Валютно-импортная история

Люди старшего поколения хорошо помнят, с каким почтением тому лет назад относились к импорту, Во-первых, само слово забавляло. Его произносили, предварительно глубоко вздохнув, и потом, — чуть прищурив глаз, чаще левый, — мягко так, на выдохе — «импорт».
Трудно без волнения вспоминать, как сходили с ума за штанами. Сначала — за галифе, потом — за колоколами и джинсами. Времена, конечно, веселые.
Представьте себе времена, когда предприятия предлагают предоплату, а поставщик тяжело переживает за вагоны с грузом, которые идут в счет этих денег.
— Как там колесные пары из чугуна у этих паровозов? Выдержат ли? — лихорадило продавцов.
— Боже, хоть бы вовремя дошли эти товары, за которые уже заплатили деньги, — так думали отправляющие груз.
Не меньше переживали и получатели грузов: 
— Боже, — думали они, — хоть бы быстрей эти товары (часы, утюги, арнаутки) приехали, а то отправители так переживают, что жалко на них смотреть.
Свои переживания по этому поводу имели машинисты паровозов и вездеходов.
Вот такая ситуация... И вдруг совершенно неожиданно начался процесс умирания вождей.
Причем процесс шел бурно и, в конце концов, разразился перестройкой. Людям, которые привыкли к какому-то определенному положению вещей, было довольно трудно воспринимать новое. А новое напирало, и в конце концов молодые заполнили ниши и слово «импорт» произносили уже без должного почтения. Изделие  № 2 они уже не считали чем-то выдающимся, в то время как люди постарше стыдливо отводили глаза от кондомов. А их, с усами и с бородами, любых расцветок и, что особенно малопонятно, на любой вкус, вдруг, откуда ни возьмись появилось. Какое-то время еще сильны были позиции коммунистической идеологии. В некотором смысле этой ситуацией можно было воспользоваться. Взять, к примеру, и обозвать Ленина сволочью, а затем немедленно начать выпуск диссидентской газеты. Некоторые жгли партбилеты по телевизору, видимо, уклоняясь от уплаты членских взносов.
Особенно забавно было наблюдать за украинским парламентом.
Однажды на трибуну взошел председатель какого-то западноукраинского колхоза и произнес речь: «Панове! У нас у районі коїться лихо». Видно было, что про лихо он знал не понаслышке. На нем был серый пиджак на вырост, отсутствовал галстук, присутствовали добрые чоботы. В борьбе с лихом он потерял часть волос на голове, но при желании на казацкий чубчик можно было наскрести. А вот  усы были, как у Тараса, и являлись предметом гордости  и поклонения у односельчан.
— Два парубка, — продолжил он, — зробили з колючого дроту вінок i почепили йому на голову.
Парламентарии туго соображали, о чем идет речь, и как реагировать не имели не малейшего понятия, поэтому они заняли выжидательную позицию,
— Йому, Леніну, — произнес председатель. — Так шо ж, може, троянди йому чіплять? — изливал он свою душу в притихший зал: — По п’ять років хлоп’ятам дали. От гади!
Красный еще от коммунистов зал вскочил с места, и понеслось:
— Ганьба, ганьба! Вимкніть мікрофон! Дайте сюди рушницю! — неслось с галерки.
Спикер и сам не ожидал от такого положительного председателя колхоза столь знойной выходки, а спикерить еще как надо не умел, поэтому ему все никак не удавалось выключить микрофон. И вот зал гудит, спикер шурует в пульте управления, а председатель не сходит с трибуны.
— Ти диви, caмi демократи зібрались, комментировал он происходящее. Наконец он махнул рукой и ушел в зал.
Все это не имеет к моему рассказу прямого отношения, но мне показалось, что эмоциональный фон того времени поможет быть лучше понятым. Потому что история об импорте — это значительная история.  Дело «Мабетекс» слышали? Отдыхает «Мабетекс». Персонажей будет пять. Я бы хотел вам их представить. Будьте терпеливы и внимательны, а я постараюсь быть лаконичным.
Итак, персонаж № 1... Жанка! Этой женщине всегда 16 даже в ее 50. Она прожила нелегкую жизнь, но устояла против многих соблазнов и сохранила восприятие мира младшей пионервожатой. Ее отец был одним из знаменитой футбольной московской династии Старостиных. Большую часть жизни прожил в Днепропетровске, успел поиграть за «Сталь». Дружил с Трусевичем, Кузьменко. Но это почему-то не заинтересовало городских журналистов. Похоже, никому не интересна история города, и им достаточно одного сегодняшнего героя на все случаи жизни.
Смею думать, что это все-таки не так и хочу предложить вашему вниманию маленькую зарисовку из богатой на события жизни моей любимой Жанки.
Первое, о чем надо сказать, Жанка — автомобилист со стажем. В разное время у нее было много разных автомобилей. Если она выезжает из гаража, все козлы города и области на дороге попадаются именно ей. Мат стоит на всем пути следования. Жанка всех научает ездить, и ненормативная лексика входит в программу обучения. Редкие водилы не внимают ее поучениям. Женщина она с выдающимся  нерастраченным темпераментом, и поэтому итальянские миниатюры представлены на днепропетровских дорогах в достаточной степени.
Так вот, купила она как-то себе «жигули». Ничего по тем временам машина, однако, цвет у нее молодого танка, что Жанку особенно раздражало. И вот решила она ее перекрасить. Благо, денег тогда хватало. Вот она и перекрасила ее в бордо. А в техпаспорте отметку сделать поленилась. И случилось ей на Новом мосту попасть на легендарного старшину ГАИ из Подгородного. А этот штрафовал всех. И депутатов, и делегатов, и авторитетов.
Не буду класть голову на плаху за то, что он не брал на дороге «корм», но все-таки он был человеком принципиальным. Женщин за рулем недолюбливал.
И вот, в такой ситуации он замечает как по Новому мосту, виляя боками, со скоростью 120 км несется бордовая «копейка». Не дожидаясь сигнала, жезл сам взвился и подал команду затормозить. С огромным трудом автомобиль остановился, чудом не задев при этом старшину и пару троллейбусов, проезжавших мимо. Каждому из этих транспортных средств было сказано слов, плюнуто в их сторону и в лаконичных выражениях упомянута их мать.
Старшина, косясь на открытую стройную ногу Жанки, предусмотрительно выставленную для обозрения, тем не менее строго попросил:
— Гражданочка, предъявите документы! Будьте любезны!
— Тебе мало машин? Одна-единственная женщина на мосту, так и ту надо остановить, — начала извержения Жанна, но документы все-таки блюстителю дорожного порядка подала.
Старшина очень внимательно и придирчиво осмотрел машину, сверил номера. И тут — бац! Цвет-то бордо, а в техпаспорте  —  изумруд. Вот это да! Вот это наглость!
— Так, шо, гражданочка, бордо?! — многозначительно спросил он.
— Бердо-бердо, — передразнила Жанка.
—  Так як так бердо, коли в документах изумруд?— не унимался старшина.
— Слышь, ты что? Что с тобой, старшина? Может, ты с утра выпил? То-то я смотрю на тебя и не пойму, чего ты хочешь от меня. Какое бордо, когда машина изумруд?! Слушай, а ты часом не дальтоник? —  Жанка этим вопросом перехватила инициативу.
— А шо це — дыльтоник? — спросил инспектор.
— Ой, дорогуша, тебе надо срочно к окулисту. Дальтоники не различают цветов. Для них что бордо, что изумруд — все едино. Чтоб ты тут не натворил делов, на тебе телефон моего знакомого окулиста и немедленно к нему.
Ошарашенный этим известием, старшина помахал перед глазами рукой, раз двести моргнул, но дальтонизм не проходил: так и стояла бордовая копейка перед глазами. Вскоре он почувствовал неподалеку от глаз слезы.
— От гімно! Так i знав що вигонять з ДАЇ, —  разочарованно произнес он. Потом подал Жанке документы, козырнул и удалился в поликлинику МВД. На следующий день старшина не покидал свой пост даже по естественным нуждам. Зорко и жадно он вглядывался в дорогу. Одна только мысль билась у него в мозгу: «Хоча б устренуть эту бердо и по самые помидо...»
Когда-то их встреча состоится. И я уверен, что старшина будет отправлен по всем остальным врачам и инспекциям с тем же результатом. Фантазия Жанкина позволит им не прерывать этого милого занятия долгие-долгие годы.
Персонаж №2... Тамара Ефимовна. Порядком уже взрослая женщина на 84-м году жизни, но еще хлопотунья и старательница. Пару раз из ее уст срывалось слово «Периж».
— Ого! — подумал я. — Тут, однако, богема.
Персонаж №3... Директор большого больничного заведения, академик, классического воспитания. Привлекательный еще мужчина, поскольку Жанка долго и с удовольствием с ним беседовала, ни на йоту не приближаясь к предмету коммерции.
Персонаж №4... Секретарь-референт предыдущего академика. Человек, оставивший о себе безусловную память.
И, наконец, персонаж № 5... Ваш покорный слуга, пишущий эти строки. Как бы мозг этой сделки, негоциант и очень влиятельный человек в болгарской фармацевтике.
И вот время, веселое время, собрало сих достопочтимых господ совершить сделку — это такой буржуазный бизнес, недавно развившийся в нашей стране до небывалых высот. Все считалось в миллионах и парсеках. Ведро картошки можно было поменять на ведро купонов. Причем количество ведер и с той и c другой стороны можно было менять без всякого ущерба для участников.
Наша  коммерческая сделка заключалась в следующем: болгарские друзья предложили нам аспирин — таблеток и пилюль на сумму не менее 20000 $. А у нас их свободно можно продать за 30000 $. Сопоставляя два этих разных числа, можно увидеть прибыль. Не ахти какая, конечно, не сравнить с прибылями ЕЭСУ, но все-таки приятно! Тем более, что Тамара Ефимовна обо всем с академиком  договорилась. Осталось только пожать друг другу руки и начать делить деньги!
Академик последний раз пробежал глазами список таблеток и пилюль и все-таки, не выдержав, с восхищением чиркнул напротив особо полюбившегося лекарства галочку, и торжественно и интимно произнес: «Будем брать».
— Прекрасно! — задыхаясь от восторга, отреагировал я на ситуацию. — Разрешите полюбопытствовать, а какова же сумма будет стоять у нас в контракте?
— Думаю, миллиона два, — высокозначительно молвил академик.
— Простите, я не ослышался, вы сказали два миллиона? Не 20000, не, в крайнем случае, 25000, а именно 2 миллиона? — переспрашивал я.
— А почему вас пугает эта цифра? — академик пожал плечами, совершенно игнорируя тот факт, что 2 миллиона долларов — значительная «капуста»! С такой суммой нужно не контракты делать, а миссии совершать. Меня бил легкий озноб.
Вот они — плоды перестройки и награда за труды! Радость-то, какая, батюшки! Щас совершим сделку на два миллиона долларов и будем петь «чижик-пыжик». Щас совершим печать и тема исчерёпана. И будут Жанка с Тамарой Ефимовной полеживать на пляжу воронками кверху, поплевывая.
— В этой стране дело имеют только с купонами,— оборвал мои размышления академик.
— А не хлебанули ли вы часом, доктор, аспиринчику с утра? Вы говорите о купонах, между тем, как колода игральных карт стоит 400 тысяч купонов. Иностранные государства могут принимать эту валюту как целлюлозу.
Я негодовал и не хотел коммерческих переговоров. Я хотел домой. Жанка уже не касалась ногами пола и беседовала с Тамарой Ефимовной, находясь в состоянии полной левитации.
Речь ее походила на пророчества пятидесятников. Никто вокруг ничего не понимал без переводчика. Но вот переводчиком-то как раз и была Тамара Ефимовна, вероятно познавшая эту благодать в одной из пятидесятнических корейских общин, хлынувших к нам, язычникам, проповедовать то ли Кима, то ли Цоя, съевших не одну собаку на этом деле.
— Жу-жу-жу-жу, — говорила Жанна.
— Ой, Жанна, не морочь мне голову! — отвечала Тамара Ефимовна
— Жу-жу-жу-жу, — продолжала Жанна.
— Ой, мне ничего от этой сделки не надо, дайте пачку седалгина и отвезите меня домой!
Контракт потерпел фиаско.
Но в пику всем адамам смитам и держимордам, дорогие мои земляки, вам всем еще повезет. Я буду молиться за вас, мои родные, чтобы вы не умерли с голоду, не замерзли зимой от стужи и от глупого устроения нашей жизни. Будьте здоровы, мои дорогие Жанна, Тамара Ефимовна, академик и его секретарь-референт!