Кубик-рубик

Город-герой Ленинград встретил пеструю толпу провинциальных экскурсантов мелким колючим
дождиком. У Северной Пальмиры за множество лет была масса поводов для такого
негостеприимства.
Чего стоят только странные метаморфозы всех образованных и неглупых вроде бы людей из
глубинки, которые в предвкушении отпуска грезят об  Эрмитаже, сводах Исаакиевского собора,
огоньках  ростральных колонн и бархате Мариинки. Но ноги, едва вступив на мостовые города
мечты, будто нос майора Ковалева,  живущий отдельно от хозяина, несутся в Гостиный двор или
прочие универмаги.
И только потом, обвесившись сумками, набитыми с боем вырванными  в длиннющих
очередях мещанскими радостями вроде ГДРовских  костюмов, венгерских 
консервов, бразильского растворимого кофе и отечественного, но не менее дефицитного
сервелата, грустно вздыхают о недостижимости  ленинградских достопримечательностей.
Только один человек был равнодушен к универсамному великолепию. Он бы не взял сиих благ и
даром. Но равнодушие этого человека существовало не  благодаря особому благородству, или там
художественному  вкусу. Бессмертные полотна Эрмитажа и сурово-аристократичная  Дворцовая
площадь не трогали его сердце.
Разве что уродцы в Кунсткамере, настоящий крейсер Аврора и, может быть, пистолеты, из
которых стрелялись Пушкин с Дантесом, могли привлечь его внимание. Да и 
какими еще достопримечательностями славного города Ленинграда мог интересоваться
мальчишка в свои восемь лет?
Но даже таким скромным желаниям не суждено было сбыться.  Мама считала, что стоять в очереди  за
безумно модными колготками в сеточку и бантиком на пятке гораздо интереснее, чем смотреть
на заспиртованных страшилок.
Старательно пережевывая клубничную жвачку (настоящий "Рот фронт", а не враг всех пломб и
молочных зубов стеклоподобный квадратик  "Ну, погоди!"), мальчик бродил в ожидании мамы с
трофеем.
Для начала он внимательно изучил красивые пачки в сигаретном ларьке, потом приметил более
интересный киоск с гордой надписью "Союзпечать".
Покупая два карманных календарика, один -  на нынешний 1986-й с Авророй, а другой -  на грядущий, с
Медным всадником, мальчик еще раз глянул на небогатый ассортимент ларька с твердым
желанием потратить на что-нибудь еще последнюю монетку в двадцать копеек.
Сердце его вздрогнуло и отчаянно забилось. На прилавке среди скучных «Правд» и «Известий» 
гордо красовалось истинное сокровище - Кубик-Рубик. Да не советский,  с гранями из блеклой
пластмассы, которые поворачиваются с отчаянным скрипом. Настоящий,  стильный,  венгерский!
Элегантно-черный  внутри и радостно-яркий снаружи, с квадратиками  красивыми, будто весенняя
радуга. Даже целлулоидную упаковку украшала магическая латиница, а для большинства
жителей Советского Союза любая некириллическая буква действовала как стеклянные
бусы на индейца, притащившего к обмену увесистый золотой слиток. Из кириллицы разве что
для болгарского «Ъ» делалось исключение.
Стоило это чудо довольно недешево, по крайней мере, больше, чем 20 копеек. По быстрой
прикидке, таких монеток надо было еще девятнадцать штук (пятерка по математике в четверти
оказалась заслуженной, ибо кубик стоил ровно четыре рубля).
Бегом, чтоб чудесный кубик не оказался в недостойных руках, мальчик помчался к маме и
требовательно  дернул ее за указательный палец, вкратце излагая суть проблемы.
Но вместо заветной зеленой трешки и канареечного рубля, невесомую тяжесть которых мальчик
уже чувствовал в своих ладонях, мама выдала содержательный,  но невыносимо скучный
монолог о том, во сколько обошлась поездка в город-герой, и как можно выразить бесполезную
игрушку в съедобном эквиваленте, какая судьба может постигнуть несчастный кубик в корявых
сыновьих  руках,  существующих исключительно ради того, чтоб все ломать.
Спорить со столь весомыми аргументами было бесполезно.
Через три дня Ленинград грустно уплывал в окошке поезда. Вместе с ним уплывала и мечта о
Кубике  Рубика.
Напрасно Капица в  «Очевидном-невероятном» вещал с экрана о развивающей специфике этой
головоломки, зря журналы «Квант» и «Наука и Жизнь» пестрели фотографиями ленинградского
брата близнеца. До магазинов игрушек в маленьком городке кубик так и не добрался.
Вскоре и воспоминание о Ленинградском разочаровании время растворило в житейском
водовороте.
С тех пор минуло почти двадцать пять лет. Ленинград стал Санкт-Петербургом,  прежде
вожделенные товары  пылились на прилавках выросших как грибы после дождя супермаркетов, 
и уже никому не приходило в голову тащить из северной столицы десяток килограммов колбасы.
И как раз по одному из таких торговых монстров, вдоль бесконечных прилавков, пестреющих уже
набившей оскомину некирилицей, брел человек с желтой тележкой.  Взглянув  на содержимое
тележки, можно было смело заключить, что  жизнь, как говорят сейчас,  если и не
совсем удалась, то очень близка к этому эталону. Да и спокойно-умиротворенное выражение
лица человека говорило, что житейские трудности не смогли сломить его, а только закалили. Крепкая
семья, любимая работа, отличное здоровье. Что еще нужно для счастья?
Но душе хотелось чудес, а супермаркет не мог предложить их.
В отделе игрушек взгляд мужчины остановился  на совсем непримечательном предмете. Даже
удивительно, что в этот технологический век кто-то может соблазниться таким неудобным и
однообразным развлечением.
На витрине одиноко висел Кубик Рубика, стыдливо прячась от  беззастенчивой роскоши
электронных диковин.
Мужчина с улыбкой снял его. Воспоминания о дождливом ленинградском вечере с необычайной
яркостью промелькнули перед глазами. Даже упаковка была такая же, с надписью «Made in
Hungary».
Тележечные недра недостойны столь ценной вещи.
Человек бережно  нес  кубик в руке до  самой кассы. На душе было невероятно легко и
радостно. Казалось, во рту появился привкус той самой рот-фронтовской клубничной жвачки.
Мужчина конечно понимал, что возможно выглядит нелепо, да и времени на сборку головоломки
 уж точно не найдется.
Но эти суетные мыслишки  не могли отвлечь от главной мысли, пришедшей в голову только
что:
«Мечты детства непременно должны сбываться, хоть через двадцать пять, хоть через сто, хоть
через тысячу лет».