Донской монастырь или резидент революции
Мне нравится бывать в « Донском монастыре». Это островок культуры, памяти и нашей истории. Он расположен в центре города, такого огромного и шумного, но когда в него входишь, то забываешь обо всем, окунаешься в другой мир, останавливается время и даже не слышно городского шума за стенами.
Тишина, пение птиц, спокойствие, умиротворение и ощущение принадлежности к великой истории нашей страны, к чему-то очень важному. Особенно, хорошо бывать там « золотой осенью». Теплое ласкающее солнце пробивается сквозь листья, окрашивая их в разные оттенки желтого, красного, бордового и зеленого. Фрагменты со стен храма «Христа Спасителя», надгробные камни , изваяния , кресты и маленькие склепы пахнут стариной и напоминают о нашей историей.
А, звания, фамилии, высеченные на памятниках ,- графы, князья, офицерские чины, купцы и мещане, ставшие почетными гражданами нашего города. Разумовские, Оболенские, Дашковы, Воронцовы , Радищевы, Раевские - это не фамилии, а какая- то музыка из прошлого.
Вот так придешь, походишь меж могил, почитаешь надписи, вдохнешь этот священный воздух и окажешься в другом мире, затем присядешь на скамеечку у какого- либо надгробья, снизу заросшего травой и зеленым бархатистым мхом, ползущим вверх, посидишь, подумаешь, и так хорошо, легко, сделается на душе, что можно заснуть.
Вот и в эти выходные я присел пред надгробьем купца 1-ой гильдии, почетного гражданина нашего города Хворостова Осипа Степановича, скамеечка оказалась очень удобной и чистой, погрузился в свои мысли и задремал. Мне снился , а может и не снился, наверно я просто представил себе бал во дворце с высокими потолками и хрустальными большими люстрами с зажжёнными свечами. Миловидные девушки в красивых пышных шелковых платьях, молодые, статные офицеры в военных мундирах с эполетами и аксельбантами. Все они кружатся в танце по огромному залу, медленно, чувственно вальсируют или задорно отплясывают мазурку под завораживающую и одновременно торжественную музыку оркестра. Слышатся звуки скрипок, флейты, духовых и ударных инструментов, возникает и захлестывает ощущение грандиозного праздника.
Девушки торопливо обмахиваются веером, скрывая за ним свои улыбки, секреты и игривые глазки, офицеры в белых перчатках пьют шампанское из высоких бокалов и поглаживают свои торчащие в стороны усы. А, вечером после танцев и флирта, игра в карты в «вист», проиграются состояния и имения, шампанское будет струиться рекой, и в хмельном угаре поездка на санях, запряженных тройкой вороных лошадей, к цыганам в «Яр». А, на утро, с похмелья , стреляться из - за женщины с капитаном лейб - гвардии энского полка, бравым гусаром Раевским, наглым самоуверенным красавцем, не знающим поражений ни в бою ни на дуэли, баловнем судьбы и любимчиком женщин.
Даже не верится , что начнется война с французами, в очередной раз сожгут дотла и сдадут Москву, потом много крови, человеческих жертв и трагедий, победное шествие наших войск через всю Европу и триумфальное шествие бравых , удалых молодцов с криками «Ура», по Парижу. Затем опять немного красивой и спокойной жизни, балы, поэзия, романтические отношения и снова потрясение. Большевики с их Великой Октябрьской Социалистической революцией разграбят, растопчут, разорят, сожгут, уничтожат цвет нации – умнейших, культурных, образованных людей и создадут Союз Советских Социалистических республик, с всеобщим равенством и братством. С этими мыслями я задремал, стал куда - то улетать и кружиться , меня вихрем втягивало , всасывало в какую- то воронку, позднее я сообразил, что это «ворота времени, - временной портал».
Я оказался на закрытом заседании ЦК ВКП(б), присутствовали Владимир Ильич Ленин( Ульянов), Феликс Эдмундович Дзержинский, а председательствовал - сам Иосиф Виссарионович Сталин ( Джугашвили , по прозвищу «Коба») . Меня колотила дрожь, пробегал мороз по коже и зуб на зуб не попадал.
Все смотрели на меня сердито и я понял, что добром это все не закончится. Я с самого детства помню это неприятное, тошнотворное ощущение приближения беды, когда от сухости во рту язык прилипает к небу, в голове путаются мысли , наступает «стопор» и не можешь вымолвить ни слова, только моргаешь, что- то мычишь, сильно потеешь и душа прощается с телом.
В. И. Ленин, как всегда был в темном костюме с жилеткой - «тройке», в белой сорочке с галстуком в горошек. Хитрый, с бегающими темными раскосыми глазами, курносым носом и бородкой «клином». Огромный лоб, короткая шея, был он небольшого роста, с маленькими ручками и ножками, и очень энергичный, я бы сказал шустрый.
Ф. Э. Дзержинский стоял чуть в стороне и смотрел на меня своими колкими, пронизывающими на сквозь глазами, на нем была серая шинель без опознавательных знаков на распашку, с поднятым воротником, со стороны казалось, что он замерз. Под шинелью офицерский мундир с широким кожаным ремнем, военные брюки «галифе» и хромовые сапоги.
Коротко подстриженные, светло- русые волосы были зачесаны назад, а высокие залысины подчеркивали большой лоб и « не дюжий ум ». Большие бледно - серые, водянистые, и слезящиеся глаза, кожа лица землистого цвета с нездоровым румянцем и всеми признаками болезни . Маленькая клиновидная бородка, скрывающая мелкий подбородок и усы, прикрывающие тонкую верхнюю губу, такие губы бывают у недобрых людей. Нос с горбинкой, казался несколько длиннее из - за худобы и небольшой нижней части лица, бросались в глаза большие уши.
- « А, это товарищ Павел, он из 2008года»- нарушил тишину председательствующий. Я буду вас так называть, не возражаете».
- « А что мне возражать, это мое имя»- подумал я, но ничего не сказал , лишь пожал плечами в знак согласия, а он продолжал:
- « Был у меня хороший боевой друг и товарищ в ссылке Павел Кривенко, «анархист» по убеждению, ученик Кропоткина и лучший друг Нестора Петровича Махно. Эх, сколько мы с ним геройских подвигов совершили в ссылке и после тоже, как говорится ни в сказке сказать , ни пером «пописать», - все подобострастно захихикали.
Я, почему то сразу представил двух «абреков», террористов, бандитов с большой дороги, вооруженных и очень опасных, которые решают любые проблемы с помощью пистолета, кастета, ножа и огня. Почти как наши « братки », в начале 90- х в малиновых пиджаках, с массивными золотыми цепями и огромным крестом с распятием Христа на бычьей шее. Бритые « качки» с отсутствующим взглядом. И в руках те же самые пистолеты и ножи, да еще достижения прогресса – утюги и паяльники. Только учителями у них были другие «авторитеты », а о Кропоткине они даже и не слышали, если только знали станцию метро «Кропоткинская».
- « И, кстати», - продолжал товарищ Сталин.
– « Вы мне его очень напоминаете, тот же гордый орлиный профиль и непокорный «бунтарский взгляд». Вы не его родственник, хотя о чем я спрашиваю – Вы же все стали « Иванами , не помнящими своего родства », я же сам приложил к этому руку и сам стер эту страницу вашей памяти, чтобы никто не смог гордиться или стыдиться своих родных и близких, чтобы все были равны и одинаково достойны при распределении благ достигнутых революцией, войной и трудовыми подвигами всего Советского народа, труженика, созидателя строителя социализма и коммунизма ».
- « Да »,- подумал я.
- « У вас товарищ Сталин были хорошие ученики и продолжатели, они так все здорово поделили и до сих пор делят между собой все завоевания революции , достижения социализма, природные богатства и ископаемые, фабрики, заводы и даже земля под ногами и та поделена».
Тут поднялся Владимир Ильич , вытянул куда -то вперед, наверное в светлое будущее , левую руку и про картавил: « ****ть, заводы и фабьики ябочим, а землю бьять ,- кьестьянам!»
Я и не думал , что он такой матершинник, но это было смешно и окрашивало его речь более яркими красками.
- «Какие рабочие и какие крестьяне», - возмутился я про себя.
- «Все погубили на корню и стерли с лица земли, само понятие рабочие не существует, « гастарбайтеры» строят дома и ремонтируют квартиры, по двору ходят друг за другом таджики, вроде бы наводят порядок, убираются и работают. Фабрики и заводы закрыты, на их месте и в их помещениях банки и офисы. В общем , - рабочие уничтожены, как класс. Крестьян сгоняют с земли, земля дорого стоит, на полях где еще недавно колосилась рожь и пшеница, а совсем рядом были заливные луга с сочной зеленой травой по пояс, возводятся особняки, виллы, усадьбы – тех , кто все это поделил между собой.
Крестьяне не могут без земли и без поддержки государства, они остро ощущают всю эту несправедливость и в силу своего неукротимого характера начинают крепко пить водку, спиваются и погибают. С мелким и средним предпринимателем, по - вашему, « кулачеством» конкурировать не могут. Колхозов и совхозов больше не существует и естественно крестьянства как класса – тоже».
- «Да, вы не переживайте товарищ Павел, садитесь», - прервал мои мысли Дзержинский.
Меня испугало слово «садитесь», прозвучало оно, как приглашение в тюрьму, я понял, что все это время стоял и присел на стул, а про себя подумал, что это плохой прогностический признак, услышать такое из уст «железного» Феликса.
- « Про криминальную обстановку мы все знаем и даже больше вашего. Коррупция процветает, чиновники и бюрократы обложили данью. Воры и преступники шикуют на свободе , хранят деньги за границей , покупают яхты , футбольные клубы и старинные дворцы английской знати. А. свой народ довели до «ручки», и продолжают над ним измываться, это геноцид русского народа. Но ничего, придет время обломаем , будем стрелять и вешать на фонарных столбах и гноить в лагерях и тюрьмах, опыт у нас есть, дай бог каждому».
Он смотрел мне прямо в глаза и было страшно от этого леденящего душу взгляда.
- «Да», - подумал я.
- « Вы вожди, убежденные борцы за дело революции в курсе дела, а нам простым смертным и политически не подкованным, что делать и как быть».
- « Вы все просрали», - не унимался Дзержинский, он смотрел мне в глаза своими сверлящими глазами умалишённого. От этого взгляда можно было сойти с ума, потерять сознание, либо тут же впасть в « гипнотическую спячку».
Вообще вид у него был явно не здоровый, этот блеск глаз, болезненная худоба, подозрительный румянец и приступообразный кашель выдавали явные признаки туберкулеза легких. Отсюда и раздражительность, нервозность и «пролетарский гнев».
Я, вжался глубже в стул, а он как бы нависал надо мной, как орел размахнул свои огромные крылья и продолжал:
- «Суки, все, за что мы в ссылках, в тюрьмах, за что кровь в боях проливали и шли на смерть. Б--ди, все просрали. И вы за это ответите».
- «Ну что ты Феликс на него, он здесь не причем», заступился за меня Сталин.
- «Хотя, где ты был товарищ Павел, когда из пушек расстреливали последний оплот демократии « Белый дом».
У меня сразу в голове промелькнули аналогии – « Белый дом» в Вашингтоне, «Белый дом» - раньше так называли психиатрические больницы.
А, где я был - да у себя на 12 –ом этаже на « Рижской» на семи метровой кухне, где мы жили с матушкой в блочном доме, в малогабаритной квартире. К нам пришли соседи наши друзья, муж с женой мои ровесники и мы вчетвером сидели за маленьким кухонным столом. Горела свечка, мы слушали транзистор официальные станции и радио «Свобода и голос Америки» и толком не могли понять, в чем дело и что происходит, и кто – красные, а кто - белые. Мы были далеки от политики, но понять очень хотелось, так как это наша страна, наша родина и от этого всего зависела наша дальнейшая жизнь.
Мы склонились над радиоприемником, периодически молча, выпивали водки и закусывали. Создавалось впечатление, что мы на чьих – то поминках.
По телевизору без конца транслировали « Лебединое озеро», балет из Большого театра, вроде как приобщали народ к прекрасному и вечному. Билеты в Большой театр было достать не возможно, поэтому эти трансляции можно было воспринимать как подарок Советскому народу. Только вот к какому очередному празднику - не понятно. Сначала, было ощущение, что кто - то опять умер. В последние годы всегда показывали по телевизору « Лебединое озеро», когда кто – либо из вождей покидал этот бренный мир, все сознательные люди нашей страны смотрели балет по телевизору и поминали усопшего.
Если честно, то я до сих пор не понимаю, что тогда происходило и за что нужно было идти на баррикады и какую демократию защищать .
- «Так, где же вы тогда были», - не унимался Сталин.
У меня язык не поворачивался сказать, что дома выпивал на кухне. Он прочел мои мысли и сказал:
- « Не надо, не говорите, не унижайте себя ложью, мы сами все знаем, товарищ Павел».
Я облегченно вздохнул, как же все- таки приятно общаться с умными людьми, они спрашивают и сами отвечают на поставленные вопросы. Очень удобно, особенно когда ответить нечего или стыдно за свои поступки.
- « Нет, нет, е---ный в йот, уж пусть ответит», - не унимался наш вечно живой и чересчур энергичный Ильич.
- «А, где вы б--дь батенька были во время пеестойки и пьиватизации, когда поесходил пеедел собственности», - и он посмотрел своими колкими буравчиками - глазками, просверливающими меня насквозь.
Интереснейший человек, подумал я, но не хотел бы иметь такого родственничка. Он бы меня каждый день расстреливал и вешал.
- «Да , что вы его все спрашиваете Владимир Ильич. Он же ни сном ни духом и гол как сокол, посмотрите как побледнел», - опять заступился за меня Иосиф Сталин.
А, я подумал, что в «перестройку» работал, как обычно, в общем как «собака» в две смены пахал, даже сотрудники смеялись:
- « А, где Паша, а Паша – пашет».
И, зачем перестраивать пианино или какой- то другой музыкальный инструмент, если он хорошо настроен и приятно на нем играть.
А, «приватизация» как- то совсем, не коснулась меня, как впрочем и многих. Нам с матушкой, под роспись «втюхали» две невзрачные бумажки « ваучеры» и сказали, что это две новые автомашины «Волги» последнего выпуска и, что бы мы скорее учились в автошколах и получали «водительские права», но до сих пор никакой автомашины, даже самой захудалой, я от нашего справедливого государства – не видел. Но, зато в скором времени в нашей стране появилось большое количество миллионеров и миллиардеров, владельцев фабрик, заводов, пароходов и самолетов, они наверное прилетели из космоса, такие инопланетяне. И уже подросли их дети , гламурные и «кучерявые» такие же умные и работоспособные , как их родители и такие же богатенькие, как «Буратино».
- « Да-с, б--дь батенька, поебошили, не усмотьели. Пьитихли суки, спьятались за спинами дугих. Не выходили на улицу, не стоили баикады, не печатали б--ди листовки, бьяшуы и пьекломации и не забьясывали ими вьяжеские тылы. Не агитийовали еб---й наьод на священную бойбу за спаведливость, батство и явенство».
Эко его разобрало, подумал я, видно задело за живое. Ведь нам известно , какие лишения испытывал, как обручальные кольца из медных пятаков ковал кузнец в « Шушенском». Как в ссылку ехал в отдельном теплом вагоне, вез с собой рояль и библиотеку, как же в ссылке без музыки. Жил в доме с несколькими комнатами и с прислугой. Тут же приехала Наденька и они вместе холодными вечерами, взявшись за руки, грелись у натопленной изразцовой печи и он рассказывал ей о своей мечте, о будущем России, о свободном и счастливом народе.
Наденька смотрела ему в глаза, поражалась его уму и была счастлива, что судьба ее связала с таким гениальным человеком – вождем. Она знала, что приложит все силы, что бы быть всегда рядом, быть ему опорой в борьбе.
Так и случилось. Потом, Швейцария с ее тяжелым, лишенным прелестей климатом и бытом. «Немецкие деньги » на революцию, затем любовница, требующая денежных вливаний, сифилис и мавзолей на Красной площади с нетленным вечно живым, бессмертным телом вождя.
- «А, как же мы», - не унимался Ильич:
- «Мы ведь б--дь все положили на алтай еволюции, всю свою жизнь на -уй, что бы вы б--дь , а вы. Ссылки, тюймы, лишения, янения. Холод, голод, воздейжание- все за вас , за вашу е----ую жизнь. А вы суки, все пьосьяли».
- «Да что все просрали, да просрали», - тоже мне нашли засранца, да и матом так нехорошо и должно быть стыдно – все таки вождь мирового пролетариата, да и дедушка всей детей.
А, по сути, я с ним согласился, что все развалили, все разрушили, все прозевали, а нас обложили со всех сторон, так что винить в общем -то и некого.
- «А, во всем виноваты эти б--ди и политические пьоститутки интеллигенты на своих е---ых кухнях и евьеи, они йосию пьодали с потьяхами. Они суки мстят за те гонения и пьетяснения, котоые испытывали на пьотяжении существования всей их евьеской яссы. До сих пой никак не успокоятся, вьедят пидоясы на каждом шагу, а их язведка «Массад» очень хоьоша, сука и наши с ними ничего не могут поделать».
Его ораторские способности всегда восхищали, но все же хотелось, что бы он скорее успокоился. В нем стала проявляться агрессия, он продолжал:
- « Мочить надо было б----ей всех в сайтийе, ястьеивать и гноить в тюймах и лагейях пидоясов, енигатов, умников- молчунов, скытых вагов. Все таки, мало ты пейесажал и пеестелял их Иосиф. А, ведь я тебя суку пьедупьеждал, умолял и упьяшивал, даже в своем посмейтном завещании б--дь пьосил тебя нецеемониться и пьитвоять мои е----ые заветы в эту б----ую жизнь. А, ты пидой все либейальничал и жалел невинно убиенных, - вот сука и получай».
- «А, вы батенька, евьей. И случайно не связаны с изьяильской язведкой. И не засланы ли вы к нам с опьеделенной девейсионной целью – обезглавить наше еволюционное движение. Пьизнавайтесь, как вы собиаетесь нас убивать, что пьедпочитаете пистолет, нож или ледоюб». И я, вспомнил убийство Льва Троцкого, как раз ледорубом, где - то на чужбине.
- «Пьизнавайтесь, а то пьидется язвизать вам язык, уж повейте, мы б---дь набили на этом йуку. У нас знаете, какие матеые мужичищи , яскалывались на пейвом скачке, «богатыьи – не вы», - и он посмотрел на меня уничтожающим взглядом , но при этом улыбка не сходила с его лица, он наслаждался всем происходящим и тем самым развлекался.
Вот садист подумал я. И как в таком благовидном, приятном во всех отношениях, культурном и воспитанном человеке из хорошей семьи – могут быть заложены такие преступные наклонности. Хотя брат его был террористом и цареубийцей, во всяком случае, попытка была. Ничего себе семейка. Я, ничего ему не отвечал и ждал дальнейшего развития событий. Я немного успокоился и даже показалось, что это театр и провинциальные актеры разыгрывают передо мной комедию. Но я ошибался, а Ильич поймал кураж и продолжал:
- «А, может быть иголки под ногти, или боймашинкой по оголенному нейву, или электйичеством да в половые ойганы» - я вспомнил
«электрификацию всей страны» и «лампочку Ильича», а он стал снимать пиджак и закатывать рукава рубашки, как бы готовясь приступить к развязыванию моего языка, и вытягивания из меня правды, я конечно бы все ему рассказал, все что бы он захотел. Я чуть не потерял сознание, уже в который раз за это время. И опять меня спас Иосиф Сталин, он все - таки суровый, но мудрый и справедливый человек.
- «Ильич, ты совсем запугал нашего дорогого товарища Павла, никакой он не агент «Масада», мы же все о нем знаем и это проверенный член нашей партии», - у меня промелькнуло, что я и в партии то никогда не был, ни сном ни духом, а он продолжал:
- «Володя, ты давай прекращай свои фокусы, у меня самого от твоих штучек мороз по коже, ты ведь у нас всегда славился своей изобретательностью. А, помнишь, как ты придумал и внедрял со своими «врачами- убийцами» вакцину правды, от которой наступал паралич воли и человек ломался как щепка и подписывался под любым документом».
- «Да, Ильич, ты человечище, светлая голова, и конечно у тебя размах и у тебя не забалуешь», - подтвердил с восхищением Дзержинский.
А, я подумал, да уж, а ты «железный Феликс» со своими НКВДешниками в застенках Лубянки, как катком ломал и давил человеческие жизни, и расстреливал или ссылал на Магадан в лагеря.
В общем, в компанию я попал – ту еще, один краше другого. Меня выручал мой сдержанный характер, я молчал и не поддавался на провокации. Я не спорил, не противоречил, не выяснял, они этого не любят и не понимают, идеология партии и вождей не обсуждается.
- «Ильич, ты увлекся и уклонился от темы, а этого делать нельзя, ты же знаешь, как я и партия поступаем с «уклонистами» - четко произнес Сталин. И дедушка Ленин притих, стал меньше ростом и впечатался в свой стул. Мне его даже стало немного жалко.
Продолжал Феликс Дзержинский:
- « А, Вьетнам, Ангола, Афганистан, Чечня и Южная Осетия с Абхазией. Ну, ладно иностранщина, хер с ними, дело темное и прошлое. А, Чечня, сколько лет, сил, человеческих жизней положено в землю. А, каждый день террористические акты, смертники, взрывающие себя и все вокруг, а гибель наших военных от полковников до солдат. И, что с этим нельзя ничего поделать или это кому - то нужно и замешаны большие деньги. Развалили Союз, все разбежались, после «Беловежской пущи», ладно Прибалтика, хотя мы столько для них сделали, а наши братья в Украине, Белоруссии, Молдове, Армении, Грузии, Узбекистане, Казахстане и Таджикистане – все нас предали. Мы вам оставили Финляндию, Чехословакию, Болгарию, Румынию, Венгрию , ГДР, Югославию. Страны «Варшавского договора», а вы б--дь , что сделали. Где наш блок и кто его развалил. А, Грузины и украинцы просятся в НАТО. Вы , нам за все заплатите».
Я чувствовал себя подсудимым в суде истории. И, почему я. И, какое я имею к этому всему отношение. Хотя конечно имею, я жил в это время и все это делалось с моего молчаливого согласия, да и согласия у меня никто не спрашивал.
А, «железный Феликс» продолжал греметь своим железом:
- «А, Осетия. По какому праву ввели войска в чужое суверенное государство и нарушили государственные границы Грузии. Понятно, что «гарант справедливости», спасали жизни людей и своих солдат наблюдателей. И, что в результате - осуждение этих действий всеми государствами, никакого признания суверенитета Осетии и Абхазии, а уж тем более присоединения к России - не будет. Вот и все и как всегда».
- «А, надо было», - продолжал он, с молчаливого согласия товарища Сталина, надо было ввести войска в Грузию, пройти победным маршем до Тбилиси, захватить правительство Грузии во главе с Саакашвили в плен и судить показательным судом. Назначить новое правительство и было бы все нормально. Есть и второй вариант, высадить десант подготовленных проверенных бойцов, быстро захватить Саакашвили и его окружение, привести в Москву и судить показательным судом, как международного преступника, осуществившего преступление против своего народа».
- «И, не надо придумывать велосипед» - подтвердил Иосиф Сталин.
- «А, не согласных и не покорных в расход, в лагеря, они бы БАМ давно достроили или что - либо другое придумали», - Иосиф Виссарионович Сталин, как всегда, был краток и лаконичен .
А, ведь он так и сделает. Не будет ни коррупции, ни бардака, ни взяточничества - будет полный порядок. Соответственно олигархов тоже не будет, будет все скромно и достойно. Деньги, особенно нефтяные, будут работать на нашу страну и будут улучшать жизнь наших граждан.
Государство вернется в прежние границы Советского Союза. Бывшие республики будут сами проситься в состав СССР. Возобновится «Варшавский договор», который если придется будет противостоять блоку НАТО, и не позволит кораблям ВМФ США стоять на причале в Севастополе в Крыму. И строить военные базы и размещать ракеты в Польше. И много чего не позволит.
Да, крови может пролиться много. Но, мы подошли к определенному рубежу, к краю пропасти и все равно погибнем. И все - же лучше погибнуть с поднятой головой и быть гордым за свою Родину, а не стоять на коленях. Чувствовать свое бессилие и пресмыкаться перед Грузией, боясь ее членства в НАТО и в Евросоюзе. С нами опять начнут считаться, бояться и советоваться. И трудные ситуации мы будем решать вместе, и вместе с НАТО будем выходить из серьезных ситуаций и конфликтов.
- «Все это было и все это опять будет» - заключил Сталин.
- «А, если кто будет против», - пауза опять затянулась и Станиславский позавидовал бы его таланту.
- «И, это правильно», - оживился Владимир Ильич.
- «Иосиф, пора надрать всем жопу и показать кузькину мать. Давай тьяхнем стаиной. Ты, я, Феликс, ну может и этого с собой возьмем», - он махнул рукой в мою сторону и запел:
- «Наш пайовоз впейед летит, в коммуне остановка, иного нет у нас пути в юках у нас винтовка».
Феликс тоже подпевал, тем самым давая понять, что он полностью согласен с Володей, поддерживает и пойдет за ним куда угодно. Замочит и надерет задницу любому, кто насрал на дело революции. Он уже достал свой револьвер и размахивал им в такт мелодии революционного гимна. Еще не много и он стал бы отстреливать несогласных.
Лишь после того, как Ильич достал из шкафчика графин с водочкой и четыре рюмки, я не много успокоился. Он элегантно, артистично разлил водку по рюмкам, Феликс вытащил из стола тарелку с нарезанным салом, кусками черного хлеба и соленым огурцом. Иосиф вытащил из- за книг открытую банку тушенки. В общем, стол был накрыт. У меня от этих разговоров живот подвело и очень захотелось есть, а что бы успокоить нервы - скорее хотелось выпить водки.
- «Выпьем за революцию, за наше правое дело» - сказал Сталин, ему предоставили слово на правах председателя.
- «Называй нас по имени товарищ Павел и будешь нам братом по оружию, по партии, по священному делу нашей революции. Я с радостью согласился, ведь это большая честь называть вождей революции по именам и быть им братом по оружию.
- «Володя, скажи, ведь ты мой учитель, ты мне как отец родной» - попросил Сталин и Володю понесло:
- «Бьятишки, е- вашу мать, я безмейно яд и счастлив быть йядом с вами в одном стою и с оюжием в йуках бойоться с вьягами еволюции и поднять с колен в очеедной йяз нашу йодину и надавать пиз----ей всяким там тйоцкистам и бухаинцам».
- «Давайте выпьем», - прервал его Сталин и передал слово Феликсу.
- «Я буду краток. Давайте выпьем за нашу революцию и за нашу победу, я за нее порву жопу себе и каждому».
Очередь настала Иосифа Сталина, он сказал:
- «Я хочу выпить эту «чарку вина» за нашего нового друга товарища Павла. Мы не просто так его выбрали, он представляется нам борцом преданным нашему делу, делу партии и революции. Мы можем на тебя положиться товарищ Павел», - спросил он.
Я начал из далека, что очень счастлив с ними разговаривать, выпивать на «брудершафт», что они мои кумиры, что готов умереть и сложить голову за дело революции, за них, за Родину, что бы ее снова уважали, считались, и боялись нашего сильного авторитетного государства. Но, я уже не мальчик и к военному делу не имею никакого отношения и боюсь, что не справлюсь с поставленной передо мной задачей и не оправдаю их надежды.
- «Не бойся, мы всегда будем рядом и вместе справимся с любой задачей. Да и не такая уж это и сложная неразрешимая проблема, решали и по - сложнее . Так, что не ссы братишка, все будет нормально».
Все опять выпили и запели:
- «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут».
Меня никто не слушал и не спрашивал, за меня все решили. Я был избран, но как они на меня вышли и почему именно я, этого я не знал и видимо никогда не узнаю.
Мне назвали пароли и явки. Обещали предварительно предупредить и известить о начале операции, о времени, о часе икс. Что со мной свяжутся, обо всем сообщат и передадут последующий тщательно разработанный план действий. Мне необходимо ждать, быть готовым действовать, быть решительным и твердым и если надо жестоким со своими врагами во имя процветания нашей Родины и нашего народа, заслуживающего лучшей жизни. И я должен держать язык за зубами и никому ничего не рассказывать о закрытом заседании ЦК ВКПб и личном общении с вождями революции и о дальнейших планах, тем более.
Мы выпили еще, язык заплетался и я почувствовал, что сильно опьянел. Володя, Феликс и Иосиф тоже стали немного заговариваться и нести всякую чепуху. Я же, во хмелю решил, что могу им обещать все, что угодно.
Я, со всем соглашался и пообещал, что никому никогда и ни за что ничего не скажу и буду ждать связного, что готов на великие дела, даже на смерть, во имя нашей революции и нашей Родины.
Время пролетело не заметно и пора было возвращаться. Мы прощались, пожимали друг другу руки и расцеловались, так принято у вождей. Они проводили меня до «Спасской башни» Кремля и оставили стоять под курантами.
Задул сильный ветер и все вокруг закружилось. Кромешная тьма сменилась ярким светом - вспышкой и через какое - то мгновение, я оказался на скамейке у могильного надгробного камня купца первой гильдии Хворостова Осипа Степановича почетного гражданина города, на территории «Донского монастыря».
Была полночь, сторож увидев меня стал ругаться и выгонять за ворота, я стал оправдываться и говорил, что случайно задумался и заснул на лавочке у надгробия купца Хворостова. Сторож, пожилой мужик перестал ругаться и проводил меня до ворот.
Я, прошелся по улице вдоль трамвайных путей, поймал такси и через пятнадцать минут был у себя дома, почти полностью протрезвел, лег и крепко заснул. А, когда проснулся утром, не смог до конца понять был ли это сон или это было со мной на самом деле. «Донской монастырь» и лавочка перед надгробием и временной портал и закрытое заседание ЦКВКПб.
На самом деле все это не важно. Важно то, что я готов, я жду связного, который придет, передаст подробный план действий, сообщит час икс - назовет время начала действий и наделит меня соответствующими полномочиями.
Я, до сих пор, слышу их слаженные голоса, призывающие на священную борьбу за светлое будущее нашей Родины, за мир, равенство и братство всех честных людей Земли.
«Вставай проклятьем заклиненный, весь мир голодных и рабов
Кипит наш разум возмущенный и в смертный бой вести готов.
Это есть наш последний и решительный бой,
С Интернационалом воспрянет род людской.
Весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем
Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем.
Это есть наш последний и решительный бой,
С Интернационалом воспрянет род людской».
«Интернационал»
«К Т О З А Р О Д И Н У С Р А Ж А Е Т С Я ,
Т О Т Б Е З С М Е Р Т Е Н В Н А Ш Е Й П А М Я Т И ».
«
Свидетельство о публикации №211061400466