Память

               
            

             Седой, но сохранивший былую осанку мужчина, лет шестидесяти, прогуливался по песчаному берегу моря. Волны, вечернего прилива с яростным урчанием, догоняя одна другую, накатывались на безжизненный берег Средиземного моря. Почему, думал Юрий Абрамович, столь богатые фауной, южные моря не приносят берегу свои дары? Ни крики морских птиц, ни звуки животных не нарушают здесь покой злого урчания разгневанных волн. Память настойчиво высвечивала воспоминания о других морях, более ласковых, но более жестоких, где жизнь кипела и бурлила как в котле преисподней. Он окинул взглядом город, утопающий в ярких красках цветов и зелени пальм. Красивые, современные дома ярко выделялись на фоне стройных улиц и зеленых парков, силуэт маяка и сверкающий огнями морской порт с лесом портальных кранов. В прибрежном ресторанчике играла музыка. Юрий Абрамович выбрал столик с видом на море, где в вечерних сумерках, обгоняя друг друга галсировали, мерцая ходовыми огнями, спортивные яхты. Он заказал сухого вина и креветок. За соседним столом, также в одиночестве, женщина пила кофе и также смотрела на море. Их взгляды встретились. Он обратил внимание на её красивые и строгие черты лица, на копну вьющихся седых волос и опять луч памяти вернул его в прошлое, то далекое, незабываемое время. Скалистые берега родного порта и женщина, что оставила о себе вечную, не проходящую боль воспоминаний.
              Вышли из порта ранним утром, когда рассвет только что забрезжил над мысом «Сигнальный». Покидать родную гавань не хотелось. Юрий, тогда молодым штурманом, более полугода проболтался в море. Зашли в порт для перевооружения, но БМРТ (большой морозильный траулер), поставили в док и его назначили штурманом на пароход «Азов», американской постройки времен ленд-лиза. В море его провожала молодая жена и он, естественно, не успел насладиться прелестями семейной жизни. Но, уж такова участь всех моряков!
              С Софьей свела его Камчатская пурга. Как-то в позапрошлую зиму, под Новый Год, он возвращался с Паратунки, где отдыхал на горячих источниках. В такси села с ним молодая женщина, и они поехали в город, не смотря на начинающуюся пургу. Снежная буря все усиливалась и, в конце концов, машина застряла в десяти километрах от города. Шофер, бросив машину, ушел в ближайший поселок, а Юрий с попутчицей пошли пешком. Пурга свирепствовала, и идти становилось все трудней. Шли, взявшись за руки. Всё трудней было ориентироваться в этой снежной круговерти, и, в конце концов, дальнейший путь стал невозможным. Они вырыли в снегу руками углубление, достаточное, чтобы укрыться от ветра и сели, тесно прижавшись, друг к другу. Через короткое время их накрыл снежный сугроб, и они оказались в снежной пещере. Было относительно уютно и тепло. Дышать было легко. – Мне страшно сказала женщина, еще теснее прижимаясь к нему. Лица их были рядом. Он обнял её и прижал лицо, почувствовав на её лице слёзы.
- Откуда родом, вы ведь не местная? Звать то как? – Софья. Мы
с мужем из Кубани. - Казачка значит? Ну, потому и страшно, что не местная. Для меня, дело обычное, не раз приходилось в снегу ночевать. Так что рассчитывайте на ночлег с чужим мужчиной, тем более не женатым. Софья, после затянувшийся паузы, чуть отодвинув лицо, заговорила. – Замуж вышла за курсанта, мечтала о романтичной жизни в дальних гарнизонах, как в кино. Проза жизни оказалась ужасной. Назначение он получил в ваши края, да не по силам ему оказалось. Запил, а потом бить меня стал. И это бы вытерпела, а как жидовкой стал звать, лопнуло мое терпение. Вы то не антисемит, надеюсь. Да у вас и нет здесь такого. Ушла я от него, вот и мыкаюсь по знакомым.                Он без всяких предисловий, поцеловал её в горячие губы. – А меня Юрием звать, а отчество моё, Абрамович, так как отца, Абрамом Наумовичем звали. Так что родня мы с тобой. А насчет антисемитизма ты права, не приходилось мне встречать. Да я бы…. Теперь уже Софья поцеловала его. Так и целовались они, пока не уснули от сморившей их усталости. Проснулись они от лязга гусениц снегоочистительной техники. Раскопав свою берлогу, они с трудом открыли глаза. Снег сверкал и горел под ярким солнцем. В сотне метров от них солдаты
- чистили дорогу. Кое-как добравшись по глубокому снегу до трассы они, на первой же попутной машине, благополучно добрались до его квартиры. Какая-то непонятная дрожь пронизала Юрия. Он с трудом попал в замочную скважину и, не раздеваясь, стал неистово целовать Софью. В конце концов, они упали на медвежью шкуру, покрывавшую пол. Набухшая от  пурги одежда снималась с трудом. Дойдя до белья, он стал просто рвать его. Софья изнывала в ожидании этого мгновенья, стараясь из последних сил помочь ему. Их наполненные страстью стоны и крики блаженства разносились далеко за стены квартиры. Эти звуки страсти и любви продолжались до тех пор, пока они обессиленные не уснули в изнеможении. Так вот и началась их совместная жизнь полная любви и забот. Еще задолго до возвращения в порт, он получил радиограмму о рождении дочери, и он рвался на берег в надежде насладиться сполна семейным счастьем.
-                «Азов» шел, переваливаясь с борта на борт по бескрайним просторам Охотского моря. Дул северный ветер, волны каскадами брызг осыпали палубу. Шторм грозился бурею. До Большерецка было не более двух суток. Отстояв вахту, Юрий спустился в каюту. На стене перед глазами висела фотография жены, а рядом, фотография маленькой девочки, его дочери. Он долго вглядывался в дорогие лица, и щемящая тоска закралась в сердце. Он поднялся на палубу, посмотрел равнодушно на разыгравшуюся стихию и прошел в радиорубку. Радиограмма была короткой: - Хочу сына!                Шторм начался перед рассветом. Шквальный ветер и огромные волны швыряли судно как скорлупу. Видимость нулевая. Белопенные шапки волн с ревом рассыпались на палубе. Казалось, морская стихия, хочет разорвать судно на части. Рядом, на траверзе, в двух кабельтовых, рифы. Внезапно судно содрогнулось от страшного треска. При падении с волны зацепили винтом риф. Пароход потерял ход. Сейчас же в эфире раздался SOS. Юрий заступил на вахту. Положение было критическим. Судно неумолимо несло на рифы. Все понимали, что судно сварной конструкции, предназначенное на один рейс, шторма не выдержит. И вот, оказавшись на гребне двух огромных волн «Азов» прогнулся по мидель-шпангоуту и с ужасным треском развалился на две половины, благодаря водонепроницаемым переборкам держащихся на плаву. Юрий, находясь по-прежнему в рубке, с ужасом заметил, как исчезает в тумане кормовая часть судна, её сносило на Юг, а носовую часть с небольшой частью команды несло на рифы. Через пару часов вновь раздался зловещий треск и «Азов» прочно сел на камни прибрежных рифов. Юрий приказал всем уцелевшим собраться в кубрике. Объяснил создавшееся положение: -  Электроэнергии нет. Автономного питания рации хватит не на долго. Остальная часть команды исчезла вместе с капитаном на кормовой части судна. В кают-компании сохранилось пара ящиков минеральной воды. Расходовать очень осторожно, Опреснять воду нечем. Кубрик утеплить всем, чем можно. «Азов» по мере расширения пробоины будет погружаться. Паники быть не должно. Сигналить фальшфейерами и ракетами запрещаю, так как судно идущее на помощь неминуемо сядет на рифы. В носовом трюме есть продукты. При необходимости, будем пользоваться. Отдыхать будем в кубрике, разрешаю на палубе жечь небольшой костер. Люди расходились подавленные, но без паники.
      На третьи сутки шторм утих. Море казалось ласковым и спокойным. Потянулись, бесконечно тяжелые, дни ожиданий. Тихая безветренная погода сменялась злыми штормами, шли проливные дожди, море обволакивал серый, морской туман, а на горизонте так и не появлялись мачты идущего на выручку, корабля. Так прошел месяц.
       Однажды, ранним, тихим, безветренным утром, после поднятия флага раздался отчаянный крик матроса: Мачты! Я вижу мачты! Справа по борту военный фрегат! Затрещали выстрелы ракетниц. Юрий думал об одном: - как бы фрегат не сел на рифы. Он приказал матросу забраться на мачту и сигналить флажками, что подходить близко нельзя. Фрегат бросил якорь на расстоянии кабельтова от остатков «Азова»! Военных моряков удивил и восхитил порядок и дисциплина, царящие на, терпящем бедствие, корабле. К концу вторых суток показались огни залива «Золотой Рог». А еще через неделю, ранним утром, пароход «Авача» входил в родную гавань. Юрий Абрамович помчался домой. Он хотел принести семье неожиданную радость. Распахнув дверь, он увидел Софью.  Сколько дней и ночей он мечтал об этой встрече! Сонечка! Родная! Софья резко обернулась, глаза её округлились, и она, как подкошенная, рухнула на пол. Он подхватил её на руки, уложил на постель и вызвал «скорую». Сердце защемило, когда увидел, что Софья стала седой. Но, до прихода «скорой» она пришла в сознание, смотрела на него не мигая и молчала. Юрий целовал её глаза, губы, щеки. Наконец она заговорила: - Ты живой? Боже, спасибо тебе! Ты живой! Я думала, что моя жизнь кончилась. Ты живой! Из глаз хлынули слёзы и она, прижавшись к нему, стала неистово его целовать. Радость дочери была не меньшей.
        Восемь месяцев отпуска провели на юге, в заливе «Петра Великого». После возвращения домой, родился сын, и назвали его Мишуткой. Маленькая Сулама, полюбила братика и не отходила от него ни на шаг. А Юрию Абрамовичу пора было возвращаться в моря. Давай купим машину, - сказала как-то Софья. – Ты в моря уйдешь, а я на курсы автолюбителей. Юрию идея понравилась. Его назначили капитаном на рыболовный траулер, и море опять надолго разлучила его с любимыми.
     Прошло много лет. Юрий стал известным и уважаемым капитаном. Подросли дети. А Юрий опять был в морях. Вот уже более полугода они общались только с помощью радиограмм. Софья сильно тосковала. Утешением были дети. Однажды, летним, теплым днем, она решила поехать за город, в Паратунку, и показать детям места, где судьба свела папу с мамой.
               Эта дорога называлась – "Крутоберега". Она тянулась и вилась вокруг сопки над пропастью. На одном  из крутых спусков, на повороте Софья, надавила тормозную педаль. Педаль провалилась…. Машина камнем рухнула в пропасть.
Предсмертный крик прервался взрывом.
          
           Кошмар той жизни он вспоминать не хотел. Обставив себя фотографиями жены и детей он запил. Он не хотел видеть людей, он пил, не выходя из дома, не просыхая.  Его лучший друг, капитан Руслан Шишкин, силой затащил его на свой траулер, и он оказался опять в море. А море, оно не только калечит судьбы, оно и души лечит. Примерно через месяц, Юрий пришел в себя, стал бриться, а потом и вахту стоять. Так постепенно жизнь к нему и вернулась. И как только он узнал о возможности переезда в Израиль, он тотчас же, не раздумывая, уехал.
      
           Воспоминания прервала женщина. Свой кофе она уже допила и теперь обратила на него внимание. – А  Вам нравится ночное море? Я так люблю сидеть здесь вечерами. Вдыхать его запахи, слушать шелест волны! Там, в прошлой жизни, я в детстве любила бродить по берегу, прислушивалась к крику чаек. Я ведь Сахалинская! – И где ж вы там жили? – как бы, между прочим, спросил Юрий Абрамович. – А вы бывали на Сахалине? Я из Корсакова. – Он назвал свою фамилию. Боже! Да я вас знаю! Вы знаменитый капитан. А я то думою, что-то лицо мне ваше знакомо. Да мой покойный муж с вами в моря ходил. Может, помните, боцман, Павел Рабинович?  Он погиб вместе с  СРТ «Громовым» у Крысьих островов.
  Юрий Абрамович подсел к ее столу и заказал ужин.