Радищев и цензура

Нет, я не собираюсь говорить о запрете самой книги Радищева, я имею в виду его «Путешествие из Петербурга в Москву». Более всего интересны, на мой взгляд, мысли самого автора о цензуре, которые он излагает в одной из глав своей повести. Любопытные высказывания. Но ещё более любопытно то, как эти высказывания пропустила советская цензура, которая являлась самой свирепой в мире. По сути дела советские люди не знали ничего ни о своей стране, ни, тем более, о зарубежье.
Ну, ладно, вернёмся к самой книге Александра. Кстати, хочу заметить, что во времена Радищева, или, Екатерины второй, каждый мог иметь свободно, если у него, конечно, были на это деньги, свою типографию. Никакого разрешения на это не требовалось. Сейчас функцию личной типографии у нас выполняет интернет, чем я и пользуюсь, не опасаясь, что меня сошлют за это в Сибирь.
Радищев считал цензуру нянькою рассудка, а раз над мыслью есть опекун, то и разум получается незрелый. Как картошка в сильнейшую засуху. Радищев считал, что чем строже цензура, тем пагубнее её последствия. Вообще Александр Николаевич считал, что если книга проходит через цензуру, то это не столько творение автора, сколько поделка инквизиции. А ведь советские книги все без исключения проходили жесточайшую цензуру. Но вымарывать автора, чей труд свободно, пусть и с более чем столетней задержкой, издавался в царской России, у нас в СССР, вероятно, посчитали верхом глупости. Иногда и наши цензоры встречались, как видим из данного примера, с мозгами. Хотя Радищев своими высказываниями бьёт, что называется, не в бровь, а в глаз именно по нашей советской системе, хотя. К его счастью, никогда не жил при сём гуманном режиме.
Приведу для примера некоторые высказывания Александра Николаевича.
Чем государство основательнее в своих правилах, чем стройнее, светлее и твёрже оно само в себе, тем менее может оно позыбнуться и стрястися от дуновения каждого мнения…
А ведь именно личное мнение в СССР и не котировалось. Люди просто не имели возможности иметь личное, вернее, отличное от официального, мнение. Если говорит лысый, что через двадцать лет СССР достигнет светлого коммунизма, стало быть, так оно и есть. И, попробуй, возрази. А вот Радищев никакое высказывание не считал вредным. Любезный Александр Николаевич прямо так и задавал вопрос: «Для чего не дозволять всякому заблуждению быть явному?».
И сам же и отвечал на это. Чем явнее будет заблуждение, тем скорее сокрушится. И приводил вполне здравую логику в подтверждение. Что запрещено, того и хочется. Вообще же Радищев считал, что при строгой цензуре лишь поверхность гладка, внутри же происходят бури.
Советские чиновники, конечно, этой аксиомы явно не понимали, хотя и не вымарали её из сочинения знаменитого автора.
Действия цензуры Радищев оценивал как казнь над рассудком. Остроумное сравнение. Но для просвещённого СССР явно не полное, ибо у нас вслед за рассудком чаще всего казнили и саму личность. Чего же останавливаться на полпути?
Кстати, Радищев считал, что одной из функций цензуры является удержание народа в невежестве. А ведь тот железный занавес, который существовал в нашем СССР, именно и служил этим целям. Никакая позитивная информация о «загнивающем западе» абсолютно не могла проникнуть к народу.
А вот в книге Радищева как раз и восхваляется и западная и, в частности, американская свобода мысли. Александр Николаевич приводит и выдержки из различных иностранных законов. Не буду их повторять, кроме разве что одного высказывания.
Свобода печатания есть наивеличайшая защита свободы государственной.
Но в СССР были другие понятия о свободе. Поэтому цензура здесь была просто существенной и неотъемлемой частью пропаганды, которая призывала не только замалчивать, но и всячески искажать информацию, забывая даже об элементарной порядочности, вернее, попросту отбрасывая всякую порядочность.