Записки военного контрразведчика. часть 4

          Одним из тактических приемов полковника  была работа впустую. Помню, на всех совещаниях звучали похвалы оперработнику Чернову.,  который вел дело оперативной проверки под кличкой “Философ”. По делу проходил офицер М., единственной виной которого было изучение древнеиндийской философии. Он был увлечен Йогой, как начальной стадией философского познания мира. В безобидном учении упоминалась свастика, как символ счастья человека.  Наш М был приписан к тайным поклонникам  фашизма. Много читая, он где-то приобрел “Майн Кампф” Гитлера. Сейчас эти книги на любом прилавке и очереди за ними нет. Но в то время читать надо было “Целину” и “Mалую Землю”. Научный коммунизм был единственно верной теорией. На изучение М отвлекались  значительные силы и средства, проводились оперативные мероприятия, на которые мы тогда не скупились.  Перлюстрация, то есть отбор и чтение частной  корреспонденции была самым заурядным делом. Слуховой контроль применялся по каждому сигналу. Сложнее было организовать визуальный контроль или спецмероприятие “сыворотка  правды”. Но и в этом не было особых проблем. Нужны были шпионы. Начальник 3 Главного управления в то время, боевой адмирал Романенко поднимал на совещаниях молодого оперработника и спрашивал его, почему нет арестов. Молодой  что- то бормотал и мог сесть с пониженным в звании на одну ступень. Другой четко докладывал о том, что близок к завершению разработки на человека, подозреваемого в шпионаже. Полковнику  ничего не оставалось, как подтвердить эти материалы. И следующий опер вдруг вырастал в звании на одну ступень. В сумме слагаемых ничего не менялось, но эффект был потрясающий.
          Невельский  занимался “Философом”, а вот сигналов на евреев больше не поступало. Дело оперативной проверки на Адмирала  К ясно подсказывало, не рискуй, а то потеряешь голову, Хватит с тебя матросов- изменников да нелегально хранящегося оружия., которого в  то время не было разве только у нас.
           В один период времени у меня на связи был доверенный, а правильнее назвать, доверенное лицо, Готфрид Ш. Мне, в то время молодому оперработнику, было интересно наблюдать, как человек в годах  виртуозно работает  в оперативной среде. Появление Ш. означало, что он снова разыскал  незаконно хранящееся оружие. Иногда реализация сигнала даже не требовалась. Ш. приносил на встречу  очередной “Вальтер” или “Парабеллум”. За оружие  полагалось вознаграждение, обычно давали двадцать рублей. В семидесятых годах  это были неплохие деньги. Однажды ночью в особом отделе Ливмб дежурил мой товарищ Володя . Он рассказал, что примерно в два часа ночи в дверь позвонили. Матрос пропустил посетителя к дежурному. Тот молча вынул из кармана никелированный ТТ и направил его на Володю . Дежурный не был готов к такому повороту событий и полез под стол. Тогда Ш. с  заметным латышским акценте произнес, что это для Имярек, оставил пистолет и удалился. Утром полковник  принимал доклад дежурного. Тот доложил о пистолете. Невельский  выхватил его из рук дежурного, и мы про пистолет больше не слышали. Видимо, ушел на подарок.  Уехав из Лиепаи, я больше ничего не знал о  судьбе доверенного Ш. Кстати, за изъятое оружие оперработнику полагалось поощрение. Полковник  почему- то забывал о нем, когда я приносил очередной пистолет.
                * * *
        А я с  удовольствием вспоминаю один из эпизодов службы, относящийся к полковнику.   В мае 1975 года нас, всех без исключения оперработников Особых отделов БФ, собрали на совещание в Калининграде. Проводил совещание  Заместитель Председателя КГБ СССР генерал- полковник Цинев Г.К., кстати, родственник Л.И. Брежнева.  Он говорил правильные слова об усилении контрразведывательной деятельности, роли оперсостава, решавшего важные государственные задачи. Его слова звучали озабоченностью и скрытой тревогой. Он знал намного больше нас. Нам, молодым, в те годы  даже в кошмарном сне  не мог представиться   тот ужас, который ждал страну через 20 лет. Смешно! Двадцать лет спустя! Затем звучали выступления заранее подготовленных руководителей и оперработников, будущих выдвиженцев.  Дошла очередь и до полковника  И его вдруг понесло! Он заявил, что новосибирские курсы переподготовки оперсостава, через которые прошли все оперработники, оказывается не нужны, и более того, вредны!  Этого Цинев Г.К., по-видимому, один из инициаторов создания этих курсов,  просто снести не мог. Он ссадил Ш. с трибуны и отчитал его. Вечером Ш.  пил вместе с оперсоставом.( Кстати, о выпивке в чекистской среде стоит поговорить отдельно. ). Видимо, это было последней каплей в моих отношениях с Ш. Я был свидетелем его позора и заката карьеры. Тот еще мечтал быть  чекистским генералом и считал, что достоин этого звания. А я, лейтенант, понимал, что с его еврейской заурядной  “украинско- местечковой” внешностью и измененным  с Тельяша на Анатолий именем  это было просто  невозможно. После совещания началась наша открытая неравная борьба.      
         Будучи молодым  максималистом, я не мог изощренно хитрить и лгать самому себе. Сейчас я часто ловлю себя на мысли, что на конфликт с полковником  я шел осознанно. В зрелые годы мне стал понятен  ее смысл. Я, яркий представитель славянства, и  типичный еврей с комплексом Наполеона. Я словно доказывал самому себе, что я могу добиться справедливости в этой неравной борьбе.  Невельский  –носитель того зла, которое  тайно, ползуче разрушило СССР.  Я - патриот России. Однако, эта   борьба, оставляла неизгладимые шрамы в моей биографии.
                Невельский подготовил партийное собрание в особом отделе Лиепайской базы. Я молодой и неопытный смело шел на него, надеясь доказать свою правоту в отношении семьи, а вернее своего права самому строить семейные отношения с той женщиной, которая могла бы дать мне покой и принести мне счастье. Но Невельский был настроен на другое. Он отослал в командировку моих  друзей, Пашу Зале и Володю Истина, которые имели авторитет среди сотрудников. Я, видя что их нет, не ушел с собрания, чем мог бы повлиять на его ход. Дал пояснения о причинах развода. Но не ждал подвоха. Мичман Пузырченков , которого специально привезли из дома несмотря на приступ радикулита, предложил исключить меня из партии. Невельский поддержал. Ко тоже.  За были выходцы с Украины. Боря Тимохин и Володя Винокуров были против. Я вышел  с собрания беспартийным. Ночь я провел в гостинице в другом номере. Утром узнал, что снимаемый мною номер вскрывался по приказу Невельского. Боялись, что я покончу с собой. Нет, никогда местечковый еврей не дорастет о славянского  понимания чести и достоинства! Партия – не та дама, за которую лезут в петлю! В ней больше продажного, чем достойного. Я страдал за нее, а она в 1992 году так подло предала меня, самораспустившись.      Помню  последнее позорное партийное собрание  в 1991 году.  Департизация!  Проводите собрание во дворе! Получите свои партийные карточки.               
                Недавно в собственном архиве  нашел свою партийную учетную карточку, в которой педантично отмечались все жизненные события коммуниста. Партийная комиссия  политуправления БФ отменила исключение и постановила, объявить мне строгий выговор  с занесением в учетную карточку за развал семьи и серьезные служебные упущения.( формулировка Невельского ) Чувствуя всю абсурдность формулировки, лишающей карьерного роста, один из членов парткомиссии спросил присутствовавшего в ней начальника Особого отдела Балтийского флота  контр-  адмирала Нерушенко ,    в  чем же заключаются эти серьезные упущения. Тот  не смог сказать ни одного слова. Но авторитет чекиста оказался сильнее здравого смысла. Выговор оставался в моей судьбе вплоть до роспуска КПСС  и играл роль “мертвого якоря”. Только сейчас я понял, что  Невельские  и не могли  поступить иначе.  Ведь я был угрозой самому их существованию. Я уже тогда знал об их замыслах, которые не мог до конца осмыслить и понять. Настолько  кощунственными с точки зрения, нас, заучивших наизусть историю КПСС, они были. Если бы кто-то тогда сказал, что и сам Ленин был на четверть евреем,  что весь смысл его партийной борьбы с эсерами ( евреями), эсдеками ( евреями), правыми уклонистами ( евреями)  и пр. был просто борьбой за власть и богатства России, я бы расстрелял лично при получении такого приказа. Я помню один из разговоров  с  полковником. Тогда я сказал, что считаю людей, 60 лет проживших при советской власти и выступающих против нее, психически  больными людьми. Невельский  со мной согласился. А сам, наверное, первым выбросил партийный билет. Ведь он сыграл роль в его карьере. А на размер пенсии он не влияет. Кстати, Россия  платит пенсии всем, даже знаменитый  предатель генерал Калугин получал ее   после заочного осуждения.
          Но Указ президента РФ Ельцина о роспуске  КПСС я воспринял с личной обидой. Ради партии, ради членства в ней, ради мифического долга коммунистов, я отказался от другой карьеры, которую мог бы сделать, уйдя из КГБ.  Я оставался политическим бойцом партии. Я защищал ее идеологию. Я боролся с ее врагами. А она мне так брутально отомстила. Она бросила меня как отработанный материал. Строчка в партийной биографии наложила отпечаток на всю мою жизнь.
               
                *  *  *
.
         В 1976 году  Невельский, очевидно еще раз мечтая о моем провале,   отозвал меня из отпуска  и командировал  на уборку урожая. Я должен был вылететь в Краснодарский край, найти там оперативную группу  Военно-морского флота, принять на связь нескольких «штыков» ( негласных сотрудников_) и обеспечить государственную безопасность  новых  объектов оперативного обслуживания.  Краснодар встретил меня жарой. Батальоны, участвовавшие  в вывозе собранного хлеба, располагались  в различных городах   и  станицах  края. Штаб оперативной группы был в Ейске. Два месяца  пребывания в Ейске запомнились на всю жизнь. Купание в Азовском море,  изобилие рыбы и  фруктов. Нечастые встречи с помощниками, которых надо было найти где-нибудь с Староминской станице, провести с ними  конспиративную встречу, отобрать материал. Помню, одну встречу с агентом в кукурузном поле. Та на нас напали божьи коровки, которых оказывается специально разводят для борьбы с тлей.  Стая этих божьих насекомых перепутала  тлю с работниками невидимого фронта и зверски покусала нас. Заканчивать  встречу пришлось в соленом лимане по горло в воде. 
          Следующим этапом уборки был Казахстан. Штаб опергруппы был в Петропавловске Северо- Казахском. Мы жили в лучшем  отеле города.  Вечерами ресторан Ишим был для нас единственным  местом время- препровождения. Цены  позволяли. А местные жители, жившие в крайнем невежестве, были поражены  обилием флотских мундиров  и оказывали нам всяческие  услуги. 
         Уже в октябре нас снова перебросили, и я впервые оказался в Чернигове. На автомобиле я объехал новые города и села. Помню, одно название Малая Девица. Кроме того, что она была малой, она была и  милой. Исторические места города помню до сих пор. Некоторое время мы располагались в Житомире. Город произвел на меня хорошее впечатление. Помню, у нас не было возможностей для встреч с агентурой. На приеме у начальника местного УКГБ, мы с коллегой пожаловались на это, и по его указанию мне с майором С-ко были выделены апартаменты в гостинице Житомир. Двухкомнатный люкс. Работы было немного. Производить новые вербовки указания не было. Начали готовить отчет о полугодовой командировке,  который, мне кажется, никто и не читал. Кстати, в Житомире впервые попробовал водку “На бруньках” то есть на  березовых почках. Потом долго пришлось ее употреблять проживая на Украине, куда судьба забросила таки меня на пенсию.   

                * * *    
          Судьба оперработника неоднократно сводила меня с людьми, которые после службы в армии становились известными лицами. Так, один из москвичей, завербованный мной в период службы на Северном флоте,  часто выступает в роли ведущего одной из телепрограмм. Другой, получив от меня навыки негласной деятельности, занимает сегодня видный пост в правоохранительных органах. Можно бы вспомнить и о лицах прибалтийской национальности. Но сегодня они у руля государственной власти, и о своем сотрудничестве с военной контрразведкой стараются не вспоминать. Не будем  и мы.
            Один из руководителей, с  которым я работал, перед  развалом  СССР, полковник Османов,  вдруг перевелся в Киев. Лично я сопровождал его в аэропорт. Он милостливо разрешил мне позвонить ему ОДИН РАЗ, если мне будет туго. Когда  впоследствии я  узнал, какой пост он занимает  в  системе СБУ ( службы безопасности Украины) то звонить ему не стал бы даже в случае крайней необходимости. Он неплохой парень, но  его система работала против России, а он служил ей, используя  опыт, который он получил во время службы в рядах КГБ СССР. 
           Другой  мой бывший  руководитель,  полковник Исаков  в 1992 году отправил меня на пенсию из ОО КГБ  по авиации СФ. Мы были с ним в дружеских отношениях. Оказалось, что  мы учились с ним в КТИ в Калининграде, только на разных факультетах.  А родом  Исаков был из Яготина, городка, недалеко от моего места жительства на пенсии. Хоть он и носил русскую фамилию, он был хохлом  до глубины души. При  его руководстве особым отделом авиации моя работа практически прекратилась. Я то летал  проведать полученную мной до увольнения кооперативную квартиру. То с ним вместе мы ездили  за ягодами в погранзону. То употребляли привезенное мной спиртное. Я, конечно, тогда не догадывался, что стал жертвою очередной чистки органов КГБ, которые снова сменили свой статус. Грамотные чекисты, прошедшие школу Андропова, новой власти не нужны.  Кстати, сам Исаков тоже пострадал от этой чистки. Он был переведен в Севастополь на второстепенную должность, оттуда вскоре ушел на пенсию.

После окончания моей службы, после моего увольнения из органов в 1992 году, прошло уже 30 лет. Хотелось бы поставить все точки над I. Настоящая фамилия полковника ШЕПЕЛЬСКИЙ ТЕЛЬЯШ АБРАМОВИЧ. В прошлом, почетный гражданин гор.Рига. С какой стати.