Кино о ежатах и капучино, голубях и сыроежках

     Больше всего сейчас хотелось закрыть медленно-медленно глаза и плавно-плавно провалиться в ватную тишину. Желательно немую. И очень не хотелось ощущать навязчивый и гадкий привкус реальности. А этот привкус почему-то был именно таким.
    Каждая его деталь, и он в целом, чуть заметный оттенок и его яркие всполохи, еле уловимые звуки и жуткий грохот – все было такое противно-гаденькое. Липкое. Мерзкое. Но, как назло, реальное.
   
    Монотонный голос громкоговорителя бесстрастно объявил о начале посадки в поезд на девятой платформе. Потом он сказал что-то еще. Было впечатление, что репродуктору доставляет удовольствие разлучать людей, заставлять их плакать и ободряюще улыбаться уезжающим сквозь слезы. Словно он находил в этом непонятное и недоступное другим наслаждение.
    Я даже ничего толком и не слышала. Я вообще не осознавала саму себя в данный момент. Почему-то казалось, что я просто смотрю на себя со стороны.
     Как на кино. На рисунок. На видеоролик. Явно видела себя, стоящую как-то безразлично. Даже нет, отстранено, наверное. Видела подъехавший поезд; уходящие в разлуку рельсы; по-осеннему холодное, но по-летнему солнечное утро; сонного дворника; дремавших голубей. И видела толпу провожающих. И себя среди них, такую безразлично-отстраненную.

      И мы все кого-то провожали. Мы были такие разные, чужие, но объединенные сейчас очень схожими чувствами. Кто-то, возможно, провожал с тоской, кто-то со слезами, вздохами, а, может быть, и с плохо скрываемой радостью. Или вообще нескрываемой. А я почему-то никак не вписывалась в общую картину.

    Внезапная мысль ненадолго растормошила меня: «Опомнись, ты же провожаешь ЕГО. Неужели тебе всё вообще всё равно?! Это же ты совсем недавно смотрела в ЕГО глаза и видела в них весь мир. Такой тихий и светлый, как лесное озеро. Такой безоблачный… Это же ты держала ЕГО за руку и приятная дрожь горячими волнами растекалась по телу. Твое ведь дыхание останавливалось! Ведь это была ты! Что с тобой?!»
     Внутренний голос, слегка хриплый и будто простуженный, отвечал: «Да… Это была я… Была… Да, было… Смотрела… Видела… Держала… Да…»

    Но вернуться в реальность на перрон совсем никак не получалось. Картинку заклинило. И я смотрела на себя, как на плохую героиню плохого фильма.

    Расстегнутая джинсовка, растрепанные порывистым ветром волосы, уставшие глаза без туши, утренняя никотиновая прохлада в лицо.
   Кадр удачный, но героиня мне определенно не нравилась…
    Рядом  с ней (или со мной?) ты тоже смотрелся неуместно. Вся эта неловкость и гадкость плохо маскировались непонятной, да и ненужной спешкой. Кажется, ты что-то говорил…
    Почему-то стало смешно. Героиня смотрела в твои глаза и улыбалась. Ей тоже было смешно. Рядом с ней ты казался слишком уж аккуратно-безупречным – брючки со стрелочками, свежий выспавшийся вид, непринужденность, впрочем, наигранная. Ты был до тошноты культурно-стерильным. Идиотского цвета рубашка – Armani, очевидно… Приторно-апельсиновый запах -  Givenchy что ли?

    На какую-то секунду твой голос разрезал довольно резко и внезапно мою столь уютную тишину из ваты.
-…а как только приеду, сразу позвоню. Я всего на 4 дня, потерпи, моя сладкая, это недолго.
- Да…
- Сладкая, я люблю тебя, очень люблю!
- И я…
- Ты, главное, рыбок не забывай кормить!
- Хорошо…
- И вообще, обещаю звонить по вечерам, и по утрам тоже. Ты меня слышишь?
- Да…
     И дальше слушать расхотелось. Героине было гораздо комфортнее в своей куче молчаливой ваты. И ей, и мне.
     Плохое, все-таки, кино… Актеров подобрали весьма неудачно. Но режиссер замечательный – все детали нужные и важные.
    Хотя я вру, пожалуй.
     В героине мне нравилось одно – как она играла серебристой зажигалкой. Мои замерзшие пальцы лениво, размеренно шевелились, и, когда солнечный луч попадал на серебристый бок зажигалки, на рельсы отпрыгивал неяркий солнечный зайчик. Красиво получалось…
    Я спрятала руки в карманы. Холодно все же…

    Голуби деловито топтались по перрону, ворковали. О чем-то интересном, наверное. А ты все нес какую-то непонятную мне чушь… Они смотрелись гораздо умнее тебя. Уж извини.

   Ну неужели ты совсем ничего не видишь?! Совсем ничего?!

   Как же, все-таки, холодно… Надо домой… Как можно скорей. И капучино… С корицей обязательно…
    Тут героине захотелось мир увидеть тихий и светлый. Прям как лесное озеро. В твоих глазах. И, желательно, безоблачный.
    Я скользила по тебе взглядом. Мир увидеть хотелось, а вот заглянуть тебе в глаза – совсем нет.

    Не было там лесного озера. Точнее озеро было, но я не могла найти столь знакомую тропинку к нему. Заблудилась я. Вроде и лес, как лес. Ёлки-сосёнки, все, как полагается. Птички-ёжики, может даже ежата, малинки-сыроежки… Но тропинку найти не получалось…
   Не получалось!!!
    А может я вообще не в тот лес попала?
     Да вроде в тот. Те же ежата-сыроежки. Без тропинки только…

     Хотя… Пропади он пропадом, дурацкий мир твоих глаз! Насмотрелись уже. До противно-гаденького привкуса. Лесное озеро… Бред какой-то! Совсем с ума сошла героиня. Мир ей, видите ли, подавай, озеро, ежей и сыроежек… Дура…
     Да уж. Что дура, это точно. Сейчас только понимаю, что не было этого тихого и светлого мира в твоих глазах никогда. Просто это мне хотелось его там видеть. Хотелось до последней минуты, до последней слезинки, до последнего прикосновения к твоим губам.

   Репродуктор рявкнул что-то вроде: «…до отправления осталось…» Сколько-то там минут.
    Ты заговорил еще торопливей – буду скучать, 4 дня, люблю, потерпи, рыбки… Все по двадцатому разу…
    Героиня совсем замерзла. Слишком холодным было это осеннее утро. Она подняла воротник.

   Неужели ты не видишь?! Совсем-совсем ничего?! От тебя мне холодно!!!

   От глаз твоих, мира их несуществующего, от Givenchy твоего апельсинового, от непринужденности вымученной, от рыбок твоих вечно голодных…
   Героиня как-то слишком поспешно, боясь опоздать, выбралась из ватного гнездышка тишины.
    Весь шум этого утра она услышала резко и сразу – неспешное воркование голубей, твои последние наставления и пожелания, гул голосов провожающих, сварливое пыхтение поезда.
    Она поцеловала тебя в щеку, тоже как-то резко и вскользь.
- Пока, - и также быстро прочь  с перрона.

   Я рукой дотянулась до пульта. И выключила. Плохое получилось кино… Очень плохое...

   Но, проходя мимо голубей, я опять подумала: «Надо домой. Как можно скорей… И капучино. С корицей обязательно…»

07.06.11.