День рождения

               
В кухне что-то упало и разбилось. Пашка проснулся.

…Вчера Пашке исполнилось 6 лет. Утром пришел мамкин друг дядя Толя. Пашка  в это время смотрел телик. Дядя Толя протянул Пашке грязную, липкую ладонь и дохнул в лицо водочно-луковым перегаром:

- Ну, Пашка, держи «краба». Шесть лет это!..  Это…, - дядя Толя не смог пояснить, что значит шесть лет, покрутил рукой в воздухе и продолжил,- ты уже, значит, это, большой…, мамке должен помогать. Когда мне было шесть, лет я работал… Деньги зарабатывал…, – Дядя Толя  икнул, засунул руки в карманы и стал что-то искать. Искал долго, сосредоточенно. Наконец, вытащил карамельку «Апельсин», очистил желтый фантик от налипших хлебных крошек, табака и ворса,  подал Пашке.- На-ка, Пашка, конфету. Я тебе к лету велик куплю.- Купить Пашке велик, дядя Толя обещал уже много раз. Вначале Пашка верил, радовался, ждал, потом понял: никакого велика, дядя Толя никогда не купит.

Дядя Толя принес две бутылки водки, и они с мамкой стали на кухне отмечать Пашкин день рождения. Мультики кончились. Пашка выключил телевизор и стал смотреть в окно. Из кухни доносился пьяный голос дяди Толи:

- …Я ему как дам… Он отлетел… Тут второй… Я ему на… Он: Ой-ей-ей… Согнулся… Тут третий… Я ему на, ногой… Он вырубился… Первый поднимается и с ножом на меня… Я подпрыгнул и ногой ему в харю… На… - По-видимому дядя Толя хотел показать как он дрался, стул  затрещал, загремели ложки-вилки, а потом и  сам дядя Толя грузно грохнулся на пол. Мамка захохотала, дядя Толя заматерился.

На заснеженной, освещенной низким утренним солнцем улице шли по своим делам люди, проезжали машины. Город готовился к встрече Нового года. На автостоянке перед универсамом, напротив Пашкиного дома, рабочие устанавливали небольшую елочку, натягивали гирлянды. Пашка уже давно хотел есть, но идти на кухню не хотелось. Он позвал:

-Мам! Мама!- немного подождал и крикнул громче,- Мама!

Из кухни по-прежнему доносилось бормотание дяди Толи, хихиканье мамки, время от времени раздавался звон стаканов и какая-то возня.

– Мамка! – Еще раз, но уже тише, крикнул Пашка и пошел в кухню.
 
  На стуле, сильно откинувшись, полусидел-полулежал дядя Толя. Мишкина мамка сидела у него на животе и раскачивалась. Ее маленькие, отвислые белые груди то и дело вылетали из под расстегнутого халата.

- М-а-а-м! Я есть хочу.

Мамка вздрогнула, запахнула халат и заорала на Пашку:

- Чего надо!  Пшел вон! Убирайся!...

Пашка растерялся:

- Я есть хочу…

- Пошел на ….!

Слезы брызнули из глаз Пашки, он убежал в комнату и забился в угол между стеной и спинкой металлической кровати. Через минуту в комнату вошла мамка:

-Ты где?- Пашка притаился в своем укрытии, но в полупустой комнате мать сразу направилась в Пашкин угол. - Так! Быстро собирайся и иди гулять!

-Я есть хочу,- Пашка захныкал.

-Есть, есть! Говорили дуре аборт сделать… Быстро собирайся, я сказала, а то выпорю!

Пашка натянул девичьи колготки с огромными дырами на пятках, сверху такие же дырявые, но только на пальцах, носки. Потом надел кем-то отданные большие зимние с начесом штаны, вытянутую трикотажную кофту, сиреневую болоньевую куртку и большую, постоянно съезжающую на глаза, зимнюю шапку-ушанку. Взял ношенные- переношенные кроссовки, сунул руку в одну из них,  из под оторванной подошвы показался Пашкин палец. Пашка вопросительно посмотрел на мамку.

- Ничего, на улице сухо. Где я денег возьму. Платили бы за тебя, дармоеда, нормально, купила бы новые. Давай, давай, иди…

В комнату вошел дядя Толя, сел на кровать, схватил за халат стоявшую возле окна мамку и потянул к себе. Мамка вывернулась и сказала:

- Да подожди, ты, сейчас!

Пашка натянул кроссовки и вышел. Морозная свежесть мгновенно заползла под куртку и в летние, да к тому же рваные, кроссовки. Пашка осмотрелся. Во дворе никого не было, только у самого дальнего подъезда толстая, закутанная в шаль дворничиха сметала с дорожки снежную пыль. Пашка дошел до угла дома, постоял. За домом дул холодный ветер, поэтому Пашка вернулся к своему подъезду. Есть захотелось еще сильнее. Последний раз Пашка ел вчера днем, мамка сварила пакетик «быстрой» лапши, налила стакан чая и дала большой кусок хлеба. Сказала, что бы Пашка оставил часть на вечер, но Пашка не удержался и съел все. Потом мамка ушла и вернулась только ночью, когда Пашка спал. Вечером Пашка обшмонал квартиру, но ничего съедобного не нашел, попил из-под крана воды и лег спать…

Из открытой форточки четвертой квартиры шел парок насыщенный дивными запахами жареной рыбы и картошки. Пашка хорошо знал хозяйку этой квартиры – пожилую, одинокую учительницу Екатерину Павловну. Однажды, когда Пашке еще не было пяти лет, пьяная мамка ушла, а Пашку забыла. Пашка испугался, описался, стоял и плакал в заплеванном подъезде. Екатерина Павловна привела его в свою квартиру, умыла, переодела в длинную теплую мужскую рубашку, накормила пельменями, напоила чаем с молоком и уложила на диван спать. Потом Пашка еще несколько раз бывал у учительницы дома. Каждый раз она угощала его чем-нибудь «вкусненьким». Екатерина Павловна приглашала Пашку всякий раз, когда встречала  одного на улице или в подъезде. Но у старушки были больные ноги, и из своей квартиры она выходила все реже. Зайти же без приглашения Пашка не решался.


От вкусных запахов рот Пашки наполнился слюной. Пашка сплюнул и пошел на соседнюю улицу в столовую. Там в столовой на столах часто оставался хлеб, а иногда и тарелки с недоеденным гарниром. Пашка садился за освободившийся стол и торопясь доедал оставшееся на тарелках, хлеб засовывал в карманы. Только Пашка боялся толстой посудомойки, которая  через небольшое окошко в стене принимала подносы с грязной посудой. Если посудомойка замечала Пашку, она выскакивала в зал и кричала:

-Ты, поганец, опять пришел! Много вас таких! Будете жрать отходы, - чем я свиней кормить буду!- Пашка не дожидался, когда тетка приблизится, вскакивал, и убегал на улицу.

Еще издали Пашка заметил, что столовая закрыта. Он подошел к двери, на всякий случай подергал ее, заглянул в окно – пусто. Вдруг сзади кто-то крепко взял его за воротник куртки, Пашка вздрогнул и оглянулся. Перед ним стояла невысокая, очень полная женщина, под расстегнутой меховой шубой была видна милицейская форма. Обращаясь к другой женщине, стоящей на тротуаре, она сказала:

- Подожди Зина. Это наш клиент.- Потом, обращаясь к Пашке, спросила,- Ты чей? Любки-Слонихи, что ли?

Пашка не ответил.

- Ты чего молчишь-то? Как фамилия у тебя? Галенкин?

Пашка засопел, насупился.

- Галенкин, Галенкин… Знаю я тебя. Ты чего здесь крутишься ? Вчера тут кошелек у женщины сп…и.  Твоя работа? – Обращаясь к другой женщине, продолжила: - Ты не представляешь, Зин, как они мне надоели!  «Слонихе» я бы вообще матку забетонировала, трое ее уже в детдоме, она этого родила.- Снова обращаясь к Пашке, сказала:- Все, п-ц, тебе, поедешь в детский дом. Где мамка твоя?

- Д-о-о-ма,- Пашка заревел.

- Пьяная? Что она делает?

- И-и-буца…

- Что? Что?

- И-и-буца…,- Пашка размазывал по лицу грязным кулаком слезы.
Женщины переглянулись и громко захохотали.

- С кем?

- С д-д-ядей Т-т-олей.

- А ты что?

- Я г-гуляю…

Вторая женщина подошла ближе, достала из сумки сдобную булочку и подала Пашке:

- На. Ты, есть, наверное, хочешь?- Пашка осторожно взял булочку. Полная женщина – милиционер отпустила Пашку, взяла вторую за локоть и сказала:

- Ну что ты, Зин! Всех их не накормишь, пойдем. – Снова повернулась к Пашке,- Откуда ты все знаешь?- передразнила,- «Ибуца»! Ишь, ты! Ладно, иди. Кошелек точно не ты сп-л? Смотри у меня!- Женщины о чем-то заговорили между собой и ушли. Пашка в три жевка съел небольшую булочку и побрел домой.

…Дверь в квартиру была приоткрыта, из квартиры доносились пьяные голоса. Пашка вошел. В кухне было сине от табачного дыма. За столом сидела мамка и еще две женщины и мужчина. Еще двое мужчин сидели на корточках возле стены под окном. Все курили и громко разговаривали. Пашке показалось, что никто никого не слушает. Мамка заметила Пашку и закричала:

- Ты где шлялся, паршивец? – Пашка ничего не ответил, прошел в комнату. Мамка продолжала пьяно кричать ему в след.- Тебя люди пришли поздравить, а ты, скотина, шляешься! 
 
В комнате, на кровати, спал дядя Толя. Он лежал на животе и громко храпел. Воздух в комнате был пропитан дяди Толиным «выхлопом». Пашка разделся. Обычно он складывал свою одежду на стоящий в углу стул. Стула не было, не было и второго стула, который обычно стоял возле кровати. Пашка сложил одежду на подоконник, достал из-под кровати посылочный ящик в котором хранились молоток,  сломанный утюг, деревянная рамка без картины, пластмассовая бутылка и другая мелочь. Пашка включил телевизор, вывалил содержимое ящика на пол, перевернул и сел на него. Через несколько минут в комнату вошла пьяная, бомжеватого вида, но симпатичная женщина с длинными, черными, распущенными волосами. Ее сильно качнуло, и она, что бы не упасть, схватилась за спинку кровати. Заметила сидящего на ящике Пашку, заговорила с ним слащаво:

- Паша-н-я-я-я, с праздником тебя! Ты же хороший мальчик? Дай тетя посидит на табуреточке.- Тут женщина заметила спящего на кровати дядю Толю, пошла и села на кровать рядом с ним.- Натолий, я тоже хочу полежать, Натолий. Подвинься! – Дядя Толя что-то промычал, но с места не двинулся. Тогда женщина перелезла через него и втиснулась к стенке, сдвинув дядю Толю на край. Дядя Толя хрюкнул и перевернулся на спину. Женщина тоже улеглась на спину, подняла полные, белые ноги и стянула чулки. Заметив, что за ней наблюдает Пашка, сказала:

- Жарко,- засунула чулки под себя и стала расстегивать рубаху на дяде Толе, повторила,- Жарко…

В это время в комнату вошла другая пьяная, неряшливо одетая женщина. Она увидела лежащих на кровати дядю Толю и женщину с длинными волосами, кинулась к ним и чуть не наступила на Пашку. Сшибла его с ящика и заорала:

- Ты с-ка, б-дь, ты уже подстелилась под чужого мужика. «Слониха», иди скорей сюда, смотри! Ну сейчас я тебе, шалашовка…- Женщина навалилась на дядю Толю и попыталась схватить длинноволосую за волосы. Та села, прижалась к спинке кровати, закрылась подушкой и противно завизжала:

- Ты сама с-ка! Мне с сердцем плохо! Пошла на…, марамойка!

В комнату прибежали все, кто был на кухне. Разъяренная мамка из Пашкиного уголка за кроватью вцепилась в лицо сидящей женщины, та ухватила мамку за волосы. Обе визжали и матерились. Ничего не понимающий дядя Толя пытался подняться, но не мог из-за навалившихся на него женщин. Вторая женщина била первую по рукам, по груди, по животу и по ногам. Один из мужчин подбежал к кровати и с размаху несколько раз ударил дядю Толю по голове. Двое других мужиков оттащили его от кровати. Наконец, дяде Толе удалось столкнуть с себя неряшливую женщину, он вскочил, увидел на полу старый утюг, схватил его, замахнулся и бросился на обидчика. Тот вырвался от держащих его, увернулся от дяди Толи, и когда дядя Толя оказался сбоку от него, резко и сильно ударил его кулаком в правый бок. Дядя Толя выпустил утюг и упал. Утюг попал в оконное стекло. К шуму драки, женскому визгу и мату примешался звон падающих осколков. Все это время Пашка нешевелясь стоял в дальнем углу комнаты возле двери. Глазенки его от ужаса были широко раскрыты, он хотел закричать, заплакать, но не мог. Никто, кроме Пашки, не услышал сильного, требовательного стука в дверь. Незапертая дверь открылась, в комнату вошли два милиционера. Один высокий, молодой, худощавый. Второй – толстый, в годах.

- О, да тут весело,- молодой решительно вошел в комнату. Мужчина, избивший дядю Толю, пьяно раскачиваясь, встал у него на пути и загораживая проход широко развел руки. Милиционер сделал шаг назад, затем неожиданно ткнул резиновой дубинкой мужчину в низ живота, а когда тот согнулся, хлестко ударил его дубинкой по спине. Пашка вздрогнул, сжался, он по-прежнему не мог ни кричать, ни плакать. Мужчина взвыл и с грохнулся на четвереньки. Милиционер перешагнул через него и подошел к кровати, на которой продолжали драться женщины. Он ухватил за волосы неряшливую женщину, потянул и почти приподнял ее над кроватью. От боли женщина дико заорала. Милиционер развернулся и бросил ее  на лежащего на полу дядю Толю. Мамка отпустила длинноволосую и стояла у стены. Глаза ее были дикими, губы дрожали, на руках была кровь. Женщина на кровати продолжала выть, она встала на колени и принялась вытирать подушкой окровавленное лицо. Милиционер сильно ударил палкой по столу и крикнул:

- А ну, тихо!- в комнате стало тише, лишь избитая женщина всхлипывала и что-то бормотала. Милиционер ногой несильно толкнул лежащую на дяде Толе женщину,- Э-э, ну-ка свали.- Женщина поднялась, дядя Толя сел. Милиционер внимательно осмотрел его, кивнул на окровавленное лицо и спросил,- Что с тобой?- Дядя Толя буркнул:

- Ничего. Упал.

- Я так и думал.- Молодой милиционер прошелся по комнате, постоял, потом обратился ко второму милиционеру, который все это время так и стоял в дверях,- ну что будем делать?

- А что делать? Был бы вытрезвитель, сейчас бы всех в «мойку». А так?.. Соседи писать ничего не будут, побоятся… Выкинем всех на улицу, да и …, - милиционер сматерился.

- Да, жаль трезвак закрыли. В общем, так, «Слониха»,- милиционер подошел к мамке,- еще раз позвонят соседи, мы тебя сразу выселим. Протоколов на тебя – ВО!- милиционер резко провел ладонью над своей головой. – Ты тут притон устроила, соседям покоя нет. Выселим, и пойдешь бомжевать. А квартиру за пацаном оставим. 

- Не имеете права. – Голос у мамки был необычно хрипл,- У меня день рождения… У Пашки… Шесть лет… Могу паспорт показать…

Милиционер подошел к Пашке, присел, протянул ему руку:

- Здорово! Что, правда, у тебя день рождения?

Пашка поздоровался с милиционером за руку и сказал:

- Плавда. – Когда Пашка волновался, то не выговаривал многие согласные. - Так…- милиционер выпрямился,- и что тебе подарили?

- Нициво…  Конфетку!

- Так,- повторил милиционер, потом сунул руку во внутренний карман кителя. Вытащил блестящий блокнот с изображением красной машины на обложке. Вырвал из блокнота первый листочек, на котором были какие-то записи и протянул блокнот Пашке,- На, вот тебе подарок от меня. Только вчера купил, жаль вот, адрес один записал. – Милиционер повернулся к находящимся в комнате.- Итак, господа, сорок секунд на сборы. Кто не успел – тот опоздал. Время пошло.

Все, кроме мамки и женщины на кровати, вышли в коридор, стали поспешно одеваться и выходить из квартиры. Милиционер дубинкой подцепил свесившиеся с кровати чулки, бросил их на колени длинноволосой и сказал:

- Давай, давай. Одевайся. Тебя тоже касается. На выход…

В ответ женщина истерично закричала:

- Меня избили, я заявление буду писать… Меня избили… И на тебя, мусор, напишу… Ты ответишь…

- Ой, не серди меня,- милиционер поморщился.

- Я к прокурору пойду!- длинноволосая продолжала орать,- И тебя, сука Слониха, посажу!

- Ладно, так и быть, мы сейчас мимо прокуратуры поедем,- милиционер улыбнулся и подмигнул Пашке,- можем тебя подвести, только собирайся скорее, а то нам некогда.- Женщина поспешно, кое-как, натянула чулки, нашла в коридоре свое пальто, оделась и продолжая угрожать и материться, вышла вместе с милиционерами.

В квартире установилась тишина. Из разбитого окна врывались белесые клубы холода. Пашкина мамка заткнула раму подушкой и подняла несколько осколков. Пашка пошел на кухню. Там, на столе, на полу и на подоконнике, стояли пустые бутылки. На столе лежали куски разломленной булки белого хлеба и три банки рыбных консервов. В двух банках были окурки, в третьей оставалось несколько кусков рыбы залитой красным соусом. Пашка выбрал кусок хлеба побольше, сел за стол, придвинул консервы и стал есть. В кухню вошла мамка. Пересчитала пустые бутылки. Спросила Пашку:

- Ты полную бутылку не видел?- Пашка с набитым ртом отрицательно покачал головой. Мамка выругалась, быстро оделась, сказала,- Сиди дома!- и вышла из квартиры.

Пашка съел всю рыбу, выпил соус, наелся хлеба, попил из-под крана воды и пошел в комнату. Там все было перевернуто. На полу возле разбитого окна была лужа. Матрац на половину съехал за кровать. На стене над кроватью веером была набрызгана  кровь. Ящик, на котором Пашка сидел перед телевизором, был раздавлен. Пашка как мог поправил ящик и сложил в него утюг, рамку, бутылку и все остальное, что в нем хранилось раньше. Потом притащил из туалета помойное ведро и стал осторожно складывать в него осколки. Затем прошел по квартире и собрал с пола все окурки, аккуратно составил пустые бутылки. Выбросил  консервные банки. Грязным полотенцем стер со стола разлитую воду, крошки, табачный  пепел. Стаканы составил в раковину. В комнате Пашка поправил матрац, вытащил из под кровати скомканное одеяло, застелил его. Постельных принадлежностей  у них с мамкой уже давно не было. Удовлетворенно осмотрев комнату, Пашка притащил из кухни стул, сел к столу и стал рассматривать подаренный ему настоящий блокнот. От твердых картонных корочек пахло типографской краской и приятным одеколоном. На каждом белоснежном листочке была нанесена едва заметная оранжевая разлиновка. Пашка не знал букв, ему очень захотелось порисовать в блокнотике. Он умел хорошо рисовать дома, машины, танки, солдатиков. Ручки у него не было. Был синий карандаш, но он сломался, а Пашка не мог его заточить.

В это время скрипнула дверь, послышалась непонятная возня, Пашка вздрогнул и побежал в коридор. В проеме двери стоял полусогнув ноги и раскачиваясь очень пьяный мужчина. Медленно, пьяно заикаясь он спросил:

- М-ма-м-м-ка где?

Пашка испугался пьяного, прижался к стене и молча таращил на него глаза.

- М-ма-м-ка г-где? – снова спросил пьяный. Пашка молчал. Пьяный громко икнул и попытался сесть на пол к стене, но не удержал равновесия и с шумом повалился. Некоторое время он, кряхтя и матерясь,  пытался подняться. Потом перевернулся на спину, раскинул широко руки и уснул. Пашка не знал что делать. Дверь в квартиру была открыта, а правая рука пьяного мешала ее закрыть. Из коридора дул холодный ветер. Пашка  замерз. Он решил попробовать закрыть дверь. Осторожно, готовый в любой момент броситься на утек он перешагнул через мужчину, напрягая все свои силенки придвинул руку пьяного к туловищу, прижал ее и с трудом закрыл дверь. Уже смелее Пашка снова перешагнул через пьяного и прошел в комнату. Короткий зимний день закончился. На улице было совсем темно. Пашка, не включая свет, стал смотреть в окно. Елочка возле Универсама светилась и переливалась разноцветными огоньками. Автостоянка была полностью заполнена машинами. Некоторые автомашин останавливались даже возле Пашкиного дома. Из них выходили люди: мужчины, женщины, дети. Они шли в супермаркет, а через некоторое время возвращались веселые, с коробками, сумками и пакетами. Пашка очень долго смотрел в окно. Постепенно машин становилось меньше и они уже не подъезжали к Пашкиному дому – хватало места на стоянке. А потом машин и людей на площади перед магазином совсем  не осталось и лишь перед самым входом стояли несколько охранников магазина, курили и иногда громко хохотали. Их хохот доносился до Пашки.

Пьяный в коридоре иногда стонал во сне, иногда шевелился, переваливаясь с бока на бок. Пашка уже его не боялся. Он опять захотел есть. Пошел на кухню и съел все куски наломанного хлеба. Попил воды и пошел спать…


… В кухне что-то упало и разбилось. Пашка проснулся. В коридоре горел свет. Пашка крикнул:

- Мам! Мама! - никто не ответил. Он слез с кровати и побежал на кухню.- Мама…

Матери в кухне не было. За столом, положив голову на руки, спал   мужчина. На полу возле него в луже воды лежал разбитый стакан. Пашка все вспомнил.

Была ночь? Или уже утро? Пашка не знал. Он зевнул и опять лег в кровать. День рождения закончился…