки сломаются, пока до линии фронта доедут.
- Они чеченцев бросили. Которые сзади фронт подпирают, как заградотряды в войну. Пулеметами секут, так что солдаты в наступление идут, что бы свои не убили. Ну и наши наступают.
- Потери большие?
- Из первой группы, которая с нашего батальона на фронт уехала, уже семеро убитых и семнадцать раненых. А их же пятьдесят шесть человек было.
- Много.
- Много. А вам охранник не нужен?
- Охранник?
- Ну, после того как все закончится, телевидение заработает и у вас свое шоу будет. Лучше с охранником, у всех уважаемых людей охранники есть. А?
- Ты знаешь, честно говоря, ещё не думал об этом. Но охранник может действительно понадобиться. Как тебя зовут?
- Артем. Я боксом занимался.
- Да я помню. – кривлюсь и трогаю живот, куда Артём в прошлый раз мне зарядил правой.
- Вы извините, мы же не знали тогда, что вы на телевидении потом будете. Думали, что вы просто враги.
- Ну, хорошо, Артем. Как всё закончится, поговорим. Ты мне нравишься.
- Спасибо, Остап. - он возвращается в коридор. Думаю о том, что происходит в Журбах. Скорее бы заполучить приемник, чтобы узнать всё. А то сидим, как в погребе.
Приходит в голову приторная мысль, а может не рыпаться? Ну, вот когда всё успокоится, пойти на единственное телевидение, выбить себе программу и жить спокойно. В таких случаях на пропаганду никогда экономили, так что будут платить вполне приличные деньги. Думаю и морщусь. Нет. Только бежать. Иначе придется делать дерьмо, врать, разрабатывать позвоночник, курвитися и разрушаться. У меня отец работал при совке на областном телевидении и в сорок восемь лет умер от цирроза печени. А мама только на десятом году независимости смогла рассказать, что она дочь венгерского офицеру, оккупанта, который загулял с местной девушкой. Бабуле потом пришлось бежать из родного села, порвать всякие отношения с родственниками, молчать и бояться, что правда выплывет. Я не хочу жить в таком дерьме. Только бежать. А свое единственное телевидение, шоу и пропагандистские деньги пусть оставляют себе.
Мне было бы вообще легко, если бы не Нина. Я же был ответственен и за неё. Из-за меня она уже раз попала впросак. Боялся, что это снова повторится. Ведь на самом деле шансов на успешный побег за границу было немного. Я это понимал, потому что смотрел на вещи трезво.
- Остап. - меня пригласили к куратору.
Когда я зашел в кабинет, мой любимый руководитель выглядел плохо. Видно было, что долго не спал и чем-то раздражён.
- Добрый день. Вот мой доклад. - протянул листки. Он взял их и начал читать. Я присел и ждал.
- О чем вы говорили с Иваном Касиковим? – через время вдруг спросил куратор.
- Я написал об этом.
- Дерьмо! Вы говорили с ним на море, говорили во время ужина и завтрака! О чём?
- Во время завтрака мы не говорили, в столовой по-прежнему едят молча. Он только рассказал анекдот про зубы. Не очень смешной, как по мне. В море он пошутил о том, что надо попробовать выплыть за буйки. Я сказал, что это глупость.
- У меня такое впечатление, что ты дуришь мне голову. Делаешь это для того, чтобы затянуть время.
- Затянуть время? Зачем? – удивляюсь я. - Разве через неделю или через месяц что-то изменится кардинально? Для чего мне тянуть время?
- Спрашиваю здесь я!
- Хорошо. Тогда я говорю, что мне непонятны ваши подозрения. Мне кажется, что вы ищете повод чтобы придраться ко мне. Не считаю это продуктивной позицией.
- Ты мне указываешь?
- Я констатирую факты.
- Мудак, да я тебя с дерьмом смешаю! - кричит он. Вижу, что правую руку держит под столом. Видимо, пистолет наготове. Едва только рыпнусь, сразу пристрелит меня. Но я спокоен и это его несказанно раздражает. – Ты меня слышишь? – орёт куратор. 
- Слышу. И вот что хочу сказать. Если бы всё зависело только от тебя, я бы уже кормил рыб или червей, уж не знаю, где бы ты приказал меня похоронить. Но я жив, поэтому я знаю, что я - не твою номенклатура. Ты можешь приказывать расстреливать каких-то второстепенных журналистов, но не меня. Поэтому я не понимаю, на хера этот цирк? Зачем кричать на меня, пытаться спровоцировать, держать пистолет под столом? Ты думаешь, что если объяснишь, что убил меня при самозащите, то тебя простят? Я в этом не уверен. Думаю, ты полетишь с этой должности. Поэтому, прячь пистолет, прекращай орать и давай заниматься делом.
Он смотрит на меня с ненавистью. Но что-то его сдерживает. Таки я был прав. Моя жизнь была оговорена ему отдельным приказом. Так что убить меня он не может. Может только ненавидеть и делать пакости.
- Значит, я могу констатировать, что мощной, а тем более объединенной оппозиции среди собранных здесь людей нет. Это хорошо. Но плохо, что они сомневаются в обещаниях дальнейшей работы. Людям нужно давать надежды, иначе их трудно контролировать. Предлагаю совместить надежду с пользой для будущего. Нужно уже сегодня объявить, что мы проводим конкурс проектов. За это время, пока мы будем находиться здесь, мы должны сформировать дееспособные коллективы, отобрать проекты программ и шоу, подготовиться так, чтобы смогли заработать почти сразу же по возвращению в Киев. Пусть люди пишу проекты, формируют команды. Это отвлечет их от дурных мыслей, которые непременно появляются, когда человек не знает, что происходит сейчас. Хорошо, пусть не знают и дальше, мы просто сдвинет фокус их внимания с настоящего на будущее. При оценке проектов, мы будем учитывать и то, как люди сотрудничают с вами. Это тоже будет дополнительным стимулом. Итак, мое предложение - не ждать у моря погоды, не пассивно изучать настроения среди собранных журналистов, а формировать их, параллельно готовясь к запуску единого телевидение и газеты. Готов ответить на ваши вопросы.
Он не может произнести ни слова. Тяжело дышит, смотрит безумными глазами. Ему где-то около тридцати, но он уже наел морду и пузо, он уже серьёзный человек с соответствующим телосложением. Белокурый, с веснушками на рыхлом лице, похожий на финна. Дорогой костюм, кольцо с бриллиантами, швейцарские часы. Хорошо упакован. Но, думаю, он завидует своим товарищам, которые сейчас руководят целыми областями, а ему достался паршивый санаторий с журналистами, с которыми непонятно что делать. Вижу, что кожа на правом кулаке у него сбита. Кого-то бил. Мужик. Небось охранники держали, а он бил.
Сейчас вот вылупил на меня глаза и словно онемел. Сидит молча и излучает ненависть.
- Если вопросов нет, то я пошёл. Сообщите руководство о моих предложениях. Их лучше ввести в действие уже сегодня, например, после обеда.
Я выхожу, он молчит. Машу рукой охранникам, они мне. Спешу на улицу. Там жара, но вокруг административного корпуса тенистые деревья, здесь хорошо. Дышу хвоей, неторопливо шагаю. Интересно, этот хер прислушается ко мне, или ненависть ему помешает?
- Остап! Остап! – вдруг слышу я шепот. Оглядываюсь. Вижу скамейку в кустах жасмина. На ней сидит тот молодой стукач, который уже подкатывал ко мне. Сейчас машет рукой и прячется за кустами, растущими вокруг.
- Что такое? - спрашиваю недовольно.
- Подойдите! Очень важное дело! - тихо и нервно просит он. Очень взволнован. Его буквально трясёт от нервного напряжения.
- Какое дело?
- Тихо! Вам будет интересно! Подойдите!
Подхожу.
- Сюда, в кусты! Чтобы нас не видели!
- А почему нас не должны видеть?
- Потому что это тайна! Тайна! - он дрожит, у него дергается глаз, он кусает себя за губы, мнёт руки.
- Какая, на хер, тайна, что за комедия?
- Я кое о чём узнал!
- И о чём же?
- Я скажу вам, если вы кое-что мне пообещаете!
- Что? Да пошел ты! - я собираюсь уйти.
- Это очень ценная информация!
- Какая информация? Что ты мне голову морочишь?
- О мятежниках!
- О ком?
- О некоторых наших коллегах, которые собираются сбежать отсюда! - шепчет он. Я хохочу. Парень удивляется моему смеху. - Что?
- Слушай, да ты дебил, полный дебил! Кто будет убегать отсюда? И куда? Для чего? Чтобы быть пойманным и отправленным в пункт перераспределения? Если такие идиоты здесь есть, то пусть бегут, потому что им здесь не место!
- Они готовят побег!
- Кто, они? - я уверен, что он говорит о моём шефе, про планы которого уже все знают.
- Я скажу, но вы должны мне кое-что пообещать.
- Слушай, я не люблю торговаться! Если у тебя есть, что сказать мне - говори! Если нет, я пошёл! - я выхожу из кустов. Мне неприятно быть рядом с этим идиотом.
- Они хотят раздобыть радиоприёмник! - шепчет эта гнида мне в спину. Хорошо, что не видит моего лица, потому что там появляются лишние эмоции. Я возвращаюсь в кусты.
- Радиоприёмник?
- Да. Больше я ничего не скажу, если вы не пообещаете.
- И что ты хочешь?
- Вы возьмете меня заместителем на свое шоу.
- Хорошо, охранник у меня уже есть, пусть будет и заместитель.
- А еще расскажете руководству, что мы вместе нашли эту информацию.
- Почему ты сам не скажешь?
- Со мной никто не будет разговаривать. Я приходил, но охранники выгнали меня вон. А с вами разговаривают, я видел, как вы выходили из админкорпуса.
- Хорошо, я отмечу в докладе, что получил информацию от тебя. Кто хочет купить радиоприёмник?
- Иван Касиков. Военный корреспондент. Вы говорили с ним в столовой.
- И что дальше? Ну, вот будет у них приемник, что дальше? Это же не пистолет.
- Я слышал, как он говорил другому, что с помощью приёмника они смогут послушать радио, узнать, что происходит в Украине и спланировать побег. Чтобы купить приёмник, нужны деньги. Этот Иван уговаривал другого человек отдать ему кольцо, чтобы хватило. Я всё слышал!
- Молодец, очень хорошо. Сколько их в группе?
- Не знаю. Но несколько человек. Три, четыре, пять. Где-то так. Нас же наградят? - он заглядывает мне в глаза.
- Да, конечно. Я пойду, составлю доклад, а ты никому ни слова!
- Нет, пойдем прямо сейчас, зачем ждать?
- Слушай, так не делается, я должен подробно всё расписать.
- Да что там писать? Пойдёмте, я всё расскажу! Я скажу, что это вы приказали мне следить, я не забуду, не бойтесь! Я видел, как вы разговаривали с этим Иваном, хотели его расколоть. Но это не просто. Он и меня отшил, хорошо, что я смог подслушать. Идёмте к куратору!
У него горят глаза, он немного успокоился и становится настроен всё более решительно. Я понимаю, что счет времени вновь идёт на секунды. Мне нужно что-то придумать, здесь и сейчас, иначе всё рухнет.
- Пошли! Пошли! Чего мы стоим? - он схватил меня за руку и трясет.
- Мы сейчас пойдем ко мне в номер. И составим доклад.
- Нет! Давайте сразу! У меня сестра в пункте перераспределения, я должен вытащить ее, иначе она погибнет! Я искал это дело, чтобы отметиться и нашел! - я смотрю на него и мне немного кружится перед глазами. - Пойдёмте!
- Да погоди ты!
- Не нужно ждать! Мне сестру спасать! 
- Ты понимаешь, что этот Иван - опасный человек? Он побывал на войне. - говорю и чувствую, что меня тошнит. И слабость. А я должен быть сейчас сильным.
- Я тоже не прост! – нервно смеётся парень и достает из кармана пиджака что-то металлическое.
- Что это?
- Нож. Я нашел в номере обычный столовый нож, который, видимо, принес из столовой кто из отдыхающих. Я заточил его, видите, какой он острый. Пусть только полезут! Порежу на полосы! А их же и арестуют скоро! Мне же позволят забрать сестру, как вам девушку? Позволят? Я же заслужил? Вы попросите за меня? 
- Да, конечно. - обещаю я. Хриплю, потому что в горле становится ком.
- Тогда пошли! Пошли! Нельзя терять времени!
- Да, а можно посмотреть нож?
- Конечно! Вот!
Он отдаёт мне нож. Столовый нож с белой пластмассовой рукоятью «под слоновую кость». Касаюсь пальцем лезвия. Острое. Очень острый.
- Я всю ночь точил, целую ночь! - шепчет мне парень. - Что с вами? Вам плохо?
Мне плохо, но это неважно. Насрать, каково мне. У меня нет выхода. Я сжимаю нож и бью парня в шею. Я хотел убить его и оставить в кустах, а самому уйти. Возможно, никто не видел, как я заходил в кусты и не увидит, как я выходил. Мне был нужен только один удар в шею, удар, а потом провести лезвием по шее и положить тело на землю, стараясь не запачкаться в крови. Но мне было очень плохо. Кружилась голова, тошнота, перед глазами чернело, руки дрожали, ноги подгибались. Я ударил, попал, но провести лезвиям по шее не смог, так как начал падать. Руки выпустили оружие. Парень завизжал и бросился наутек с ножом в горле. Я попытался встать, мне надо было добить его, но вместо этого, я начал блевать. Он бы убежал, но в кустах он зацепился за что-то и упал. Кричал дальше и пытался ползти. Я блевал и лез к нему. Схватил какой-то камень и ударил его по голове. Он замолчал. Увидел нож рядом с ним. Он смог вырвать его из горла. Зря. Вон как брызнула кровь. Я схватил нож и дважды ударил себя в бока, а потом снова ударил его в шею. Я слышал крики людей, бежавших к нам, я закричал:
- Подонок! Гнида! Он напал на меня! - я упал на землю рядом с ними и вывалялся в его крови. Прибежали охранники. Меня подхватили и куда-то потащили.
- Один - мертвый! - услышал я голос одного из бойцов. Благая весть, значит, стукач никого не предаст. Я попытался обрадоваться, но мне было слишком плохо, потому что это был первый человек, которого я убил. Снова начал блевать. Потерял сознание.
Очнулся уже в какой-то палате, видимо, в санаторийном медпункте. Какой-то испуганный человек в белом халате обрабатывал мне раны.
- Не волнуйтесь, это скорее порезы, никакой угрозы для жизни! – сказал он.
- Что? Порезы? Я так и думал! – я узнал голос куратора, его крик.
- Он пришел в сознание. - сказал доктор, когда увидел, что я приоткрыл глаза.
Куратор оттолкнул врача и стал надо мной.
- Ну все, ***ло, ты в заднице!
- Он напал на меня! Кричал «Смерть стукачам»! Он следил за мной, видел, как я вышел от вас. – хрипел я.
- Не ****и! Ты убил его, потому что он что-то знал! Ты убил его! Но я узнаю от тебя обо всём! И ты меня не обманешь! Мудак! - он ударил меня кулаком в лицо, потом стянул на пол и стал топтать ногами. Он достаточно ненавидел меня, чтобы убить прямо в медпункте, но набежали охранники и оттащили его. - В подвал эту падлу! - заорал куратор.
- Ему нужно обработать раны. – нерешительно сказал врач.
- Завалы ****о! В подвал его! Я скоро приду! И ты у меня взвоешь!
Он ещё несколько раз ударил, потом меня тянули. Коридор, лестница, коридор, двери, темная щель, куда меня бросили. Без окон и мебели. Бетонный пол и такие же стены. Я лежал и думал, что, кажется, приплыл. Не боялся смерти, так значит так. Но было очень обидно за Нину. Малыш не заслужил того, что ей теперь придется вытерпеть. Дерьмо! Думать об этом было больно. А еще глаза этого парня, в момент, когда я ударил его ножом. Я же почти ничего не видел, мне было плохо, но эти глаза я почему-то запомнил, и теперь они виделись мне.
Так херово, как тогда, мне ещё не было.