Звуки умершей любви

Нежный розовато-белый лепесток срывается с небольшого цветка и медленно, будто понимая, что это его последние мгновения, падает на гладкую поверхность воды. Это отцветает небольшая яблоня, что стоят рядом с маленьким фонтаном в твоём саду.
Запах летней ночи наполняет лёгкие. Лёгкий ветер шаловливо пробегает мимо нас, чуть касаясь твоих волос и тонкой ткани твоего платья.
Ты стояла совсем рядом, опустив глаза. Я смотрел на твоё лицо, освещённое лишь светом луны и казавшееся таким бледным... Лишь выделялась чернота длинных ресниц и красота твоих чувственных губ.
Но вот ты глянула на меня. Как обычно, я не отвожу в глаз - потому что не могу этого сделать, завороженный тобою.
А сейчас мне стало больно. В твоём взгляде была лишь грусть и сожаление. И ничего больше. Я не находил той нежности и любви, которая была раньше. Не было.
Больно.
У меня не разбилось сердце. Моя душа не была раздавлена отсутствием в твоём взгляде любви. У меня не подступил к горлу ком. Не защипало глаза.
Мне просто стало больно. И пустота. Как будто... Нет. Я не смогу сказать, на что это похоже. Слова искажают чувства. Когда говоришь о чувствах, их делаешь намного грубее, чем они есть самом деле.
Ты больше не любишь меня - так какими же словами я могу передать то, что со мной случилось, когда я это увидел?...
...пальцы привычно скользнули по клавишам. Они всегда чуть тёплые. Будто бы хранят что-то из детства - прикосновения моей мамы, которая умерла, когда мне было семь лет.
Тепло пальцев моего папы - он погиб, когда мне было семнадцать.
Клавиши помнят и тебя. Ведь ты помнишь, как я хотел научить тебя играть на пианино? Помнишь? Или ты уже забыла меня и всё, что со мной связано?...
Мелодия сама пришла в голову. Твоя любимая Лунная соната. Как часто ты просила меня сыграть её... Садилась на небольшой стульчик, стоявший неподалёку от моего пианино, и слушала, замерев и, казалось, не дыша.
Небольшой стульчик и пианино - всё, что было у меня в этом доме, куда я приезжал, когда выдавался свободный день или несколько часов. Ты приходила ко мне тут же - в лёгком белом платье, со светящимися от счастья глазами. Я обнимал тебя, вдыхал запах твоих волос, а потом ты просила меня играть - и я играл. Музыка овладевала мной, тобой, всем домом, казалось, что и всем миром тоже...
А потом мы шли к тебе. Мы сидели обычно у того фонтана. Весной, когда та яблоня цвела, мы срывали обычно по несколько её цветков и пускали по поверхности воды.
Зимой... Зимой я любил смотреть, как падающие с неба снежинки не секунду задерживались на твоих ресницах, а затем таяли.
Или мы сидели с тобой у камина, согреваемые теплом огня, слушали тихое потрескивание поленьев. И ещё помню этот запах - твоих волос и тепла.
Весной, когда только начиналась оттепель, ты радовалась солнцу и тому, что у меня стало больше возможностей приезжать. И всё так же приходила ко мне, садилась на стульчик и слушала, как я играл.
И весь мир пропадал. Оставались только мы и музыка.
Теперь я остался один.
Темнота ночи уже давно овладела моим почти пустым домом. Только свет луны, падающий в окно, ярким клинком пронзает эту темноту. Освещён только стульчик, на котором ты всегда сидела, слушая свою любимую сонату.
Который теперь пуст.
Я был наедине лишь с музыкой.
Которая теперь стала единственным для меня утешением. Единственным, что заполняло пустоту внутри меня.
Я остался наедине с твоей любимой сонатой.
Она - единственное, что у меня осталось в память о тебе. О нас.
У меня остались лишь звуки нашей любви.
Звуки умершей любви.