Жертвоприношение

Иван Кирилин захлопнул молитвослов и по привычке поцеловал изображение креста на обложке. Утреннее правило было вычитано. Он присел на стул. Верующий делал это каждый раз после молитвы, следуя одному из многочисленных советов какого-то священника, где-то услышанному или прочитанному, - после обращения к богу нужно немного подождать, послушать, что он ответит, а не сразу погружаться в дела.


Как правило, бог ничего конкретного не отвечал, и Кирилин просто наслаждался состоянием внутреннего покоя. То же самое было и сегодня. Но вдруг — мужчина явственно услышал какой-то голос. Голос, шедший из самого его сердца. Он говорил ему: «Принеси единственного твоего, которого ты любишь, Петю, во всесожжение». Услышав голос, Иван, как ни странно, не испытал ничего, кроме удивления и радости. Настолько неожиданно для него было то, что с ним заговорил бог. В том, что это был бог, а не кто-то другой, у него почему-то абсолютно не было сомнений. Кирилин был верующим церковным человеком уже не первый год, но он всегда думал, что таких вот вещей с ним никогда не случится. И вдруг — случилось. Все его сердце, вся душа и тело испытывали несказанную радость от прикосновения к небу.


А потом, прошла, наверное, минута или даже две, и до Ивана, наконец-то, начал доходить смысл сказанных богом слов. «Так, единственного твоего... которого ты любишь... Петю... - ну то есть моего сына, понятно... Принеси во всесожжение... Во всесожжение... Во всесожжение... Что это значит?» Слова «принеси во всесожжение» были знакомыми. Да, совсем недавно был Великий Пост, он читал Ветхий Завет, и встречал их. Принеси во всесожжение — значит, принеси в жертву, убей. Убей. Кирилин похолодел. Руки его задрожали, и из них выпал на кухонный пол молитвослов. Бог что, хочет, чтобы я убил своего сына?!


Вдруг дверь кухни отворилась и вошел Петя — красивый худой семилетний мальчик. Он поднял молитвослов и отдал отцу. Посмотрел на него своими большими карими глазами: 
- Пап, у тебя упало.
Отец взял молитвослов и положил его на стол. Да, вот этого мальчика, в котором он души не чаял, и которым и жил все последнее время, бог приказывает «принести во всесожжение». На глаза верующего навернулись слезы. А потом — не удержались, покатились дальше, по щекам, одна за одной, одна за одной... Петя испугался, не понимая, что происходит. И убежал.


Через минуту на кухне появилась жена Кирилина — тот все не мог успокоиться, плакал, лицо его покраснело — молодая красивая женщина лет тридцати (она была младше мужа на два года). За ней, с любопытством выглядывая, прятался Петя. Жена тоже не могла ничего понять:
- Слушай, ты чего? Что случилось?   
      

      
Ничего он им не сказал. Только — схватил зачем-то свой портфель и выбежал на улицу. Суетясь и нервничая, даже чертыхаясь, добежал до своего подержанного «форда» и сел в него. Бросил портфель на заднее сиденье. Завел машину. «Так, что я должен сейчас делать? Что делать?» Да, что он должен был делать, он не знал. Никаких догматов и канонов по поводу таких ситуаций не было. Кроме одного, - делать то, что сказал бог. «Да, подумал Кирилин, делать то, что сказал бог...» Он весь напрягся и покраснел — но как он будет это делать? Неужели бог действительно хочет этого от него?! Черт, черт, черт, мать твою! Прости меня, Господи... Иван тупо смотрел через лобовое стекло на летнюю улицу, где ходили люди, играли дети...   


И вдруг — его осенило. Надо ехать не на работу — хрен с ней — а к отцу Назарию. Это был его духовник-монах. Машина сорвалась с места.


Через час Кирилин вошел в Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры. Вернее — чуть ни влетел в него, забыв даже на входе перекреститься. На его счастье, духовник был на месте, - служил панихиду. Кирилин еле дождался ее окончания. Подошел к священнику — это был низкого роста полный мужчина лет сорока, с широким лицом и большой ровной бородой. Отец Назарий, быстро сообразив, что разговор серьезный, предложил присесть на скамейку у стены. Они сели. Мимо, посматривая на них, ходили прихожане, туристы, «свечные бабули».


- Батюшка, со мной случилось что-то непонятное, странное. Я даже на работу не поехал.
Монах перекрестился и прошептал краткую молитву.
- Ну? Что? Да ты успокойся, Иван.
- Бог сказал мне, что я должен... Вобщем... - он снова начал плакать, - вот что буквально я услышал: «Принеси единственного твоего, которого ты любишь, Петю, во всесожжение».            
- Что?!
Кирилин повторил. Отец Назарий посмотрел на него с упреком:
- Слушай, я даже... даже не знаю, что сказать. Неужели ты и сам не понимаешь, что Бог не мог дать тебе такого повеления?
- Понимаю... Разумом понимаю... Но я — отчетливо слышал.
Монах замотал головой и улыбнулся:
- Отчетливо, неотчетливо... Какая разница? Это не от Бога.
- Но, батюшка, это было так чисто сказано, так несомненно...
- Бесы.
- Нет, я понимаю, что это возможно, но мне показалось...
- Бесы, - еще раз повторил, как отрезал, священник.
Они немного помолчали. Назарий снова заговорил, выдвигая дополнительные аргументы, потому что Иван явно колебался:
- Ну хорошо, давай с тобой вспомним Авраама и Исаака. Бог сказал такие же слова Аврааму, но, когда тот уже собирался убить своего сына Исаака, Бог остановил его, вместо сына в жертву был принесен овен.
- Овен?
- Да. Это означает, Ваня, что Бог просто проверял верность Авраама. И он прошел эту проверку.   


Кирилин слушал, пораженный. И действительно, с ним ведь произошло то же самое, что когда-то, если верить Библии, с Авраамом. Как же он сразу этого не вспомнил? Почему-то, как на зло, вылетело из головы. Однако верующий все равно не сдавался, настолько сильным было то, что он пережил утром:
- Но, может быть, и меня тоже Бог испытывает?
Батюшка засмеялся:
- А может, тебе просто нужно на следующей исповеди покаяться в грехе гордыни, а? Не слишком ли много для тебя чести, дорогой? Думаешь, ты с Богом в таких же отношениях, как и святой Авраам? 
- Но ведь и слова — точно такие же?
- Да, точно такие же, и что? Сатана тоже искушал Господа Нашего Иисуса Христа, цитируя Писание. Нет, вряд ли Бог тебя испытывает. Да и довольно странно было бы, если бы ровно такое же испытание повторилось. Ведь ты знаешь об этом испытании из Библии, знаешь, что все то же самое произошло и с Авраамом. Тогда это уже какой-то спектакль получается. А Господь наш спектаклей не дает, уж поверь мне.


Иван глубоко выдохнул. Гора свалилась с плеч. Сердце, до этого готовое разорваться от отчаяния, освободилось от него и наполнилось радостью и свободой. «Вот, блин, подумал Кирилин. Никогда еще со мной такого не было. Уж сколько я читал про бесовские наваждения, сколько слышал, а все равно — сам оказался не готов...» Он опять чуть было ни заплакал.


Вдруг — лицо духовника, до этого улыбавшееся, исказилось, а его правая рука схватилась за грудь.
- Батюшка? Батюшка, что с Вами?
- Сердце... - еле-еле прохрипел монах. Кирилин испугался, вскочил, не зная, что делать. Потом кинулся к пожилым свечницам, те прибежали, заохали, закрестились, собравшись вокруг отца Назария. Священник уже лежал на скамейке и громко стонал от боли. Наконец, Иван догадался вызвать «скорую». Она приехала через полчаса. Духовника в общей суматохе увезли. Его духовный сын все это время был рядом, он видел, что отец Назарий хотел что-то сказать ему, но — не мог, из его груди доносилось только тихое хрипение.      
 


Иван стоял на паперти собора, возвышавшейся ступеньками над землей, там, внизу, было несколько могил с крестами и красными звездами, по дорожке между ними и собором ходили люди. Сердечный приступ его наставника произошел так быстро, так неожиданно, что Кирилин даже не успел сообразить, что к чему. А теперь — соображал. И чем дальше, тем больше... «Итак: отец Назарий сказал, что те слова, которые я услышал, от бесов, а не от Бога. И еще — что Бог не дает спектаклей. После чего у него случился сердечный приступ...» Теперь верующему все становилось ясно, колебаний больше не было, но эта ясность была убийственной. Откровение, которое он получил, - от бога, а не от бесов. Не это ли и хотел сказать духовник, лежа на носилках?


Как только Иван это понял, отчаяние снова вернулось в его душу. Но теперь уже — намного сильнее, окончательно, бесповоротно. Он весь как-то потемнел лицом. Люди, проходившие мимо него в храм, странно смотрели на него. Некоторые из них были с ним знакомы, но не здоровались, понимая, что он их не замечает.

          
Машинально, как робот, Кирилин спустился с паперти и пошел неизвестно куда. Через минуту он оказался на Никольском кладбище, что находилось за собором. Иван медленно шел мимо надгробий, смотрел на них, не видя, а в голове его стояла одна-единственная фраза: «Принеси единственного твоего, которого ты любишь, Петю, во всесожжение». Больше в ней ничего не осталось. Все остальное было вытеснено.


Походив по кладбищу, он вышел на небольшой пруд и остановился на его берегу. Вокруг никого не было. Солнце палило. Смотря на воду, Кирилин понимал только одно — он будет стоять на этом месте час или больше, а потом — пойдет домой... Да, он пойдет домой. И что он сделает? Что он сделает дома? Он этого не помнил. Но что-то — должен будет сделать.


Вдруг Иван на секунду пришел в себя, сбросив божественное наваждение, накрывшее его. И взмолился: «Господи! Господи, неужели ты хочешь, чтобы я это сделал? Ответь мне!» Сейчас он молился так, как никогда раньше этого не делал по книгам, — от всего сердца, он не обращался, а буквально взлетал к богу.


И бог ему ответил. Кирилин снова услышал его голос. Такой же властный, всепроникающий, как и утром. Но вот то, что сказал бог, было довольно неожиданным:
- Извини, Ваня. Я ошибся.
- Что?!
- Ну ошибся я. Я говорил эти же слова про всесожжение много лет назад Аврааму. Тогда это еще прошло. А ты живешь в другом времени. Я как-то забыл об этом.
- Забыл?!
- Всякое бывает. Прости меня. Живи себе спокойно и дальше, ты и вся твоя семья. В принципе, мне нет до вас никакого дела.
- Как это так?
- А вот так. Мне вообще ни до кого нет дела. Я — вечный, а вы — букашки на моей спине. Ползете-ползете куда-то, падаете. Что здесь интересного?


Бог замолчал. Иван, тем временем, «переваривал» услышанное. Он сам не заметил, как переполнился раздражением и злобой — за все, что он в этот день пережил, за те слова, которые бог только что сказал про людей. И вдруг Кирилин зашипел, зацедил сквозь зубы:
- Пошел ты... Мать твою...
Тут же раздался ответ:
- Ругайся, ругайся. Я все равно не буду тебя наказывать. На моей высоте слова молитв и слова проклятий неразличимы.


Больше бог ничего не сказал. А Иван еще долго честил его по матушке — и уже не сквозь зубы, а во весь голос, громко — да плевал на него в воздух. Потом, устав от всего, пошел к своей машине. Все-таки, нужно было ехать на работу. Выходя из лавры, он не перекрестился.














10 июня 2011 года,
Колтуши